Читать книгу Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3 - Константин Стерликов - Страница 5

Сумеречная степь слабо колышется под порывами налетающего с моря ветра. Над каменоломнями висит едкая серая пелена от постоянных взрывов, закрывая небо и солнце. Так что не понятно, что сейчас – разгар дня или поздний вечер. Подполковник Бурмин хмуро наблюдает за происходящим из щели замаскированного НП, то поднимая бинокль, то просто внимательно оглядывая все раскинувшееся широкое пространство, словно ищет ответ на что-то. Все замерло, будто в каком-то странном оцепенении. Не видно, не ощущается ни единой души. Но это на первый взгляд. То там, то здесь на вражеском горизонте мелькают едва уловимые контуры, замечается внушительное передвижение, иногда даже доносятся резкие голоса. Два противоборствующих лагеря продолжают свою скрытую игру, прячась в одной большой засаде. Борьба только разгорается…

Внезапно, сзади, в глубине узкого прохода раздается шорох… Сыплется мелкий камень, тревожно пляшет пламя факела. Из вязкого мрака выступает крупная монументальная фигура комиссара Парахина.

– Ты чего здесь Иван? – хмуро спрашивает Бурмин, бросив быстрый взгляд, и вновь приникая к окулярам бинокля, – На красоты степи полюбоваться или по делу? Весь запыхался, как будто за тобой черт гонится…

– Да по твою душу! – отряхивается от известковой пыли и крошки Парахин, – Послан бесами прямо из Бездны… Везде тебя искал, весь гарнизон облазил, руки ноги ободрал, а ты поди-ка ж, здесь сидишь… На фрица наглядеться не можешь! Других занятий нет? На НП у нас и сержанты с рядовыми отлично справляются! Убегаешь, прячешься…

– И что так соскучился? – мрачно шутит подполковник, – Так я не девка красная, чтоб быть предметом тонких чувств, в штабе мы бы все равно пересеклись! Раньше я не был объектом такого пристального внимания. Все как обычно. Я в своем секторе… На своем месте. Занят рутинной работой. Что нужно то? В чем такая срочность? Горит что ли что?

– Еще как горит, Григорий! Алым пламенем… Гарнизон у нас уже который день без командования. Можно сказать обезглавлен. Не порядок! Вот я к тебе и пришел.

– А я что? Должен решить этот штабной вопрос? Так я вроде обыкновенный комбат, такой же, как и другие…

– Ты и должен возглавить гарнизон, вдохнуть в него жизнь! Повести дальше…

– Пошутил, Ваня?

– Я сейчас похож на клоуна? Времени на прибаутки и песенки сейчас нет. В гарнизоне траур. Ягунов погиб. И я не в том настроении, чтобы как-то изысканно веселится. У меня что, других дел нет, чтоб тебя по всем каменоломням рыскать и дешевыми анекдотами развлекать? Очнись уже, приди в себя…

– Да я в полном порядке! Это ты чего-то кипятишься, и весь на взводе….

– Многие командиры и почти все солдаты склоняются к тому, что командование нашим гарнизоном должен принять именно ты, и никто другой… Я естественно в числе первых «за»…

– Нет. Это не ко мне. Я не смогу!

– Так, ну-ка положи бинокль и посмотри на меня товарищ Бурмин! Я с тобой хотел по-человечески, да видно не получается… Тогда как представитель партии поговорю. Разворачивайся и садись напротив меня! Разговор будет серьезный.

– Ишь ты как! – усмехается Бурмин, – Ну будь, по-твоему, товарищ комиссар! Разошелся то как… Пылаешь, хоть костер разжигай! Что стряслось, Ваня?

– То и стряслось, что командир нам нужен. И лучшая кандидатура это ты!

– С чего это?

