Читать книгу Про Савраску и Генидку. Сказка-быль для маленьких взрослых - Константин Задорожников - Страница 4

Вы, наверное, Бог весть что подумали об этих необычайных лошадках.

Предвидя некоторые вопросы о половой принадлежности моих друзей, преподнесу читателям их идентификацию. Различия пола у них нет.

Как? А вот так. Нет его у них, и все тут. Прошу вас не путать с гермафродитизмом – это совершенно не то. Они могут одинаково претендовать как на мужской пол, так и на женский. Причем, по отношению друг к другу они всегда разнополые и, поскольку они взаимосвязаны, а значит, взаимозависимы, когда один проявляет мужской пол, другой проявляет женский. Это, скорее, на внутреннем плане – никакого дела нам в этом нет до вторичных половых признаков моих героев – они не то чтобы выше, они – вообще вне этого. Такие они ребята. Иногда они сами теряются: кто Савраска, кто Генидка? Так и не могут, порой, до конца понять, кто есть «who». Поначалу им даже разъяснять приходилось. Что поделаешь, раз такое явление в природе произошло. Приезжие ветеринары из столиц отказывались иметь с этим дело. Пришлось вызывать психологов, и они-то помогли разобраться.

Эти… даже язык не поворачивается назвать их лошадями, эти ребята точно воплощение архетипа андрогина, и удивительно, что проявился сей феномен не в человеках, а в лошадях. Но это свидетельствует о том, что лошади на лестнице развития, как минимум, не ниже людей. А эти двое – разумнее каждый – вдвое, а вдвоем, стало быть – вчетверо.

Итого, четыре умножить на два, получается восемь – совершенное число! Таким образом, соединяясь вместе, Савраска с Генидкой представляли живой октаэдр, этакую модель энергетической основы Мироздания. Когда составили гороскопы их рождения и произвели синастрию – наложение этих гороскопов друг на друга, то увидели, что это абсолютная резонансная пара. Чего стоило только соединение Нептунов в их космограммах. Ведь Нептун – это высшая октава Венеры, и означает высшую любовь, а в данном случае такое положение планет демонстрировало проявление этой, Божественной любви. Этот, и другие факторы гороскопов позволили ученым идентифицировать двоих коньков-лошадок не иначе, как сиамскими близнецами. Сие понимается как явление, как редкий психологический тип, который особо характеризует пару индивидов. Савраске и Генидке не было необходимости рождаться сращенными друг с дружкой головами или крупами. Находясь на любом расстоянии друг от друга, каждый из них мыслил мыслями и чувствовал чувствами товарища. Это даже больше, чем телепатия. Это – СО-бытие.

Интересно как раз то, что товарищи не были одинаковыми во всем. И, мысля мыслями друг друга, они, в то же время, мыслили своими собственными мыслями, являя, тем самым, Творцом данную им суверенность и свободу эти мысли проявлять в действиях, то есть – волю. Вольными были они, эти лошадки. Оттого, что каждый из них мыслил, в том числе, своими мыслями, они, понимая друг друга, в то же время не понимали, ведь были – то они личностно разными. В этом заключалась драма товарищей, тем более острая, поскольку, как вы уже, наверное, догадались, они любили друг друга, и притом не простой любовью, а высшей, которая даже людям-то дается один раз в сто жизней. Бегают энто вот они по лугу и любят друг друга. И иной раз так залюбятся, что сами не понимают: где Савраска, где Генидка?..

Зовет, бывало, Савраска товарища и сам откликается на свой зов, а Генидка в это время молчит, думая, что это он Савраску зовет, а тот не откликается. Так что, в прятки они играть так и не научились – бесполезное это оказалось дело. Хотя, им при таком раскладе и прятаться-то не было необходимости…

Особенно любо было жеребцам резвиться на лугу. Конюх из-за стога сена наблюдал часами, пытаясь понять, что их игры означают. Он думал, что лошади собираются спариваться, и это у них брачные игры.

А лошади вели себя странно, и при всех признаках проявления любви, дыхание которой чувствовал на себе через толщу стога сена даже вечно пьяный конюх, не выказывали никаких признаков обычной для лошадей прелюдии соития. Да и самого физического соития (слово-то какое) между ними никто и никогда не видел. А любовь замечали все, ведь любовь всегда заметна.

