Читать книгу Друг - Константин Сергеевич Логутов - Страница 12

– И как долго нам трястись в этой тарантайке? – недовольно проворчал Артём, держась рукой за бортик кузова, чтобы не клюнуть носом в соседа при резких взлетах грузовика.

– Несколько часов, – коротко бросил я, прощальным взглядом провожая серую равнину. – Терпи.

Театрально вздохнув, Артём отвернулся от скученно сидящих рядовых и вслед за мной уставился на уходящую вдаль дорогу.

Вот и всё – мы уезжаем из КУТЛа. Всё, чему успели научиться мои ребята, они научились, пусть и в спешке. Ну, а кто не успел, тому не судьба… От этого становилось грустно. Русский менталитет, выраженный в щедрости души, гнал на смерть молодых ребят, многие из которых вряд ли переживут и половину срока обязательной мобилизации. Впрочем, так было всегда. Русские всегда побеждают, но какой ценой достаются эти победы…

Я взглянул на своего коллегу. Артём едва сидел на месте, постоянно морщась от боли в ноющих мышцах. Я сдержал свое слово, данное Крабову, и старался натаскать парня на соответствующий уровень подготовки. Будет жаль, если такой одаренный интеллект помрет под корягой на чужой планете… Курсы офицера малец прошел поразительно быстро и эффективно, летные навыки освоил не хуже самих пилотов, и на финальном экзамене выделывал такие пируэты, что только диву даешься.

Физподготовка, конечно, давалась хуже. Оно и понятно, мозги здесь не особо помогут, разве что в технике выполнения упражнений молодой лейтенант показывал удивительную приспособляемость, что помогало в тренировках. Впрочем, растущий организм быстро освоился с нагрузками, и за четыре месяца Артём здорово покрупнел. Ныл, конечно, нещадно – я представляю, с какими испытаниями ему пришлось столкнуться, если даже мне, отслужившему два года в группе быстрого реагирования, было нелегко.

Последний месяц был особенно тяжелый. Если раньше порядок десантирования проходили исключительно в симуляционных кабинках, то теперь нас часто гоняли на орбиту, для отработки полученных навыков в реальной ситуации. Пилотируемый взлет, полчаса невесомости, затем резкое пикирование на поверхность с последующим десантом. Высадка в горы, в пустыню, на воду. Пилотирование в центре тайфуна над Тихим океаном. Отрабатывали и аварийные ситуации в экстремальных условиях. Например, сброс с шаттла над Антарктидой на высоте пятидесяти километров, где еще толком нет воздуха для парашюта, и приходится использовать реактивные микродвигатели скафандра для подтормаживания. Последующее приземление в ледяной пустыне со средней температурой в -60 градусов Цельсия, переход к точке сбора.

Конечно, выдерживали не все. Космический десант – это вам не шутки, господа. Но особо выбора для штрафных батальонов нет: либо ты мобилизуешься в авангард Третьего Корпуса, либо по статье дезертирства отправляешься прямиком на «лучшие» космические стройки Титана. Остальные, мобилизованные не по статье, будут десантироваться за нашими спинами, когда штрафники хорошенько удобрят своей кровью плацдарм для высадки.

Вот позади осталась Третья Линия – высокий забор с колючкой наверху, непосредственно окружающий сам лагерь. В принципе, ничего особо важного эта Линия не выполняет: офицеры имеют право свободно выходить за пределы КУТЛа подышать свежим воздухом, не загрязненным выхлопами от машин и прочей техники. Сам я регулярно пользовался такой возможностью. Сейчас же – в середине апреля – всё голо и безжизненно, нет и следа от того цветочного ковра, что был когда-то в сентябре. Даже грустно как-то прощаться с такой мертвой равниной.

Через несколько минут мы подъехали ко Второй Линии – перевалочному пункту между лагерем и внешним миром. Здесь уже кончается та эфемерная свобода, подаренная нам государством. Иногда между Третьей и Второй Линиями командование устраивало развернутые учения и стрельбы, правда, особо не прижимаясь к запрещенной зоне и не нервируя часовых. Стена из армированного бетона не раз выдерживала нападения войск Туркестана в прошлом, когда здесь еще была военная база мятежников. В башенках наблюдения ведется круглосуточное дежурство, на воротах действует контрольно-пропускная система. Приближаться к Линии без соответствующего разрешения строго запрещается, а ее пересечение автоматически приравнивается к дезертирству и побегу. И всё – дальше только депортация на Титан, если не расстрел. Последний раз я ее пересекал вместе с комбатом, когда мы ехали забирать тело Семена… Эх, Сема-Сема.

