Читать книгу Друг - Константин Сергеевич Логутов - Страница 8
Часть II. Артём
Глава III. Зона
ОглавлениеНаверху было жарко и сильно воняло потом, но там на меня, по крайней мере, никто не обращал внимания.
– Королем ходи, королем! – жарко советовал сиплый прокуренный голос знатока карточных игр. – Он же вальтом тебя накроет!
Приложив холодную ладонь к шишке на лбу, я украдкой, чтобы меня никто не заметил, наблюдал за ходом древнейшей игры человечества. Самое парадоксальное, что игра не утратила популярности с приходом цифрового века, а наоборот, со временем всякие голографические игрушки и виртуальная реальность отошли на второй план. Особенно после Мировой Войны.
Невольно я усмехнулся, вспомнив книгу какого-то писателя-фантаста XX века, представлявшего жизнь будущего как вершину цивилизации, с абсолютной справедливостью, где никто никому не врет, не знают предательства и страданий. Надо быть наивным глупцом, чтобы думать, что люди когда-нибудь изменятся. Миром всегда будут править деньги, власть и смертоносная жажда это всё заполучить. Двести лет назад никто, наверно, и представить себе не мог такого духовного обнищания, поразившего людей в эпоху извращенного либерализма перед Войной. Глобальное вымирание религий и последующее торжество атеизма привело к утрате всех остатков человеческих ценностей. Современные историки и философы рассматривают это явление как закат человечества, начало его неизбежного конца. Может, и в самом деле человек изжил себя?
Вспыхнувшая в начале XXII века Третья Мировая стала переломным моментом этого процесса. Даже спустя почти век после Войны мир не восстановил былого уровня культуры, на половине земного шара до сих пор торжествует послевоенная анархия и разбой, тотальный разрушительный голод. И как удивительно это всё контрастирует с квантовой электроникой, искусственным интеллектом, космическими полетами к далеким мирам… Всем плевать, даже тем, кто страдает в первую очередь, вымирая целыми деревнями. Все считают, что так и должно быть. Сообщество Независимых Наций – вкратце СНН – сборище бездарных болтунов, как, собственно, и ООН до Войны. Их волнует только собственное благополучие, ничтожного процента от населения Земли. Кому нужны бесконечные войны за независимость внеземных колоний? На кой черт трем миллиардам человек, выживших в суровые годы ядерной зимы, освоение спутников Сатурна? Куда важней, чтобы небо над головой было голубым, а воздух – пригодным для дыхания. Даже полет к звездам в итоге принес только войну, причем с врагом, неизвестно насколько превосходящим в технологиях. Войну, которую человечество может проиграть.
Тот забытый писатель из XX века писал, что тотальная автоматизация освободит людей от работы: производство, услуги, контроль и управление. Освободит для творчества, духовного развития… Но он не учел, что человек в большинстве своем – ленивая скотина. Стоит дать ему поесть и поспать, оградить от всяческого труда, и способность думать мгновенно атрофируется. Сознание людей приобрело консервативный, аполитичный характер – общество потребления, когда каждый думает только о своем брюхе. И пришла расплата: жестокая ядерная война, уничтожившая «счастливое» скотское общество, которому плевать на всё, и их правителей, дорвавшихся до власти.
После Мировой Войны стало не до автоматизации. Во-первых, человечество на Земле было отброшено назад в аграрный век, снова стал в цене ручной труд. Во-вторых, люди воочию увидели, как сжигались целые города из-за одной ошибки в исполняемом алгоритме боевой машины, какая бесконтрольная жестокость заложена в маленьком самопрограммирующемся модуле искусственного интеллекта, стоит хакеру-диверсанту внести в него изменения. Послевоенные конвенции СНН запретили производство боевых роботов, со временем из обихода вышли, не в силах окупить себестоимость, и бытовые программируемые приборы. Постепенно человечество вернулось к тому, с чего всё начиналось. Наверно, это и значит закат человечества.
– Ооо… новенький! Проснулся уже? – тупая избитая морда человека будущего смотрела на меня красными от долгих запоев глазёнками, вперив колючий взгляд.
Я онемел от неожиданности.
– Ну давай-давай, спускайся, дружок, – небрежно бросил еще один заключенный, оторвавшись от раздачи партии.
Скрипнуло решетчатое оконце на выходной двери, и в камеру заглянуло лицо молодого, может чуть постарше меня, постового, дежурившего в коридоре. Через секунду дверь отворилась, и появившийся в проеме среднего возраста милиционер презрительно оглядел картежников. Те сразу испуганно съежились и быстро расползлись по сторонам, а мент шагнул вперед и объявил:
– Воронцов, на выход!
