Читать книгу Ночные бдения - Козырь - Страница 6

Утро благодатное стучало в окна огромными столбами пыльно-золотого света, отблесками чудеснейшей ультрафиолетовой радуги, отражающимися от граней зеркала.

Я открыл глаза и уставился на это игривое сочетание всех красок мира, недопустимо огромное сияние на моем зеркале, на стенах моей комнаты, весь мир танцевал для меня.

Я бодренько соскочил с кровати и распахнул окно – струя свежайшего воздуха пыхнула мне в лицо. «Как прекрасна эта жизнь!» – подумал я и сладко потянулся, разминая крепко отдохнувшие мышцы. Маринка спала, раскинувшись на многочисленных подушках, и, чтобы не будить ее, я тихонько выскользнул из комнаты.

Мама уже ушла на работу, успев до этого приготовить завтрак. Я налил себе чаю и блаженно откинулся на спинку стула. Я подумал о своей дорогой Леночке, о том, что сегодня я увижу ее, смогу поцеловать, обнять, сказать о любви и честно признаться, что хочу всю жизнь провести рядом с нею. Я до мельчайших подробностей помнил наш вчерашний разговор, помнил ее манящие глаза и самые ласковые на свете руки, я жаждал вновь видеть ее, говорить с нею, я готов был прямо сейчас сорваться и бежать к ней, но сегодняшний день был у нее рабочим. Я подумал, что после свадьбы не позволю своей жене вкалывать в магазине, я сам буду работать, чтобы она ни в чем не нуждалась. Теперь у меня были деньги, и я собирался начать какое-нибудь прибыльное дельце. Я уже совершенно точно расписал свою жизнь, я составил план спокойного, мирного, полезного существования и был готов приступить к его осуществлению. Достаточно я получил острых ощущений, теперь мне хотелось покоя, умиротворения, любви, я хотел вкусить плоды семейной жизни, и полагал, что полностью созрел для этого.

А что же Люда? Я не думал о Люде, она была женщиной вчера, сегодня она казалась лишь легким размытым образом, к тому же я был совершенно уверен, что сегодня утром она собрала свои немногочисленные пожитки и покинула этот город, так и не найдя в нем того, что искала. Я полагал, что она и не вспоминает обо мне, и прошедшая ночь была одной из обычной череды ее ночей. Вчера я отдал ей должное как женщине, сегодня она не интересовала меня.

Я поднял голову и увидел стоящую в дверях Маринку. Она сонно держалась за косяк и тяжело моргала, пытаясь сообразить, спит она или нет; вид у нее был потрясающий: взлохмаченные волосы и старая пижама прекрасно сочетались с фиолетовым фонарем под заплывшим, тяжелым глазом. Я невольно рассмеялся, разглядывая это произведение искусства. Маринка показала мне язык и жалобно спросила:

– Что, так ужасно?

– Потрясающе! Когда у тебя экзамен? – спросил я.

Маринка со страдальческим видом налила себе чаю.

– Завтра, – еще жалобнее произнесла она, усаживаясь за стол. – Как ты думаешь, завтра он не будет такой страшный?

– Завтра он будет еще страшнее, – уверенно сказал я, потрогав припухлость под ее глазом.

– О Боже, – простонала Маринка. – Как же я появлюсь на экзамене с таким фингалом?

– А что вчера на самом деле произошло, без протокола? – спросил я.

– Да я даже сообразить не успела, так быстро все случилось. Тот парень, который подошел, начал говорить мне всякие пошлости, и мой его приструнил, потом тот подошел снова и начал задираться; вот так все и случилось… Ты не подумай, я никого не провоцировала.

– Ладно, верю. Это я виноват, не надо было тебя отпускать. Повезло тебе, ничего не скажешь, но в следующий раз ты будешь осторожнее. Очень жаль, – продолжил я после небольшой паузы, – что твой первый шикарный вечер так плохо кончился.

– Я теперь в жизни никогда в этом кафе не покажусь, – сказала Маринка, тревожно трогая синяк, – после такого позора. Как теперь на меня люди будут смотреть? В нашем маленьком городке любой скандал разносится со скоростью лесного пожара. А что скажет мама?

