Читать книгу Путь домой - Константин Ильченко - Страница 10

Происшествие на сахарном заводе никого в городе не потревожило, город жил своей жизнью. На двух пацанов решительно никто не обращал внимания. Они беспрепятственно его покинули, сумев обойти пост на выезде и с огромным облегчением очутились в лесу.

Что они могли знать про лес, эти мальчишки, родившиеся в донецких степях? Разве только слышали от других и читали в книгах, что в них, в лесах, кроме зверей диких, еще обитают и красные партизаны. Они даже не понимали, что без пищи очень быстро ослабеют, что взять её в лесу им негде, их никто и никогда этому не учил. Да и партизаны – это вопрос больше риторический, чем практический. Впереди их ждали новые страшные испытания, но они об этом тоже не подозревали, их вдохновляла предстоящая встреча с партизанским отрядом.

На первом этапе их захлестнуло ощущение некой эйфории оттого, что они живы, что их планам суждено сбыться. Это обстоятельство даже заглушало голод и горе от потери друга.

Смеркалось. Васька жевал какой-то корень, потом, чертыхаясь, его сплёвывал. Устали ужасно. Вначале решили идти в глубь леса, не останавливаясь, чем дальше, тем лучше и надёжнее. Так и сделали. Теперь ребята вообще не понимали, где и в какой части леса они находятся. Постепенно приходило понимание, что они одни, беззащитны и обречены.

Чувства их не обманывали. В те страшные времена не могло быть и речи о славных и добрых партизанах, описанных в многочисленных книгах советских писателей. Жестокая реальность, как всегда, оказалась намного прозаичней, и от этого – по-настоящему драматичной. Там, где белое, обязательно должно быть и черное, а там, где ожидаешь найти великолепие, рядом всегда оказывается уродливая действительность.

В тылу немцев по лесам бродили не только спецподразделения НКВД – там гнездилось немало вооруженных банд из дезертиров, мародёров и уголовников. Они, под видом партизан, грабили местное население, после чего удалялись в леса и вели там разгульную жизнь. И те и другие немцами воспринимались одинаково как враги. Повсюду рыскали агенты, задачей которых было внедриться в подразделения НКВД и банды для последующего их уничтожения. По этой причине как к первым, так и ко вторым случайному человеку попасть было невозможно, скрытность в таких делах играла первостепенную роль.

По сути еще дети, Гриша и Вася, не могли всего этого знать, – они, голодные и уставшие, с трудом пережившие холодную ночь, уже не хотели быть ни героями, ни партизанами, они мечтали об одном – о доме, где маманя и тепло.

День клонился к закату, как вдруг откуда-то сбоку на них выбежал человек с ружьём.

– Стоять и не дышать, легли на землю, мелкие, – повиновались, послышались шаги еще нескольких человек. – Кто такие? – продолжил допрос первый голос.

Ребята, когда им разрешили подняться, наперебой начали рассказывать историю, как они пробирались к ним, к партизанам, как томились в плену у немцев, как бежали. О том, что они хотят вместе с ними воевать с фашистами и бить их. Всё это прозвучало так искренне и наивно. В измученных глазах ребятни горела надежда, что наконец-то они добрались до своих. Гришка даже успел подумать, что, мол, надо же, когда совсем разуверились во встрече с партизанами, они тут же и появились.

Несколько человек, окруживших ребят, стояли молча. Их одежда напоминала всё что угодно, только не военное обмундирование, на одном даже была шляпа. Это тот, кто первым вышел на них. По мере рассказа слушатели начинали потихоньку гыгыкать, а потом и вовсе почему-то заржали, покатываясь со смеху.

Один, показывая редкие зубы, приговаривал: «Нашего полку прибыло… ой, щас сдохну!» – он нервно хватал воздух. Остальные ему вторили.