– Ты валенком не прикидывайся, Гриша! Сам все прекрасно понимаешь… Ты как раз то, что нам надо. Смелый, решительный, даже в чем-то авантюрно-безумный! С легендарным боевым опытом, любимый бойцами. Ты популярен. Молодые лейтенанты с тебя глаз не сводят, на тебя равняются, тебе подражают…

– У нас все популярны. И с опытом тоже. Многие Гражданскую прошли. Насчет авторитета, так ты в первых рядах. С тобой вообще никто не сравнится. Люди тебя на руках готовы носить. За твою отзывчивость и силу внутреннюю! С тобой и на краю пропасти спокойно. Потом хоть кого возьми, хоть Левицкого, хоть Панова… И вообще по уставу, у нас должность должен старший по званию занимать, то бишь получается Верушкин! Он полковник, ему и карты в руки…

– Верушкин? Теперь ты шутишь? Да, он работник штаба, с бесценным опытом, заместитель Ягунова, отличный стратег. Федор Алексеевич конечно прекрасный преданный командир, в своем деле, и человек замечательный тоже. И для нашей обороны он сделал неизмеримо много, спас нас всех и с газоубежищами, и с грамотным размещением служб в катакомбах, и советы его были просто бесценны, земной как говорится поклон! Но ты, же понимаешь, что в любом случае, это был бы не самый лучший вариант. Каждый должен выполнять обязанности соответствующие его возможностям. Он из госпиталя не выходит. Еле передвигается. У него больное сердце и общее состояние очень плохое. Мы его оберегаем, как можем. Хоть бы дотянул до конца обороны, а там, в нормальную больницу на долгое лечение. Но руководить, принимать ответственные решения, идти в бой, вдохновлять на борьбу… Вести за собой, в том числе сомневающихся и отчаявшихся, это увы, не он. А ты знаешь, что до наступления, он был под арестом? За пассивность действий в боевых условиях? Я не знаю деталей этого дела. Может там и «особисты» перестарались, но это тоже о чем-то говорит. Командир должен быть энергичным, деятельным, дерзким, где-то даже безрассудным. Личным примером вести за собой! Таким как ты. Лучшего и представить нельзя. А ты у нас – «Багратион»! Тебя так все в гарнизоне зовут. Делай выводы.

К тому же условия у нас особенные, с каждым часом фашисты все новые номера выкидывают, каждый человек на грани предельной колышется. Ему опора надежная нужна, живой пример, который его воодушевит!

А устав… Мы тут свой устав пишем, подземный! И выбираем того, кто сможет спасти и победить! Понимаешь меня? А я как комиссар не могу возглавить полк при таком обилии боевых опытных командиров, моя область – следить за армейской дисциплиной и вдохновлять на борьбу. Я в тактических вопросах не силен. Я – флаг, но не ствол оружия…

– Понимаю, но не могу! Здесь все по-другому. Мы не в поле. Зажаты в каменный тупик. Тут в плане общего командования взгляд иной нужен.

– Ты же полком танковым командовал? В чем проблема?

– Тут все не так. Здесь человек специфический нужен, с редким талантом. Мы не наверху в обычных условиях. У нас все верх ногами! Как в Зазеркалье черном каком-то… Тут особая интуиция нужна. Ягунов лучше всего все это чувствовал и понимал, и на эту роль подходил. Его нельзя заменить. Никем. Он был особенный. Он обладал какими-то необъяснимыми способностями, неуловимым властным обаянием, просто магическим магнетизмом. Притягивал к себе как солнце, все живое и настоящее. Вокруг него все вращалось, он был центром боевого вихря. Увлекал за собой, без усилий. Одно тихое слово и все становились покорны, как по воле гипнотизера. В него верили, как в Бога. Он был больше, чем командир, в нем было естественное истинное величие. Я так не смогу. Я просто не такой.

Уважение есть ко всем командирам. Солдаты в бой идут, больше сердцем, а не по приказу. Я это вижу. Тут словами не объяснить! После гибели Ягунова, словно стержень внутри всего сломался, основная опора рухнула, или ось слетела, и все понеслось под откос… Будто остановилось все и умерло!