Я постарался успокоить ее и утешительно произнес:

– Я думаю, все это скоро забудется, стоит произойти чему-нибудь другому, так что не трусь и гордо держи голову, ты ни в чем не виновата, и какое тебе дело до каких-то там глупых сплетен, – весело закончил я.

Маринка тяжело вздохнула и грустно улыбнулась, видимо, мои слова не слишком-то утешили ее, но все же вселили, какую ни какую, а уверенность.

– Я сильная, я переживу, – ответила она так гордо, как только могла. – А почему ты вчера нас не проводил?

Ее вопрос невольно воскресил во мне образы прошлой ночи, размытые ночные тени, сладкие воспоминания измены.

– Надо было сказать пару слов хозяину, – небрежно ответил я, взмахнув рукой. – Так, мелкие проблемы.

– И ты так долго с ним говорил? Вернулся под утро, – заметила Маринка.

Я виновато улыбнулся и уставился на нее, желая услышать ее догадку.

– Ну ладно, можешь не говорить, я и так поняла, сидел и напивался до отупения, раз такой случай пришелся, – сказала она и весело подмигнула она. – Но ты не бойся, я Ленке ничего не скажу, я тайн не выдаю.

Я весело рассмеялся и пошел одеваться: сегодня меня ждало много дел, и я хотел как следует к ним подготовиться…

Я напоследок пригладил волосы и взглянул на сосредоточенно смотрящего на меня из зеркала человека. Он был молод и красив, как аполлон, его внешность притягивала, очаровывала, этот мужчина излучал спокойствие и уверенность наряду с мальчишеской дерзостью и задором. В нем была сила и харизма. Он был блондином, нисколько ни рыжим, ни капли ни русым, он гордился цветом своих волос и прекрасно знал, как он действует на женщин. Черты его лица были правильны. Он внимательно смотрел умными, уверенными серыми глазами, в них не было ни малейшей изворотливости, ни львиной гордости, ни надтреснутой печали, но они были полны смеха, света и легкомыслия; взгляд его говорил: «Я знаю себе цену и цену этой жизни!» И даже малейшее движение его смазливых глаз выдавало в нем нахала и бабника; а в складках рта сквозила доброта и мягкость, манящая лаской и нежностью.

Я нехотя оторвался от своего отражения и зло усмехнулся – ну что ж, любуйся, пока молодой.

Я вышел на улицу. Дел у меня сегодня, на самом деле, было много, время драгоценно – я не стал растрачивать его впустую и, не откладывая, начал строить будущее.

А начать я решил с покупки пекарни. Да-да, я хотел купить пекарню, чтобы самому печь хлеб, ароматные булочки, булки, каральки, батоны, калачи и плетенки, я уже представлял себе полки заново отремонтированного магазинчика, наполненные изумительными хлебными изделиями, но для этого мне надо было купить пекарню. Вчера утром, гуляя по городу, я прочитал в местной газетенке объявление о продаже пекарни и сразу загорелся идеей ее приобрести, денег для покупки и оформления документов, по моим подсчетам, должно было хватить, да еще и оставалось немного, как раз на Маринкино обучение и квартиру. Я вспомнил, как еще ребенком бегал в эту пекарню за хлебом и всегда умел угадывать время, когда хлеб, горячий, попадал на прилавки магазина, а теперь я сам, если повезет, буду раскладывать на прилавке собственный теплый хлеб.

Именно для этого я шел сейчас к хозяину этой хорошенькой пекарни.

Старое кирпичное здание встретило меня ароматным и душистым запахом хлеба; все здесь было по-прежнему и дышало уютом и духом моего детства.

Дверь в кабинет хозяина отозвалась противным скрипом, я бы предпочел заменить его мелодичным голосом колокольчика. В самом кабинете царил хаос и бездействие, и я подумал, что будет лучше, если хозяин продаст пекарню, может быть, хотя бы новый владелец наведет здесь порядок.

Хозяин показался мне подозрительно знакомым. Молодой еще, неописуемо рыжий мужчина, с наметившейся на макушке плешинкой, короткими рыжими усиками, которые слегка подрагивали, когда он улыбался или говорил. Одет он был довольно неряшливо, но, видимо, с особым тщанием старался выглядеть солидно и богато; он неловко встал, чуть не опрокинув стоящий на столе ноутбук, и протянул мне большую потную ладонь. Я несколько неохотно пожал ее и представился:

– Васильев Андрей Евгеньевич.

