Читать книгу Одинокие - Константин Борисович Кубанцев - Страница 19

Грубых повреждений, переломов, разрывов или исчезновения органов – обнаружено не было. Вследствие чего наступила смерть – оставалось неясным. Но, учитывая состояние тела, в этом, собственно, не было ничего удивительного, и неопределенность подразумевала под собою естественную причину.

Но Виктор Петрович Засюткин – опытный врач-патологоанатом, проработавший на должности штатного судмедэксперта областной прокуратуры лет тридцать, повел себя неожиданно: пренебрегая давлением со стороны «компетентных органов – их тоже можно было понять: неохота «вешать» себе на шею очередной «глухарь» – он, оформляя посмертный эпикриз, выставил непосредственной причиной смерти «странный» диагноз: асфиксия-утопление.

* * *

– Но ты же, Петрович, не уверен! А вдруг несчастный случай! Оступилась, поскользнулась, грохнулась головою о край и померла. Амба! Сама! – с нажимом сказал опер Миша Мухин.

Морг. Как и всякий нормальный человек, Миша морги не любил. Сегодня он присутствовал здесь по служебной надобности. В его задачу на текущий момент входило – упросить, убедить, уломать Петровича, добиться того, чтобы переписал он свое злополучное заключение.

– Уверен! – отчужденно посматривая в сторону опера, ответил Виктор Петрович и, выдвинув вперед подбородок, что был – как половинка кирпича, упрямо моргнул умными, но больными глазами, отяжеленными характерными мешками, что напоминали еще одно третье веко.

– Абсолютно уверен,– повторил он, разливая по граненым стаканам спирт.

– Ну, Петрович, ты же знаешь – глухарь! Зачем он нам? Рассуди. Какая кому польза? Ну, Петрович, ради меня, а?

– Душа не позволяет! Не лежит. Не стоит. Не могу!

– А если поставлю литр? Коньяку? Прямо сейчас? Душа позволит? Раньше ведь позволяла, а? – не оставлял своих попыток Мухин.

– Не в этот раз! Жалко девчонку! У меня у самого дочь! Разбавляешь? – переключился Виктор Петрович на дело безотлагательное.

– Не-а. Лучше запью, – ответил Мухин.

– Правильно! И я, – одобрил выбор своего молодого друга пожилой врач.

Они одновременно подняли стаканы и выпили без тоста.

– А если, как в суде присяжных? Ведь есть шанс, что друг её… ну, тот, что исчез, не виновен. Есть, есть такой шанс, не возражай, Петрович. Я лично думаю, был кто-то еще. Ага, третий! А парня – тоже убили. Но тело его увезли, чтобы подозрение пало как раз на него. А может быть, и живого. Вывезли в «лес» и – пли! Файер! Огонь! Найдут, не найдут – неизвестно. Её, ты говоришь, задушили? Хорошо, утопили. А если вовсе нет криминала? Поскользнулась она, упала, потеряла сознание и захлебнулась, а? Или, например, фен! Какой фен? Чтобы волосы сушить. Слышал о таком приборе? Фен валялся на полу. Вдруг её убило током? Ты спросишь, куда парень делся? Пошел и утопился, например. От несчастной любви! Как Ромео! Или попал под машину, например. А мы ему убийство шьем! Нет, не мы, а ты – ты его в убийцы записываешь! Ведь на сегодня он наш единственный подозреваемый. Подпишешься на «утопление» – значит, он убийца! Единственное сомнение в его причастности к её смерти – это причина смерти. Естественная – нет криминала, неестественная – он виновен.

– Да ты не фантазируй, выдумщик. Придумал тоже, под машину попал, утоп. Не смеши! Попал под машину человек – значит, или в больницу, или ко мне. И там, и тут документы, протоколы, акты. Все по форме! Человек не иголка. А его три недели нет как нет. Значит – прячется! Значит – виноват! Ищите. Докажете, что он не виновен – хорошо. Я буду рад. А написать, что смерть естественная, так вы натурально искать не станете. А девчонку – жалко, – добавил он после паузы и посмотрел на стоящий перед ними сосуд – большую пузатую колбу, содержащую в себе еще, по крайней мере, граммов сто пятьдесят.

Опер этот взгляд перехватил.

– Ладно, добьем, но больше не уговаривай. Надоел, – пробурчал Засюткин сердито.

Они снова выпили.

– Ищите! – сказал потом Петрович, и получилось – как приказ отдал – властно.

– Ладно, – вздохнул Мухин, – ты, Петрович, не серчай. До свидания.

– Пока, Миша, иди.

Веронику похоронили в закрытом гробу.