Читать книгу Замок де ла Кастри. Том 1 - Крис Мейерс - Страница 3

Пересечение дорог

Габриэль открыл глаза в темноте. Он был один, лежал в подъезде, прижавшись спиной к стене. Вспоминая все, что произошло с ним прошлой ночью, он наблюдал за тем, как тысячи пылинок кружатся в тонкой полоске света, пробивающейся из-под двери. Вытянув руку – свет упал на тонкие грязные пальцы – он провел ею по шершавой поверхности пола. Он пролежал здесь всю ночь, не чувствуя холода. Де ла Кастри никогда его не чувствовал.

Где-то наверху хлопнули дверью, послышались шаги. Габриэль еще плотнее прижался к стене. Он не хотел привлекать к себе внимания. Всё это время его никто не трогал, никто не пытался разбудить, и де ла Кастри был рад своему везению. Он еще не нашел в себе сил покинуть это место. Слишком уж кружилась голова…

Он уже закрывал глаза, когда какое-то нездоровое любопытство овладело им, приковав внимание к лестнице. Габриэль так напряженно вглядывался в темноту, что когда яркий белый свет неожиданно разлился по площадке, он зашипел и забился в углу от невыносимой боли в глазах.

К его огромному облегчению неестественное сияние быстро погасло. Щелкнул выключатель над головой, и подъезд осветил самый обыкновенный желтый свет от замызганных лампочек. Габриэль увидел возле своего лица ноги, обутые в старые кроссовки.

Де ла Кастри сел, недоверчиво уставившись на незнакомца. То, что это был тот самый человек, чье сияние едва не ослепило его, не оставалось никаких сомнений. На первый взгляд – парень лет восемнадцати. Габриэль видел только один его глаз – зеленый, похожий разрезом на кошачий, другой скрывался под густой белой челкой. Волосы блондина были аккуратно уложены, левое ухо – проколото, в мочке красовалась круглая золотая серьга.

Парень смотрел на него с жалостью, что одновременно взбесило и удивило Габриэля. Обычно в глазах смотрящих на него, он видел сначала лишь страх, а затем уже все остальное.

Незнакомец сделал шаг вперед и протянул руку.

– Меня зовут Дима.

Габриэль вжался в стену, отворачиваясь.

– Уходи, – прохрипел он, тяжело сглатывая. – Не трогай меня, – добавил он уже увереннее.

– Тебе, наверное, нужна помощь…

– Не нужна. Уходи. – Габриэль хотел еще что-то добавить, но резкая боль в сердце заставила согнуться пополам и застонать.

– Эй-эй, – забеспокоился парень, – может, мне позвать кого-нибудь?

– Нет. Не смей никого звать! – слова против воли прозвучали как всегда грубо и неучтиво.

– Хорошо, но давай я хотя бы вынесу тебя на свежий воздух!

И прежде чем Габриэль успел запротестовать, сильные руки подхватили его подмышки и потащили за дверь. У Габриэля не осталось сил сопротивляться. Единственное, о чем он успел подумать перед тем, как потерять сознание, – это то, что незнакомец нес его, словно пушинку, хотя сильно уступал ему в росте.

Очнулся он уже на скамье, чувствуя, как свежий ветер обдает прохладой лицо, а яркие лучи солнца бьют по глазам.

Габриэль с трудом сел. Дима тут же пристроился рядом.

– Зачем ты это сделал? – пробормотал Габриэль, пытаясь убрать волосы с лица.

– А что такого? Просто помог тебе подняться.

Дима широко улыбался, искренне недоумевая, что могло так удивить встреченного им незнакомца. Он ведь не знал, что Габриэль успел практически позабыть, что такое человеческая доброта, и поэтому постоянно ждал подвоха.

– Как тебя зовут?

– Габриэль, – незнакомец ответил не сразу, и какое-то время Дима завороженно разглядывал его лицо, будто вырезанное из камня.

Впалые щеки, темные круги под глазами. Его черты, пусть и грубоватые, казались Диме совершенными. Нос с горбинкой, высокие скулы. Тонкие, чуть посиневшие, губы то и дело изгибались в пренебрежительной ухмылке. Длинные иссиня-черные волосы лежали спутанной копной, и когда ветер дул Габриэлю в лицо, открывали высокий лоб, на котором раньше времени залегли морщины. Большие темно–синие глаза глубоко посажены, черные брови вразлет.

Одеваться Габриэль любил, судя по всему, небрежно: длинный местами потертый кожаный плащ, заношенная черная рубашка и узкие джинсы. Внимание привлекали лишь старые кожаные сапоги выше колена со сложной шнуровкой – такие раньше носили аристократы.

– А мы раньше не встречались? – выдавил из себя Дима, понимая, как глупо звучат его слова. Однако он все сильнее мучился странным чувством, будто он уже видел Габриэля раньше. Когда-то очень давно, а, может быть, только вчера…

Де ла Кастри усмехнулся и покачал головой. Он молчал. Молчал и Дима – он не знал, что сказать, и как всегда в такой ситуации оставалось только одно: юноша заерзал на скамейке, доставая пачку сигарет из заднего кармана. Габриэль не обращал на него внимания, пока дым не ударил ему в ноздри.

– Можно мне?

– Не думаю, что это те сигареты, которые ты ищешь, – замялся Дима, заталкивая пачку в задний карман.

– Нет, это как раз они. Думаешь, я травку не унюхаю?

– Да тихо ты! – Дима оглянулся. – Если кто-нибудь из соседей узнает!

Габриэль шутливо приложил палец ко рту. Он улыбался, хотя давно уже не помнил, когда это с ним случалось в последний раз, но почему-то с этим парнем ему хотелось смеяться.

Дима дал новому знакомому закурить, и какое-то время они снова провели в молчании. Де ла Кастри наблюдал за тем, как юноша поднялся и начал бродить возле подъезда, подбрасывая ногами желтые листья. Вскоре его заворожила чистота и наивность, которые исходили от этого молодого человека. Юноша был одет просто: теплая куртка, черные штаны со множеством ремешков и карманов да белая футболка. Солнце играло в его мягких волосах, отчего казалось, что Димина голова вот–вот загорится.

– Сколько времени? – внезапно спросил Габриэль.

– Полдень, – ответил Дима, подойдя чуть ближе.

– Почему ты до сих пор на улице? Разве тебе никуда не надо в будний–то день? На учебу, например?

Дима передернул плечами, и Габриэль удивленно приподнял брови.

– Я уже давно все выучил, – юноша хитро улыбался. – Может, ты зайдешь ко мне? Я могу дать тебе поесть.

Габриэль сразу помрачнел, и Дима почувствовал, что должен как-то оправдаться.

– Просто ты выглядишь таким больным… Если не хочешь, я могу вынести что-нибудь на улицу.

Повисла неловкая пауза, в течение которой Дима несколько раз успел обозвать себя болваном, несмотря на всю нелепость ситуации. Ведь это он зазывал к себе в квартиру совершенно незнакомого человека, рисковал квартирой матери, рисковал своей жизнью, наконец! Но…

Но это казалось ему таким правильным.

– Не надо ничего выносить, – Габриэль вдруг согласно кивнул. – Я зайду.

– Прикольно! – вырвалось у Димы, и де ла Кастри устало улыбнулся. Ему нравился этот парень, а те, кто нравились Габриэлю обычно страдали.

Юноша помог ему подняться и, морщась от боли во всем теле, де ла Кастри спросил:

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Ага, – буркнул Габриэль, до него вдруг стало кое-что доходить.

Пока Дима буквально тащил его на себе до квартиры, Габриэль молчал, прислушаясь к нескончаемому потоку информации, который вдруг низвергся на него, подобно бурному водопаду, – подросток говорил без остановки. Это мог быть неплохой экскурс для Габриэля в Димину жизнь, если бы он вскоре сам не погрузился в свои мысли. После этого до него стали долетать лишь отдельные слова, бессмысленные фразы и редко – предложения.

Когда они все-таки добрались до квартиры на третьем этаже, де ла Кастри думал, что упадет на пол, едва переступив порог. Держался он с трудом. Заметив, в каком Габриэль состоянии, Дима быстро отворил дверь и даже ненадолго замолчал.

Зайдя внутрь, мужчина оглядел маленькую прихожую.

– Здесь прекрасно.

– Да ну, здесь бардак! – и Дима провел Габриэля внутрь. – Вот здесь ванная. Думаю, тебе нужно начать с нее.

– Да, спасибо. Но тут действительно так аккуратно и чисто…

– Да уж не как в подъезде.

– Ты с родителями живешь? С девушкой?

Дима громко рассмеялся, и Габриэль понял, что своим смехом юноша пытается скрыть целый спектр самых различных эмоций, которые овладевали им время от времени.

– Какой девушкой, Габриэль? Я живу с мамой.

Де ла Кастри снова кивнул и открыл дверь в ванную.

– А друзья? – спросил он просто для того, чтобы поддержать беседу, вовсе не ожидая последовавшей за этим странной реакции: Дима схватил Габриэля за локоть. Белая челка больше не прикрывала больной черный глаз, и тот влажно блестел, внимательно разглядывая гостя. Он словно пытался вытянуть из де ла Кастри ответы на вопросы. Ответы, которых Габриэль знать не мог.

А потом Дима вдруг перестал его видеть. Мужчина понял это по тому, как взгляд юноши начал потерянно блуждать сначала по его лицу, потом по стене, по двери за его спиной.

Габриэль в последний раз сопоставил Димину внешность с названным возрастом. Да, здесь не было ошибки. Габриэль мог бы сразу догадаться, в чем дело, но он никогда раньше не встречал людей подобного рода. Дима был Другим.

«Бедный. Он Калека. Ох, если цена Взрыва – цена расплаты за наши ошибки – и есть несчастье таких светлых людей, то я считаю, плата была слишком высока».

