Читать книгу Быстрее вечерних волков. Отрывки из маршрутного дневника - Константин Кантор - Страница 6

Мы вставали биваком на более-менее ровном пятаке. Речка протекала справа от нас. У большого плоского камня развели костерок, благо сухая растительность ещё была. Когда мы поднимемся выше, тогда и наступит очередь газа и бензина для мультитопливной горелки. Наверх нас сопровождал караван Пира на ишаках, шедший в сторону границы вдоль реки.

Караванщики снимали нас на свои гаджеты, и я прописал пару планов с ними на свою камеру. Они ухмылялись и махали руками. К вечеру они попрощались отвалили по своим делам. Пока тропа, отмеченная турами была ровная, ноги отдыхали. Еще можно было поставить ботинок на относительно ровный грунт. Мы тихо шли вдоль реки. Река текла себе вниз, вселяя в группу совершенно зимнее спокойствие. Очень мёрзли пальцы в темляках трекинговых палок, пришлось поверх флисовых перчаток нацепить варежки, пристегнув их к петлям на рукавах парки.

Режим хождения был такой – сорок минут идём, двадцать минут отдыхаем.

Очередной бивак мы сделали на закате ходового дня у замёрзшего и припорошенного снегом горного озера. Чиж с ледорубом и каном спускался к озеру, прорубал лунку и начерпывал оттуда воды два или три раза. Остальные ставили лагерь.

Стали делать набор. Сначала идти было тяжело. На двух тысячах организм отвык от нагрузок. Часто останавливались, снимали с себя лишнее, поправляли рюкзаки, переупаковывались.

Ровная тропа закончилась, начались камни. Камни песочных, шаровых, красных цветов с прожилками и вкраплениями пятен различного цвета. По ним приходилось ломиться вверх, балансируя на этих нагромождениях. Иногда наконечник палки попадал между камней и заклинивался, приходилось на ходу выдёргивать его, лишая себя дополнительной точки опоры. На склонах, расположенных достаточно высоко над рекой, палки приходилось сдваивать, чтобы не съехать вниз и не убиться.

Выше четырёх тысяч, чтобы поставить бивак на пронизывающем ветру, при сильном, почти за сорок градусов, минусе, требовалось напилить лавинной лопаткой кубиков снега, оттаскать их к палаткам, и обложить палатки по периметру. Получалась своего рода стена из кирпичей снега, которая не давала ветру продувать палатки. Готовка еды была отдельным действием и ритуалом.

В тамбуре нашей с Тунгусом палатки сидел я, окружённый джетбойлами, и добавлял из кучи снега под ногами, снежные круглые куличики по очереди во все три джетбойла. Потом добавлял ещё и ещё. В течении часа все три закипели и в два я засыпал заварку, а содержимое одного добавил в автоклав Чижа.

Чиж топил снег в «клаве», пользуясь мультитопливной горелкой, которая питалась местным бензином весьма невысокого качества. Сидел он во второй палатке, расставив свои ноги, а между ног его как раз помещалась горелка, баллон с насосом и пакованы с провиантом. Под самим пиком мы вышли к плато. Встали в центре этого блюдца, окружённого со всех сторон вершинами, с которых каждые полчаса скатывались с громом лавины, клубясь белыми насыщенными облаками и постепенно сходя на нет, приближаясь к плато. Попытка восхождения на вершину прошла неудачно. Времени было в обрез, и нам надлежало возвращаться. Стоянка на «блюдце» была тягостной, поскольку пики скрывали от нас солнце. Мороз крепчал, и на нашем термометре бордовая ртуть ушла за отметку «минус сорок».

Новый год мы отпраздновали, соорудив из трёх трекинговых палок трипод. К триподу примотали скотчем плоский фонарик, так чтобы он светил вниз. Снизу установили карманную ёлочку, которую приберёг специально для такого случая Тунгус. Пока было светло, водили вокруг ёлки хороводы. Потом собрались в Чижиковой палатке пить спирт. Спать легли в 22:00.

На марше вниз как-то совершенно не вспоминалось о холоде, и о перекусах. Вечером вернуться к Пиру Лянгари – было прекрасным стимулом само по себе. Около середины дня, после небольшого перекуса я перестроился в тыл, так как скорость моя сильно упала. Необходимо было преодолеть склон, с которого мы пять дней назад скатывались вниз на попах. На этом подъёме я совершенно выдохся, а Тунгус уронил вниз, торчащие у него за оттяжкой дуги от палатки. Когда он сообщил, чтобы мы застопорились, ожидая, пока он сгоняет вниз за чехлом с дугами, я сказал ему, что в этом нет необходимости, поскольку дуги у наших палаток взаимозаменяемы.

Одолев подъём, мы, не отдохнув вдосталь, поскакали опять делать сброс. У поворота к реке, мы с Тунгусом остались в тылу вдвоём. Вдоль реки было идти вообще одно удовольствие. Ты смотришь на реку, она как бы течёт против всех земных законов вверх, и понимаешь, что ломишься вниз. Это давало силы. Начинало темнеть, мы пёрлись вдоль реки по левому её берегу. Потом перед нами появился речной песок с камнями, низкорослый кустарник. Ноги устали ужасно, – ровных мест практически не было – только камни различных конфигураций. Стемнело. Шли в полной темноте по следам. На больших камнях сделали привал. Ненадолго, – минут на пятнадцать. Скинуть рюкзак и накинуть пуховку сил не хватало, поэтому я присел, прямо с рюкзаком на камень, плечи упёр в трековые палки. Посидели, отдохнули и поломились далее.

