Читать книгу Совершенно правдивая история жизни и невероятных приключений Миши Семеновича, его отца Владика и невидимого поробайника - Константин Костенко - Страница 4

Как уже говорилось, Миша Семенович получил на своей работе должность мальчика. В начале каждого месяца ему выдавали аванс, а в конце – оставшуюся часть зарплаты. Миша был счастлив. Но он чувствовал: коллеги завидуют ему. По офису, где стоял его стол с игровой приставкой, ползли скрытые разговоры. Ползли под ногами, были темны и скользки, как черви или змеи, и от них Миша Семенович узнал: его считают лоботрясом и дармоедом. Было обидно. «За что? – думал он. – Ведь все совсем не так. Я не лоботряс. Просто мне нравится быть ребенком, что в этом плохого? И потом, кто мешает вам самим стать детьми и тоже работать мальчиками или девочками? Странные люди».

А один раз его вызвал к себе начальник отдела Евгений Петрович Синебрюхов и сказал, пользуясь попеременно то первым, то вторым ртом:

– Вот что я вам скажу, Михаил Семенович Пельмешкин, дружочек мой, – начал он. – Меня увольняют.

– Как?! – крайне изумился Миша.

– Так. Это уже сто процентов решено и обсуждению не подлежит. Скоро на мое место придет другой начальник.

– Но как же? – только и мог вымолвить Миша.

– Вот так, – с глубоким вздохом ответил Евгений Петрович. – Мне строят коварные козни, я кое-кому мешаю, поэтому меня решили убрать. Но вы должны понимать, друг мой: если не будет меня, вас тоже уберут. И, думаю, это произойдет довольно скоро.

– Какие страшные слова вы говорите, Евгений Петрович, – побледнел Миша. – Уберут. Будто я или вы вещи или неодушевленные предметы.

– Так и есть, уберут и не спросят.

– Но почему? За что?

– За то, Михаил Семенович Пельмешкин, что у нас на работе не должно быть никаких мальчиков. Здесь трудятся взрослые серьезные люди. Только я мог пойти вам на уступки, потому что у меня добрая душа и на дне этой самой души я сам все еще остаюсь ребенком. Это то, что касаемо вас. Что же касается меня, то я не угодил вышестоящим по служебной иерархии лишь по одной причине.

– Какой?

– Как вы сами могли убедиться, у меня на нижней части лица три ротовых отверстия. Да, таким я вырос с рождения и не моя в том вина, но именно это не дает кое-кому покоя. Эти кое-кто думают, что я необыкновенный тип. А необыкновенные типы, как вы сами понимаете, не могут в наше время занимать ответственные посты. Вот так-то, друг мой.

– То, что касаемо вас, мне совсем не нравится, – помотал головой Миша.

– Что поделаешь, мне тоже.

– Ну, а я. Я-то здесь при чем? – все еще пытался понять причину происходящего Миша. – Сижу себе тихо в уголке, играю. Никому и никогда не приносил вреда. Меня нельзя убирать. Да и вас тоже нельзя.

– Что поделаешь, друг мой, мне очень жаль.

Миша Семенович задумался. Ему было горько и досадно, но в то же время он понимал: грядущее неизбежно, и это нужно как-то принять.

– Что же вы будете делать, Евгений Петрович? – полюбопытствовал он.

И тут, изменяя давно устоявшимся принципам, Евгений Петрович заговорил сразу тремя ртами. Получилось причудливое трио.

– Не знаю, еще не решил, – сказал Синебрюхов. – Стою вот и сам думаю над этим сложным вопросом. Может, вы что-нибудь посоветуете?

Миша Семенович подумал, подумал… И вдруг ему представилась одна замечательная вещь. Он улыбнулся. Не потому, что эта вещь действительно казалась замечательной и интересной, а потому, что ему было жаль Евгения Петровича и хотелось его как-то развеселить. Он сказал:

– А что если вам сделаться, знаете, таким… тоненьким-тоненьким…

– Тоненьким?