Я сначала даже не понял, что вызвали меня. Лежу на верхней полке и глаза выпучил. Лишь после того, как тот вторично гаркнул мою фамилию, я вдруг очнулся и поспешно спустился вниз, попутно ударившись затылком о низкий потолок камеры.
– Лицом к стене, руки за спину! – милиционер резво пригвоздил меня к стенке и застегнул наручники. – Ты че там, уснул что ли?
Я хотел раздраженно ответить, что действительно хотел поспать, но вовремя сдержался. Молодой слегка ткнул меня в спину дубинкой, и мы пошли. По пути постовой всё порывался поговорить со скуки, настороженно поглядывая на старшего милиционера. Тот молчаливо шел сзади, не издавая ни звука. Возможно, он всё-таки подал какой-то разрешающий сигнал, так как молодого словно прорвало. Он рассказывал о своей службе, о скучных дежурствах, о том, как он насмотрелся на разных воров и убийц, попадающих в следственный изолятор. Я молча слушал.
– По морде видно, что ты… э-э… неопасный, – доброжелательно сообщил под конец постовой, и стало непонятно, оскорбляться мне или радоваться.
– Настоящие маньяки так обычно и выглядят, – пробурчал шедший чуть позади мент. – Стоять, «мокрушник»! Лицом к стене и не шевелиться!
Мы остановились перед обычной железной дверью, такой же старой и с облупившейся краской, как все остальные. Милиционер осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Через пару секунд оттуда вылетел улыбчивый здоровенный мужик, оглядел меня с головы до ног и повернулся к менту.
– Да-да, его отведут. Вы свободны, лейтенант, – ответил мужчина милиционеру и оглядел меня еще раз. – Ну как, лоб не сильно болит? Извини, в темноте не видно было…
Вот как! Так это он меня из кустов дубинкой двинул! Когда я очнулся в камере, голова просто раскалывалась от боли.
– Молчишь, да? Смотри, сейчас тебе много говорить придется… – он провел меня внутрь в комнатушку, усадил на жесткий стул и сел напротив за стол. – Та-ак, Воронцов Артём… э-э… Евгеньевич, да?.. Семьдесят девятого года рождения, так?
– Так, – вяло согласился я.
Этот человек не внушал ничего хорошего.
– Что ж ты натворил, парень? – спросил мужик сочувственно, но тут же беззаботно проговорил. – Ну да ладно, я вызвал не нотации тебе читать… Ты сам знал, на что шел, – он открыл рапорт группы захвата, лежащий на столе. – Тройное убийство, покушение на убийство в баре… э-э-э… «Три медведя», тяжкие телесные охранникам в том же баре… Да уж, парень, ну ты и влип! Дальше… Незаконное хранение огнестрела и стрельба боевыми патронами, вооруженное сопротивление сотрудникам милиции. Да уж… – он взглянул на меня, оторвавшись от чтения, и суховато продолжил. – Ты же понимаешь, что согласно УК СОКР одни только убийства тянут на высшую меру… Что такое?!
В дверь постучали, и сразу же в кабинет виновато заглянул тот самый постовой, который вел меня на допрос.
– Кос-полит капитан, вам сообщение от майора Кузнецова, – извиняющимся голосом сказал парень.
Мужик встал, бросил на меня настороженный взгляд и подошел к постовому, тот протянул бумагу.
– Свободны, – бросил ему капитан, не отрываясь от чтения бумаги. – Что за?.. – он снова взглянул на меня и опять в приказ. – Та-ак, понятно всё, – медленно прошел к своему месту за столом и грузно сел. Утопил на допотопном аппарате переговорной связи кнопку и, удерживая нажатой, зло пролаял в микрофон:
– Лейтенант!
– Слушаю, кос-полит капитан, – немедленно раздалось из динамика.
– Бери Воронцова и веди его обратно в камеру, – раздраженно выплюнул мужик и тут же отключился. – Повезло тебе, «мажорик», переводят тебя. Наверно, родня у тебя влиятельная, а? – взгляд на меня.
Я промолчал. Допрос закончился.
* * *
– Тёмка, ну ты где? – ее томный голос заставлял тело приятно подрагивать, а на лицо неизменно выползала глупая улыбка.
– Ты всегда так кричишь? – улыбнулся я и просунул руку ей под голову, привлекая к себе.
– Я разве кричала? – притворно удивилась она и хихикнула. – Тебе это показалось, – сказала она моей шее.
Я улыбнулся еще шире.
– Давай еще раз, – озорно добавила она и подняла голову, взглянув мне на подбородок, – всё-таки это мой праздник!
– Фу ты, какая ненасытная, – усмехнулся я, – дай хоть передохну.
