Читать книгу Охотник для гаммы - Кощеева Юлия - Страница 10

Андрей.

Спорить с охотником не вариант, спорить конкретно с этим, смотрящим на меня своими синими гляделками, не вариант в кубе. Ну что я мог? Только в одно касание отключить потерявшего на мгновение бдительность Костю. Мне нравилось, что даже сейчас, зная, кто я, его инстинкты самозащиты против меня молчали. Он всё так же доверял своему напарнику. Смертельная ошибка для охотника и возможность приблизится для меня. Только вот мне его смерть не нужна, и я не позволю никому касаться моего Кота. Придержав отключившегося парня и подхватив его на руки, я выдохнул. Теперь меня ждёт…

– Твою мать, Андрюшшша, – прошипел мне отец-омега, сверкнув глазами.

Молча обхожу его и направляюсь на выход, проходя мимо отца-альфы, оказавшегося рядом в считанные секунды. Он как-то странно взглянул на меня, но промолчал. Я понял, что он понял то, что ещё не дошло до моего второго родителя, и будет конец света, когда дойдёт.

На Косте стояла моя метка, поставленная давно, ещё когда мы были "друзьями". На таких, как Кот, подобное не действует, эта метка меня привязывала, а его нет. В то же время он не так внимательно отслеживает мои действия: принимает за своего. Это давало мне зыбкую надежду договориться. Если серьёзно, я сам был удивлён, что метка держалась. Да, слабая, запах, который чувствовали только оборотни, почти исчез, но всё же он был, и эта ахиллесова пята Кости передо мной. Нет, он ещё не понял, что что-то не так, слишком занят своими наблюдениями. А ведь я выжил, благодаря ему. Ну, а что тут скажешь? Я уже принял решение и даже озвучил. И мат в спину от папы-омеги – ну да, он у нас горячий на голову – и я понимаю его злость, но отступить…

Взгляд в лицо своей жертве, и понимаю, что он меня убьёт… снова, и рука не дрогнет. Его рука ничуть не дрожала, когда он стрелял или метал ножи во мне подобных. Страх охотника – это его вызов, и если нормальные люди бежали прочь, то он рвался к опасности, его страх заставлял действовать, убивать.

Мой любимый… Сердце в груди сжалось от боли, жажда обладать этим сильным, волевым мужчиной становилась нестерпимой. Я уже сорвался, прикоснулся к этому чуду с синим, невероятно глубоким взглядом, в котором были вызов и холодная расчётливость. С того момента, как я увидел его, всё покатилось к чертям.

Оборотни давно не лезли в мир людей. Нам это было не нужно, к тому же людей мы воспринимали как примитивных обезьян. Единственное, что вызывали эти существа у тех, кто с ними соприкасался, было чувство брезгливости и понимание, что обезьяна в клетке лучше обезьяны, что на свободе и с гранатой в руке. Ввязываться в их дрязги и разборки желания не было. Особенно у оборотней, прошедших не одно столетие, как, например, мой отец-альфа. Он увеличивал мощь своего рода и держал в страхе не одно поколение никчёмных слабаков-людишек. Мой второй отец, омега, по воле судьбы был выращен этими обезьянами. Вот он был свято уверен, что эти никчёмные существа способны на многое, на что не способны оборотни. Дружбу, людскую любовь, которую я просто не мог воспринимать. Люди предавали и слишком много лгали друг другу. Власть и деньги – вот что было важным в их мире. Купить можно было любого, как и запугать, и тогда даже тратиться не приходилось. Они всё отдавали сами.

В двадцать пять я прошёл второй оборот, после которого, как и мой старший брат Ден, мог спокойно покидать лоно семьи и познавать мир. Вот только при первом обороте оказалось, что я не совсем альфа. Вернее, не обычный альфа. В кругу затхлых древних пещер, проходя обряд, я понял, что я гамма. Гамма – это больше, чем альфа и омега вместе взятые. На мне подобных невозможно было влиять и держать силой. Гамма – это альфа и омега в одном оборотне. Мы могли быть как с альфами, так и с омегами, но самым страшным для оборотней оказалось то, что гамма мог оплодотворить человеческую самку.

