Читать книгу Приди за мной - Константин Ганин - Страница 8

Одинокий лист, нарушая все представления о сезонах, вдруг оторвался от взрастившей его ветки и, подхваченный восходящим потоком, взлетел, закрутился над широким ущельем. Если бы он мог чувствовать, он взвыл бы от мстительного жара Светила. Солнце отыгрывалось на нём за то, что он прятался в тени своих братьев, по крупицам приворовывая тепло и свет. Если бы этот лист мог видеть, то он наверняка испугался бы той высоты, на которую взлетел. Если бы мог восхищаться – остался бы наверху ради зрелища, которое ему открылось. Ущелье выползало из сизой гряды заснеженных гор. Оно змеилось, распадалось на рукава. Здесь, в верхней своей точке, оно упиралось в полукруглую стену водопада. На самом его краю, окружённый чашей бурлящей воды, чернел гранитный утёс. А если бы наш лист мог слышать… Ах, какую симфонию он пропустил в своей неразумной бесчувственности.

На осклизлом плато, как на каменной сцене, спиной к единственному настоящему зрителю стоял дирижёр. Экстравагантность его была безусловной. Длинный чёрный плащ с поднятым воротником, босые ноги, бритая голова и еловая ветка вместо палочки.

Оркестр, которым дирижировал маэстро, был ему под стать. Это был водопад, состоящий изо льда, воды и пара. Он был настолько большим, что рядом с ним даже бесконечно высокие пихты воспринимались хилой порослью. Вся эта громада отзывалась на малейшее движение рук маэстро. Может быть, она и жила-то только благодаря им. Стена воды ниспадала и кипела вокруг дирижёрской площадки. Под взмахами еловой ветки водопад распадался на белесо-зелёные струйки, хрустальные струи, вспененные потоки. Всё это двигалось вопреки законам тяготения, единовластно подчиняясь руке маэстро. Когда он делал паузу – водопад замирал какой-то своей частью, вывешивал свои пряди, скручивал в узлы струи, зависал в воздухе. Стоило человеку двинуть рукой от себя, и струи подбирались, словно подол пышной юбки под кокетливыми ручками средневековой красавицы.

Воздух на этой огромной сцене был тоже осязаемо живым. Он не уступал воде в экспрессии. Клубы пара, поднимающиеся с той стороны, где вода кипела, вились вокруг рук творца, словно ленты хвоста воздушного змея. Но совсем другое чудо свершалось, стоило маэстро рвануть на себя воздух с другой стороны потока. Оттуда, где в лучах солнца искрился лёд. В такие секунды на граните слышался звон льдинок. Они падали и разбивались, тоже паря, но уже иначе, по природе своей.

Дирижёр, чуя власть в своих движениях, не просто играл, он бесновался. Иначе и не скажешь. Подолы его плаща развивались, хлестали по ногам, накручивались на руки. Человек бил по пространству всем телом, создавая музыку. Скручивал солнечные лучи, струи пара и сияние льда. Мелодия, рождаемая в его движениях, была звонкой, была грандиозной, была шипящей и струящейся.

Зритель, стоящий в паре десятков шагов за спиной маэстро, громко зааплодировал.

– Тебе бы и вправду в артисты пойти, а не миром править, Профессор, – прокричал он, поймав тихую ноту.

Его ор взрезал водную симфонию и, казалось, тут же растворился в финальных аккордах. Дирижёр на секунду замер. Он отыграл паузу, а потом взорвался всем телом. Удерживаясь на граните только кончиками пальцев ног, он взлетел над площадкой и закрыл увертюру феерической концовкой. Под грохот падающей воды маэстро застыл, задрав лицо и раскинув руки. Затем он театрально повернулся к зрителю и поклонился, ломаясь каждой частью своего тела. Впрочем, поклон он не закончил, застыв где-то в середине движения. Изящным броском кисти мастер откинул ветку, служившую ему палочкой, выпрямился и встал в первой позиции.

– Музыка удалась. Ноги зябнут, – отчеканил он, не заботясь о том, слышно его или нет.

Его зрителем был жутковатый человек в бесформенном и блеклом одеянии. Скорее сером, нежели зелёном. Человек был очень большим и чем-то походил на дирижёра. Но если лысый череп и гранёное лицо маэстро казались элегантными, то аналогичные показатели слушателя выглядели явно грубыми. Шишкастая голова несла на себе слишком тяжёлые надбровья, слишком резкие крылья слишком массивного носа, слишком тонкие губы и слишком мало передних зубов. В нём была непонятная и жутковатая красота, которая плохо видится мужчинами, но отмечается слабым полом.

