Читать книгу Никто не знает Сашу - Константин Потапов - Страница 5

Поезд был старый, а вагон полный. С ним ехало пять подростков, лет двадцать. Заняли всё купе, трое в основном, двое на боковых. Длинные, громкие, несуразные. Очки, майки с принтами. «Юность». Логотип рэпера Гиперболойда. Несмешные шутки. Шорох упаковок, крошки чипсов, соцветья прыщей. Лёня, Диман, Глебыч, Макс. Мы слушали другое, юзали другие словечки, но вот так же забивались в плацик – в тесноте инструментов, всех раздражали, думал он. Хотели показать, что всё нипочём, а потому выглядели так же придурковато и трогательно. А поезд ехал медленно, как сейчас, в раскачку, начало рубить…

– Парни, можно потише?

– Да мы тихо.

Включили на колонке «Мордор» Гиперболойда и гоняли трек за треком, по несколько раз, перематывая на любимые моменты.

Они с Алиной делали всё в спешке и слишком поздно, и потому он не успел взять дешёвые авиабилеты в первый город, в Ростов. Даже верхние в купе стоили дорого. Пришлось в плацкарт. Санкт-Петербург – Анапа. Сутки до Ростова.

Но теперь всё легче, думал он. По вагону плыли солнечные квадраты, выхватывая и отпуская лица, и это была дорога. Солнце заливало вагон совершенно бесстыдно, и пятна света искали лица так по-детски искренне, беззастенчиво – а какой ты? А ты? И теперь всё было легче. Просто ощущения, думал он. Приходят и уходят. Приходят и уходят. Приходят и… проснулся от резкой остановки. Кто-то задел по ноге. Голова потяжелела, облипла. Он вышел на перрон, подышал. Вокруг ржавые фермы ЛЭП, весна в пятнах снега.

В вагоне тот, что в майке Гиперболойда, глянув на чехол, спросил:

– Вы музыкант?

– Попросили передать.

И поезд тронулся. А они снова включили и читали вместе с надрывным голосом с колонки, шелестели губами.

– Тёма билеты взял. В Олимпийский.

– Минус три ка. Гипер не соберёт.

– Гипер? Изи.

– У него ж тур. Пятьдесят городов.

Подростки вырубились в десять, но он долго не мог уснуть. Вспоминал первые концерты. Полный зал, советское ДК в родном Поволжске, Глеб, Лёня, Диман.

Макс. Ладно. Всё просто ощущения. Он ведь так психанул. Швырнул эту траву в меня, а нет, в ведро, да. «Я – тебе мешал?!» И ведь не объяснишь ему, какой он сложный, и бескомпромиссный, и всегда выставляет себя жертвой. С Максом всегда было сложно, но качает вагон, и плывут столбы, и мы выходим на полный за…

Очнулся утром. Поезд нехотя подкатывался к Ростову. Потянулись пригороды, мутное солнце в хаосе жестяных кровель и снег сошёл, и вот-вот хлынет: фасады, лепнина, южные говорки…

Ирка стала сразу. Как доехал? Как спал? А будут ли новые песни? А почему не приехал в тот раз? А расскажи про Индию? А про Непал? Классное видео. И песня ничё. А почему уехал? А что с альбомом? Теперь однушку снимаешь, да? А почём? Не дослушивав, задавала следующий. Светка – молчала. Ирка – нервничала. Ирка всегда была болтливой. Брюнетка. Южная, фигуристая. С симпатичным злым лицом. Надутые губы. Говорила категорично, но без уверенности. Пыталась попасть. Он помнил, как она раздражала в тот раз. Теперь всё было сквозь. Сели в Светкину машину, двинули от вокзала к Ирке.

Ирка говорила про поэтов, которые выступали до. Перечисляла как бывших. Гарлянский понравился. Тёма – слишком сладкий. Но собрал больше. Это Светка. Мне сложные и брутальные интереснее. Это Ирка. И когда постарше, сказала Ирка. Это уж точно, сказала Светка.

– А сколько Гарлянский собрал?

– Сорок где-то.

– Тридцать один, Ир.

– Ну, тридцать один. Какая разница? Что ты пугаешь артиста, Свет.

Она хотела попасть. Он улыбался. Вот про что надо петь.

