Читать книгу Тузы Майкла Паркеса - Константин Евгеньевич Аршин - Страница 17

– Не плачь, птенчик, как плачу я.

«Все влюблённые клянутся исполнить больше,

чем могут, и не исполняют даже возможного.»

(с) У. Шекспир.

СССР. Цхинвал.

Февраль. 1987г. 15:15.

Гела роняла на снег слезу за слезой. Её молодой человек, её возлюбленный, её будущий муж сегодня уходил на два года в армию.

– Ты как?

– Отвратительно, – Або дрожал с головы до пят. Тёмные волосы на его руках стояли дыбом.

Гела знала Або, как облупленного. Любила и принимала его со всеми его недостатками, слабостями и фобиями. А их было больше, чем у неё… у хрупкой маленькой девочки…

– Не бойся, – утешала она.

– Я не боюсь. Скажешь тоже. А… Армия… Армия – это ведь не т… т… тюрьма, правда?

– Не говори ерунды.

Гела страстно поцеловала Або в его тонкие синие губы:

– Так лучше?

– Нет, – он отвернулся. – Н… Н… Никак не лучше. Блин, блин, блин!

– Не капризничай, птенчик, – она повисла на нём, как гимнастка на брусьях. – Что дома? Как мама?

– П… П… По-разному.

Або был не в духе. Расшевелить и ободрить его в такие минуты было практически невозможно, но у Гелы всегда получалось.

А дома действительно было по-разному…

Месяц назад.

– Танцуй! – Арчил, подобно торнадо, ворвался в сонную детскую комнату. – Ты идёшь в армию!

– Что?! – Або уронил детективную книгу на грудь. – Ч… Ч… Что ты сказал?!

– Что надо! Ты идёшь в армию, важишвили (сын)! – эмоционально повторил отец.

Он светился от счастья. В его правой руке было что-то зажато.

– Там из тебя сделают человека, сделают! Мужика! Там тебя воспитают! У них получится то, что не вышло у меня.

– Т… Т… Ты серьёзно?! – ладони Або вспотели.

– Конечно серьёзно. Такими вещами не шутят. Смотри.

Арчил протянул Або серый клочок бумаги – повестку в местный военкомат:

– Я договорился с Беридзе.

– Ч… Ч… Чего?! Ты?! Д… Д… Договорился?! – Або потерял дар речи. – Мама!

Тамина уже спешила на помощь сыну. Её широкие шаги были отчётливо слышны в тихом коридоре их огромной квартиры.

– Зачем, Арчи?! Зачем ему в армию?! – накинулась она на отца. – Он не ты. Ему это не обязательно…

– Тха! – гаркнул разгневанный глава семейства. – Хватит кудахтать! Он идёт в армию и точка.

– Н… Н… Никуда я не пойду! – захныкал Або. Он зарылся в пододеяльник и заскулил. – Мне и здесь х… х… хорошо!

Арчил со всей силы дёрнул за край постельного белья:

– Здесь хорошо?! Здесь?! На кровати?! Детина! Ты – здоровый лоб! Тебе восемнадцать лет! Да на тебе страна пахать может, щенок! – он не выбирал выражения. – Кого мы воспитали?! – он грозно посмотрел на Тамину. – Он боится собственной тени! Он не может дать сдачи, не может ответить на оскорбление! Он тюфяк, неженка, тряпка! Решено! – он больно схватил сына за лодыжку. – Ты идёшь в армию! Ты меня понял?

– Н… Н… Не понял!

Або уткнулся лицом в подушку. Нога его заболела.

– Арчи, Арчи, – Тамина тщетно пыталась утихомирить разбушевавшегося супруга, – но он… он ещё маленький…

– Маленький?! – позеленел горячий Арчил.

Злоба в нём подменяла наставления. Он хотел выпестовать в сыне мужское начало, но не знал, как:

– Да он выше меня ростом! И выше тебя! Оболтус! Не работает, сидит на моей шее! Бездельник!

– Я не об этом… – Тамина закрыла уши руками.

Ей хотелось заплакать вместе со своим обездоленным сыном.

– Тха, я сказал! Маленький значит?! – Арчил повернул до упора, до характерного хруста хлипкую дверную ручку, но вовремя передумал. – Маленький он? Значит так: он идёт в армию и служит союзу от звонка до звонка. И выходит оттуда взрослым состоявшимся человеком. Мужиком, а не… не… – Арчил не мог подобрать нужных слов, – а не твоим подъюбником, Тами!

Он развернулся на каблуках, распахнул настежь дверь так, что она ударила стену, и вышел из комнаты.

– Мама, – всхлипывал ему вслед Або.

– Тише, маленький, тише… – утешала Тамина. – Он одумается. Он возьмёт свои слова назад. Я постараюсь.

Но Арчил не одумался. Он не взял свои слова назад. Тамина старалась, как обещала, но всё было тщетно. Ротный поезд ухнул и загудел. Або был не в духе. Расшевелить и ободрить его в такие минуты было практически невозможно, но у Гелы всегда получалось:

– Я буду писать, – её подбородок дрогнул.

Не первый раз за эту неделю.

– Я т… тоже.

На нём не было лица.

– Твой командир? – обернулась она.

– Мой.

– Значит пора?

– П… П… Пора, – Або вздохнул.

Он не говорил, он шептал.

Гела поцеловала его в губы и в щёки, жарко прижала к груди, стиснула так, что едва не захрустели их рёбра, и нехотя отпустила.

– Поезжай с Богом, – благословила и перекрестила его она.

Або разрыдался. Разрыдался бесшумно. Разрыдался спиной ко всем.

– Ну, что же ты, птенчик? Не здесь и не сейчас. Твоих слёз не должны больше видеть. Ты – мужчина. Ты – воин.

Шерстяные варежки Або были в скатанном снегу. Он размазал им слёзы по своему красному лицу:

– Я – воин?

Он был больше похож на усталого гремлина.

– Ты – мой воин! – Гела часто задышала на свои заиндевевшие ладони. – Я замёрзла, Або. До свидания.

– До свидания, моя любовь.

– До свидания, птенчик.