С*кины дети пристрелили его из крупнокалиберного пулемета, гнезда которых установлены по периметру всей Первой Линии – самого последнего внешнего рубежа. Прорваться через него немыслимо, даже дойти до ворот очень сложно – пространство между Линиями засеяно сплошным минным полем, среди которого одиноко петляет асфальтированная дорога. В карауле здесь стоит отдельный охранный гарнизон для обороны лагеря от внешних угроз. Построили Первую Линию уже после передачи Содружеству, из нуль-гравитационной легированной титаном стали, отлитой в невесомости. Пропускная система здесь еще более строгая, ориентированная на контрразведку и выявление шпионов. Минут двадцать мы стояли в пробке, пока дежурные сверяли пропуска и документы.

И вот мы на проселочной дороге, вдали от лагеря, едем к станции маглева в Халкабаде. Поезд доставит нас на космодром, где дожидаются более полутора тысяч катеров для доставки на транспортник. Сейчас на корабле техники лихорадочно проводят последние проверки функциональности.

– Лейтенант Гиря, о чем задумались? – глумливо спросил Артём.

Вот ведь дите! Самый лучший стрелок в батальоне, а всё туда же.

– Для тебя я Фёдор Григорьевич, – подмигнул я ему, – лейтенант Артём.

Бойцы молча слушали нашу шутливую перепалку.

– Лейтенант Гиря, а вы знаете что-нибудь о полете? – Артём, держась левой рукой за бортик, правой шутливо отдал честь.

Черт, а ведь нам и правда ничего путного не сказали перед выездом. Последний месяц прошел в таком темпе, что об этом просто забыли. Или специально не сказали. Черт их всё-таки дери.

– Нет, ничего, – нахмурился я.

Надо будет найти на космодроме Крабова и расспросить подробней. Если только у ФСБ-шника найдется время для бесед. И полномочия.

– Ой… – Артём изучающе взглянул на меня. – Фёдор, ты чего?

– Воронцов, хоть тебе и дали лейтенанта, мы с тобой не друзья, и не пытайся держать меня на равных, – в кузове раздалось одобряющее ворчание рядовых. – Хоть ты и смышленый, но… – я стрельнул в него взглядом, повернул голову в сторону подчиненных – те моментально затихли – и отвернулся снова глазеть на дорогу. – В общем, забудь.

Остальную часть дороги до вокзала мы проехали молча. Трясло кузов немилосердно, все старались уткнуться носом в теплый ворот куртки и подремать. Артём еще что-то пытался говорить, но его никто не поддержал. Солдаты, многим из которых далеко за тридцать, не воспринимали девятнадцатилетнего пацана как командира. Что из этого выйдет, я не берусь гадать.

До космодрома мы добирались около полутора суток. По плану, который Крабов всё-таки соизволил показать, Третий Корпус должен погрузиться на «Полет» в течение месяца – не так-то легко отправить на орбиту сорок восемь тысяч человек. Конкретно с этого порта, расположенного у границы Туркестана с Содружеством, отбывают две дивизии. По спискам очереди, наш батальон должен улететь через две недели после прибытия в городок.

Поселили нас в каком-то загаженном «крысятнике», прямо посреди рассады забегаловок, зазывающих дешевой выпивкой и проститутками. Чтобы рядовой состав не спился в первую же неделю, комбаты приказали сдать на хранение все деньги и прочие ценности. Впрочем, батальонных алкашей это не остановило, взводным то и дело приходилось разбираться с драками и ограблениями.

К счастью, вскоре пришел наш черед улетать. В соответствии с Уставом космопехотных войск, мы с Артёмом должны сидеть вторыми номерами при пилотах, поэтому мне даже не удалось в последний раз взглянуть на голубой шар родной планеты. Совсем некстати вспомнились галлюцинации, когда я лежал в отключке в больничке пограничников. Привидение первой любви стояло перед глазами и умоляло не улетать… Нет, хватит об этом думать! Я встряхнул головой. Надо думать о будущем.

*      *      *

Корабль-космолет А-2 «Полет» превзошел самые смелые ожидания, это настоящий летающий город! Собранный в космосе, он не предназначен для посадки на планеты и обречен весь срок службы находиться в безвоздушном пространстве. Внешне, правда, тот еще уродец – неуклюжее нагромождение пересекающихся под разными углами балок, мачт и надстроек, ни малейшего намека на обтекаемость или аэродинамику – но звездолету это и не нужно.