У Ирки узкая однушка. Свежий ремонт. Зелёные стены, светлая мебель. Сходил в душ. Помыл голову Иркиным шампунем, будто примерил её запах. Вытерся выцветшим полотенцем. Светка – рыжая, тату на запястье, молчаливая, худая – делала завтрак. Ирка не умолкала. Явно нервничала, и хотела перелить это в него. Сказала, что послушала песни. Ей понравились. Некоторые. Перечислила. Вот эта и вот та. И вот та ещё. Хорошие песни. Ей понравились. А как ты их пишешь? Сначала слова? Или мелодия? Откуда берёшь идеи? А что вдохновляет? А муза? Да что ты лыбишься, Свет. У нас особенный артист. Поспать? Пойдём, я постелила на кушетке. Знаешь, кто здесь уже спал? Она перечислила всех, кто здесь уже спал. Но если хочешь, могу постелить тебе на моей. В качестве исключения.

Красивое широкое лицо, надутые губки. Светка мыла посуду на кухне и что-то напевала. «Последнюю». Он улыбнулся.

– Посплю тут. Спасибо.

– Хорошо. Будем на кухне. Зови. Если, что.

Пару часов он ворочался. Вырубился только на полчаса.

Когда ехали на площадку, Светка названивала звукачу Косте. Костя долго не брал трубку. Светка боялась, что набухался и не приедет на чек. Голос Кости в трубке был неприветливый. Светка спрашивала, ты где. Ирка закатывала глаза. Костя не купил батарейки для микрофона. Светка спорила, кто должен купить. Ирка цокала. Светка сказала, что ладно, купит сама. Попросила не опаздывать, Костя уже отключился. Ирка сказала, что им надо расстаться. Светка сказала, что просто Костя непростой человек. Ирка сказала, что он мудак. Светка сказала, что он помогает за бесплатно. Они развернулись и поехали в супермаркет за батарейками. Всю дорогу они препирались о том, мудак ли Костя или непростой человек. И почему он всё делает как одолжение, Свет. Но это и есть одолжение, Ир. Но он же уже согласился помочь, Свет. Но он делает за бесплатно, Ир. Но он трахает тебе мозг, Свет. Ладно, Ир. И мне, Свет. И артисту, Свет. Ладно, Ир! Светка поймала мой взгляд в зеркале, сказала, что всё хорошо, время есть, Ирка подхватила, да-да, всё хорошо, развернулась, похлопала по колену. Укачивало. Наконец-то доехали. Светка предложила пойти в супермаркет вместе. Сказал, я посижу здесь. Ирка хотела остаться, но Светка сказала, что не пойдёт одна. Ирка закатила глаза, но вышла. Светка оставила музыку. Гиперболоид. Дотянулся, выключил, отвалился на спинку.

Тишина. Ватная тишина салона.

В машине было полно хлама, пакетов из Макдака, упаковки от влажных салфеток, щётки. На остановке чернел огромный баннер. Ястребиный профиль, вздёрнутый надменный нос. «Диктатум». Тур по 65 городам. Я закрыл глаза. Стенка аквариума. Это как двери в подъезде – есть внутренние и есть внешние. У кого-то крепче внутренние, у кого-то внешние. У меня с внутренними всё плохо. Поэтому я всегда стараюсь держать внешние на замке. Все думают, что я закрытый. Как же прекрасно сидеть вот так. Сидеть бы так весь день.

Потом приехали на площадку, но внутрь не пустили – там шла «Мафия». Должна была закончиться, но задержалась на полчаса. Ждали в крохотном холле. Ирка и Светка успокаивали, он настраивал гитару. Начали подходить. Несколько девушек. Женщина. Дёргали дверь, Светка и Ирка всё объясняли. Не поднимал глаз от ладов. Впустили. Костя опаздывал.

Маленькая кофейня с мебелью из Икеи, с простенькими афишами и флаерами, с крохотным пространством для сцены. Даже без подиума. Барный стул, столик под пульт. Алина пересылала фото. На фотках всё было не так тесно и нелепо. Всё время забываю – не доверять фото, подумал он. Оставалось сорок минут. Светка нервничала, Ирка не умолкала. Светка попросила не шуметь, Ирка обиделась и ушла курить. Подтягивались первые. Садились подальше от сцены. Одна девушка – тревожное жёлтое платье, выжидающий взгляд – пришла с цветами. Лилии. Он старался не смотреть. Он был не в голосе. Точнее, голос был где-то глубоко, надо было распеться, вытащить его. Гримёрки не было. Переоделся в концертные джинсы и рубашку в туалете. Глянул на себя в зеркало. Саша Даль. «Возможно, на тебя смотрит миллионер». Кто-то дёргал ручку. В унитазе плавала одинокая пористая фекалия. Побрезговал смывать, но всё-таки нажал, снова всплыла. Вышел. За дверью у раковины – жёлтое платье. Буркнул «Здрасьте», прошмыгнул к сцене. Девушка зашла в туалет.