Страшный красавец лениво качнул своё тело и двинулся в сторону маэстро. Подойдя, он встал рядом, в шаге от края камня, нависающего над чашей воды. Гигант посмотрел вниз на пену, на перекатывающиеся и перевивающиеся струи потока.

Водопад, предоставленный самому себе, падал с ровным шумом, как велела природа. Откуда-то сверху он увлекал за собой потоки воздуха. Перемешав их с водой, выстудив, он со страшной силой вгонял их в чашу. Став ветром и переломившись в своём течении, воздух бил снизу-вверх с такой силой, что даже говорить было сложно. Места на площадке хватало, чтобы отойти, но двое мужчин оставались у края. Холодный шквал был приятнее, чем палящее солнце.

– Зачем ты вернулся, Кабир? – прокричал маэстро и повернулся вполоборота к гостю. – Ты же скучный. Зачем тебе этот Город? У тебя другая роль, другая жизнь.

– Тебе так нравится определять каждому его роль? – отозвался гигант. Его губы изломились, нос сморщился и, кажется, стал ещё шире. Водопад набивал его редкую бородёнку брызгами. Вода ручьями стекала на сукно груботканной рубахи. – Не устал за этим занятием?

– Как дерзко, – улыбнулся маэстро. – Уж не потеснить ли меня ты явился?

– Ну что ты, разве можно? – ответил Кабир с лёгким поклоном. Почтения в его тоне не было слышно. – Я соскучился.

– Это по чему? Если не секрет.

– По тебе, – ответил здоровяк. В ухмылке он показал дыру в череде крупных, ровных и белых зубов. – Я люблю этот Город. И люблю его больше того места, в которое ты меня выпроводил.

– Если бы это было так, – чуть слышно произнёс дирижёр.

– Так оно и есть, – в тон ему сказал Кабир. Его лицо поползло ехидной ухмылкой. – Что это за глупая декорация с водопадом, Олег? Всё никак не наломаешься? Очередная отрыжка твоей бредовой фантазии?

– Не твоя вина, что ты не видишь прекрасного, – улыбнулся его собеседник. – Будем считать всё это, – он обвёл рукой вокруг, – моим подарком тебе. Напоминанием о том, кто ты есть.

– То есть? Пояснить сможешь? Или бредни не требуют пояснений?

Олег повернулся всем телом к гиганту и притворно улыбнулся.

– Отчего же не пояснить? Мы же с тобой знаем, что людям из Шеллов нельзя давать много пространства, – сказал он. – На свободе вы пугаетесь. Приходится для вас создавать что-то с видом на противоположную стенку. Или как сейчас – сунуть носом в водопад. Просто для того, чтобы ты мог думать и говорить.

– «Людям из Шеллов…», – сказал Кабир. Он улыбнулся и сделал движение бровями. – Тебе не показалось, о великий Профессор, что я отличаюсь от людей из Шеллов?

– Не сильно, – перебил его тот, – и это не твоя вина. Вы половину жизни смотрите на мир с высоты второго этажа. Оказавшись на своих ножках, вы делаетесь ма-аленькими, – Олег показал пальцами тот размер, который счёл достаточным для своего собеседника, – униженными.

– Все и всегда?

– Ага, – улыбнулся Профессор. – Первое время я ждал от вас восторга или наоборот – бунта. Нет, каждый раз одно и то же – выходит из Шелла, головёнку втягивает, послушно берёт свой мешочек и идёт, куда скажут, – по лицу дирижёра скользнула едва уловимая тень презрения. – Ты тоже тогда не отличился смелостью, – сказал он очень тихо.

– Я не слышу тебя.

– Ты уже давно никого не слышишь, – также тихо сказал Олег, а потом, уже в полный голос, произнёс. – Город снова выпьет тебя, Кабир. Уйди назад. Там твоё место.

– Вот так? Взял и распорядился? – прорычал тот. – Ты думаешь, я не знаю, почему ты людей из Города выпроваживаешь? Думаешь, что про электронных двойников никто не знает? – крик мужчины взметнулся и тут же растаял в шуме воды.

На площадке повисла тишина.

– Пора чистить ряды приспешников, – сказал Олег спустя некоторое время. – И насколько далеко ты продвинулся в своих догадках?