– Ладно, старшой, чё с мелюзгой делать-то будем? – вдруг замолчав, один обратился к мужику, стоявшему в демисезонном пальто. Тот, секунд пять подумав, скривился, смачно сплюнул, сказал:

– Чё делать? Не с собой же тащить? Я с Левым пойду, а вы тут им объясните, что без мамок в лесу опасно гулять. Только сделайте это быстро, не задерживайтесь.

– Так, может, пристрелим, делов-то на минуту? – серьезно и очень обыденно сказал тот, что был в шляпе.

– Сами разберётесь. Всё, мы ушли, – сказал старший, скрываясь с Левым в густом кустарнике.

Гришка не верил своим глазам. Внутри всё похолодело:

– Как же так, вы же партизаны?..

На его слова ответили животным смехом, и несостоявшиеся партизаны подверглись жестокому избиению, которое сдабривалось отборным матом. Их били с сознанием дела, мальчишки кричали от боли и страха.

Главное, чтобы не попадали по голове. Руки судорожно её обхватывали, остальное тело, оставаясь открытым для вонзающихся кирзовых сапог, каким-то образом самостоятельно извивалось, пытаясь спасти детские внутренности. Глаза зажмуренные, лицо заливала кровь, кричать уже не получалось. Слышались только утробные звуки после попавшего в цель удара. Вася потерял сознание, его тело послушно откликалось на каждый пинок. Даже птицы смолкли, пораженные человеческой жестокостью, а может быть, даже и не жестокостью, а сладострастием, с которым взрослые избивали детей.

Недалеко от увлекшихся бандитов, делавших с огромным удовольствием своё жуткое дело, стоял бородатый мужик с накинутым капюшоном на голову от дождевика. Он был из этих, но ни разу не ударил мальцов, правда, и в защиту ничего не сказал. Он стоял и курил, иногда искоса поглядывая в сторону товарищей. По его виду становилось понятно, что это зрелище производит на него гнетущее впечатление, он не согласен, но поделать ничего не мог. Единственное он знал наверняка – пацанов забьют до смерти. Один, похоже, уже отключился. Бородач, докурив самокрутку, громко её выплюнул и, резко развернувшись, двинулся к толпе.

– Ша! – громко заорал он. – Вы – бакланы, ни на хрен не способные. Сколько еще будете с пацанами возиться? Вам, дуракам, смотрю, и до ночи времени не хватит порешить их! Собрали манатки и пошли догонять остальных, а я сам с ними закончу.

На удивление бакланы не стали с ним спорить, а кто-то даже с облегчением вздохнул. Единственно, тот, что в шляпе, вызвался помочь бородачу, но получив в ответ серию отборного мата в свой адрес, вприпрыжку стал догонять остальных.

От вылитой на лицо воды Вася начал приходить в себя. Голова гудела, кости нестерпимо болели. Гриша пытался открыть глаза, но сразу сделать этого не смог. Он не на шутку спугался. Ослеп, – мысль ножом прорезала сознание. Жалость к себе перехватила горла.

Вдруг он почувствовал, что кто-то ему в руку вкладывает прохладную флягу. Незнакомый голос, от которого не исходило опасности проговорил: «Промой глаза, малой, они от крови слиплись».

Немного придя в себя, ребята по команде бородача побрели за ним в глубь леса. Шли недолго, остановились. Они не понимали, что происходит, но тревога не покидала. Вася шатался и по его виду было видно, что он уже со всем смирился, он ко всему готов. В голове Гриши пролетали шальные мысли одна за другой со скоростью света. Наверное, шмальнет из автомата, который болтался у него на спине. Он такой видел у немца, который первым приехал, когда их полицаи схватили у сахарного завода.

Бородач между тем достал из глубин своего дождевика небольшой свёрток и сунул в руки Грише.

– Слушай внимательно. Сейчас очень быстро, чтобы поспеть, пока совсем не стемнеет, пойдете по направлению к той поляне. Никуда не сворачивайте, скоро увидите дорогу, держитесь правее, она приведёт в село, там, если повезёт, выживите… Всё, потопали!