Зрителей человек десять, отметил Саша. Бариста включил погромче, арэнби из нулевых. Костя молча разматывал провода, длинный, плечистый, с хмурым лицом. Он не смотрел на Сашу. Он делал всё медленно. Саша поздоровался, он хмыкнул в ответ. От него пахло. Осталось двадцать минут. Саша спросил, когда мы сможем чекнуться. Костя промолчал. Светка переспросила. Костя ответил, что когда-когда, надо всё подключить, тогда и чекнемся. Саша спросил, будет ли моник на сцене. Монитор для артиста, чтобы слышать себя. Костя ухмыльнулся и сказал, что знает, что такое моник, и что на такое помещение и одной колонки достаточно. Саша сказал, что мы договаривались на две. Костя сказал, что он ни с кем не договаривался. Светка спросила, почему он не привёз всё, что просили. Она же пересылала ему райдер. Райдер, усмехнулся Костя. Райдер! Костя и так делает бесплатно. Костя и так приехал в свой выходной. Костя привёз аппарат. Саша был рад, что музыка играет громко. Подошла пара. Девушка с длинным каре и чокером села у бара, ещё одна пара, ещё девушка…

На чеке Костя пустил всё в один моник и повернул его наполовину к сцене, наполовину к зрителям. Звук был сухой. Провод в гитаре потрескивал. Костя говорил, что с проводом всё в порядке, это проблема с гитарой. Саша помнил, что с гитарой всё было нормально. Саша просил Костю прибавить высоких и средних. Костя покачивал головой. Костя, прибавь, пожалуйста, высоких и средних. Дай ревёрб на голос. Костя качал головой. Костя? Костя выворачивал ручку в край, всё заводилось. А можно не так сильно? Костя убирал всё в ноль. Подошли ещё зрители. Саша старался их не пересчитывать. Человек десять-пятнадцать. Многих Саша узнавал в лицо. Звук не летал. Костя усмехнулся. Саша кое-как нашёл баланс, где можно было петь.

За окном начинались сумерки. В зале было человек двадцать. В отражении окна виделся человечек с гитарой. Вот он я. На барном стуле, посреди кофейни. Заканчивает чек, оставляет гитару, цепляется ногой за провод, треск в колонке, глупо улыбается, идёт в зал, но не знает, куда деться. У девушки в зале с айфона доносятся «Паруса» – выкладывает сториз с чека – спел припев и куплет. Всё пошло не так с самого начала, подумал он. Всё началось, когда она выложила «Паруса».

Вот про что надо спеть. Про то, когда негде спрятаться. Уже некоторые подходят, просят сфотографироваться, он говорит – после концерта, широко улыбаясь, и сбегает на улицу, мёрзнет там, возвращается, занимает самый дальний столик в углу, но всё равно – на виду. Смотрит в стол. Организаторши предлагают задержать ещё на десять минут, тем более, фотограф опаздывает. Но уже задержали на пятнадцать, Ир. Но вдруг придёт кто-то ещё, Свет. Ты уверена, Ир. Да, Свет. И приходят – целая компания, человек пять. Они просто хотят посидеть. Они просто хотят попить кофе. Узнав про концерт, застывают, переглядываются, спрашивают, что за песни, а он как идиот стоит рядом. И эта дура Ирка протягивает руку – вот наш артист, бард, останьтесь, послушайте. И мне хочется встать и выйти, и смотреть на себя со стороны. Смотреть это как кино про барда-неудачника, будто я ни при чём, я такой же зритель. Вот сидит бард. Сидит и сидит. Вам интересно? Давайте посмотрим. Что дальше. Как он выпутается. Но они слышат слово «Бард», перемигиваются, спрашивают, когда закончится, молчат, пока дылда в пальто не скажет, может, пойдём, и уходят, и все видят это, и тут Светка подходит ко мне и просит начинать. И я начал.