Тем временем черный глаз задвигался сам по себе. Дима автоматически прикрыл его челкой и отвернулся.

– У меня нет никого, Габриэль.

Де ла Кастри покачал головой:

– Ты не знаешь, что такое одиночество. Ты не один. У тебя есть мать, – Габриэль отвернулся и взялся за ручку двери, однако Дима не хотел его отпускать.

– Но почему мне тогда так тошно?!

– В глубине души все мы по-своему одиноки! – вдруг огрызнулся Габриэль. – Мы все оставлены один на один со своим выбором, своими мыслями, своими страхами. Возможно, нам остается только смириться, – и де ла Кастри замолчал, не понимая, что он только что сморозил и почему, собственно, разозлился так сильно. Словно этим вопросом Дима задел какую-то больную для него тему. Определенно разговор с этим странным парнем увел Габриэля в очень далекие материи, а он не любил беседовать о подобном, тем более с теми, с кем едва был знаком.

Дима все еще держал гостя за руку, держал так крепко, как будто де ла Кастри сейчас уходил не в ванную, а в мир иной. Держал как единственного человека, который так четко уловил его настроение, который один во всем мире понял его… Наконец!

– Я пойду, – сказал Габриэль и мягко, но настойчиво разжал Димины пальцы. – Ты позволишь?

Юноша будто вышел из транса, дернулся, снова пригладил челку и растерянно кивнул.

– Я буду на кухне. Если что, кричи.

– Спасибо, – и Габриэль быстро запер за собой дверь.

В ванной он долго стоял у зеркала, глядя на свое осунувшееся грязное лицо, проклиная, сам не зная кого, за то, что парень, похоже, успел привязаться к нему.

– Черт! Да не мое это дело, – прошептал Габриэль раздеваясь.

С трудом он снял с себя плащ и рубашку, пропитавшуюся кровью. Боль в плече, о которой он успел позабыть, снова напомнила о себе. Его затошнило, а колени задрожали. Чтобы не упасть, он облокотился о раковину, как вдруг заметил под ней большой белый ящик со множеством маленьких кнопочек и круглым оконцем посередине. Габриэль уставился на ящик, а потом осторожно отошел от него настолько, насколько позволяла тесная ванная комната.

Стараясь не смотреть в сторону незнакомой машины, Габриэль включил воду, разделся и залез в ванну. Оглядев грязную одежду, сваленную на полу, он вздохнул. Совершено не хотелось влезать во все это после душа…

Де ла Кастри приоткрыл дверь.

– Дима! Я не знаю, что делать! Моя одежда… Она грязная!

В ответ раздался заливистый хохот. И едва Габриэль успел вынуть из кармана плаща пакетик с порошком, как Дима без стеснения ворвался в ванную.

– Да неужели?

– Чего ты смеешься? – спросил Габриэль. Он едва успел скрыться за занавеской и теперь боязливо выглядывал из-за нее.

Дима похватал с пола его одежду.

– У тебя был такой беспомощный голос, словно тебе пять лет, и ты самостоятельно даже шнурки на ботинках завязать не можешь, – объяснил он.

Габриэль не ответил. Он скрылся за занавеской, переваривая услышанное, пытаясь понять, были Димины слова оскорблением или нет. Юноша тем временем затолкал одежду в белый ящик и закрыл дверцу.

– Что ты делаешь? – Габриэль снова выглянул из-за занавески.

– Собираюсь постирать твои вещи в стиральной машине. Что же еще?

– Машине? Я думал, они не существуют больше.

– Ну, как видишь, существуют, – Дима улыбался. – Я заприметил ее у одного знакомого, которому ремонтировал телефон. Он хотел ее выбросить, а я забрал себе и починил. Возможно, это единственная работающая стиральная машинка во всем Питере. – Юноша помолчал немного и добавил: – Вряд ли Новое Правительство в скором времени озаботится производством бытовой техники.

– Да уж, – и Габриэль опять спрятался за занавеской. – Их гораздо больше интересует, как бы уничтожить всех отпрысков правящих в прошлом семейств.

– Что? – удивленно переспросил Дима, хотя прекрасно слышал, что сказал его новый друг. Он просто не мог поверить, что какого-то бездомного бродягу с улицы могут интересовать аристократы, разбежавшиеся кто куда после смены старого правительства. Но Габриэль упрямо молчал, и Дима не стал больше спрашивать.

– Ну, я пошел… Ой, тут еще твоя рубашка, – и Дима взял ее в руки. – Кровь? – спросил он, глядя на разорванный рукав.

– Да, – нехотя признался Габриэль. – Я упал.

– Разрез, как от пули, и я видел, что плащ твой разорван. Ты упал на пулю? Ха–ха!

Габриэль молчал, спрятавшись за занавеской. Димина прозорливость и желание все знать потихоньку начинали выводить его из себя.

– Отличный способ не отвечать на мои вопросы, – пробормотал Дима. – Бинты и перекись водорода на верхней полке, а одежду можно зашить.

– Но я не…

– Я зашью, – и Дима, бросив в стиральную машину рубашку, нажал сразу на несколько кнопок.

Машина с грохотом заработала, так что даже пол задрожал.

– Ну, я пошел. Думаю, тебе тут есть, чем заняться.

– Да уж, – печально донеслось из-за занавески.

И Дима тихо вышел из ванной. Ему было над чем пораскинуть мозгами.

Примерно через час Габриэль показался на кухне, посвежевший и изменившийся до неузнаваемости, словно кто-то, включив машину времени, вернул его в те дни, когда он еще мог позволить себе горячий душ. Только рана на плече была по-прежнему не обработана и не перевязана.

Дима усадил недовольного гостя на стул и не давал ему вставать, пока не перебинтовал поврежденную руку. Затем поставил чайник греться и пододвинул к Габриэлю тарелку с горячим супом.

– Рука еще болит?

– Нет. Все нормально, – соврал Габриэль, принимаясь за еду.

Дима пожал плечами.

– Тебе чай? Кофе?

– Крепкий кофе.

– Ну и ну! Спит в моем подъезде и пьет крепкий кофе.

Габриэль слабо улыбнулся.

– Где твои родители? – выдавил он из себя, с трудом отрываясь от тарелки и стараясь не чавкать.

– Я же говорил, что живу с матерью. Она на работе, – и Дима вышел из кухни. – Отца нет, – крикнул он из другой комнаты.

– Где отец?

– Мама выгнала его, когда мне было шесть, – ответил Дима, возвращаясь обратно. В руках он принес нитки, иголку и ножницы. Разложив все швейные принадлежности на подоконнике, он налил Габриэлю кофе.

– Ты по нему скучаешь? – спросил Габриэль, с шумом отхлебнул из чашки и поднялся. Дима молча наблюдал за тем, как он, тяжело сглотнув, подошел к горячей кастрюле на плите, обнаружил там картошку и навалил себе полную тарелку.

– Наверное, – пробормотал Дима, решив не обращать внимания на голодные выходки бездомного. – Я не знаю.

– Я, например, плохо знаю своего отца, – произнес Габриэль через некоторое время. – И ничуть от этого не страдаю.

– А остальные? – равнодушно поинтересовался Дима, принявшись зашивать рубашку.

– Мать недавно умерла, брат продает наркотики, может, и сам наркоман, не знаю… Младшую сестру я вчера потерял.

У Димы катушки посыпались из рук. Габриэль поднялся, помогая ему собрать их.

– Но как? Что случилось? И как ты? – Дима снова уселся на подоконник, пытаясь завершить начатое дело. – Ты так спокойно говоришь об этом!

Габриэль не ответил. Дима не понимал, почему его новый знакомый замолчал, на деле тот просто отчаянно боролся с приступом рвоты. Наконец, с трудом запихав в себя остававшуюся на тарелке еду и допив кофе, Габриэль замер на стуле. Дима исподлобья поглядывал на него. Молодой мужчина погрузился в себя, взгляд его стал отрешенным. Какое-то время он смотрел в одну точку, потом начал заламывать пальцы на руках. Правая нога мелко дрожала.

– Габриэль?

Но мужчина даже не повернул головы в его сторону. Пришлось Диме повысить голос. Заламывание пальцев тут же прекратилось.

– Знаешь, ты сейчас был похож на ненормального, сбежавшего из клиники, – сказал Дима и с опозданием осведомился, – но ведь это не так?

– М-м-м? – и Габриэль уставился на него своими огромными глазами.

– Ты ведь не сбежал из психбольницы?

– Нет, – честно признался гость. – Но, возможно, я уже давно схожу с ума.

– Ну уж нет! – рассмеялся Дима, однако смех прозвучал как-то неуверенно. – Все у тебя будет хорошо.

Де ла Кастри кисло улыбнулся и снова задумался. Он находился в тупике, из которого не видел выхода. Эвелин потерялась, и он не знал, где ее искать. Даже если бы сестра вдруг появилась на пороге Диминой квартиры, он бы и тогда не знал, что им делать дальше. Куда идти? Кто мог им помочь? На периферии сознания мелькали смутные воспоминания о некоем тучном мужчине, который частенько наведывался к Катрин, когда он был совсем маленьким. Он называл себя другом отца и говорил что-то о… Ночлежке? Приюте? В любом случае этот дом (если это дом) находится в глуши, далеко от города. Им никогда не добраться туда незамеченными без денег, еды и пешком. Вдобавок ко всему, Габриэль внезапно осознал, что боится выйти из этой квартиры. Боится покинуть Диму и снова оказаться в сводящем с ума одиночестве.

Мужчина внимательно присмотрелся к блондину, сидевшему на подоконнике и зашивавшему его плащ. Зеленый глаз внимательно следил за работой рук, в то время как черный, кажется, наблюдал за ним из-под челки.

– Как ты видишь? – вырвалось у Габриэля прежде, чем он успел подумать, что задавать такой вопрос Калеке как минимум невежливо.