Они, отойдя метров на пятнадцать, услышали за спиной короткую автоматную очередь. Гриша невольно обернулся – на пригорке стоял бородач, держа дулом вверх автомат. Стоял молча и просто смотрел вслед уходящим пацанам, которым он, урка и авторитет без будущего, спас жизни. Неизвестно, как сложится судьба у мальцов, может, проживут еще пару дней, а может, повезёт и прибьются к нормальным людям, это не важно. Важно то, что на душе у него теперь легко и радостно. Важно, что не дал свершиться тому, отчего проклинал бы себя всю свою не очень фартовую жизнь.

Ребятам повезло – в селе их приняла сердобольная бабка, приютив на несколько дней, дав возможность отлежаться и прийти в себя, благо немцев в селе не было. У этой на вид очень старой женщины двое сыновей еще в 1941-м погибли на фронте, на мужа получила похоронку в начале 1942-го. На самом деле доброй женщине не было и пятидесяти, но жизнь её так истрепала, что выглядела она настоящей старухой.

– Оставаться вам тут, соколики, нельзя, нужно куда-то прибиваться.

Ребята, сидя за столом, жевали вареную картошку, а баба Галя наливала им в чашки квас. Картошка была вкусной, особенно если перед этим макнёшь ее в соль, а потом закусишь луком с грядки да хлебом черным. Молодые организмы с готовностью поглощали всё, что предлагала приветливая хозяйка, силы прибывали, мысли становились яснее. Женщина права, не до конца ж войны тут отсиживаться, но к кому прибиваться?

– Баб Галь, если можно, мы еще пару деньков у вас погостим, а потом и выдвинемся. – Гриша сказал эти слова, а сам подумал, что и понятия не имеет, куда они выдвинутся через два дня.

– Добре, гостите, только недолго, а то Маруська уже косится и всё норовит в хату заглянуть. Так что вы уж поосторожнее – на улицу ни ногой.

Вечером Гриша и Вася обдумывали дальнейший план действий. От пережитого и увиденного, а главное, от постигшего их разочарования, искать партизан пропало всякое желание. Но нужно отдать мальцам должное, они по-прежнему хотели попасть на фронт. Только теперь решили двигаться не на запад, а на восток – фронт там. Возвращаться домой нельзя – засмеют и не поймут, а вот рвануть в сторону Сталинграда – это да, это как раз то, что нужно. Опыт есть, с немецкими эшелонами они уже имели дело, главное – запастись продуктами. Казалось, всё решено и ничто не отвратит пылкие сердца от страстного желания сражаться за Родину.

Но что-то ныло в груди, что-то говорило: бросьте эту затею, езжайте домой к мамкам, вас там ждут, вы и так натерпелись, куда ж еще больше?

– Гриш, а ты видел, как Толяна подстрелили?

– Видел и никогда не забуду. Полицаи когда-нибудь ответят за это. – Гриша говорил искренне, но смерть друга, история с ложными партизанами, где их до полусмерти избили, а потом и вовсе чуть не расстреляли, – это давило и вселяло тревогу.

– Может, ну его всё к черту? Айда домой! Хватит, навоевались. Ты как, Гриш? Ты только не подумай, я готов на фронт, но вот как представлю, что будет с нами, если опять попадем в лапы немцам. – Вася смотрел на Гришу, а тот не знал, что ответить. Оно и вправду, как-то уж больно всё выходит не так, как планировалось. Да и риск, понятное дело, велик – оба могут так же, как и Толик, сгинуть где-то по дороге.

– Бес его знает, как лучше. А как приедем домой, а мы уже в списках на отправку в Германию? Тогда что? – в воздухе повисло молчание, через мгновение Гриша продолжил: – Давай сначала выберемся отсюда, а дальше дорога длинная, будет время поговорить, там и порешаем, что делать.

Не дожидаясь окончания двухдневного срока, ребята собрали свои нехитрые пожитки, уложили продукты, которыми снабдила приютившая их женщина, и наутро вышли в дорогу. Документов не было, они остались у немцев в Крюковке, это осложняло путешествие, но подростки, как правило, не интересовали патрули и полицейских, главное – откровенно не маячить на глазах.