Прошла неделя после того разговора с отцом, где он предупреждал меня о возможном задержании и мобилизации. Ничего особенного за это время не случилось, если не считать того, что пришел приказ от деканата вести строгий учет оценок за успеваемость. Еще как-то все сразу исчезли должники за прошедший семестр. Никто, конечно, никаких комментариев не давал, хотя всем и так было ясно, куда они делись.
– О чем думаешь? – она слегка отстранилась, чтобы взглянуть мне в глаза.
Глупый вопрос. Придумать такой, да еще и умудриться ответить на него, способны только женщины. Я не нашелся что ответить.
– Как думаешь, мы всегда будем вместе?
Еще один глупый вопрос. Нет, дорогая, меня скоро мобилизуют и побреют в солдаты, а еще через полгода убьют.
– Конечно, милая, как же иначе, – я ободряюще взглянул на нее, перенеся взгляд с потолка, и погладил ее по волосам.
Она училась на факультете философии и психологии на какого-то психогенетика, правда, чем они занимаются, не знала даже сейчас, на втором курсе обучения. С этого и еще нескольких гуманитарных факультетов забрали в армию даже отличников, оставив в институте лишь технические специальности.
И скоро примутся за инженеров. Отец сказал, что до этого момента не так далеко: ситуация на Кассиде продолжала ухудшаться. Даже ему, председателю законодательной палаты Петербурга, не удалось найти лазейки, чтобы отмазать меня от мобилизации. Боялись все: и отличники, и бездельники. Все испытывали перед чужой планетой первобытный ужас.
– Конечно, мы всегда будем вместе, – повторил я, – всегда…
* * *
Стремительный поток сухого горячего воздуха ворвался в маленькое зарешеченное окошко и дохнул мне в лицо – поезд останавливался, и нагретый воздух между секциями магнитов у днища поезда начал лезть наружу. Я открыл глаза, согнал с лица глупую улыбку, оставшуюся после сладкого сна, и выглянул в окно. Мы подъезжали к маленькому пыльному городку в пустыне Туркестана. Сбоку от станции маглева виднелись кузова военных грузовиков.
– Встать! Собраться! Через минуту быть готовыми к выходу! – прокаркал здоровенный накаченный амбал, представившийся сержантом то ли Пестряковым, то ли Медляковым.
Исправительная колония строгого режима Халкабад, названная по одноименному военному городку, расположенному неподалеку. Это всё, чего мог добиться со своими связями отец, после того как отмазал меня от смертной казни.
– Молись, чтоб тебе хотя бы «строгача» дали, – сказал он мне в «день свиданий». – Адвокат тебе сообщит результаты, – и ушел.
Он был зол на меня.
Но на первом же заседании суда прозвучал приговор к расстрелу, и отцу пришлось действовать более активно. «Случайный» акт вандализма в отделе улик милицейского управления, поджог типографии городского суда, где сгорели протоколы заседаний и все электронные копии, падение центрального судебного сервера с облачным хранилищем данных, и всё. Мое дело было оставлено на повторное слушание. А дальше дело техники: с меня списали сопротивление властям и нападение на охрану бара, а убийство бандитов оформили как самооборону. Хорошо иметь влиятельного родителя.
Стоило мне выйти из поезда, как волосы сразу встали дыбом, а одежда намертво прилипла к телу, и я живо представил, как могучее магнитное поле пронизывает меня насквозь в сухом наэлектризованном воздухе. Внутри-то магнитный поток экранируется, а вот снаружи… Современная электродорожная дорога маглева представляет собой платформу с секциями высокотемпературных сверхпроводников вдоль путей. На поворотах платформа расширяется, закругления с системой магнитных каналов не дают опрокинуться составу, способному разогнаться на прямых участках до тысячи километров в час. При движении поезд находится на магнитной подушке, при этом по путям бежит несколько сотен ампер тока. Конечно, стержни сверхпроводников при долгом рейсе перегреваются, на каждой станции в целях профилактики проверяют хладагент на днище вагонов. Иначе – крупная авария, когда сверхпроводящие свойства пропадают, и состав «сходит с путей» на огромной скорости. Да и при торможении поезда перегретый воздух рвется наружу, способный запросто стать причиной серьезной аварии.
Вот и сейчас, вылезая из поезда, я увидел группу людей в синих комбинезонах, стоящих около соседнего вагона, из-под днища которого выглядывало огромное черное пятно. Не иначе как кипящим воздухом расплавило защитное покрытие, отделяющее пассажирские помещения.
– Давай вперед, че вылупился! – гаркнул сержант Пестряков-Медляков и вроде как несильно толкнул в плечо, хотя я чуть не полетел кубарем на пыльный асфальт.