– Вот оно как! Значит «остановилось»? «Умерло»? То есть всему конец? И гарнизона, полка обороны Аджимушкайских каменоломен имени товарища Сталина, больше нет? Вы все, и ты, и другие, еще в армии? Или демобилизовались? – выходит из себя Парахин, голос приобретает стальные нотки, – И что теперь? Гарнизон можно уже хоронить? Или подождем еще пару дней, поплачем? Все хором?

Вы что все разнылись? Как сопливые школьницы?

Прекращайте упаднические настроения! На вас солдаты смотрят! Вы хотите, чтобы все пошло прахом? Все, чего мы добились за эти трудные дни?

В память о Павле Максимовиче мы обязаны продолжать борьбу и вдохновлять своих бойцов!

И что ты предлагаешь, нам, в этой ситуации оставаться без командира гарнизона? Пустить все на самотек? Погрузиться в нескончаемую печаль, вечно скорбеть?

Нет, дорогие мои! Больно, невыразимо тяжело, но надо идти дальше. Ягунов был мне близок, как никто другой. При одной мысли о том, что его нет, разум мутнеет и мне самому жить не хочется.

Но я осознаю, что есть долг перед Родиной и товарищами. За нами масса людей… Они хотят Жизни и Победы! Их нельзя погубить.

А отчаяние, растерянность, пассивность – прямой путь к Смерти! Нельзя поддаваться никаким слабостям. Одна трещина – и все возведенное здание рухнет! Как бы ни было тягостно и невыносимо, мы должны стоять как столбы, как вековые камни! Не зря мы даже ими и окружены. Вот он пример прямо перед глазами. Нам сама Земля помогает!

Некогда нам рыдать. Воевать надо. И воевать максимально результативно. После Победы все вспомним, и обо всем поплачем. Вволю! А сейчас не до слез… У нас на это просто времени нет!

Нельзя замыкаться в себе, уходить, распыляться. Это опасно. Надо всем быть вместе, друг другу помогать! И быть открытым. А у нас что? Левицкий ходит растерянный, как привидение, Панов закрылся как моллюск, створки захлопнул, не разговаривает ни с кем. Ты вон колыхаешься здесь, на окраине крепости, лица нет…

Это что, боевая армейская часть, ее старшее руководство?

Вы командиры Красной Армии или кисельные барышни?

Очнитесь! Приведите себя в порядок. И все силы на борьбу с внешним врагом, а он не дремлет!

На вас солдаты с надеждой смотрят и все видят… Не допускайте перед подчиненными никаких изъянов! Будьте примером, иначе все наше дело развалиться!

Вы командиры Красной Армии! За вами жизни сотен людей! А это ваше уныние и скорбь, как зажженный фитиль, побежит дальше и рванет не хуже немецкой бомбы, ты понимаешь, о чем я говорю?

Нельзя нам предаваться потерянности и безысходности и останавливаться ни на минуту! Немец только этого и ждет. Разведка у них работает что надо. Нет Ягунова – нет гарнизона! Нельзя дать им такой шанс. И поставить всех на край пропасти. Они знали куда бить. Только мы и этот удар должны перенести и доказать, что нас ничем не сломить, ни жаждой, ни газами, ни бомбами, ни гибелью самых дорогих нам людей…

Поэтому нам всем надо работать, с еще большей энергией, с большим пылом! Так чтоб, крылья за спиной распахивались, и вы неслись со скоростью истребителя! Только так мы по-настоящему отомстим и за Павла Максимовича и за всех наших погибших!

– Да не смогу этим всем управлять! Тут особая сила нужна. Взгляд на все процессы опять же нестандартный, интуитивный, свежий… Я самый обыкновенный. Мне командира батальона за глаза хватает.