– Да, как тетрадный лист в клеточку, – кивнул Миша. – Легким и тонюсеньким. Тогда бы вы смогли дождаться попутного ветра, прыгнуть в окошко и полететь над городом в неизвестном направлении. Как вам такое? Нравится? – захлебываясь от восторга, спросил Миша Семенович, и тут же подумал: «Ай-ай-ай, что же я такое ляпнул! Снова глупость и бессмыслицу».

И он подумал сразу о многих вещах. И о том, что это, пожалуй, было лишним и неуместным и это, скорее всего, было связано с тем, что он в последнее время впадает в детство, и еще о том, что Евгения Петровича это, возможно, не развеселит, а как раз наоборот, но тут… лицо Евгения Петровича озарилось тремя улыбками. Причем улыбки эти были самыми разными: одна довольная, другая задумчивая, а третья тонкая и мудрая.

– А знаете, Михаил Семенович Пельмешкин, – сказал он при этом. – Ваша идея мне нравится!

И тут же на глазах у Миши он стал быстро, как надувная игрушка, уменьшаться в объеме. Уменьшался и уменьшался. До тех пор, пока не превратился в тонкий бумажный силуэт с нарисованными поверх головы глазами и прической. Там же на голове было три горизонтальных отверстия, одним из которых Евгений Петрович сказал:

– Прощайте, друг мой! Я улетаю. Ни о чем не беспокойтесь и не отчаивайтесь. Наша с вами жизнь продолжается!

И, издав победный клич (что-то вроде этого: «Ииииэээххх!»; или, возможно, так: «Иииаааххх!»), Евгений Петрович Синебрюхов мгновенно сиганул в раскрытую оконную створку. Порывистый ветер подхватил его, перед Мишей мелькнули его раскрашенные фломастером ноги с ботинками… И все. На этом Евгений Петрович исчез.

Полет Синебрюхова

Впрочем, исчез Евгений Петрович только для Миши. Для самого же себя он пока что и не думал исчезать. Вот что случилось с ним, пока он планировал над землей, и внизу под ним проплывали города, океаны и материки.

«Куда же я все-таки лечу? – думал бывший начальник главного отдела. – Надо же хотя бы на миг явиться перед женой и детьми и сказать и им, что я по-другому не могу, и мне теперь только и остается что летать вместе с ветром, потому что я стал таким тонким и невесомым. Надо чтобы они убедились, что это действительно так. Пусть пощупают меня руками». Но у ветра, который нес бумажного человечка, на этот счет были совершенно другие мысли. Проходя сквозь отверстия в голове Евгения Петровича тремя отдельными струйками, ветер думал: «Ветер дует куда попало и не может сообразовываться с тем, что и кому в данный момент нужно. Ты прыгнул из окна не в самый подходящий момент, тонкий человек. Прыгни ты на две минуты раньше или позже, и я бы доставил тебя прямо к дому, потому что тогда нам было бы по пути. Сейчас же просто расслабься. Отдайся на волю судьбы, и я унесу тебя туда, куда и сам пока что не знаю. Тонкий бумажный человек из тетрадного листа в клетку!» Уловив тонким внутренним чутьем то, о чем думает ветер, Евгений Петрович Синебрюхов решил, что он так и поступит: полностью отдастся на волю воздушных потоков. А там будь, что будет.

И он летал и летал над всей землей. Пока однажды утром его изогнутое в полете тело не опустился мягко на тихую гладь Индийского океана. Солнце в этот момент всходило над горизонтом, нежные розовые лучи прошли сквозь раскрашенную голову Евгения Петровича, и он, то поднимаясь, то плавно опускаясь на волнах, подумал: «Хорошо!» Затем он весь пропитался соленой влагой, отяжелел и, раскачиваясь из стороны в сторону, пошел ко дну. И там снова подумал: «Хорошо!»

Почему он так сказал и отчего ему было хорошо, этого мы, скорее всего, не узнаем. Потому что Евгений Петрович Синебрюхов больше не появится на этих страницах. Хотя все может случиться. Жизнь ведь такая непредсказуемая!