Осмотреть достопримечательности городка нам, разумеется, не дали, сразу приказав садиться в приготовленные крытые машины. Набившись, как сельди в бочонок, мы тронулись в путь по древней разбитой дороге с торчащими кусками старого асфальта и редкими обломками арматуры от разрушенного отбойника, уже наполовину сросшимися с сухой землей. Примерно после часа ужасной тряски мы приехали на место: несколько приземистых серых зданий, обнесенных высокой стеной с колючей проволокой под напряжением. На углу у стены я заметил трансформаторную будку, от которой шло питание еще и в жилые помещения.
«Интересно, что бы она подумала, узнав, куда я попал?»
Я проводил взглядом первую группу заключенных, сопровождаемых конвоем из шести автоматчиков. На душе потеплело, когда я вспомнил тот день с ней, девятого марта, последний день, когда мы были вместе…
– Пошли, пошли!!!
Торопливо стали вылезать заключенные, то и дело в страшной тесноте наступая друг на друга и ежесекундно матерясь. Вскоре вылез и я. Солнце слепило, сухой горячий воздух противно лез в нос, забивая ноздри пылью. Нас построили в колонну и повели к широким бронированным воротам.
«Надо рвать отсюда!» – подумал я и живо представил, как шестеро автоматчиков целятся в мою голую спину…
Но как??
* * *
– …так, чуть дальше начинается подземный туннель, прорытый еще хр*н знает когда, во время войны, наверно, – с жаром рассказывал Петро во время прогулки во внутреннем дворе, где нам разрешалось находиться строго до обеда.
Петро – хитрый уголовник, сидит здесь уже очень давно, с обширными связями как внутри, так и снаружи зоны. Умудрился пережить всех местных авторитетов, кого подставив, кого просто прикончив. Опасный тип. Верить ему не хотелось, но иного выхода просто нет. Да и рассказывает он убедительные вещи…
– И что? – резко спросил Никита.
Я посмотрел на взбешенного парня. Единственный нормальный человек, с кем мне удалось поддержать дружеские отношения. Рядом с ним не возникало желания немедленно забиться под какую-нибудь лавку и не вылезать до отбоя.
– А то, – загадочно сказал Петро, – что система туннелей выведет нас прямиком за стены зоны, к месту неподалеку от первого блокпоста. Если там не спалимся, то считай что свободны.
– Что-то не… – недоверчиво ответил огромный бритый детина со сломанным носом.
Его я видел впервые. Объемные, подрагивающие под кожей мышцы внушали уважение и страх. Лицо обезображено шрамом и свернутым набок носом, из-за чего казалось, будто он всегда морщится.
Завыла сирена, проорав три длинных протяжных гудка – условный сигнал, что прогулка окончена. Сразу же ожил старый засорившийся «матюгальник», висевший на крыше главного здания, прямо перед площадкой, где выгуливали заключенных:
– Все по камерам, повторяю, все по камерам!!! Разойдись!
Компания начала разбредаться: за нарушение режима жестоко наказывали. Никита резко развернулся и пошел отдельно от всех, я бросился догонять.
– Ты что, Никит? – спросил я его. – Он же вариант предлагает! И совсем неплохой, надо признать!
– Ну ты, бл*, наивный, охр*неть просто! – бросил мне Никита. – Мож ты и умный, бл*, знаешь всякие умные штучки, но в остальном ты просто муд*к, бл*!
Никто мне такой сложной по содержанию и одновременно понятной по смыслу тирады еще не выдавал.
– Ооо, – закатил глаза тот, – начинается… Не надо мне мозг парить своими умными… э-э-э… тирадами, бл*! Ты че, бл*, не видишь, что это ж подстава конкретная! Мы для быдла им нужны, ты че, бл*, не просек что ли? Петро здесь уже третий год зону топчет, а ты здесь и месяца не пробыл, да я и сам-то полгода всего…
– Ну и что делать тогда, а?.. – я задумался.
– А что самое хр*новое, что выбора у нас то и нету! – прошипел Никита. – Мы с тобой в деле, бл*, хотим этого или нет… он рассказал нам план, всё, малёк, назад дороги нет!
– Но ведь побег на послезавтра!
– Короч, малёк, держи ухо востро, хотя… – он критично оглядел меня. – Вряд ли у тебя получится… Держись просто рядом, авось и выживем.
* * *
Я не мог спать. Не мог лежать. Лихорадочная дрожь то и дело пробегала по телу, разболелся от волнения пресс. Долго ворочался на узкой кровати, пытаясь найти удобную позу для выжидания момента. Вскоре сверху послышалось сопение уснувшего сокамерника. Периодически по коридору проходил тюремщик, равномерно постукивая своей дубинкой по решеткам, всё тише и дальше…
…я очнулся от неприятного звука, как будто кто-то резко нырнул под воду, булькнув на прощание. Звук был настолько мимолетным, что я сначала не понял, что произошло, а когда догадался, холодный пот прошиб меня, пробежавшись по спине мурашками.