Места были вполне узнаваемые. И река стояла уже почти горизонтально, и льда у берега было больше. И тропа стала более протоптана и менее камениста.

После такого марша сил набирать картинку у меня просто не осталось. Но, поскольку это была не первая наша совместная экспедиция, все ходовые моменты я подснял ещё на подъёме.

Наконец показалось то место, на котором мы стояли биваком во второй день пути. Экологическая ниша, как назвал её Енот. Огромный камень мы использовали как дополнительный экран от ветра, насобирали сухого хвороста и развели огонь. Стали неосмотрительно дожирать пеммикан и доедать сахар. Все так сильно устали, что ставились биваком, минимизируя свои движения. Поставили две палатки, выходами – одна на север, другая на юг, и разлеглись отдыхать, забрав в каждую палатку по термосу с чаем. Было три часа ночи. Тент Тунгусовской палатки провисал на моих дугах. Втыкаться – то они втыкались в оттяжки, но по размеру были меньше, что нас никак не смущало. Палатка опасно расшатывалась на ветру.

В пять нас вызвал по радиостанции Чичероне и сообщил на пиджине, что тачки внизу, парни ждут, и ждать будут ещё час.

Сброс высоты мы начали очень резво. Чиж принял решение ломиться вниз до упора. Когда решение было принято, Енот, Тунгус и я уже блаженствовали, растянувшись в недрах Тунгусовой палатки. И только долгожданный сон без сновидений пришёл и потащил нас в иную реальность, тишина разбилась на осколки от резкого крика Чижа. Поняв, что поднять нас можно только приложив сверхусилия, он лупил трековой палкой по тенту палатки что есть мочи. И эта побудка была оправдана. Пришлось нехотя вылезать на холод и собираться. В рваных облаках светилась почти полная луна.

Требовалось огромное усилие, чтобы покинуть тёплый спальник и вылезти в объятия холода.

Не знаю, как остальные, но участок сброса по ровной тропинке вдоль реки, я прошёл в абсолютном анабиозе, даже не вспоминая о аудиовизуальном контакте с остальными. Шёл на пределе морально-волевых качеств. Начался спуск к кишлаку.

За два часа одолели спуск по относительно ровной тропе, и наше обоняние почти синхронно учуяло кишлачный запах – жжёный кизяк, и многое другое. Стали лаять собаки. Мы с Тунгусом шли в тылу и срезали дорогу через чей-то огород.

Не торопясь, чтобы не терять лица, пришвартовали на крыши джипов те рюкзаки, которые не помещались внутри, похватали «железо», и уселись в тёплые салоны.

Чичероне завёл двигатель, прикоснулся рукой ко рту, потом коснулся той же рукой портрета Ага-Хана на лобовом стекле. Традиция. Опять заиграл Ахмед Зоир, и мелодия вдохновляла.

Через час движения, мы остановились, размялись поочерёдно, и вышли на морозец, подышать холодным воздухом, чтобы не уснуть совсем.

У старика Шо-Лянгари нас ждал пир на весь мир. Опять же, чтобы не терять лица, не спеша отшвартовали рюкзаки от машин, занесли всё по узкой наклонной улочке на территорию жилища Шо. Поставили у стены снаружи. Потом проверили, не осталось ли чего в машине, после чего только вернулись в дом.

Снова прибежали чумазые подростки, босиком с деревянными треугольными крошнями, в которых был хворост. Буржуйка уже горела, согрели воду в чайнике и начали процедуру омовения. Не смотря на то, что хотелось спать, мы вытрясли то, что осталось от нашего провианта – сникерсы, сало, сухари, карпюры, недоеденный пеммикан, спирт.

Шоколадом угостили местных нобилей. Сам Шо от сладостей отказался, сидел в уголке и курил папироску, перебрасываясь с Енотом топонимическими фразами. Создавалось впечатление, что они играли в игру «города», только критерий названия последующих слов был ассоциативный. Чумазым мы раздали по шоколадке, и они весьма обрадовались. Когда все надлежащие приличия были соблюдены, мы завалились на полати и вкусили по рюмочке спирта за возвращение. Пространство у печки моментально обросло кучей, флисовок, гамаш, перчаток, носков и прочих мокрых вещей. Я завалился в спальник, хотя за всё время маршрута, конденсат уже стал проникать на внутренний слой. Брать бельё у Шо не хотелось, а за ночь в относительно тёмном помещении, спальник должен был высохнуть. Так и случилось. До середины дня нас никто не тревожил. Пару раз заскакивали то Лянгари, то Чичероне с очень обеспокоенным видом, однако, поглядев на нашу идиллию, не вступали с нами в разговоры. А разговаривать было и не с кем, – кто спал, кто чинил или сушил снаряжение. Мы с Чижом нашли в уголке красивые китайские шахматы без доски, начертили маркером на обратной стороне сложенной карты-пятисотки поле с «рекой» посередине, и стали рубиться в эту замечательную игру. Оказывается, в китайских шахматах имеется пушка, которая может стрелять на дальние расстояния.