Дима пожал плечами. Кажется, он нисколько не обиделся.

– Сейчас, как обычно, одним глазом. Но, бывает, если я сильно нервничаю, я могу перестать различать что-либо перед собой, кроме смутного марева. Врач говорит, с возрастом это пройдет.

– А черный глаз?

– Я ничего им не вижу, – ответил Дима и протянул Габриэлю его плащ и рубашку. Тот взял одежду, задумавшись над тем, говорил ли Дима правду.

Одевшись, де ла Кастри подошел к окну. Он хотел поблагодарить Диму за то, что тот сделал для него сегодня, но слова застряли в горле, когда за окном на тротуаре он увидел автомобиль. Тот самый старый «Форд», который едва не сбил его прошлой ночью! Это после его появления де ла Кастри больше не видел свою сестру!

Габриэль вцепился в Диму, стащив его с подоконника и насильно развернув к окну.

– Габриэль! Что ты делаешь?

– Эта машина за окном, видишь? Чья она?!

– Я не знаю! Не знаю! – Дима весь дрожал. Он на полном серьезе решил, что по глупости затащил в дом настоящего маньяка.

Осознав, наконец, как перепугал своим поведением несчастного парня, Габриэль, извиняясь, отпустил его.

– Эта машина… Я видел ее в ту ночь, когда потерял сестру. Далеко отсюда, очень далеко, а теперь она стоит здесь.

– Может, ты ошибся?

– Нет! – огрызнулся Габриэль.

– Тогда надо спуститься и выяснить, в чем дело, – немного подумав, предложил Дима.

Де ла Кастри кивнул.

– Да, я так и сделаю, – и решительным шагом направился к двери.

– Постой! – Дима догнал его в прихожей. – Я пойду с тобой.

– Нет, – рука Габриэля уперлась юноше в грудь. – Никуда ты не пойдешь. И держись от меня подальше. Я не тот человек, с которым стоит водить дружбу.

Глаза мужчины опасно блестели, однако на Диму его слова не произвели ровно никакого впечатления.

– Я пойду с тобой, – упрямо повторил он. – Я вижу, тебя что-то мучает. Я не имею ни малейшего понятия, что это, но я хочу помочь. Я чувствую, что должен! И не спрашивай меня почему.

У Габриэля не осталось ни сил, ни времени, чтобы удивляться. Он развернулся на каблуках и поспешил на улицу, зная, что Дима неотступно следует за ним.

Старый «Форд» ожидал их возле подъезда. Громоздкий бледно-зеленого цвета автомобиль с выдающимся хромированным бампером и затемненными стеклами выглядел настоящей развалюхой. Заляпанный грязью, от него веяло враждебностью настолько, насколько вообще могла казаться враждебной машина, созданная до Взрыва. Водитель, если он и сидел внутри, не спешил выходить наружу. Номерные знаки на автомобиле отсутствовали.

Де ла Кастри ударил рукой по капоту.

– Если ты сидишь там внутри, выходи и поговори со мной! – выкрикнул он, чувствуя, что Дима подошел к нему и встал чуть поодаль.

В ответ дверца машины распахнулась, и из нее показался крупный мужчина лет сорока. Внешность его совершенно не располагала к себе. Лысый, с маленькими глазками и тяжелой челюстью, он был похож на опасного бандита, которого недавно выпустили из тюрьмы. Дима не на шутку перепугался. Своими огромными ручищами мужчина мог без особых усилий сломать ему и Габриэлю позвоночник.

Удивительно, но если де ла Кастри и испытывал страх, это было незаметно. Выпрямившись, он с вызовом разглядывал незнакомого громилу.

– Кто ты такой? И где моя сестра?

Мужчина остановился. На его полном чисто выбритом лице Дима не мог прочитать никаких эмоций.

– С ней все в порядке, Габриэль, – произнес громила чуть хрипловатым, но на удивление приятным голосом. – И я рад, что вы с Димой познакомились.

Дима приоткрыл рот от удивления и сразу стал хуже видеть. Габриэль однако и бровью не повел.

– Андрей? – только и спросил он.

И мужчина кивнул. То, что произошло дальше, изумило Диму еще сильнее, чем если бы его новый друг заехал громиле промеж его крохотных глазок – де ла Кастри подошел к незнакомцу и крепко обнял его.

– Я слышал, что произошло с Катрин. Это было ужасно, – запричитал толстяк, его заботливый тон в корне не вязался с отталкивающей внешностью. – Я с трудом смог найти вас и оказался рядом как нельзя кстати.

– Спасибо, спасибо, – бормотал Габриэль. – Я не знал, что делать, куда идти…

– Все прошло. Теперь все будет хорошо. Эвви ждет тебя. Поедем?

– Да, да. Конечно.

Габриэль поспешил к машине, но вдруг обернулся и посмотрел на Диму. Озадаченный молодой парень стоял на месте и растерянно наблюдал за ними. В глазах его читались разочарование и тоска. Он понимал, что сейчас его опять оставят одного.

Сердце Габриэля сжалось в груди, на миг удивив собственного владельца.

– Хочешь, поедем со мной, – сказал он.

Некоторое время Дима молчал, покачиваясь с пятки на носок.

– А я не буду лишним там, куда мы поедем?

– Нет, – ответ пришел от Андрея. – Нет, Дима. Калек не считают там за лишних людей.

Оказалось, этих слов было вполне достаточно для блондина, словно это было все, что он хотел знать. Вместе с Габриэлем подросток сел на заднее сиденье.

– Я обещал твоему отцу, что пригляжу за вами, если с Катрин что-нибудь случится, – произнес Андрей, когда машина завелась и они поехали вдоль дома. – Она не хотела иметь с нами ничего общего. Из-за своей гордыни, как я думаю. Но твой отец слишком много сделал для нас, чтобы я пренебрег его давней просьбой.

– Спасибо, Андрей, – Габриэль с трудом произнес эти слова: несмотря на хорошие новости и плотный обед, он казался измотанным.

– Я давно не видел твоего брата, – как бы между прочим произнес мужчина после недолгого молчания. Глазами он внимательно следил за реакцией Габриэля в зеркало заднего вида.

– Я тоже не видел его уже давно. И у меня есть несколько причин, чтобы убить его.

Дима едва не подскочил на месте. Он плохо понимал, о чем говорили его спутники, но вот слово «убить» он понял прекрасно. Зрение вновь попыталось покинуть его, что было как минимум неудобно и как максимум – страшно.

– Что ты сказал? Кого ты собираешься убить? Зачем я сел к вам в машину? – посыпался на Габриэля град вопросов. Эмоциональный подросток часто дышал и, казалось, был на грани нервного срыва.

Андрей не совсем удачно попытался скрыть растягивающую его губы улыбку, а де ла Кастри положил руку Диме на плечо.

– Все в порядке. Я пошутил.

Однако юноша не поверил ему. Эти темно-синие глаза еще не научились лгать. Габриэль вздохнул.

– Ты мне не веришь, да? Но это мои личные проблемы, Дима. Здесь тебе ничто не угрожает. Если хочешь, Андрей может высадить тебя хоть прямо тут!

Андрей торжественно кивнул, и юноша попытался сосредоточиться на эмоциях мужчин. Иногда – хотелось ему того или нет – Дима чувствовал эмоции других людей. В школе это обостренное чутье не раз спасало подростка. Он всегда удирал прежде, чем задиристые сверстники успевали собраться в группу, чтобы его поколотить. Но иногда «дар» изрядно портил ему настроение: в последний раз, когда он встретил в рекреации девушку, которая вот уже не первый год занимала его мысли по ночам, он ясно почувствовал, исходившую от нее волну отвращения под маской вежливости. Уж лучше бы он этого не знал…

– Нет. Не надо меня высаживать, – Дима почувствовал, что его, по крайней мере, не пытаются обмануть, и это его немного успокоило. – Просто объясните, куда мы все-таки едем.

– Мы едем домой, – прошептал Габриэль и широко улыбнулся.

– Андрей?

– Из меня плохой рассказчик. Габриэль объяснит тебе лучше, чем я.

– Ну, парень с трудно выговариваемым именем, объяснишь?

– Прекрати, – молодой мужчина зевнул. – Я бы мог настоять на том, чтобы ты звал меня не иначе как Герцог де ла Кастри, но, к сожалению, это уже ничего не значит.

– Зови его Габри, – бросил Андрей через плечо. Необычная фамилия Габриэля его нисколько не смутила. – Он это любит, хотя и тщательно скрывает.

– Я смотрю, Андрей уже многое знает про меня. Видимо, кто-то рассказал ему, да?

– Приедем, спросишь.

– Я ничего не понимаю! – Дима всплеснул руками и недовольно отвернулся к окну. Он уже не ждал, что Габриэль снова заговорит, но тот опять удивил его.

– Мне очень трудно рассказывать об этом. Я родился и вырос в таких условиях. Для меня это в порядке вещей. Долгое время мне даже казалось, что иначе люди не живут, а теперь мне приходится объяснять. Знаешь ли ты, каково это быть выброшенным из своего уютного мирка в огромный жестокий космос, где каждый желает перейти тебе дорогу, и нет никакой опоры?

Дима тут же кивнул.

– У меня был когда-то такой мирок. Целый коттедж на окраине города. Мы были богатой семьей, но после Взрыва всему пришел конец.

– Тогда ты можешь представить себе ситуацию, в которой оказалась моя мать. Ей некуда было податься в патриархальном мире, где все чувствовали назревающую катастрофу, хоть и надеялись, что все обойдется небольшим вооруженным столкновением, не более того… Не могу сказать, хорошо это или плохо, но моя мать всю жизнь с трудом принимала какую-либо помощь. «Стоять с протянутой рукой» – вот, как она это называла.