Сегодня побег. Сейчас побег. Петро, возложивший на себя обязанности командира группы беглецов, приказал всем ждать условного сигнала. Какого именно он не уточнил, я долго ломал голову, пытаясь догадаться. Сейчас всё встало на места, тюремщик этого сигнала не услышит… уже не услышит.
…внезапно черная тень метнулась к моей двери, секунду поколдовала над замком, и дверь раскрылась.
– Идем, ботан, – прошептала тень.
Я вздрогнул. Это был Сальвадор, серийный маньяк-убийца, имеющий за плечами не менее дюжины трупов и приговоренный к смертной казни. Здесь он отбывал временное наказание, пока на Урале, где его всё-таки поймали после серии ужасных убийств по всему Содружеству, дописывались последние тома этого громкого дела. Казнить его должны где-то под Новый год… А сейчас он убегает вместе со мной.
– Идем же, муд*к ты стриженый!!! – прошипел Сальвадор и поманил рукой.
Если бы не подстава, которую они собираются сделать, с нами так не возились… Как же я боюсь этого психа!
– Да-да, – торопливо прошептал я и вскочил, при этом неловко ударившись головой о второй этаж двухъярусной нары, где спал мой сокамерник.
– Что такое?.. – тот заворочался и хотел было продрать глаза, как вдруг Сальвадор, прошипев в мой адрес что-то непечатное, метнулся к нему, зажал бедняге ладонью рот и с силой надавил на горло. Сокамерник затих.
– Ты че, бл*, не понял, что тихо надо?!! – сверкнул маньяк глазами и указал рукой на дверь. – Вали давай, тока тихо, понял, суч*нок?
Я вышел в коридор и первое, что увидел, это тело охранника, лежащего на полу с проткнутой шеей. Осторожно переступая через натёкшую лужу крови, заключенные подходили к камере Петро. По плану, побег начинался именно оттуда, где Петро незаметно от охраны проломал перегородку, отделяющую камеру от системы вентиляционных труб. Конечно, по трубам убежать нереально, они слишком узкие, чтобы по ним мог пролезть человек. Но не трубы были ключевыми пунктами побега. Строго под нами, под первым этажом, находятся помещения службы ремонта и утилизации, которые снабжаются воздухом из той же самой трубы, причем решетки лазов расположены, как проверил Петро, напротив друг друга. Пара сильных ударов, и мы спустимся…
БАХ!!! По трубе пробежался низкий угрожающий гул.
Вот черт, я и не знал, что это так громко…
БА-БАХ!!!
– Всё, пошли-пошли!!! – шепотом прокричал Петро и первым нырнул в образовавшуюся дыру. Уголовники змеей потянулись за командиром.
Ах, твою мать!!! Пока я лез в дыру, трицепсом зацепил рваный край трубы, и металл прочертил длинную кровавую полосу. Я хотел было остановиться и полезть назад, когда сзади грязно ругнулись и со всей силы отвесили мне в задницу пинок. Осколок металла пропорол плечо, я заорал и свалился вниз – в пыльное, едва освещенное слабой аварийной лампочкой помещение.
Ааа!!! Как же болит плечо! Но не успел я оглядеть свою многострадальную руку, как сверху всей своей полуторацентнеровой тушей свалился Бугай – огромный здоровяк со свернутым набок носом.
– Бл*!!! Убирайся отсюда! – проорал Бугай и одной рукой отшвырнул меня в сторону. Воздух выбило из легких, я свалился на груду металлических труб и палок, и что-то ошеломляюще больно ткнулось мне в бок…
* * *
…я вышел из ее дома, когда уже было довольно темно, часов девять или десять. Приказом деканата девятого марта никто не учился, к великой радости всех студентов, и мы весь день провели у нее дома: лениво ползали по комнатам и иногда залезали в кровать, пытаясь повторить ночные подвиги. К несчастью, способностями секс-бомбы я не обладал, поэтому большую часть времени мы провели у головизора, рассматривая повторы вчерашних голографических передач и доедая остатки вчерашнего ужина.
Заметно похолодало. Сейчас, ранней весной, погода на улице менялась самым неожиданным образом, и предугадать температуру на вечер было просто невозможно. Я застегнул молнию жилетки, поднял воротник и только направился к выходу из квартальной коробки на проспект, как сзади меня окликнул кто-то из местной гопоты, вечно дежурившей во дворе.
– Пацан, сигаретка найдется? – обратился ко мне самый старший, выглядевший лет на тридцать.
Я внимательно разглядел компанию, сидящую на лавке: пятеро человек, из них двое примерно моего возраста и пара малолеток, на вид только окончивших среднюю школу.
– Нет, не курю.