Много тысяч лет назад гаммы строили своё общество, отличное от оборотней, живущих в стае. До сих пор люди бьются над секретами погибших цивилизаций, не понимая простых истин: они не погибли, просто видоизменились, стали другими. Их отпрыски – охотники, не были такими сильными, как обычные оборотни, они даже не могли обернуться, но сила их была в другом. Они регенерировали лучше, чем люди, и убить их было сложно: серебро на них не действовало, а ещё они умели подавлять свои инстинкты. Оборотни столкнулись с теми, кто их не боялся, а учился убивать. Когда кланы поняли проблему, то начали от неё избавляться. Гамм пытались держать внутри кланов, но те были слишком свободолюбивыми. Тогда их начали заставлять принять тот или иной пол, те, кто отказывался, уничтожались. Гамм рождалось очень мало, и оборотням удалось удержать их, привязав к семьям. Звери всё же тянулись к своим, а не к людям. Те, кто всё же ушёл, подлежали уничтожению вместе с семьями, но их было сложно найти. Они научились скрываться. Через сотню-другую лет всё вроде успокоилось. Оборотни взяли под контроль само появление гамм, приблизив рождаемость почти к нулю. Но, контролируя одних, они упустили из вида тех, кого стоило на самом деле опасаться. Охотникам хватило пары столетий, чтобы полностью освоиться и стать третьей силой. Время оборотней прошло, люди прикрылись охотниками, как щитом, и с этой силой пришлось считаться. Оборотни ушли в тень, став страшными сказками и историями.

Но и Охотники не стали своими для людей: их боялись. Люди всегда боятся то, чего не понимают. Пытались контролировать, но безуспешно, потому что охотники были вроде людьми, но всё же другими.

Со временем все научились сосуществовать рядом, не пересекаясь. Вот только люди не успокаивались: им же власть подавай, и побольше. Но охотники тоже были не так наивны, как этого хотелось людям. Они спокойно относились к регалиям и власти. Охотники с кровью впитали ненависть к оборотням, на уровне памяти предков запомнили, что оборотни уничтожали тех, кто дал им жизнь – гамм. Только ум и дальновидность позволяли им смотреть дальше, и они понимали, что, захвати людишки всё в этом мире, будет конец. Охотники пережили пылающие костры инквизиций, подмяв их под себя и управляя этой страшной силой. Церкви пришлось считаться с ними, и часто решение охотников было последним в суде над попавшими в немилость. Сотни лет охотники защищали людей от “сил тьмы”, так именовали церковники тех, кто мог менять свой облик, и в конечном итоге потушили эти страшные костры, оставив людям возможность жить по-своему. Охотники исчезли, больше о них не было упоминаний ни у людей, ни у оборотней.

К девятнадцатому веку всё устаканилось, к двадцатому – начало работать на перспективу. Двадцать первый век почти сгладил все шероховатости.Оборотни спокойно начали свой новый виток в освоении уже современного мира. Для большинства обывателей оборотни были уже даже не страшилкой, а вполне романтическими персонажами красивых фильмов, эротическими фантазиями самок и даже некоторых самцов. Чтобы влиться в новый мир, оборотням пришлось взаимодействовать с людьми. Конечно, влиять на людей никто не запрещал, и вот тут снова появились они, охотники. Но это уже была не власть, а инструмент. Обоюдоострый скальпель в корявых людских руках, но всё же инструмент. Кланов уже не было, были жалкие остатки былой мощи: слишком разбавленная кровь, почти бесполезные, как и люди. Вот только «почти». Потому что это всё ещё были охотники, и они быстро учились убивать и контролировать. Внушению не поддавались, не все, конечно, но чем древнее был род, тем ярче это проявлялось. И здесь тупость людская сыграла нам на руку. Власть имущие решили, что оружию думать не надо. Поэтому кровников начали сливать. Попросту отправлять на смерть. Конечно, новые технологии позволили людям выращивать в пробирках новых охотников, но это были пустышки, мясо. Остатки кровников были собраны в ЦОО, где их попросту учили умирать, слепо следуя приказам. Люди упустили из виду, что за ними наблюдают хищники, умеющие дожидаться подходящего времени для смертельного удара.