– Боишься, значит, не справится! Переступить черту и пойти дальше… Так я о себе расскажу! Я вообще не военный по сути своей…

Ты же знаешь, я до того, как до майора дойти, простым шахтером был. Самым обыкновенным, ничем от других не отличался. Пахал в забое, долбил породу и был счастлив! И меня все устраивало. Все было просто, понятно и удобно. Никаких проблем. А потом на тебе – работа по комсомольской линии, организационная, с людьми, ответственная, не всегда понятная. Я думал, с ума сойду. Справился, в 18 лет вступил в партию. Потом Харьковский Коммунистический университет. И далее самое интересное – задание партии, направление на работу в армию! При всем том, что я всегда был мирным человеком, гражданским до мозга костей! Я считал, это уж абсолютно не мое, невозможно это никак! И вот с 1932 года, уже десять лет по гарнизонам мотаюсь, дошел даже до подземных!

Я это к тому, что во всех нас потенциал заложен огромный, безграничный. И только от нашей воли зависит, как его открыть и использовать.

Это еще и наше внутренне сражение, наш выбор… Хочешь и дальше сидеть, там где удобно или дать решительный бой, прежде всего самому себе, повести всех к спасению и Победе?

– Это большая ответственность Ваня, за судьбы людей. Это не отдельная боевая операция. Это более глобальный масштаб. Где на карту поставлено все. Здесь нельзя ошибаться. Малейший промах и все обернется безвозвратной трагедией для всех!

– Ты не один. Мы все рядом. Решение принимаем совместно, всем штабом. Пойми, нам Знамя сейчас нужно… Человек, Образ, который поведет всех в бой! Ты в армии с юных лет, у тебя уникальный опыт. Ни одну военную компанию прошел. На тебя сотни глаз смотрят… Они ждут. Твоего взгляда, слова, поступка! Ты должен их повести! Больше некому, пойми это… Нельзя допустить дробление и развал гарнизона. Только твоя воля и жесткость даст возможность вновь слиться в непобедимый монолит и двигаться дальше вперед!

– Никто и не думал останавливаться. Просто каждый должен быть на своем месте.

– Твое место сейчас именно это…

– Не знаю…

– Сейчас все от тебя зависит. Не больше, не меньше. Будет гарнизон дальше жить и бороться или зачахнет за неделю… Разброд уже начался! Ты и только ты сможешь спасти положение. Думай, Гриша! Решай… Или дальше с революционной песней в бой идем, или гнием во тьме, лапки кверху… Ты наша единственная Надежда! Другие могут конечно справиться, но не так, все быстро развалится. Нам нужен монолит, камень, буря и пламя! Это ты и есть… Все сейчас, абсолютно все, все мы в твоих руках!

– Ты просто дьявол, Парахин! Если в Эдемском саду и был змий-искуситель, так это был точно комиссар… Я даже имя его знаю!

– А ты сомневался? – смеется подыгрывая Парахин, – Кто человеку Свободу дал? И безграничные возможности. Наш Черный изгнанный отверженный брат огненного пролетарского духа! Вот мы и поныне продолжаем делать людей могучими титанами! Чтоб никому и ничему не кланялись! Кроме Правды…

Ну смотрите! – глаза Бурмина вспыхивают странным огнем, – У меня другая тактика будет… Спокойно я сидеть никому не дам! Все таким яростным вихрем завертится! Я такую бурю подниму… И церемонится ни с кем не буду! Чтобы выйти из сложившейся ситуации, нужно не просто гореть, а полыхать… Пощады не будет! Никому… Мне и Никифоров с его «тройками» не понадобится! Сам к стенке поставлю! Учтите…

– Это и нужно, Гриша! – довольно улыбается Парахин, – Сейчас необходим твой необузданный взмывающий огонь… Иначе все скиснут в этом мраке подземном! Просто воскресший древний грозный боспорский Царь! Глаза горят, мускулы силой наливаются, разум кипит! Могучий и бесстрашный… Внушающий ужас всем своим врагам! Вот теперь мы не пропадем…