– Слышь, эт ты к кому тут ходишь-то? К Светке че ли? – пробасил один из одногодок.
– Тебе-то что за дело? – ненавижу эти вечные никчемные прикапывания.
– Да не, ниче, – протянул тот и опустил голову, пустив струйкой слюну на асфальт.
Я пошел дальше.
* * *
– Ну че бл*, долго он валяться будет? Эй ты, разбуди киндера, хорош ему загорать!
Я открыл глаза. Темное подвальное помещение, где-то сверху светит маленькая аварийная лампочка, оставляя красные отсветы на лицах. Передо мной физиономия Никиты, он хлопал меня по щекам, пытаясь привести в чувство.
– Вот и хорошо! – он мимолетно улыбнулся и встал. – Он очнулся.
Я огляделся. Все беглецы были здесь: кто-то просто сидел и дожидался команды, некоторые бродили и ковырялись в кучах строительного хлама. Зачем?
Вдруг я увидел Бугая с огромной и толстой палкой на плече, утыканной кривыми гвоздями. Идеальное оружие в руках здоровенного уголовника.
– Всё, привал окончен! – бросил Петро и первым поднялся с кучи мусора.
– Давай перевяжу, – ко мне подошел Никита с какой-то ужасной на вид тряпкой, надорвал и крепко затянул руку у плеча. – Поднимайся.
Я встал. Рука жутко болела от малейшего движения локтем или пальцами, левый бок сильно колол. Здоровой рукой ощупал ребра – сквозь распоротую ткань чувствовался глубокий порез, из которого сочилась кровь. Оглянулся и увидел топор: инструмент лежал среди кучи строительных палок лезвием вверх, видимо, забытый неряшливым работником. На лезвии была кровь. Моя кровь.
Мы вышли в коридор. Если наверху хоть как-то поддерживался элементарный порядок и чистота, то здесь про такие излишества забыли вовсе. Кромешная тьма, изредка, примерно через каждые десять метров, тускло горят лампочки, от которых освещаются лишь толстые связки проводов на потолке. Пол залит водой, воняющей бензином и гниющей пищей – от такого смрада в замкнутом пространстве кружилась голова.
– Ааа!!! Нога! Нога!!! – внезапно позади меня истошно завопил один из уголовников, следом послышался шум падающего тела.
– Бл*… он нам мешает, – раздался в темноте спокойный голос Сальвадора, затем мимо меня прошелестела легкая тень, и в неровном свете аварийного освещения я увидел, как дважды опустилось импровизированное оружие убийцы на голову упавшего.
Тот затих, как отрезало. Ужас… как я ненавижу этого маньяка.
– Он проколол ногу, – сообщил Сальвадор, осматривая тело. – Осторожно, на полу много палок с гвоздями!
– Идите по проводам, – приказал Петро, имея в виду толстые кабели на полу.
Несколько десятков минут мы шли по коридору, стараясь не наступать на строительный мусор и пиная редких крыс, снующих под ногами. Вскоре Петро приказал остановиться, послышался удар металла о металл, затем скрежет, и через пару минут на нас повеяло земляным холодом. Мы выбрались.
* * *
…днем заметно потеплело, снег подтаял, и детвора весело кидалась липкими снежками друг в друга, беззаботно бегая по двору. Дожидаясь монорельса, я с платформы наблюдал за ними в пролет между домами, вспоминая себя в их возрасте и незаметно улыбаясь. День был просто отличный: успешно сдав тему по ксионным полям, я торопился к Светлане. Мы не виделись несколько дней, еще с женского праздника.
Послышался легкий гул, монорельс заискрился и засверкал – поезд подходил на станцию. От созерцания детских игр меня отвлекли шум и возня на платформе: небольшая группа студентов что-то не поделила и теперь громко и матерно спорила по этому поводу. Конфликт достиг своего апогея: один из парней толкнул другого, затем молодецким ударом уложили и первого, и всё, началась потасовка. Постепенно драка размахнулась и докатилась до меня: кто-то врезался мне в спину, затем сбоку посыпались удары, спереди попытались дотянуться до лица. Послышался гудок приближающегося состава, на котором, разумеется, уже заметили происходящее на платформе. Я отбивался, как мог, как вдруг шум драки перекрыл вопль: один из участвующих в потасовке перелетел через ограждающие перила, зацепился за них ногой и упал прямо на контакт монорельса. Раздался треск и шипение, от бедняги повалил пар и посыпались искры. Через секунду его скрыл отчаянно тормозящий поезд.
В этот момент послышался визг тормозов, среди драчунов появились люди в темно-зеленом камуфляже – спецподразделение мобилизационных сил, отлавливающее хулиганов и бандитов для последующей отправки на фронт.
– Морды в пол!!! Всем сидеть и не двигаться!