– В этом вы с ней похожи.

– Но, к сожалению, – продолжил Габриэль, пропустив Димины слова мимо ушей, – своими силами она смогла только продать себя.

Де ла Кастри вздохнул, погрузившись в воспоминания, после чего с трудом вспомнил, на чем остановился.

– Короче, такие люди, как Андрей, помогают тем, кто, скажем так, оказался в затруднительной ситуации. Проще – тем, кому некуда идти. Ну, а еще проще – таким, как я, – и Габриэль оголил исколотую шприцом руку, решив, что скрывать что-либо от Димы уже поздно, да и бесполезно, учитывая острый ум подростка. – Кто-то приходит в Приют сам, кого-то подбирает Андрей. Никто еще не жаловался. У него есть практически все необходимое. К тому же теперь ему помогают те, кого они раньше боялись. Служители.

– Мы обещали им не шуметь, – вставил Андрей. – А они взамен продают мне наркотики, таблетки и прочее. Их устраивает, когда все отбросы общества содержатся в каком-то одном месте, и они готовы пойти на многое, чтобы вся эта помойка не вылилась однажды на улицы города.

Дима растерянно взглянул на Габриэля.

– Но, Габри… Мне есть куда податься.

– В том-то и дело! Никто не заставляет тебя жить в Приюте. Право выбора всегда будет оставаться за тобой. Но и я, и Андрей видим, что ты мучаешься. Ты слишком не похож на других и от этого страдаешь, разве не так? – и Габриэль, легонько коснувшись Диминой щеки, убрал челку, закрывавшую его правый глаз.

Юноша вздрогнул, почувствовав холодные пальцы на своей коже, и поспешил вернуть челку на место. Он уже успел пожалеть о том, что при первой встрече был так откровенен с новым приятелем.

– Хорошо. Но, если честно, твоя история меня не успокоила. Мне все представляется кучка наркоманов, сбившихся под одной крышей!

Габриэль рассмеялся.

– Не обижай хозяина этого заведения, так любезно согласившегося прокатить нас. Я еще раз повторю, никто тебя не удерживает. Я прекрасно помню то, что ты сказал мне перед тем, как мы спустились к машине. Мир сходит с ума. Кто знает, может, мы и правда встретились неслучайно, – и Габриэль отвернулся к окну.

Дима сам не знал, что еще можно было сказать. Весь день его обуревали противоречивые чувства, а еще он не мог избавиться от мысли, что…

Юноша опять едва не подскочил на месте.

– Габриэль, я видел тебя!

– Что?

– Видел! Да! Ты снился мне!

– Я? Тебе? – Габриэль нервно хихикнул. – Этого не может быть…

– Может! Я точно знаю, что видел. Это был ты! Ты чуть не свел меня с ума! Каждую ночь ты снился мне на поле кровавой битвы!

Габриэль скептически поджал губы, и Дима смутился.

– Извини, просто это так странно…

Но никто ему не ответил. Де ла Кастри поймал на себе серьезный взгляд Андрея в зеркале заднего вида и снова отвернулся к окну. В машине повисла неловкая тишина.

– Мой отец там? – спросил Габриэль через некоторое время.

Андрей покачал головой:

– Он ушел кочевать. Мне очень жаль.

Габриэль заметно погрустнел.

– Сколько нам ехать? – шепотом спросил Дима, чувствуя себя не в своей тарелке из-за сказанных им ранее слов.

– Часов восемь, – бросил Андрей так, словно это был какой-то пустяк, и юноша тяжело откинулся на сиденье.

Несколько раз за эти восемь часов Габриэль просил остановить машину, чтобы выйти, и каждый раз возвращался к ним с улыбкой до ушей. Иногда его обуревали приступы безудержного хохота, и замолкал он только тогда, когда Андрей начинал угрожать ему изъятием всех наркотиков.

Но чаще всего Андрея вынуждал останавливаться Дима. Он, как оказалось, не переносил езду в автотранспорте. Подросток едва успевал высунуться из машины, как его тут же выворачивало наизнанку. Габриэль, находясь в приподнятом настроении, искренне недоумевал, почему Диму это так беспокоит, и предлагал ему блевать из окна «Форда» на ходу, ведь так проще.

– Извини, – прохрипел Дима, забираясь в автомобиль после очередного извержения. – Я скоро облюю тебе весь салон.

– Ничего, – отозвался Андрея, протягивая ему пакет. – И не таких возили.

В ответ Диму снова стошнило.

После пяти часов мучительной для Димы езды Андрей остановил машину посреди пустынной дороги и вышел, попросив друзей оставаться на месте. Вернулся он с таблетками и бутылкой воды. Дима не стал спрашивать, откуда Андрей взял все это, и, проглотив несколько таблеток, тут же заснул.

Они уже давно выехали из города. Стоял конец сентября. Непривычно быстро темнело. По обе стороны дорогу окружал лес, и де ла Кастри пожалел, что Дима отключился. Ведь осень раскрасила природу вокруг ярчайшими красками.

Дикий восторг обуял Габриэля, и ему захотелось плакать от счастья. Всю жизнь пробродив в центре полуразрушенного после Взрыва города, он никогда еще не видел такой красоты. Он и не знал, что природа способна на такие чудеса.

Земля вокруг была устлана желтыми и красными листьями. Сквозь них местами проглядывали пучки все еще по-летнему сочной густой травы. Несколько упавших деревьев лежали вдоль дороги. Их смерть была естественна, и мох аккуратно покрывал разлагающиеся под редкими лучами солнца древесные тела. Хотелось крикнуть Андрею: «Остановись! Дай мне потеряться в этом лесу! Дай сделать все то, к чему так стремится рвущаяся на волю душа!»

Габриэль вдруг ясно понял, что всю жизнь за исключением редких дней, проведенных с табором и отцом, он был лишен самого главного – природы. Того, что, как оказалось, всегда было частью его существа, того, к чему он подсознательно вечно стремился, когда подолгу смотрел в звездное небо ночами. Он бы променял все на свете на то, чтобы прожить все свои несчастные годы так, как следовало, укрывшись в этом лесу.

Однако радость Габриэля была недолгой. Лиственный лес вскоре сменился мрачными худыми елями и соснами. Обреченные вечно тянуть свои скрюченные ветви-руки к небу и лишенные надежды когда-либо коснуться его, они стояли так уже многие годы, и, казалось, простоят еще вечность.

У Габриэля заныло сердце, и он отвернулся от окна. Уставившись на свои изящные, перепачканные в наркотиках, пальцы, он вскоре задремал.

Когда машину затрясло на ухабах, Габриэль очнулся. Они съехали с дороги прямо в лес и теперь углублялись в него по маленькой тропке, словно пальцы хирурга во внутренности пациента.

Краски сгущались. Габриэль посмотрел на Диму, тот уже проснулся. Вцепившись в сиденье влажными белыми пальцами, он боролся с очередным приступом рвоты. Когда они остановились, юноша вывалился из машины и убежал в кусты. Когда же он вновь появился, то выглядел ужасно. Пот выступил на бледном осунувшемся лице, под глазами синели круги.

– Ничего, привыкнешь, – Андрей похлопал Диму по плечу. – Я вернусь на дорогу, посмотрю не видно ли машину и замету следы. Стойте здесь и никуда не уходите.

Габриэль в ответ махнул ему рукой.

– Как ты? – спросил он Диму, когда Андрей скрылся за деревьями.

– Словно меня пропустили через печатную машину.

– Через что?

– Не важно. Хотя странно все это… Ты ведь должен помнить мир до Великого Взрыва.

– Я и день самого Взрыва помню, – тихо произнес Габриэль и отвернулся.

Дима не стал мучить его расспросами, у него своих проблем хватало. Тяжело опустившись на капот, он уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, когда Габриэль вдруг заговорил сам.

– Моя мать была проституткой, – начал он, отойдя к деревьям. – Тогда еще правили Герцогства. Верховный Правитель Герцог де ла Кастри держал весь мир в своих руках. Другие Герцоги помогали ему. Но власть их давно устарела. Мир менялся, а они не хотели меняться вместе с ним. Они не принимали нового оружия, не принимали новых идей управления миром. Недовольных становилось все больше, и вскоре образовалось Новое Правительство, которое в итоге в открытую выступило против Старой Власти.

Габриэль замолчал. Проведя рукой по мокрому стволу одной из елей, он содрогнулся. До чего же противными были здесь деревья! Вытерев руку о джинсы, он хотел продолжить, но Дима, до этого внимательно следивший за ним, вдруг произнес:

– Ты сказал «де ла Кастри». И тогда в машине ты назвал их фамилию. Я все помню. Неужели ты принадлежишь к их роду?

– Я же сказал, моя мать была проституткой! – огрызнулся Габриэль. – Как, по-твоему, я мог принадлежать к роду де ла Кастри?!

– Ладно, ладно, – Дима примиряюще поднял руки. – Я сказал глупость. Прости. Да и начни ты сейчас утверждать обратное, я бы все равно тебе не поверил.

Габриэль, кажется, удовлетворился этим ответом и, прислонившись к одной из сосен, продолжил свой рассказ.

– Время шло, и Новое Правительство своим оружием и пренебрежением к Верховному Правителю прогневало силы, которые находятся гораздо выше нашего с тобой понимания.

Мужчина почти шептал, поэтому Диме пришлось напрячь слух, чтобы расслышать все его слова.

– Прогремел Взрыв, и многое было уничтожено. Оставшиеся в живых Герцоги еще могли объединиться и взять ситуацию под свой контроль, но они были слишком слабы и разобщены, а сам Верховный Правитель, как говорят, сошел с ума и больше не выходил из своего замка.