Зеленоватые глаза мужчины вспыхнули, а улыбающиеся радостно губы оголили ряд крепких белоснежных зубов, он крепко сгреб меня в охапку и смущенно обнял.

– Андрюха! – возопил он. – Сколько лет, сколько зим!

Он дурашливо похлопал меня по спине и, откровенно ухмыляясь, спросил:

– Не узнаешь меня, да? Эх ты, простофиля. Ну что ж, – сказал он и представился. – Устинов Николай Павлович, твой верный старый друг.

Я уже готов был дать отпор наглецу за «простофилю», но после его слов, всю спесь мою как рукой сняло, я с радостью обнял дорогого друга и огорченно посетовал:

– Как же я тебя не узнал?! Столько лет провели бок о бок! А ты изменился, причем сильно, – я еще раз внимательно оглядел его и, желая сделать приятное Кольке, добавил. – И выглядишь ты солидно, где ж в тебе узнать бывшего сорванца!

Колька предложил мне сесть, сам тяжело погрузился в кожаное кресло, единственную, пожалуй, вещь, на которую было приятно посмотреть.

– Ну-с, бурильщик, рассказывай, какого хрена тебя занесло в это богом оставленное место? – спросил он, и в речи его нахальной и грубой я вновь узнал буйного хулигана Кольку.

Колька был старше меня на три года, но это только делало нашу дружбу крепче. Они в свои двадцать шесть выглядел проказником, каким был в юности. Колька был отъявленный забияка, он регулярно ходил, подсвеченный фингалами, абсолютно уверенный, что это круто. Он не давал спуску никому. А я таскался за ним, отрабатывая хук левой сбоку. Он научил меня пить и курить, дал в руки гитару и объяснил, как жить, чтобы не попасть впросак и в любой ситуации быть на высоте. Вспоминая наши ночные похождения, философию мартовских котов, наши стремления и цели, хотелось спросить, где твое бродячее рыцарство, Колька, что заставило променять его на попытку выглядеть серьезным, степенным и деловым, и не гнетет ли это тебя?

– Я приехал купить у тебя пекарню, – в таком же шутливом тоне ответил я.

– Значит, с Севером, все, покончил? Неужели замерз? – злорадно спросил он.

Я на мгновение растерялся, но в этом был весь Колька, хлебом его не корми, дай над кем-нибудь приколоться. Я смело взглянул на его конопатое лицо и ответил выпадом на выпад:

– Слушай, а у тебя усы настоящие или для солидности прилепил?

Колька побагровел, под его тоненькими усиками заиграла издевательская ухмылка.

– А ты все такой же сопляк и простофиля, – оскорбился он. – Не можешь даже как следует ответить.

Я соскочил со стула.

– Я сопляк? Я не могу? – прорычал я, хватая Кольку за лацканы пиджака и поднимая его из кресла.

– Кишка тонка! – Колька был неумолим, его светлые глаза выплескивали презрительные взгляды, он назидательным материнским тоном продолжил. – Глупый вздорный мальчишка!

Я как следует тряхнул его, и со стола со звоном посыпались предметы канцелярской роскоши.

– Повтори, что сказал, бумажная крыса! – прошептал я ему в лицо, чувствуя, что подрагивающие усики вселяют в меня уже не наигранную ярость.

Колька злодейски вскричал:

– Глупый вздорный мальчишка!

Я с силой потянул его и услышал, как с треском по швам расходится солидный Колькин пиджак. Некоторое время мы стояли так, сверля друг друга недружелюбными взглядам, но робкий стук в дверь заставил нас отпрянуть, я поспешно пристроился на стул, Колька резко сел в кресло, придвинул к себе бумаги и, прикрыв руками порванный и измятый пиджак, властно приказал войти.

Дверь отворилась, и в комнату робко вошла тоненькая и хрупкая, как веточка, рыжая зеленоглазая большеголовая и некрасивая девушка, ведя за руку важного, но такого же непостижимо рыжего мальчишку лет пяти. Колька вихрем подлетел к ней и сгреб в жарких объятиях, помню, я еще испугался, как бы он ее не раздавил, такую тоненькую. Пока Колька самозабвенно обнимал девушку, мальчуган схватился за его штанину и начал усердно тянуть ее, приговаривая лепечущим голоском «папа, ну пап…» Папа наконец отпустил девушку и, подхватив мальчика на руки, подошел ко мне.