Сразу сообразив, кто приехал на беспорядки, я не сопротивлялся и честно пытался выполнить приказ, как вдруг меня резко скрутили и бросили на асфальт, попутно угостив парочкой ударов дубинкой.
– Лежать, кому сказали!!!
Вот и всё, приехали.
Натолкав драчунов в два подъехавших тупоносых грузовичка, нас отвезли в местное отделение милиции, где я провел несколько неприятных часов, пытаясь объяснить, кто я такой и что там делал. И ведь нет! меня чуть не отправили в «отстойник» – так называются в народе отделения ОМС, откуда людей, как говорят, без оформления документов отсылают в мобилизационные лагеря. И поехал бы я на фронт, если бы не приезд отца, служащий панацеей от всех существующих проблем. Мне отдали смарт и ключи, напоили чаем и угостили вареньем, и через несколько минут я сидел на уютном сиденье шикарного отцовского электромобиля.
– Ладно, сын, поехали домой! – отец устало плюхнулся за руль и включил питание машины. В отличие от представителей автопрома с двигателем внутреннего сгорания, электромобиль плавно загудел и словно плывя, медленно выехал задом с парковки.
– Стой! стой, мне надо к Свете… – попытался возразить я. – Я должен к ней зайти…
Отец взглянул на меня в зеркало заднего вида, и только сейчас я заметил, как он устал, как сильно покраснели его глаза, как блуждает его взгляд, старательно избегая пересечения с моим.
– Что-то случилось? – черный, холодный, липкий страх внезапно охватил меня.
– Давай домой, – тихо повторил он.
* * *
…я последним вылез из катакомб, придерживая ослабшую повязку на плече, из-под которой по-прежнему текла кровь. Петро нервно крутил дубинкой, Бугай выпрямлял гвозди на палке, делая свое оружие еще смертоносней. Все ждали меня.
– Давай живей, малёк, – Бугай нагнулся и помог вылезти из земляной ямы, которой заканчивались подземные ходы.
Я скрипнул зубами: из-за рывка резкой болью напомнил о себе заруб на боку, отозвались побитые ребра.
– Всё, теперь предельно тихо! – прошипел Петро. – Неподалеку от нас блокпост, кто пикнет – на месте урою! Тебя это персонально касается, малёк!
Я опять скрипнул зубами, сжав челюсти.
Сентябрьской ночью в пустыне довольно холодно: песок быстро отдает тепло, в воздухе температура держится около пятнадцати градусов Цельсия – тюремные робы не спасают. Немного поприседав и согревшись, мы поползли в путь. Небо на востоке слегка посветлело: так как на ровной поверхности спрятаться невозможно, мы выбрались из катакомб под утро, когда часовые на блокпосту устанут и не будут пялиться во все стороны. На этот раз меня замыкающим в цепочке не оставили: видимо, скоро развязка, если верить Никите. То, ради чего нас терпят в группе беглецов. Ведет группу, разумеется, Петро, следом невидимой змеей ползет Сальвадор, за ним толстым удавом тащится Бугай, затем я с Никитой, замыкает группу неразговорчивый мрачный тип с жестокими темными глазами. Шесть человек – это все, кто выжил после блужданий по катакомбам, где после Туркменской Войны остались ловушки в виде замаскированных кольев и подстроенных каменных обвалов.
Вскоре мы подползли вплотную к посту: стали слышны громкие выкрики, стук котелка, где часовые греют чай, смех, где-то за постом урчит двигателем машина. Петро повернулся, выразительно провел ребром ладони по горлу, призывая к тишине. От поста в обе стороны тянется хилый забор из колючей проволоки, столбики которого стоят кое-как врытые в песок. Петро дубинкой подбил забор, приподнял проволоку и приказал всем лезть вперед. Перебравшись, мы без особых приключений добежали до единственного в пустоши островка с остатками полузасохшей лесополосы, которую здесь когда-то пытались вырастить. Облегченно выпрямились, скрытые стволами деревьев.
– Фу, привал, ребята, – выдохнул Петро и облокотился на деревце.
Краем глаза я заметил, как напрягся Никита, как обеспокоенно огляделся Бугай. Сальвадор пристроился где-то позади них, молчаливый маньяк присел рядом со мной.
– Знаешь, Сальвадор, думаю, ребятки не понимают, что за всё надо платить, – протянул Петро и взглянул на убийцу. – Что ты скажешь, Саль?..