Новое Правительство получило власть над миром, но мир этот был размером с куриное яйцо. Когда я увидел карту, составленную после Взрыва, у меня по спине пробежали мурашки. Земля разверзлась и снова сомкнулась. Многие города поменяли местоположение, большинство Герцогств было попросту стерто с лица земли. Мы тут копошимся, как муравьи, на крошечном островке, за пределами которого лежит Бескрайнее Море, и мы не знаем, что может находиться за ним. У нас нет даже кораблей, нет ни единого шанса выбраться отсюда. Мы обречены жить здесь и угасать как цивилизация, в мире, в котором время словно бежит назад.

Габриэль молчал, но Дима не решался заговорить. Завороженный голосом друга и блеском его глаз в темноте, он сидел на капоте и внимательно слушал, запоминая каждое слово.

– Когда прогремел Взрыв, мне было десять. Я помню только кровавого цвета небо и то, как земля дрожала под ногами. А потом мы спрятались в подвале, и больше я ничего не видел, только слышал непрерывный грохот и ощущал дрожание земли. Когда мы вышли наружу, мы увидели, какие разрушения причинил Взрыв городу, а сколько было убитых…

Габриэль осекся. Он до сих пор не мог забыть, как несколько дней все, кто мог стоять на ногах, копали огромные ямы, чтобы бросить туда тела своих родных и близких.

Заметив, что друг ушел в невеселые воспоминания, Дима попытался его отвлечь:

– Странно, твой рассказ очень отличается от того, что написано в учебниках по истории.

– Да? – оживился Габриэль. Он подошел вплотную к Диме и склонился над ним, словно заботливый родитель, пытающийся узнать что-то у своего маленького чада. – И что же там написано?

Юноша смутился, не ожидая такого внимания к собственной персоне, но потом взял себя в руки и произнес:

– Там написано, что Взрыв случился из-за Верховного Правителя. Последний Герцог, – и Дима поморщился, вспоминая его имя, – Франсуа де ла Кастри или Безумный Герцог, был так недоволен тем, что Новое Правительство пытается отнять у него власть, что устроил этот Взрыв.

Габриэль громко захохотал, заставив Диму вздрогнуть.

– Замечательная история! – воскликнул он. – Обязательно расскажу деду, если встречу…

Но последние слова Габриэля юноша так и не расслышал. Лес внезапно наполнился громким воем, от которого у Димы на голове зашевелились волосы. Он спрыгнул с машины и, схватив друга за руку, спрятался за его спиной.

– Это волки? – лицо Димы стало серым, будто грязный снег.

– Откуда мне знать? – пробормотал де ла Кастри, нервно оглядываясь по сторонам.

– Это дикие собаки, – Андрей вынырнул из темноты прямо за Диминой спиной, отчего тот с воплем подпрыгнул.

– Какой нервный, – усмехнулся Андрей. – Машину не видно. Пойдемте.

Дальше в лес вела едва заметная во тьме тропа, на которой с трудом могли бы разойтись два человека. Габриэль вырвался вперед, Дима шел бок о бок с Андреем. Несмотря на то, что кусты цеплялись за одежду, а кроссовки промокли от воды, Дима ни за что не пошел бы последним. Ему казалось, что стоит отстать хоть на несколько футов, и этот лес поглотит его навсегда. Вой собак слышался теперь гораздо ближе, заставляя подростка нервно оглядываться. Но, казалось, только он замечал этих невидимых преследователей.

– А если они нападут на нас? – не выдержал Дима.

В ответ Андрей вытащил из-за спины пистолет, и, показав Диме, убрал обратно.

– Настоящий? – Дима даже остановился от удивления, а Андрей, пряча улыбку, двинулся вперед.

– Эй! Стой! Подожди!

Дима и Андрей снова шагали вместе, а Габриэль ушел так далеко вперед, что его тощая фигура периодически вовсе сливалась с черными стволами деревьев. Боясь упустить друга из виду, Дима старался даже не моргать. Воображение рисовало ему страшные картины: то он видел, как на Габриэля накидываются собаки и разрывают его на части; то те же самые собаки накидывались уже на него и тоже разрывали на части. Однако, по всей видимости, Габриэлю было плевать на собак, на лес, на темноту. Боялся ли он вообще чего-нибудь?

Странные звуки стали долетать до них. И вскоре Дима не без труда различил позвякивание бубна, мелодию скрипки и низкие женские голоса, поющие в ночи. Габриэль побежал и … провалился сквозь землю!

Дима вскрикнул и бросился за ним. Андрей попытался удержать подростка, но тот был невысокого роста и слишком быстр по сравнению с большим и неуклюжим мужчиной. Забыв про все страхи, парень бросился туда, где последний раз видел друга, и внезапно оказался на краю обрыва.

Юноша с трудом успел затормозить. Балансируя на краю, он с ужасом смотрел, как из-под ног катятся вниз камни и комья земли. Восстановив равновесие, он проследил за тем, как Габриэль спустился в долину, хотя едва ли это можно было назвать спуском. Его друг то летел кувырком по склону, нисколько не заботясь об одежде, то бежал на полусогнутых ногах, путаясь в полах длинного плаща. Дима так и не решился окликнуть его, боясь тем самым показать, как перепугался за его жизнь, к тому же открывшаяся перед ним панорама заставила забыть все слова.

Внизу в долине стоял длинный бревенчатый дом в четыре этажа. В окнах уютно мерцали желтые огни. Еще несколько построек виднелось неподалеку, но Дима не разглядел их как следует. С десяток костров пылало внизу, а за домом раскинулось необъятное поле. Вдалеке маячила покосившаяся водонапорная башня, напоминающая о следах былой цивилизации. Там, внизу, было полно людей, и именно оттуда доносилось пение. Цыганское.

– Пройдешь немного влево, там будет нормальный спуск, если не хочешь так, – и Андрей спрыгнул вниз, устроив вслед за Габриэлем небольшую осыпь.

– Ну уж нет, – с трудом выдавил из себя Дима.

Он побрел вдоль обрыва и вскоре наткнулся на выдолбленные в земле ступеньки. Никакой опоры не было, кроме редких тонких берез, росших по краю земляной лестницы, за которые можно было ухватиться при падении. Дима тяжело вздохнул и начал свой нелегкий спуск, прислушиваясь к несмолкающему ни на секунду пению вдали.

Когда он спустился и двинулся на пламя костра, ему навстречу выбежала девушка с волосами рыжими, словно медь, с цыганским платком, повязанным вокруг талии. Дима не замечал ее до тех пор, пока она не подбежала к нему вплотную и не остановила.

Стоя так близко, что Дима уловил ее дыхание на своей коже, она заглянула ему в глаза и прежде, чем он успел сказать растерянное: «Привет!», поцеловала его в губы. Не успел Дима понять, что, собственно, произошло, как девушка уже убежала навстречу пению и кострам с радостным криком: «Ты спас ему жизнь!».

Окончательно сбитый с толку, Дима медленно побрел за ней. Голова кружилась от переполнявших его эмоций и усталости. Его никогда прежде не целовала девушка, и эта мысль крепко-накрепко засела у него в голове, придавая случившемуся еще больший привкус нереальности.

Добравшись наконец до костра, он сел на землю. Вытянув руки и ноги к огню, стал наблюдать за тем, что происходит вокруг. Казалось, никто не обращал на него внимания. Теперь Дима мог рассмотреть, что постройки возле дома были ничем иным, как громоздкими вардо, стоящими на высоких деревянных колесах. Юноша подумал, что каждый из них мог бы вместить человек двадцать, если не больше. Настоящая передвижная коммуналка. Таких вардо на вытоптанной площадке перед домом стояло около пяти. Дима не мог сказать точнее, в сумерках зрение становилось никудышным.

Цыгане плясали и пели. И хотя из их песен Дима не мог понять ничего, кроме возгласов «Ромэлы!» и «Хоп! Хоп!», мелодия была такой радостной и беззаботной, что он улыбался, несмотря на то, что уже несколько минут безрезультатно высматривал в толпе Габриэля. Несколько раз юноша видел взметнувшиеся вдалеке рыжие кудри, и тогда его сердце начинало биться быстрее. Когда же знакомый звонкий смех послышался совсем близко, Дима перепугался, что его сердце вот-вот остановится в груди.

Де ла Кастри быстро приближался к нему вместе с той самой рыжей девушкой, которая совсем недавно поцеловала его. И Дима с изумлением понял, что она приходится Габриэлю сестрой-близнецом. Если бы не разный цвет волос, кто-нибудь с легкостью мог бы их спутать. А еще, увидев Габриэля среди цыган, Дима вдруг догадался, что заставляло его задумываться всякий раз, когда он смотрел на него. Габриэль был цыганом-полукровкой.

– Дима, что ты сидишь как неприкаянный, а?! – и де ла Кастри, позвякивая огромными кольцами и цепочками, которыми успел украсить себя с ног до головы, сунул Диме бутыль вина. – Пей!

В ответ юноша с благодарностью прильнул к бутылке. Вино было терпким и сладким, но подросток, не пробовавший до этого ничего крепче легкого пива, поперхнулся. Молодые цыганки тут же окружили его, заботливо похлопывая по спине.

– Это моя сестра, – промурлыкал откуда-то Габриэль. – Я думаю, ты уже догадался. Эвви, это Дима.

Эвелин игриво протянула подростку руку, и он (может, от вина, ударившего в голову?) поцеловал ее изящную, как у брата, кисть. Девушка покраснела, а цыгане заулюлюкали.

Габриэль молча опустошил бутылку и откуда-то достал новую.

– Там готовится настоящий пир, – продолжил он, будто ничего не случилось. – Такой пир, который ты будешь помнить всю свою жизнь, Дима! Цыгане ждали меня!

Так и случилось. Дима помнил этот вечер и жар тела Эвелин, прижимавшейся к нему, всю свою жизнь.