– Вот, познакомься, – неуверенно, но с большой гордостью сказал он, притягивая девушку к себе за тонюсенькую талию, – это моя жена Аня и сын Ромка.

Я почтительно пожал хрупкую ладошку Ани, смотрящей на меня огромными глазами с большой долей любопытства и ни капли не стесняясь.

– А это, – и Колька насмешливо ткнул в меня пальцем, – а этот негодяй мой друг Андрей Васильев.

Глаза девушки загорелись еще большим любопытством, и она прощебетала:

– Я представляла вас другим, большим и волосатым, – затем, оглядев испорченный Колькин пиджак, строго спросила. – А зачем вы привели моего мужа в такой негодный вид?

Я удивился проницательности и бесцеремонности девушки и про себя улыбнулся той важности, с которой она пыталась держаться, стараясь не отставать и поддерживать имидж мужа.

– Ему полезно немного встряхнуться, – нагловато ответил я и, чтобы скрыть неловкость, нагнулся за карандашом, лежавшим возле ног маленькой жены моего друга.

Маленький Рома с огромным удивлением и восхищением глядел на меня во все глаза, забыв от восторга закрыть рот. Обняв отца за шею, он спросил:

– Дядя – медведь?

Я изумленно глянул на него, Колька ухмыльнулся и строгим голосом сказал:

– Да, и если ты не будешь слушаться маму, он придет и заберет тебя на Север, где одни льды и очень холодно, он будет кормить тебя сырым мясом и не пустит к маме.

– Я не люблю сырое мясо, его нельзя есть, – глубокомысленно заметил Рома, все же сильнее прижавшись к отцу.

– Так как насчет моего предложения? – спросил я у Кольки, вспомнив, зачем я сюда пришел.

Колька добродушно улыбнулся и сильно, по-дружески, сжал мне плечо.

– Я буду только рад, – серьезно ответил он. – Думаю, завтра за обедом неплохо было бы все обговорить. Надеюсь, ты не откажешься пообедать с нами. Вот мой телефон, созвонимся, – и он протянул мне визитку.

Я кивнул и поднялся, делового разговора не вышло, и пора было уходить. Колька спустил Ромку на пол и крепко обнял меня, прошептав на ухо:

– Рад тебя видеть, сукин ты сын.

Я громко рассмеялся. Ну что ж, хулиган даже в модном пиджаке остается хулиганом. Его стеснительная нежность к жене развеселила меня, кажется, он крепко попал под женский каблучок…

Солнечный день был в разгаре. Жар спускался с неба, отражался от асфальта и бетонных стен домов, вызывая в моем северном теле определенный перегрев. Весь взмокший от трусов до ботинок, я дотащился до Ленкиного магазина и буквально рухнул на прилавок под кондиционер.

– О, достопочтимый кондиционер! – прохрипел я, протягивая к нему руки. Лена рассмеялась и убрала с моего лба прилипшие волосы.

– Да ты весь вспотел! – засмеялась она. – Что, тяжела после мороза жара?

Я кивнул ей в ответ и подставился под волшебные волны прохладного воздуха, которые буквально возрождали меня к жизни.

– Теперь буду привыкать, – ответил я и, ухватив Лену за фартук, притянул к себе. – Ты ведь мне поможешь, а?..

Я недвусмысленно пробуравил ее взглядом и шутливо поцеловал. Моя девушка расцвела прямо на глазах. Очи ее засверкали, ланиты зарумянились, уста сахарные растянулись в волшебной улыбке.

– М-м, какая ты красивая, – я сел на прилавок и потянулся к ней, чтобы обнять, а она бесцеремонно столкнула меня, прошептав:

– С ума сошел, я же на работе. А вдруг кто-нибудь зайдет и увидит.

Я тяжело вздохнул: она была права.

– А когда у тебя перерыв? – с надеждой спросил я.

– Если бы ты был внимательнее, – покачала она головой, – то заметил бы вывеску, на которой написано, что магазин работает без обеда и выходных.

Я нахмурился и гневно спросил:

– Ты что же, работаешь без выходных и обеда?

– Да нет же, дурачок, – ласково ответила она. – Мы работаем понедельно: неделю я, неделю – моя сменщица.