Сейчас главные двигатели были выключены, космолет по широкой параболе обходил Землю, подравнивая курс за счет боковых корректоров. Примерно к моменту погрузки армии, он закончит обход и включит маршевые ускорители, с помощью которых корабль сможет выйти из плоскости эклиптики. Это поможет избежать встреч с тоннами космического мусора, вращающегося вокруг Солнца наряду с планетами – меньше энергозатрат на противометеоритную защиту обшивки корабля. Как специалист по бортовому ремонту в невесомости, я понимал это лучше других.

Ну а пока звездолет проходил последние проверки, мы исследовали внутренности нашего космического дома. После того, как наш катер состыковался с кораблем в одной из множества стартовых шахт, человек в оранжевом комбинезоне местной техслужбы проводил нас через огромный ангар до лифта, на котором мы уже попали в жилые сектора. Двадцать две вплотную набитых солдатами палубы, в коридорах не протолкнуться, и далеко не сразу мы нашли свой блок и казарму. Тем более, что пока корабль дрейфует на орбите, на борту была микрогравитация, и рядовые от непривычки кувыркались и отлетали от стенок. Потом, когда основная масса людей всё-таки растеклась по приписанным по плану казармам, стало легче: в общем гардеробе нашлись закрепленные за взводом башмаки с магнитной подошвой, и офицеры наконец обрели возможность отправиться к точке сбора в столовой, как приказал комбат.

По пути мы встретили Петруху. После повышения Артёма на новогоднем празднике Козлова перевели командиром в восьмой взвод вместо лейтенанта Конопли, вконец сорвавшегося с катушек и избивавшего в лагере рядовых. Искренне порадовавшись успехам физически покрупневшего Воронцова, Петруха вместе с нами направился в сторону расположения столовых.

Помещения столовых находятся в центральном блоке, герметично отделенном от остальных с помощью шлюзовых переходов, кроме того, здесь расположены стрельбища, тренажерные залы, симуляционные кабины. Вообще, каждый сектор имеет свою независимую систему воздухообеспечения, что повышает выживаемость корабля при разгерметизации. В самом центре корабля расположен огромный спортзал, где при невесомости проводят соревнования по различным видам спорта, в том числе по знаменитому спейсболу, популярному среди космолетчиков.

По первости ощущений меня затянуло. Игра довольно простая, отдаленно напоминает регби, но со своими особенностями. В зал выпускают несколько массивных металлических шаров, которые нужны для движения игроков в условиях невесомости. Используя принцип суперпозиции, нападающий должен пролететь к кольцеобразным воротам в конце поля и забросить мяч – маленький тяжелый шарик массой в несколько килограмм, обитый резиновыми накладками, чтобы не травмировать игроков. Задача противоположной команды, защитников и вратаря, соответственно, помешать забить гол в свои ворота.

Звучит просто, но не привыкшим к долгим перелетам в невесомости людям даже передвигаться по полю почти невозможно: необходимо на подсознательном уровне учитывать суммарный импульс металлического шара и своего тела, чтобы не улететь в другой конец зала. Да что там говорить, даже на воротах надо быть настороже. Иначе мяч, хоть и легкий, но обладающий высокой скоростью, придаст вратарю ненулевой импульс, и простофиля медленно влетит в собственные ворота вместе с мячом под восторженное улюлюканье толпы. В общем, поиграв с опытными спейсболистами несколько раундов, я быстро потерял интерес к игре.

*      *      *

И вот, наконец настал момент старта. Звездолет закончил обходить Землю, последние батальоны расквартировались в казармах, отыграли финальные матчи спейсболисты. Несколько часов космолет вздрагивал, синхронизируя работу двигателей, то и дело нас дергали в разные стороны кратковременные ускорения. Ближе к корабельному вечеру все ощутили мощный толчок и появление сначала незаметной, а потом всё более существенной силы тяжести.

Это было радостное и одновременно тяжкое ощущение. Радостное, потому что под ногами наконец-то появилась опора, и больше не приходилось болтаться в магнитных башмаках, словно привязанные аэростаты. И тяжкое, так как ускорение на корабле довольно быстро достигло значения в два «же», вызвав мучительные напряжения в суставах и мышцах. Первые сутки все лежали с синдромом космической адаптации, пока сердечно-сосудистая система снова привыкала к весу крови в сосудах, в ежедневный рацион вошли пастилки с гемоглобином, помогающим переносу кислорода к отяжелевшим мышцам.