К костру подкатили толстые бревна и установили громадный стол, на котором вскоре выросла гора разнообразной еды. Одолев свою первую за вечер тарелку, Дима заметил, что компания, собравшаяся за столом, оказалось настолько разношерстной, что даже навскидку невозможно было определить средний возраст присутствующих.

На поляне перед домом собрались старики, дети, подростки, взрослые мужчины и женщины, казалось, из всех Герцогств, существовавших до Взрыва. Смуглые цыгане, беженцы из крупных городов – аристократы с болезненно бледной кожей. Дима даже разглядел несколько чернокожих мужчин и женщин и людей с узким разрезом глаз. Единственное, что объединяло их, так это худоба и заношенная до дыр одежда.

– Кто они такие?

Дима подошел к Андрею, который медленно потягивал из пивной кружки. Какой-то пожилой мужчина с трясущимися руками упорно твердил ему что-то на ухо, пытаясь привлечь к себе внимание и получить ответ, но Андрей оставался безразличным. Когда к нему подсел Дима, он с облегчением улыбнулся, а старик немедленно ретировался.

– Кто все эти люди?

Успевший слегка опьянеть Андрей издал какой-то непонятный звук.

– Вон та, – и мужчина указал кружкой на тощую девушку, нарезавшую мясо. Дима дал бы ей лет пятнадцать, не больше. – Она пришла к нам недавно. У нее умерли родители, и дядя с тетей взяли ее к себе. Когда она убежала от них, она твердила, что брат ее матери издевался над ней. Но что самое страшное, по ее уверениям, в такие моменты она могла слышать голоса мертвых.

Андрей фыркнул и поставил кружку на стол.

– Разумеется, после такого признания тетка вознамерилась засадить племянницу в психиатрическую больницу. Тут-то она и сбежала.

Дима наблюдал, как девушка с черными редкими волосами, блаженно напевая себе под нос, отложила нож и пододвинула тарелку с мясом парню, сидевшему возле нее.

– Похоже, у нее и правда что-то с головой, – пробормотал Дима. Девушка уставилась в звездное небо, накручивая на палец жиденький локон.

– Тут скрывается много психов, Дима. И Габриэль лишь один из них.

– Габриэль?

Толстяк рассмеялся.

– Неужели у него получилось запудрить тебе мозги? Убедить тебя в том, что он нормальный?

– Убедить? Да я едва с ним знаком, – растерянно пробормотал юноша.

Он не знал, что и думать, а Андрей тем временем махнул кружкой в сторону парня, сидевшего рядом с чокнутой девицей.

– Этот раньше грабил понемногу, отсидел пару лет, пришел к нам. Вон та вот пара, целующаяся у костра, им недолго осталось. Парень тяжело болен, какая-то зараза попала ему в организм вместе с иглой.

Дима покачал головой.

– Хорошо. Ну, а здоровые люди тут есть?

– Ты, например, – Андрей снова хохотнул. – Эвви здорова. Хотя я не очень понимаю, что ты имеешь в виду под здоровьем.

И Андрей поднялся, чтобы налить себе еще.

– А счастливые? – спросил Дима.

Мужчина не придумал, что ответить, и только пожал плечами.

– А те, кому не грозит смерть от передозировки или болезни? – не отставал юноша.

– Я не лезу особо в их дела. Мне хватает других проблем. Они живут сами по себе. Если что-то просят, я пытаюсь достать и вообще содержу их, как могу. Кто-то умирает, кто-то возвращается в город.

– Разве тем, кто болен, вы никак не помогаете?

Андрей помрачнел, ему явно не нравился этот разговор.

– Ты хороший парень, Дима, но представь, что будет, если они перестанут умирать? – осведомился он, и юноша в возмущении уставился на него.– У меня нет таких средств! Хорошо, что цыгане пока здесь. С приходом зимы они уедут, и настанут тяжелые дни.

– Но это же бесчеловечно!

– Они сами согласились на такую жизнь, потому что им некуда больше идти. В мире, из которого их изгнали, им было намного хуже, тут каждый волен вести и здоровый образ жизни, только почему-то никто этого не делает. Дима, пей и веселись этой ночью. Твои вопросы ни к чему не приведут.

Андрей поднялся и направился к цыганам, стоявшим возле ближайшего вардо. Трое широкоплечих мужчин не танцевали и не пели, только мрачно следили за остальными, пряча лица за кружками. Андрей что-то сказал им, вызвав у одного из них снисходительную улыбку.

Дима почувствовал, как руки Эвелин обвились вокруг его талии. Сестра Габриэля села рядом и положила голову ему на плечо.

– Ты чего такой хмурый? Здесь все живут, как хотят.

– А ты как хочешь жить?

– Я хочу убежать куда-нибудь с тобой, – без промедления заявила она, и Дима неловко замер. Он не знал, как реагировать на подобные признания.

Всю жизнь девушки не обращали на него ровно никакого внимания из-за того, что он был Другим. Их отталкивал его больной черный глаз, который то и дело вращался в глазнице сам по себе, их пугал Димин ум, даже его способность мастерить своими руками. Юноша никогда не считал себя уродом, но полагал, что вряд ли когда-нибудь сможет обзавестись семьей, хотя бы потому, что все Калеки рождались бесплодными. Все в школе знали об этом, и сей факт нередко становился отправной точкой для новых издевательств и отвратительных шуточек.

Дима недоумевал, чем он мог понравиться Эвелин. Неужели она не видит, что он Калека? Не понимает, что это значит? Не может осознать, насколько он жалок и бесполезен…

– Эй, дорогой! – тяжелые Димины раздумья внезапно прервала старая цыганка. – Хочешь, погадаю тебе, м?

Дима забормотал, что в гадания не верит, но Эвелин заставила его протянуть старой женщине руку. Та долго молчала, держа его ладонь в своей, а потом медленно заговорила, поворачивая ее и так и этак.

– Жизнь твоя будет очень долгой. Много в ней будет трудностей, но ты справишься со всеми…

Дима хмыкнул:

– Как будто я сам этого не знаю.

– … но почти всю жизнь ты будешь несчастлив.

Юноша нахмурился и попытался выдернуть руку. Только сейчас он заметил, что цыганка впала в глубокий транс.

– Смотри, вот линия, чья-то судьба переплелась с твоею тесно-тесно. Умрете в один день. А любовь… любовь в твоей жизни… беда… вижу будет…

– Слушай ее чаще! – Габриэль прервал гадание, грубо толкнув женщину в плечо. – Она уже предсказала тебе смерть?

Дима медленно покачал головой.

– Габриэль, как ты можешь? – возмутилась цыганка. – Я ведь даже денег не беру!

– Иди, иди, – отмахнулся Габриэль, и обиженная женщина ретировалась.

– Наваждение какое-то, – пробормотал Дима, потирая ладонь.

Праздник разгорался, и Дима вскоре позабыл о цыганке и гаданиях. Все пели, смеялись от души, и юноша чувствовал себя таким же счастливым, как и Габриэль, который словно преобразился этой ночью. Будто и не было долгих лет упорной работы, несчастий, голода и потерь. Его друг сиял своей неестественной и грубой красотой и дарил радость всем вокруг.

Поцеловав в щеку, Эвви вскоре заснула рядом с ним. Цыгане и обитатели Приюта стали расходиться, а Дима еще долго просидел на бревне, переворачивая листы старого черного альбома, который сестре Габриэля удалось сохранить на радость брату. Картинки расплывались перед глазами из-за выпитого вина и выкуренных сигарет.

Рисунки в альбоме казались невероятно древними. Дима чувствовал, будто держит в своих руках чью-то долгую историю жизни. Его до глубины души поражали женщины и мужчины, изображенные на портретах. Все они имели какие-то общие черты, по которым можно было определить, что в альбоме собраны изображения представителей одного рода. Габриэль, несмотря на цыганскую кровь одного из своих родителей, несомненно, принадлежал к потомкам этих древних аристократов. Стоило лишь посмотреть на его высокий лоб, выдающиеся скулы и большие печальные глаза.

На внутренней стороне обложки красовалась выведенная серебряными чернилами надпись.

– Де ла Кастри, – с трудом разобрал Дима выцветшие от времени слова.

Опять та самая фамилия, которая упоминалась за сегодняшний день уже несколько раз. Вздохнув, юноша отложил альбом и увидел, как в круге света от костра появился его друг. Габриэль шел, шатаясь и громко икая, держа в руке пустую бутылку. Не дойдя нескольких шагов до бревна, на котором сидел Дима, он рухнул на землю лицом вниз и громко захрапел.

Дима улыбнулся. Этот человек очень нравился ему. Он считал, что Габриэль – обедневший аристократ, беженец из Парижа, попавший в Петербург после Взрыва. Возможно, его родственники носили графский титул когда-то и могли похвастаться близкой связью с этими самыми де ла Кастри (что, правда, слегка пугало Диму), но Взрыв сумел покалечить многие жизни. На долю Габриэля наверняка выпало немало бед, поэтому подросток был рад, что помог ему.

– Стоп, – мысли юноши внезапно закружились вокруг него самого.

Он вскочил на ноги. Остатки алкоголя тут же выветрились. Бросившись к Габриэлю, Дима начал трясти его, стараясь разбудить.

– Габри! Мне же нужно домой! – зашептал он, с трудом перевернув Габриэля на спину и убрав с его бледного лица мокрые листья. – Меня мама ищет вовсю! Я же уехал с тобой днем, ничего не сказав, а сейчас уже… Дьявол, сколько сейчас времени, я даже не знаю! Габриэль, очнись! Мне нужен Андрей! Пусть он отвезет меня! Мне очень нужна твоя помощь!

Но де ла Кастри пробубнил в ответ что-то нечленораздельное, и Диму окатило несвежим дыханием изо рта. Глаза мужчины оставались закрытыми. Казалось, разверзнись сейчас земля под ними, его и это не разбудило бы.

