Читать книгу Раскольники - Константин Шахматский - Страница 5

Появившись в кабинете Наиглавнейшего, Михаил встал в десяти шагах от начальника, склонив голову.

Николай Николаевич Семенов, тучный старик 60-ти лет с холеными бакенбардами, предложил чиновнику сесть. Удивительно, но сие обстоятельство было против обыкновения губернатора держать подчиненных на ногах. Ходил слух, что сию привычку старый пердун приобрел еще со времен своего директорства в Рязанской гимназии.

Салтыков примостился на краешек стула, готовясь внимательно выслушать.

– Вот что, Мишенька, – сказал губернатор, по-отечески обращаясь к чиновнику, – У меня к тебе очень важное дело. И оно, к твоему сведению, не только по линии министерства а, возможно, и выше.

Сказав это, губернатор многозначительно воздел палец к верху и со значением посмотрел на молодого человека.

Николай Николаевич взял со стола папку, аккуратно завязанную тесемочками, и подошел к Михаилу.

– И что за дело, Ваше превосходительство? – осторожно спросил Салтыков.

Семенов поставил рядом стул и грузно сел, широко раздвинув колени.

– Намедни, Сарапульский городничий Фон-Дрейер прислал мне рапорт. Вот, тут все, – Николай Николаевич протянул визави папку с документами, – Кроме рапорта здесь еще куча других бумаг. Но ты не торопись, потом прочтешь. Я расскажу тебе суть.

Салтыков кивнул.

– Так слушай, голубчик. Фон-Дрейер опасается, что раскрыл заговор против Государя императора. И местные старообрядцы – главные его участники.

– Заговор?

– Да, – подтвердил губернатор, – Съездил бы ты до Сарапула. Разобрался в чем дело. Не слишком я доверяю этому Дрейеру.

– Опять?! – не сдержался Михаил, – Опять эти чертовы раскольники? Да я еще с Елчугиным не разобрался! Зачем же еще-то?

Семенов сдвинул седые брови:

– Да, определенный опыт у тебя имеется. И, несмотря на некоторые неудачи, я бы даже сказал, – хороший.

– Может, все-таки, Минху отдадите, Николай Николаевич, – робко возразил Салтыков, – Из меня, признаться честно, сыщик некудышный. Мне и без того поручений хватает в правлении. Я, вон, еще статистику за прошлый год не подвел. А Минх дольше меня работает. С этого лета, если не ошибаюсь, по раскольничьим делам курсирует.

Губернатор терпеливо выслушал чиновника и тоном, не терпящим возражений, вымолвил:

– Ну как ты не понимаешь, Мишенька! Такое дело, – шанс для тебя. Подумай хорошенько, ведь пойдет оно, обязательно, в послужной списочек. Этакая жи-и-и-рная галочка с плюсом… А что до Минха, то у него свои задачи, и не такой уж он сообразительный, как некоторые.

Салтыков надулся как сыч, а Семенов продолжил:

– Миша, ты просил меня хлопотать за свое освобождение, а сам в кусты. Нет, брат, так не пойдет. Будь любезен постараться для Государя Императора чуть больше положенного. Ведь ежели постараешься, то и результат будет нешуточный. Дело-то серьезное.

Старик почесал залысину.

– Вдобавок к заговору, Фон-Дрейер полагает, что проклятые раскольники еще и фальшивые деньги печатают…

– Правда?

Губернатор, вместо ответа, развел руками и наиграно улыбнулся.

Черт! Вот кому было сейчас не до смеха, так это коллежскому асессору. Ну, не было ничего более утомительного и неблагодарного, чем связываться с этими разбойниками! Не-бы-ло! По крайней мере, для самого Салтыкова.

Он уже видел себя скитающимся по лесам, всяким деревням, вязнущим в грязи и лужах. А что еще хуже, – подвергающим свою жизнь опасности. Ведь чем дальше от столицы и от самой Вятки, крестьяне становились, в массе своей, более злыми и не было никакой возможности предугадать, что у этих фанатиков и изуверов на уме, что они будут вытворять в следующую минуту, когда ты повернешься к ним спиною.

Так резонно полагал Салтыков.

– Понятно, – подытожил чиновник, а про себя подумал: я тебе еще припомню, дурак набитый.

– Вот и ладно! – хлопнул по коленке Семенов, – Решено. Отношение я сегодня подготовлю, дадим тебе письмоводителя и солдата для охраны. Так что скучно не будет. Завтра-послезавтра и поезжай. А с Дрейером ты знаком, ежели что – поможет. Это он просил прислать кого посмышленее. Так что сам понимаешь, – кроме тебя некому.

Уже в дверях Николай Николаевич окликнул Михаила:

– Ах да, чуть не забыл! Голова садовая…

Салтыков остановился.

– Вчера получил из Петербурга письмо от дочери!

– И как молодые, устроились? – грустно улыбнулся Михаил.

– Да, все у них хорошо. Машенька передает тебе сердечный привет, а Михаил Федорович еще раз благодарит за оказанную услугу.