Несколько секунд молчания. Никита было рванулся вперед, но Петро наставил на него пистолет, отобранный у охранника. Сзади к Никите подошел Сальвадор. Внезапно Бугай взревел, размахнулся своей импровизированной палицей с гвоздями и со всей силы впечатал безымянному маньяку в лицо. На меня брызнула кровь, маньяк отлетел вместе с намертво воткнувшейся в череп палкой. Ошарашенный, я замер в ужасе. Бугай слегка потерял равновесие, и тут хлопнул выстрел: Петро всадил ему пулю в грудь. Здоровяк упал, но и главарю не повезло: на него прыгнул бывший до этого на прицеле Никита. Сальвадор кинулся следом на Никиту, все словно забыли про малька. Словно в кошмарном сне я наблюдал, как Никиту оттаскивают от Петро и начинают пинать. Сальвадор так увлекся дракой, что не заметил, как сзади юркнула тень и замахнулась топором. С каким-то странным упоением и наслаждением я всадил топор этому убийце в ключицу по самую рукоятку. Тот взвыл и сразу обмяк, Никита перекатился, встал и тут же бросился на главаря. Через секунду раздался второй выстрел: физически более сильный Петро оттолкнул Никиту и выстрелил в него в упор. Того отбросило, Петро хотел было встать, но тут же рухнул со стонами обратно на песок: Никита успел сломать ему ногу. Я бросился к напарнику, тот лежал на спине и часто дышал, глядя в рассветное небо. Никита скосил на меня взгляд, слабо улыбнулся, попытался приподнять голову.
– Надо же так, а малёк? – усмехнулся он и звучно харкнул кровью. – Всех матерых уголовников пережил! Удачливый ты, нечего сказать…
Издалека донесся протяжный вой сирены.
– А теперь вали отсюда, раз повезло, – сказал Никита. – Скоро на выстрелы прибегут вояки с блокпоста, так что поторопись. Подай мне ствол, хоть задержу их…
Так спокойно и буднично… как будто это не означает смерть всех, кто тут останется. Я понял: все сомнения излишни.
– Спасибо тебе, Никит… я буду помнить тебя.
– Да ладно, не хныкай… Вдоль дороги не беги – убьют, беги оврагами, старайся затеряться в песках. Кхе-кхе… В километрах семи отсюда город, там иди на станцию и зайцем езжай в Содружество. Всё… погнал, – он обессиленно повалился на песок.
Я поднялся и побежал.
* * *
…в двадцатый, в тридцатый раз я перечитывал доклад следственной бригады, выехавшей на место происшествия. Совпадало всё: имя-фамилия, возраст, адрес, визуальные данные – всё без ошибки. Отец отвернулся к окну и сочувственно молчал.
– Докла… – я сглотнул, пытаясь подавить слезы, – докладу уже три часа, их пока не нашли?
– Они скрылись, поиски продолжаются. Кроме тех очевидцев, что в докладе, больше никого нет, – отец повернулся и обеспокоенно взглянул на меня. – Но мы найдем гада, Артём, успокойся. Я подключу силы, объявим перехват, перекроем дороги – никуда не денутся.
– Тут сказано, нанесен удар тупым предметом…
– Эксперт сказал, что она долго не мучилась. Когда они впятером попытались ее изнасиловать, этот гад слишком сильно ударил ее по голове, она сразу умерла… Напасть на беззащитную девушку… Сволочи. Мы их найдем, Артём.
* * *
Я задыхался и падал. Оказывается, пробежать семь километров под вой сирен и автоматные очереди не так уж просто, как казалось сначала.
Они меня выследили. После того как я покинул тот чахлый лесок, прошло не более десяти минут, но теперь на хвосте у меня висел целый взвод вояк и несколько собак-ищеек. Никита приказал мне его бросить, а сам погиб, защищая меня…
Внезапно я зацепился ногой за торчащую из песка арматурину и полетел на землю. Желания вставать не было никакого, но тут где-то сзади очень близко залаяла собака. Я вскочил, не обращая внимания на саднящую боль в распоротом плече, и понесся дальше.
– Вот он!!! Лови его!
Мимо, разрезая воздух, противно просвистела пуля. Я инстинктивно пригнулся, закрывая уши руками, и припустил еще быстрее. Вокруг меня взвились фонтанчики песка, одна пуля зло срикошетила от полузасыпанной металлической детали, взвизгнув около самого уха. Моля бога, я зигзагами несся по пустыне, выглядывая хоть какое-то спасение. Оглянувшись, я увидел позади фигурки вояк и маленький открытый грузовичок с турелью, несшийся прямо по песчаному бездорожью. Машина быстро догоняла, в кузове сидело несколько стрелков с винтовками.
Внезапно острейшая боль молнией пронзила правое плечо и спустя мгновение жидким огнем разлилась по всей руке. Я заорал, упал на колени и сразу поднялся, чтобы побежать дальше, но спустя секунду маленький злобный снаряд впился в область бедра, чуть выше колена. Ноги словно подбило, и я ничком упал на песок, сознание помутилось. Это конец…
Конец второй части.