– Не очень сильно, – признался Кабир. – Пристрой меня на какое-нибудь хорошее место. Я тебе ряды почищу, а ты мне знаний добавишь.

– Усиленный знаниями, ты займёшь место ещё лучше, и жизнь наладится, – с улыбкой продолжил Профессор. – Иллюзия деревенского жлоба.

– Это почему же?

– Во-первых, потому что ты хамишь тем, у кого просишь, – ответил Олег. – Во-вторых, вот в этом водопаде больше последовательности, чем в любом твоём действии. С тобой даже разговаривать утомительно. А в-третьих, знания без тупой уверенности в том, что ты умнее других, мало что решают. Поверь мне, они чаще мешают. Плодят сомнения.

– То есть, – сказал Кабир, – ты мне не поможешь?

– Почему бы и нет? – улыбнулся его собеседник. – Это будет забавно. Так что же тебе известно про устройство Города?

– Я же говорю – немного. Знаю, что для каждого Горожанина ты создал электронного двойника. Из характера, привычек, поступков.

– И зачем я это сделал? – спросил Олег, и на его лице проступило весёлое любопытство.

– Это же так удобно, прогнозировать поведение людей, поведение толпы. Или скажешь, что причина изгнания таких, как я, не в этом? – спросил Кабир и зацепился взглядом за лицо собеседника.

– Ну, конечно же, в этом, – ответил маэстро.

Кабир вглядывался в его лицо, но не мог разобрать, издевается тот или говорит правду.

– Олег, я не такой уж и дурак. Ты можешь со мной говорить нормально?

– Вот скажи мне, Кабир, – сказал Профессор, словно и не слышал его последних слов, – как вам удаётся всё так раздувать? Ты и половина толпы там, – он сделал движение рукой куда-то в сторону, – вы что, каким-то особенным образом думаете? Или каждая одинокая мысль, попавшая в вашу голову, в пустоте обретает особый статус? – Олег помолчал некоторое время в ожидании ответа. – Никогда не думал, что старой аналитической системе можно придать столько значимости.

– Вот не надо принижать, – губы Кабира сложились в презрительной улыбке. – Но ты не переживай, я никому про это не скажу. Я же говорю, я даже работать на тебя буду. Если позволишь.

Олег не отвечал. Падающая со скалы вода перекатывалась где-то внизу сизыми бурунами и уносилась по каменистым порогам. Мужчины смотрели друг на друга, их одежда синхронно двигалась под порывами мокрого ветра.

– Кабир, Город умирает, – сказал Профессор серьёзно. Он отвернулся к водопаду. – Я думал, что ты понял это. Не ждал я тебя.

– Я такой. Прихожу, когда не ждут.

– Ты сам себя переплюнул.

– Вот только я не пойму, – воскликнул гигант, – почему ты врёшь всё время? «Город умирает». Город передумал умирать. В нём стало интересно жить. И вообще, хоть раз скажи правду – он собирался умирать?

– Как же вам нравится бегать по одному и тому же кругу, —равнодушно отозвался дирижёр, – Неужели ты так и не научился видеть? Да, ты не дурак. Ты распух от поглощений, но понимать очевидное до сих пор не можешь. Даже навскидку, я и сейчас вижу в тебе другую судьбу.

– Ты видишь? – засмеялся Кабир, – Прекрати врать! Я знаю, что ты не провидец. Может, ты и умеешь играть с прошлым, но игры с предстоящим невозможны. Это даже я понял.

– Я и не пытаюсь предсказать будущее. Я вижу, кем ты стал.

– И что же ты видишь?

– Ты стал сильным. Стал таким не в Городе, а там, где жил. Таким можно стать только среди людей, которых ты любишь, которые любят тебя. Ты же ведь способен любить? Так, Кабир? – спросил Профессор и бросил взгляд на своего собеседника.

– Я-то способен. А вот тебе, наверное, тяжеловато, – огрызнулся тот. – Как оно, Олег? Говорят, что твоя жена молодая и красивая? В твоём-то возрасте получается хоть что-нибудь чувствовать?

– Если доживёшь – узнаешь, – произнёс Профессор. Показалось, что его и без того холодное лицо превратилось в кусок гранита. – Ладно, пускай так, – сказал он и замолчал. Потом продолжил. – Ты стал занятным. То, что я в тебе вижу, ты бы не смог взрастить в Городе.