По очень широкой дуге «Полет» постепенно вышел из плоскости Солнечной системы, радиальное ускорение при этом было настолько мало, что было почти незаметно на фоне основного маршевого. При общей массе в половину миллиона тонн, космолет вскоре дошел до скорости в семьдесят процентов от световой – максимум, до которого может разогнать импульсный термоядерный движитель без подпитки ксионным полем. Основанный на реакциях соединения изотопов водорода с гелием-3, двигатель космолета за всё время разгона выходит в расчетный потолок мощности в пять миллиардов гигаватт – один факт из потока бесполезной информации, выливаемой Артёмом во время наших тренировок.

Тренировались мы без остановки, без дела не сидел никто. Несмотря на удвоенную силу тяжести, комбаты проводили учения по стрельбе, рукопашному бою, организовывали соревнования, симуляционные турниры. Разумеется, не без наблюдения у врачей, ежедневно проверяющих солдат на электрокардиографе. Кроме того, всем пришлось пройти кажущийся бесконечным курс профилактической фармакотерапии от множества болезней чужой планеты, обладающей своей уникальной микробной биосферой. Если сказать своими словами, задница болела нещадно от ежедневных уколов.

Продолжался этот ад при удвоенной силе тяжести почти четыре месяца, а точнее, сто двенадцать суток корабельного времени. На Земле, правда, за это время прошло сто двадцать три дня, но… Но у нас на одиннадцать дней меньше. Никогда не пойму этих релятивистских штучек. К моменту, когда закончился первый этап разгона, корабль отдалился от Солнечной системы на одну десятую светового года.

Второй этап разгона ознаменовался включением исполинского ксионного кольца. Личный состав встречает этот этап в криогенных камерах – специальных устройствах для защиты от перегрузок, когда тело человека замораживается по специальной технологии в растворе, предотвращающем необратимое повреждение клеток при образовании кристаллов льда. Ускорение на корабле возрастает до пяти «же», длится этот этап всего сутки, так как нужен только для проверки всех систем в работе до финального прыжка. Офицеров собрали для краткого инструктажа, еще раз пробежавшись по порядку десантирования на Кассид. Накачав всех важностью внезапности нападения, Крабов приказал всем ложиться в криокамеры.

Потом, через сутки, будет третий и последний этап полета. Космолет полностью перейдет под контроль автоматики и ускорится до трехсот «же», вплоть до достижения световой скорости. Достичь такой непредставимой мощности можно только с помощью ксионного кольца, так как ни один тип двигателя не сможет сохранять такое безумное ускорение так долго, учитывая, что масса корабля возрастает по приближению к световому пределу… Опять непонятная мне релятивистика.

Конечно, на самом деле можно достичь только скорости, очень близкой к световой – старина Эйнштейн недвусмысленно об этом предупреждал. Расширенная теория относительности, учитывающая многомерность, вывела новые пределы для элементарных частиц – очень близкие к световой скорости, при которых происходит произвольное ксионное взаимодействие, и частицы уходят из нашего пространства. Здесь, если честно, я еще меньше понимаю, что к чему, да и то благодаря разъяснениям Артёма.

Проще говоря, в этот момент скорость скачком перепрыгивает через световой барьер, и корабль совершает прыжок. По определенной многомерной траектории, рассчитываемой бортовыми системами перед скачком, космолет «выныривает» обратно. Артём что-то рассказывал еще про законы сохранения квантового состояния, благодаря чему корабль из потока элементарных частиц «собирается» обратно в себя, но там я совсем не понял. Дальность прыжка зависит от ускорения космолета в момент скачка. Как будто бросаешь камень под углом к горизонту: чем сильнее кинешь, тем дальше он полетит.

Тихо зашипели воздушные насосы криованны, заполняя кабину чистым отфильтрованным воздухом. Сбоку замигали зеленые индикаторы, сообщая, что пациент готов к заморозке. Ноги обдало щиплющим холодком, постепенно поднимающимся вверх по телу, захватывая руки, грудь и голову. Но настоящего холода я не почувствовал – всё мгновенно немело, нервы отключались под действием сильнейшего анестетика. Вскоре ухудшилось зрение, пропал слух. Как будто умираешь.

Я хотел в последний раз вздохнуть, но не успел.