Мне донельзя глупым показался такой режим, но я не стал его критиковать, мне нужно было обсудить с возлюбленной более важные вопросы. Я уже хотел, было, задать один из них, как вдруг дверь открылась, впустив озабоченного худого и заросшего мужичонку. Он что-то спросил, и Лена с дежурной улыбкой начала ему объяснять. О! как она была красива, и я подумал, что этот карандаш должен был бы мне завидовать. Ее улыбка могла свести с ума, за такую улыбку стоило многое отдать в жизни. Мужичок искоса глянул на меня и недобро, заносчиво ухмыльнулся. Признаюсь, мне стало не по себе, я хотел уже как-нибудь плохо ему сказать, но тут он, забрав свою покупку, так же незаметно удалился, как и пришел.

Не в силах больше сдерживаться, я крепко обнял свою милую и покрыл ее лицо жаркими поцелуями. Она с силой обняла меня и приникла к губам с такой страстью, что у меня голова пошла кругом от неземного блаженства.

– Ты выйдешь за меня замуж? – неожиданно для себя спросил я, оторвавшись от ее сладких губ.

Лена удивленно замерла и, когда до нее окончательно дошел смысл сказанного, в смятении опустила глаза. Извечная борьба между желанием и кокетством мелькала на ее красивом лице; тогда она подняла голову и смущенно пробормотала:

– Ну… я не знаю…это все… так неожиданно… Да! – решительно закончила она и обхватила мое лицо нежными ладошками. – Да, я хочу этого.

Я счастливо засмеялся и, подняв ее на руки, собрался уже утащить из магазина, как дорогой подарок, но тут услышал приглушенный вздох и обернулся – моя несносная сестра с двусмысленной улыбкой наблюдала за нашими сантиментами…

– Если ты кому-нибудь проболтаешься, тебе не поздоровится, – грозно увещевал я Маринку по дороге домой. – Я тебе верю, но вот болтливый длинный язык…

– Да хватит уже, – нетерпеливо оборвала она. – Ну что я маленькая! Когда надо, вы сами все расскажите, а я буду хранить вашу страшную тайну и копить деньги на свадебный подарок.

– Мудрое решение, – охотно согласился я.

Мы весело рассмеялись и свернули к дому, но тут же веселая улыбка сбежала с моего лица: на скамейке сидела она – существо из вчера, девушка, которая еще утром должна была сесть на поезд и отбыть из Озерок в далекое путешествие.

Люда повернулась и приветливо помахала мне рукой. Маринка округлила глаза и громким шепотом бестактно спросила:

– А это кто?

– Потом расскажу, – хмуро буркнул я ей в ответ. – Иди домой.

Она подозрительно посмотрела на меня, потом на Люсю, пожала плечами и гордо удалилась.

Я скрестил руки на груди и встал перед Людой, всем видом выражая недовольство и холодность.

– Что ты здесь делаешь? – довольно резко спросил я и слегка наклонился к недоуменному Люсиному лицу. Она вся съежилась под моим жестким взглядом и притиснулась к спинке лавочки, стараясь подальше отодвинуться от моего недовольного лица.

– Не понимаю твоей реакции, – жалобно, но решительно сказала он. – Что я такого сделала?

Я вздохнул и выпрямился, нет, она определенно отказывалась меня понимать, до чего упрямое существо! Но ведь она не знает, насколько нежелательно ее присутствие здесь! И почему она обладает такой способностью все портить! Теперь мне придется объясняться с сестрой, а это непросто, учитывая, что она меня как облупленного знает.

– Зачем ты пришла? – не меняя кислого тона, спросил я

– Мне нужно с тобой поговорить… – растерянно пролепетала она.

– Это важно? – угрюмо спросил я и, не услышав ответа, повторил вопрос. – Так важно или нет?

– Важно для меня, для тебя, думаю, нет, – ответила Люда, и в голосе ее зазвенели те нотки гордой надменности, которые я сегодня уже не чаял услышать. Она встала и отошла, презрительно глядя на мою властную позу.

Мне вдруг до чертиков захотелось взлохматить ее аккуратно припомаженную прическу, но вместо этого я улыбнулся и протянул ей руку.

– Ну, пошли, – тихо сказал я.

Люда недоверчиво глянула на меня и неловко пожала плечами.

– Пошли.