К огромной Диминой радости на шум из-за вардо вышел Андрей.

– Что случилось?

– Мне нужно домой! Срочно! – взмолился Дима.

Андрей помрачнел. Засунув руки в карманы, он медленно приблизился к юноше.

– А ты в этом уверен?

Дима хотел без раздумий ответить «да!», но вдруг застыл между братом и сестрой, спящими на земле. Здесь он нашел себе друзей. И это он-то! У него ведь никогда не было друзей! Но как бы ему ни хотелось остаться, он был еще слишком привязан к дому и матери, к которой, несмотря на постоянные ссоры и полное непонимание, все-таки питал привязанность.

– Пока да, – ответил Дима.

И Андрей, который все это время терпеливо ждал его решения, ответил:

– Что ж, тогда пойдем к машине.

– А Габриэль?

– Он поймет. Он будет уважать твое решение. Я передам ему, что ты хотел попрощаться, но…

Андрей легонько пихнул Габриэля в плечо носком ботинка. Грубоватый, казалось бы, жест, но Андрей проделал его с такой нежностью и заботой, светящейся в глазах, что сразу стало ясно: хозяин Приюта не имел в виду ничего плохого. Диме сразу стало спокойнее, когда он понял, что Андрей обязательно присмотрит за его новым другом. Дима едва знал его, но жизнь Габриэля уже казалась ему важнее своей собственной.

Важнее собственной?! Дима потряс головой. И о чем он только думает?

Юноша понуро зашагал вслед за Андреем, постоянно оглядываясь в надежде, что Габриэль или Эвелин все-таки проснутся и попрощаются с ним, но этого так и не случилось. Де ла Кастри лежали на земле, будто мертвые, и Дима запретил себе оборачиваться, всю дорогу пытаясь не думать о мрачных сравнениях.

Они уже карабкались по земляным ступенькам, когда де ла Кастри что-то забормотал во сне. Он перевернулся на бок и с трудом разлепил глаза. Рядом с ним на земле лежала Эвелин, а возле нее раскрытый альбом.

Димы не было.

– Дима? – осведомился Габриэль. – Дима, стой!

Мужчина вскочил, точнее он попытался вскочить, но ноги подкосились, и он тут же снова распластался в луже грязи. Наконец, ему все-таки удалось доползти до Эвелин и растолкать ее. Вдвоем они поспешили к подъему, цепляясь друг за друга, точно старые друзья–пропойцы.

– Только не уходи, не попрощавшись! Только не уходи, не попрощавшись!

Габриэль твердил эти слова себе под нос, подобно молитве. Ночной воздух придавал брату и сестре сил, и вскоре они уже бежали. Когда Габриэль с Эвелин поднялись по скользким ступенькам и углубились в лес, опьянение как рукой сняло. И вскоре на тропе, на полпути к машине, они наконец заметили Диму. Он шел один, загребая опавшие листья ногами.

– Хотел уйти, не попрощавшись? – Габриэль навалился на него сзади. – Негодяй!

– Это ты негодяй! – воскликнул Дима. В его голосе де ла Кастри явственно услышал облегчение, а в глазах прочел неподдельную радость. – Дрыхнул на земле! Тебя невозможно было разбудить!

Де ла Кастри рассмеялся, и втроем молодые люди вышли на дорогу. Андрей уже ждал их возле машины.

– Но почему ты все-таки уходишь? – спросил Габриэль, развернув Диму лицом к себе и нагнувшись, чтобы лучше его видеть.

– Мне нужно к матери, но мы еще увидимся. Обещаю.

Эвелин внезапно оттолкнула брата и заключила Диму в объятия. Потом, взяв его за руку, она молча повела его за собой, и какое-то время Габриэль не мог разглядеть их за деревьями. Когда юноша вернулся к машине, он был бледнее, чем когда его тошнило по пути в Приют.

Дима забрался на переднее сиденье.

– Ты знаешь дорогу, – сказал он Андрею, захлопывая за собой дверцу.

Эвелин отвернулась от Димы. Кажется, она плакала. Габриэль присел на корточки возле машины и заглянул в окно.

– Прощай, Габри.

– Пока, Дим.

– Мы правда еще увидимся?

Габриэль усмехнулся.

– Конечно. Я же у тебя в долгу.

– За что?

– За вкусный обед.

Оба тихо рассмеялись. Андрей терпеливо ждал, пока они попрощаются. Ночной лес притих, точно замер, вслушиваясь в разговор мужчины и подростка.

– Помни меня, – это все, что Дима решился попросить у цыгана–полукровки.

– Хорошо.

– А я буду помнить о… – Юноша закашлялся, – о вас.

На глазах выступили слезы. Отчего-то Диме казалось, что они уже никогда больше не встретятся.

– Не плачь, прошу, – Габриэль просунул свои тонкие руки в машину и взлохматил Димины волосы. – Когда будет совсем плохо, зови. Я умею расправляться со всякими подонками, которые тебя достают.

Дима улыбнулся сквозь слезы.

– Откуда ты знаешь?

Габриэль пожал плечами.

– Зови.

– Я позову. Прощай, Габриэль.

Тихо завелся мотор. Андрей отжал педаль сцепления, и машина кряхтя стала набирать скорость. Дима помахал из окна рукой, и Габриэль ответил ему. Эвелин помахала куда-то в сторону: из-за слез, застилавших глаза, она не видела машины.

Де ла Кастри обхватил сестру за плечи.

– Не плачь. Он вернется. Я точно знаю.

Забрызганный грязью «Форд» скрылся за поворотом.

К тому времени, как Дима вернулся домой, его куртка насквозь успела пропитаться сигаретным дымом, а самого юношу шатало. Ему было так плохо, что он уже не понимал, от чего мучается больше: от того, что пришлось бросить своих первых в жизни друзей или от того, что он сделал матери так больно.

Вдобавок ко всему, пытаясь заглушить невыносимую душевную боль, Дима потерял счет числу выкуренных сигарет, и теперь ему было по-настоящему худо. Одурманенный, не чувствующий земли под ногами, Дима хлопнул дверцей машины и, ни разу не обернувшись, зашагал к дому, бросив Андрею через плечо лишь лишенное интонаций: «Пока». Он точно знал, что завтра не сможет встать с постели.

Дома его, к сожалению, ждал не скандал, а слезы, а это, по мнению подростка, было в сто раз хуже любых скандалов. Его мать сидела на диване, рядом с ней лежал телефон, а из трубки, валяющейся на полу, доносились протяжные гудки. Ее седые не по годам волосы волнами ниспадали на плечи. Лицо покрывали морщины. Казалось, за этот день она состарилась на несколько лет.

– Я вырастила тебя, – начала она, не поднимая головы, когда Дима подошел и встал рядом с ней. – Все отдавала только тебе. А ты… ты… Посмотри на себя! Ты как твой отец! Ты как будто его точная копия! Исчезаешь! Вечером я не нахожу тебя дома! Ты просто пропал, а теперь вернулся как снег на голову, и от тебя несет перегаром так же сильно, как от твоего отца когда-то…

Голос ее с каждым словом становился все слабее. Этот безумный день отнял у нее все силы. Дима молча побрел в ванную.

– Тебе даже нисколько не совестно! – слабо выкрикнула она ему вслед.

Дима не ответил, как ему на самом деле было совестно. Не просто совестно, тошно! Так плохо, что он даже не мог ничего ей возразить, и только короткий стон сорвался с его губ. Стон, который никто не услышал.

Когда он днем садился в машину с Габриэлем, разве он мог подумать, что их поездка затянется до утра следующего дня? Да, он осознал, что не вспоминал о матери до последнего, но разве он был виноват в этой внезапной забывчивости? Счастье, которое он вдруг приобрел, затмило для него все на свете. Одиночество, ответственность – все эти понятия ушли на задний план, по сравнению с тем, что кто-то, наконец, нашел его, понял, а главное – полюбил.

Новый приступ тошноты внезапно сковал желудок и, ведомый рыжеволосым призраком Эвелин, Дима скрылся в ванной, где потерял сознание. Когда он пришел в себя, то почувствовал, что хочет откровенно поговорить с матерью обо всем, что с ним случилось, но она уже спала. Лежала на диване в белой поношенной блузе и коричневой юбке. На щеках ее до сих пор блестела соленая влага.

Дима вздохнул. Боясь разбудить мать, он вернулся в ванную, где с трудом стоя на ногах принял душ. Вряд ли теперь желание поговорить появится у него снова. Он слишком боялся рассказывать Виктории о своих чувствах, боялся непонимания с ее стороны. Ведь она росла в совершенно другой обстановке и получила другое воспитание.

Последние слова, сказанные ему Эвелин, все еще эхом раздавались в голове. То, что она скрывала так долго от родного брата, она вдруг рассказала ему, и Дима не знал, как ему жить с этой жестокой правдой.

Сможет ли он полюбить шлюху? Это было последнее, о чем Дима подумал перед сном.

Утром Дима, как и предполагал, не смог встать с кровати. Да и куда ему было торопиться? В школе его никто не ждал до первых экзаменов. Вчера он весь вечер шатался по лесу в рваных кроссовках, так что неудивительно, что к нему прицепилась простуда. Виктория против обыкновения не заглянула к нему в комнату перед работой, поэтому Дима снова провалился в тяжелый сон.

Ему снилось, что он опять оказался в лесу. Впереди на краю обрыва сидел мужчина, которого он сразу узнал по длинным иссиня-черным волосам и худым плечам.

– Ну, что? – дружелюбно спросил Габриэль.

Дима сел рядом с ним, свесив ноги вниз.

– Я не понимаю, почему я снова здесь?

Губы Габриэля растянулись в ухмылке, обнажив крупные передние зубы.

– Ты болеешь.

Дима с удивлением посмотрел на него.

– Да, Дим, ты болеешь. Не спишь.