– Пожал… ста, – кивнул Салтыков.

Семенов, потеряв интерес к подчиненному, отвернулся и, заложив руки за спину, бодро зашагал по кабинету в сторону широкого окна, фривольно насвистывая. Должно быть мазурку из Шопена, или что-нибудь еще, безумно перевирая ноты.

Передавая Михаилу привет от дочери, Николай Николаевич имел ввиду ее недавнюю свадьбу – Мария, эта толстозадая коровища, вышла замуж за чиновника министерства иностранных дел Бурмейстера, с которым Михаил Евграфович когда-то выпускался из одного лицея, а на церемонии бракосочетания, по причине отсутствия стоящих кандидатов, был тому свидетелем.

Счастливые люди, чтоб им пусто было, – подумал Салтыков, притворяя тяжелую дверь, – Будет ли и на моей улице праздник? Будет ли?

Прочитав донесение Сарапульского городничего и, пролистав остальные документы из папки, чиновник подумал, что ежели оно и будет, это счастье, то совсем не скоро. Да, и о переводе в другой департамент придется, скорее всего, забыть.

***

Накануне отъезда в Сарапул Салтыков, буквально, не мог найти себе места. То пытался лежать с закрытыми глазами, представляя себе Софью Карловну или Машеньку, непременно в прозрачных платьицах; то незабвенную Наталью Николаевну Середу, с ее округлыми формами; то начинал бегать по комнате, роняя все на пол и ругая старого Платона за то, что в доме не прибрано. Наконец, не выдержав пытки, выскочил на улицу с намерением прогуляться.

Десятый час, а на улице ни души. На небе ярко горят звезды. Странно, – думал Салтыков, задирая голову, – в середине октября небо, обычно, затянуто тучами и звезд почти не видать. Но сегодня, на удивление, небо чистое. Вот Большая медведица, а вот Малая… Точно так же она будет выглядеть из Сарапула…

В конце-концов, Михаил оказался возле дома своих старых знакомых – Иониных. Влекомый порочными мыслями, он проскользнул сквозь чугунную решетку ограды и, минуя вымощенную дорожку, напрямик через деревья, поспешил к особняку с белыми колоннами, что стоял посередь сада. Ему нетерпелось увидеть, пускай краешком глаза, предмет сиюминутных стремлений – Софью Карловну. В паре шагов от заветного окна он остановился.

Прошло какое-то время. И вот в комнате появилась она, – Софья! В сером домашнем платье с белыми кружевами, забранною вверх прическою, открытой шеей с ожерельем из белого жемчуга. Помнится, ожерелье ей подарил супруг на прошлое Рождество. Сам же Михаил трусливо презентовал bien-aime4 серебряное колечко, купленное по случаю (стыдно вспоминать, денег не было).

Софья Карловна села на диван и взяла в руки книжку. О, как же она была прекрасна и очаровательна! Ее грудь чуть заметно вздымалась и опускалась от ровного дыхания, глаза мягко скользили по строчкам, тонкие изящные пальцы перелистывали прочитанные страницы.

Салтыков ринулся вперед, готовый ломиться в закрытое окно, но раскрыть свое инкогнито. Он желал рассказать Софи, что опять уезжает и неизвестно когда вернется; что в качестве напутствия требует-таки ее (дружеского или сестринского) поцелуя или, …на худой конец, простой улыбки.

Он уже взобрался ногами на какой-то пенек, подтягиваясь на руках до подоконника, как тут… в комнате появился мужчина. И это был муж Софьи – Николай Васильевич. Супруги стали о чем-то беседовать. Разговор их, поначалу спокойный и размеренный, постепенно перешел на повышенные тона. Говорили они громко, но до слуха Михаила доносились лишь отдельные фразы. Николай Васильевич яростно жестикулировал, наступая на Софью Карловну. Бедняжка поначалу кричала ему в ответ, но потеряв всякое терпение, швырнула в супруга книжкой. Закрыв лицо руками, она зарыдала, и плечи ее судорожно задергались.

Наблюдая эту картину, Салтыков почувствовал себя вором, тайком и безо всякого разрешения проникшим в чужую тайну, в которую нельзя вникать никому, даже под страхом смерти. Ведь через пару минут ссора супругов закончилась актом обоюдного примирения. И Михаил стал невольным свидетелем этого драматического и полного любовной страсти акта. Да-да! Он смотрел на все это и, что самое страшное, не мог отвести глаз. Белые юбки Софьи Карловны мелькали в воздухе, а грязные каблуки туфель Николая Васильевича истерично скреблись по паркетному полу.

В какой-то момент ноги Салтыкова соскользнули с мокрого пня, и Михаил с грохотом повалился на землю, ломая под собою кусты смородины. Окно, в которое он только что бессовестно подглядывал, распахнулось, и из него высунулась голова доктора с растрепанными волосами:

– Кто там?! – крикнул доктор, едва различая барахтающуюся в сырой траве и опавших листьях фигуру.