– Тот этап пройден. Там тесно. Я могу сделать больше, а большее может дать только Город.

– Ты не понимаешь, о чём сейчас говоришь.

– А мне кажется, что ты не хочешь видеть того, как я вырос, – прокричал Кабир в лицо маэстро.

Его рука метнулась вперёд неожиданно быстро и ловко. Он схватил собеседника за отворот плаща и рванул ткань на себя. Ни человек, ни кусок материи в руке Кабира даже не шелохнулись. Наглец словно ухватился за фрагмент одеяния чугунной статуи. Он на секунду замер, а потом отдёрнул руку и сделал полшага назад.

– Прости, – сказал он тихо. – Прости и поговори со мной. Олег, я правда не в себе, – снова повысил он голос. – Я не для того шёл в этот Город, чтобы упереться в твоё телячье беспокойство о какой-то бабе. Здесь столько возможностей, а ты…, – он не договорил. – Что это за идиотский спектакль? Я не поверю, что ты просто так доверил своё детище неразумной девке.

– Заткнись, дурак, – сказал Профессор совершенно спокойно и безмятежно. – Если ты скажешь ещё одно слово о моей жене, то ты перестанешь существовать прямо здесь и сейчас.

– Хорошо, – согласился Кабир. – Пускай так. Клянусь тебе, я буду её чтить как тебя. Только открой мне большее. Я стану служить ей, молиться на неё буду. Вырежу каждого, кто криво на неё взглянет. Расскажи мне про Город. Возьми меня к избранным, – говорил Кабир, быстро перебирая слова. – Я же ещё тогда понял, что остальные Горожане – марионетки. Просто красиво обманутые рабы. Упаковщики ресурсов для отправки куда-то дальше. Кто там дальше, Олег? Я всю Землю по метру обшарил и ничего не нашёл. Как ты это делаешь? Кто эти люди, которые живут за счёт твоего мира?

На площадке снова повисла тишина. Мужчины уже не смотрели друг на друга. Профессор скрыл руки в широких рукавах и бездвижно скользил взглядом сверху вниз, провожая быстрые потоки воды.

– В твоей голове какие-то нелепые обрывки не твоих мыслей, Кабир, – произнёс он. – Мне нечего тебе больше сказать. Это из поглощений? – спросил Олег. Он посмотрел на Кабира и утвердительно кивнул головой, отвечая на свой же вопрос. – Запомни, чужие мысли ведут к чужой судьбе.

– Какой же ты скучный, когда перестаёшь кривляться, – начал Кабир, но собеседник не дал ему договорить.

– Каждый видит в другом свои недостатки. Ты заносчив, я это и раньше знал. Но будь осторожен, в тебе ещё не прижилось то, с чем ты породнился, – Профессор на какое-то время задумался. – Хорошо. Я поставлю тебя в городскую игру чуть выше простого служаки. Я дам тебе две возможности. Только две, – сказал маэстро и показал два пальца. Его лицо вдруг обрело цвет, и он даже улыбнулся. Снисходительно и мягко.

– Что значит «две возможности»? – спросил Кабир.

– К твоей бы силе да каплю терпения, – произнёс Олег. – Ты станешь служить моей жене. Долго и терпеливо. Это твой урок и твоя оплата. А там посмотрим. И не дерзи мне больше. Моё терпение может лопнуть.

Последние слова прозвучали уже в тишине. Несколькими мгновениями раньше водопад стих. Сброшенные со скалы струи опали, а новые, набегающие на пропасть, зависли. Словно упёрлись в невидимую стену. Слушая тишину, мужчины подняли лица вверх и смотрели на то, как высоко над их головами начал свиваться вал тугих и прозрачных потоков. Он разрастался, накручивая на себя всё новые и новые струи воды. Длинный, изогнутый пузырь рос и переливался. Достигнув размеров изогнутого дирижабля, он начал обрастать ледяной коркой. Солнце отражалось от её поверхности и резало глаза. Ярко, невыносимо ярко. Кабир зажмурился. В то же мгновение ледяной пузырь лопнул. Лавина льда вперемешку с водой и паром рухнула на каменные плиты, снося и раскалывая на части всё то, что только что создавало картинку жизни. Словно с холста с невысохшими красками, поток рвал на части и вымывал всё, что создавало это пространство, – всё: и людей, и площадку, и солнечный свет. Сотканная Профессором иллюзия растеклась чернильным пятном, выбрасывая души в реальность.