В общем, повезло мне родиться в это самое время. В нашей семье я был вторым, Ден, альфа, старшим. Потом меня догнал Егор, милый омежка, точная копия отца-омеги. Ясно, что отец-альфа души в нём не чаял и баловал, став прямо милым пёсиком под маленькой ножкой сы́ночки. Отец-омега недолго наблюдал и терпел, как ему «портят парня», и взялся за воспитание сам. Маленький Егорка прошёл военную академию и увлёкся медициной. Мы все думали: какой хороший омежка… Ага, этот омежка с первой течкой стал большим геморроем в семье, и нам с братом-альфой частенько приходилось вытаскивать его из приключений. Честно, я уже не верил, что найдётся альфа, способный усмирить эту бестию. Кстати, отец-омега умилялся, глядя на сы́ночку: «Фиг альфам, а не попка моей кровиночки». И вот случилось: Егор втрескался в альфу, и тот очень разумно обременил его целым выводком щенков, даже отстроил несколько медицинских центров, где его любимый непоседа засел за пробирками и иже с ними. Мы выдохнули, особенно я с Деном. Нам, как братьям-альфам, было нелегко выбрать: или надрать Егорке уши, или умиляться его проказам. Отец-омега обвинил нас в шовинизме и потребовал у отца-альфы ещё омежку. Егор, бестия, ржал над нами, обещая, что возьмёт шефство над младшим омежкой, и всё, что было с ним, покажется нам радужными историями. Омеги – зло.

Потом Дениска нашёл себе мужа, и я остался в семье один, кто не спешил размножаться. Причём обожаемый отец-омега изучающе взирал на меня. И в его голубых глазах всё чаще сквозил вопрос: «Когда?» Ну что я мог сказать? Омежек было много, я был один, и очень не хотелось их обижать, поэтому у меня была свобода действий и желаний.Такой отец, как Марат, планку снижать не позволял. Я выходил в круг скорее ради развлечения и легко ставил противников на место. Все приняли меня за альфу, и, блин, всё бы отлично, если б не течка, конечно, не такая обильная, как у омег, но всё же течка. Радовало одно: альфа в эти дни мне был не нужен. Я ничего не чувствовал. Не было сводящего с ума желания, как у омег, ну подрочил пару раз, и норм. Егор, заинтересованный подобным, принялся ставить на мне эксперименты. Видите ли, гаммы в наше время, как альбиносы у людей, редкая диковинка, а тут, как говорится, сам бог велел. Но я посоветовал ему удвоить своё семейство, если у него ещё есть энергия на меня. После этого Егор отстал.

Отец-омега часто мотался по своим делам с давнишним другом Деном, отец-альфа скрипел зубами, но отпускал. Глава огромного клана не мог все бросить и мчаться за мужем. Они договаривались, и я знаю, что, запрети отец что-нибудь своему омеге, тот бы послушался, но на этом их отношения и закончались бы. Эти двое умудрялись ловко балансировать и не принижать заслуг и успехов друг друга. Они тонко чувствовали границы, через которые не переступали. Уважение, чувство юмора и любовь помогали им справляться со спорами и размолвками. Всё как у всех, просто было понимание, что друг без друга они не смогут. Ден мне нравился, хоть и был человеком. Вдумчивый, семейный, и я вдруг понял, что имел в виду отец. Жена у Дена, может, и была когда-то красавицей, но не сейчас. Пожилая женщина, воспитавшая двух чудесных дочерей и во всём поддерживающая мужа. И Ден любил её, вернее, они любили друг друга, и это было… до старости. Мои отцы тоже любили друг друга, тоже поддерживали, и я видел, как они строят свои отношения, такие непохожие на то, что у других. Хотя… возможно, отношения между любящими и не должны быть похожими. Другие омеги, не из нашей семьи, были иными: переспать – норм, но больше… Я решил, что, может, стоит попробовать с людскими женщинами… Полный провал. Они мне не нравились даже для постели, не говоря уже о чём-то большем. К тому же я очень сомневался, что, узнай они, что я оборотень, не поседеют от страха.

Каждый год мы собирались у Дена на праздники: отец-омега обожал Новый Год, и вот ему прямо необходимо было уезжать к людям, а именно к семье Дена. Когда мы были щенками, нас тоже туда таскали. Отец-альфа хоть и фыркал, но тоже частенько и с удовольствием лопал пироги хозяйки. Я не понимал этого. Зачем эта дружба? Ну и тоже решил завести пару приятелей. Люди… то, что меня стали использовать, я знал и видел, короче, в дружбе я тоже разочаровался. Ничего людского мне было не надо.