Наигравшись вволю, они шли к водопою, где долго и с удовольствием пили вытянутыми в трубочки мягкими своими губами свежую воду.

Савраска пытался втянуть в себя отражавшееся в голубом озере облако, а Генидка фыркал и мотал головой – смеялся над товарищем.

Генидка был одарен. Он умел читать, хотя никто об этом не знал, даже поначалу Савраска. За конюшней были свалены в кучу старые книги, листы из которых конюх использовал на самокрутки и по нужным делам.

Генидка часами стоял там, взапой читая все подряд. Он прочитал массу старых журналов, многие толковые словари, Большую медицинскую энциклопедию, «Жизнь животных» Брэма, самоучитель английского языка, «Дао Де Цзин», а также некоторые произведения классической литературы – «Собаку на сене», сонеты Шекспира, «Маленького принца» Экзюпери, что-то из Шопенгауэра… Конечно, больше всего понравился ему «Холстомер», и Генидка ночами не раз пересказывал эту историю Савраске, понемногу добавляя что-то свое, и у него это неплохо получалось.

Когда Генидку тестировали зоофилологи из известных мировых университетов, выяснилось, что разговаривает он на обычном лошадином, а думает на другом, совершенно неизвестном языке. Долго пытались узнать, что это за язык, и все безуспешно, пока очень старый профессор из Дели не открыл всем, что это древнейший диалект лошадиного языка, на котором разговаривали единороги, и называется он сангрин, по имени места своего происхождения. Где находится это таинственное место, профессор поведать не успел, так как тут же умер.

Иногда они ни о чем не говорили – просто стояли молча, и тогда время теряло значение, потому, что время для них переставало существовать.

Генидка умел медитировать, он не научился этому в книгах, он обладал этой способность с рождения. И никто бы никогда не поверил, что Генидка умеет летать. Да….да… он левитировал дважды, это было в лунную полночь, Генидка пронесся над лугом, как Пегас, и Савраске почудился шелест его больших крыльев, хотя Савраска точно не смог бы сказать, видел ли он на самом деле эти крылья у Генидки. Он видел только, как тихо оторвался от земли его товарищ, тихо поплыл над лугом, над пластами стелящегося тумана. Потом, высоко задрав голову, коротко заржал и встал на дыбы, но уже – не касаясь задними копытами земли…

Спустя минуту, он пошел вертикально вверх, плавно, но все быстрее и быстрее, пока не оказался маленькой черной фигуркой на фоне красноватого диска луны. Савраска следил, затаив дух. Надо сказать, он немного завидовал Генидке, так как не умел летать. Но он мог чувствовать то же, что и товарищ, и это отчасти решало проблему Савраскиной «бескрылости».

Генидка возвращался из полета умиротворенный. На его темном крупе рыбьей чешуей блестели холодные капли серебристой росы. Он сам был холодный, как январская ночь, и только губы и ноздри его, как всегда, оставались мягкими и теплыми, когда он с радостью касался ими тревожно дожидавшегося товарища.

– Послушай, Савраска. Там, в вышине, я сочинил стихи. Они – для тебя.

Вот, послушай:

Савраске стихи понравились. Савраска любил все, что делает Генидка, ведь он, не умея этого, в то же время – умел. Так что, создаваемое Генидкой, создавалось и Савраской – это-то и называется по-настоящему – сотворчество. И стихи эти написал и он, и не он.

Товарищам было все равно, кто что сочинил или сделал, и безразлично, прочитает ли, увидит ли это кто-нибудь вообще, люди ли, лошади ли…

Они просто жили и творили, создавая свои собственные вселенные, которые щедро дарили всему миру. А мир спал у их ног, как ласковый пушистый кот, и не ведал, что ради того, чтобы ему спокойно спалось, в бессменном ночном дозоре стоят сиамские близнецы – Савраска и Генидка, чтобы мерцанием света их сердец освещались астральные закоулки той затерянной во Вселенной части мира, в которых всегда три часа пополуночи, и в которых никогда не бывает любви…