Через два дня Вася и Гриша добрались до Харькова, удалось даже разжиться продуктами. Один предприимчивый и общительный дядька подрядил их на разгрузку картошки, даже выдал две бумажки с их фамилиями, на которых стояли немецкие печати. Мальчишки их показывали охраннику при въезде на базу. Кроме картошки, за отдельную плату они еще и на самом складе навели порядок. Теперь у них всё наладилось: вещмешки, забитые жратвой, да эти две бумажки, которые при случае можно предъявить. Откуда пацанам знать, что эти бумажки – всего лишь разовые пропуска на овощную базу.

Теперь с выбором направления поездов сложностей не было вовсе. Все эшелоны прямёхонько шли на фронт, т. е. к Сталинграду. Единственная незадача – в основном это эшелоны с войсками и техникой, на таких не покатаешься. Значит, нужно искать что-то более подходящее.

– Глянь-ка, – Вася толкнул товарища в бок, тот поморщился, – видишь, стоят платформы с трубами, диаметр под метр будет, а может, и больше?

– Интересно, куда немчура их везёт?

– Не важно, главное, что в сторону фронта. Я вот что подумал: платформы уже прицеплены к поезду, тот на парах, значит, скоро будет отчаливать. Трубы не танки, охраны вообще нет, только иногда обходчик там лазит. Заберёмся в них и вперёд без остановок! Как тебе?

Устроились в трубе удобно. Ночи были холодные, баба Галя прониклась к ним жалостью и одарила каждого телогрейкой, – теперь забота женщины пришлась как нельзя кстати. На полном ходу нутро трубы превращалось в сплошной сквозняк, поэтому телогрейками закрывали конец трубы и ехать было можно, хоть и совсем не комфортно. Но на каждой станции телогрейки обязательно снимали и засовывали вовнутрь, чтоб обходчик или охрана станции не видела.

Ребята, выполняя эту несложную операцию, могли не волноваться за собственную безопасность.

Труба и вправду была широкой, поэтому мальчишки расположились голова к голове – в случае необходимости без труда можно обползти рядом лежащего, крайний отвечал за маскировку. Вот уже и Донецкая область – всё чаще на станциях слышен лай собак, а значит, путники становятся всё ближе и ближе к фронту.

Невероятно громкий стук о трубу разбудил мальчишек, кто-то неистово молотил чем-то металлическим по трубе:

– Эй, безбилетники, на выход, пока не пальнули в середину!

Оцепенение, страх, досада. Твою ж мать, проспали станцию и не сняли телогрейки с трубы! Так и было. Рабочий, обходивший платформы, постукивая молотком по колёсным парам, увидел торчащие из трубы тряпки, сначала подумал, что ветром задуло. Потом решил, что уж лучше быть от греха подальше и пригласил охрану – оказалось, что два пацанёнка таким вот замысловатым способом пытаются проследовать до линии фронта.

Собаки, оскалившись, ненавидящими глазами смотрели на нарушителей порядка и были готовы в любую секунду в них вцепиться. Узнав наспех выдуманную историю о том, что они возвращаются из Харькова, где пытались подзаработать, немец громко рассмеялся и сказал, что им хорошие работники нужны. После чего Гриша и Вася вскоре оказались в вагоне для скота, который следовал в Германию. Он был забит такими же, как и они, с той лишь разницей, что те добровольно изъявили желание ехать туда, а они ехать совсем не хотели.

Мысль, что их сняли в Дебальцево, особенно не давала покоя, ведь от этой станции до Свердловска всего километров сто. Получается, что завернули их прямо у домашнего крыльца. От обиды хотелось кричать. Вася, насупившись, сидел в углу вагона, сейчас он ненавидел всех: немцев, Гришу, себя и глупое решение идти искать партизан.

Жизнь снова безжалостно кидала их в водоворот трагических событий. О том, что будет дальше, страшно было даже подумать.