Они молчали. Под их ногами плыла куда-то серая безмолвная дымка. Ничего не было видно внизу: ни дома из бревен, ни вардо, ни людей. Потом далеко под ними что-то взорвалось в сердце плотного серого тумана.

«Пожар!» – подумал Дима.

– Габриэль, пожар! – сказал он вслух, но де ла Кастри уже не было рядом.

Дима вскочил. Огонь стеной полыхал перед ним, опаляя кожу лица и рук. Юноша отступал, но безрезультатно. Жар окутывал его, уничтожал. Дима сделал еще несколько неловких шагов и рухнул с обрыва.

Он с криком проснулся в пустой комнате. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь занавески, освещали заваленный книгами письменный стол, шкаф с большим зеркалом на внутренней стороне дверцы и пыльные ряды книжных полок. Дима сбросил на пол мокрое одеяло, подушку и смятую простыню, оставшись в одних трусах. Пока его мучили кошмары, поднялась температура, и теперь он обливался по́том.

– Надо подняться, принять лекарство и снова лечь, – бормотал Дима. – Принять лекарство и снова лечь.

С трудом он заставил себя сесть. Голова невыносимо кружилась, и нечем было дышать. Ему всегда нравилось оставаться дома одному, но сейчас это было весьма некстати. Дима все отдал бы за то, чтобы мама поухаживала за ним. Он вывалился из комнаты и босиком потащился на кухню. К счастью, быстро найдя жаропонижающее, Дима принял его и вернулся в постель. Когда он очнулся в следующий раз, Виктория была уже дома. Заметив рассыпанные на кухонном столе таблетки, она сразу поняла, в чем дело.

– Болеешь? – спросила она, заглядывая к нему комнату. В вопросе ее так и сквозило: «Сам виноват! Нечего было шляться всю ночь неизвестно где!», поэтому Дима ничего не ответил, просто отвернулся к стене.

Через пару дней Дима почувствовал себя лучше. Он даже смог встать и оглядеть свое отражение в зеркале. Зрелище, однако, его не порадовало. Он заметно исхудал, лицо осунулось, а любимые светло-синие джинсы не держались на бедрах.

Черный глаз тут же перестал крутиться в глазнице и уставился на свое отражение. Диму передернуло. Он терпеть не мог, когда больной глаз вел себя подобным образом, при этом юноша чувствовал прямо-таки болезненную тягу простоять возле зеркала весь день напролет.

Зеркала так часто ловили его в свои заманчивые сети, что однажды Диме даже досталось от матери. После того как она несколько раз застала его во время болезненных созерцаний собственного отражения, Виктория весьма грубо намекнула сыну на то, что, по ее мнению, настоящие мужчины не должны столько времени уделять собственной внешности.

Дима ничего не ответил на ее выпад. Он был совершенно уверен, что дело здесь было вовсе не в его внешнем виде, а в больном черном глазу.

Словно что-то созерцало этот мир через него.

Юноша еще раз окинул неприязненным взглядом собственное отражение и вернулся в кровать. Что он будет делать, когда выздоровеет окончательно? Снова станет сидеть в библиотеке? Снова начнет зарабатывать починкой всякого хлама и курить травку? Все, что раньше наполняло его жизнь хоть каким-то смыслом, вдруг стало таким незначительным…

Истомин не знал, как ему жить дальше.

Холодным ноябрьским утром Дима вышел на улицу, пересек пустынную площадку и поднялся на школьное крыльцо. Как всегда люди вокруг делали вид, что не замечают его. Лишь несколько учителей ответили на его приветствие искренней улыбкой.

Дима отсидел все уроки по расписанию, лишний раз убедившись в том, что знает намного больше всех своих одноклассников вместе взятых, и в школе ему попросту нечего делать. По пути домой он зашел к матери в библиотеку, и они долго просидели за столом, попивая чай и болтая о пустяках.

С тех пор как Дима пропал из дома на целую ночь, прошло уже почти два месяца, и старая ссора позабылась. Что именно произошло тогда, Дима так и не рассказал, хотя каждый день мысленно уходил в прошлое, в ту единственную ночь, когда был счастлив.

Он все ждал. Постоянно ждал своих новых друзей. Но никто не появлялся. Дима начинал бояться, что он жестоко обманулся тогда, решив, что он им небезразличен. А, может, все это лишь приснилось ему? Быть может, это был один из тех странных снов, что мучили его во время болезни?

Вот и теперь, сидя в окружении книг, Дима неспокойно ерзал на стуле и не мог расслабиться. А ведь раньше в библиотеке было так уютно… Допив чай, он оставил Викторию одну. Ей тоже было не по себе. Чувствовала ли она то, что чувствовал ее сын? Вряд ли. Но она понимала, что что-то назревает.

Что-то, чему она не в силах была помешать.

Виктория зашла на кухню и закашлялась от сигаретного дыма.

– Ты совсем уже обнаглел?! – накинулась она на сына. – Я смирилась с тем, что ты не бросаешь курить, но делать это так нагло! На моей кухне!

– Это и моя кухня тоже. Или я здесь не живу?

– Не выворачивай мои слова наизнанку! Пошел вон отсюда!

– И не собираюсь!

У подростка сдали нервы. Дима оттолкнул мать, и женщина, потеряв равновесие, ударилась головой о шкаф. Тарелки попадали на пол и разлетелись на кусочки. Часть Диминой души рвалась прийти ей на помощь и извиниться, но другая заставила молча затушить сигарету о подоконник и уйти.

А ночью ему снова приснился Габриэль. Руки и ноги цыгана были привязаны к больничной койке кожаными ремнями, а на Диминых пальцах больше не осталось ногтей. Завопив от нескончаемой боли, юноша проснулся.

– Все в порядке? – дверь в его комнату приоткрылась, и на пороге показалась мать. – Ты кричал…

– Это все сон, – выдавил из себя Дима, с трудом переводя дыхание.

Никогда еще Габриэль не снился ему таким. Таким беспомощным и… безумным. Никогда еще Дима не чувствовал во сне такой боли. Против воли он поднес руки к здоровому глазу. Ногти были на месте.

– Почему ты не расскажешь мне, где ты пропадал в ту ночь? – прозвучал в тишине вопрос. Викторию было почти не видно. Лунные лучи не могли проникнуть в комнату из-за тяжелых туч.

– Потому что ты не поймешь меня.

– С чего ты взял?

– Мам, я хочу спать.

Виктория вздохнула.

– Хорошо, завтра меня не будет дома, я поеду к Тане. Ты не хочешь съездить к своей сестре? Повидать племянников?

– Что во фразе «я хочу спать» ты не поняла?!

В ответ громко хлопнула дверь.

Дима проворочался еще несколько часов, пока не увидел сон, после которого уже не смог заснуть.

Ему приснилось, что он лежит на белом кафельном полу в луже собственной крови, а прямо перед ним кто-то стоял. Дима не мог сказать кто, он видел лишь босые мужские ноги, но еще никогда в жизни юноша не испытывал подобного страха. Ужас буквально вдавил его в пол своей тяжестью. Дима едва не потерял сознание во сне, хотя с трудом понимал, как такое возможно.

– Почему ты все еще здесь? – звук этого властного голоса слился с перезвоном колоколов где-то вдалеке.

– Я не понимаю… Что происходит? – Дима не мог пошевелиться, не мог даже поднять головы. Он с ужасом разглядывал тень от огромных крыльев позади босых ног неизвестного.

– Ты должен быть с ним.

– Но я не хочу! Что мне там делать?!

– Ты должен быть с ним!

Дима открыл глаза.

«Ты должен быть с ним», – отражалось от стен, обступивших его. Дима свесился с кровати и пошарил рукой по полу. Рисунок, который он нарисовал два месяца назад, проснувшись от очередного кошмара, скользнул ему в ладонь. Юноша долго рассматривал его в свете гигантской луны, заглядывающей в окно, потом положил под подушку.

Взяв со стола сигареты, Дима направился на кухню в чем мать родила. Там он приоткрыл окно и закурил. Руки дрожали, как у наркомана, который остро нуждался в новой дозе. Выкурив сигарету, Дима выбросил окурок в окно и сел на холодную табуретку, неестественно сильно ощущая, что от решения, которое он сейчас примет, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь.

«Но куда я пойду?»

«Не важно, просто уходи, – прошептал внутренний голос, – просто уходи…»

Дима посмотрел на часы. Шел третий час ночи. Виктория спала в большой комнате за закрытой дверью. Двигаясь, точно во сне, подросток медленно закрыл окно и вернулся к себе.

До боли родные стены окружили его. Они не хотели его отпускать. Дима стоял, прислонившись к двери, вспоминая все, что здесь когда-то происходило. Еще никогда ему так сильно не хотелось покидать это место.

Он растерянно обошел комнату, надел джинсы и футболку, задвинул стул под стол, открыл шкаф, протер пыльное зеркало, снял с вешалки теплую куртку, надел. Достал из-под подушки старый рисунок, подошел к столу и не садясь начал писать что-то на обратной стороне. Закончив, аккуратно заправил кровать, что обычно делал крайне редко, и с трудом поборол в себе желание лечь и заснуть.

Дима никак не мог взять себя в руки. Внутренний голос поторапливал его, твердя, что нужно спешить. Почему он должен это сделать, он только что изложил в своем письме. Так чего же он медлит?

– Потому что это безумие, – прошептал он. – Проснуться ночью от тревожного сна и сбежать из дома.

Но это было именно то, что он собирался сделать.

В прихожей Дима потянулся было за ключами, которые лежали на полке, но потом понял, что они ему больше не понадобятся, и опустил руку. Он бесшумно закрыл за собой дверь и вышел на улицу. Постоял немного возле подъезда, пытаясь вспомнить, в какую сторону от его дома поехал Андрей, когда посадил их вместе с Габриэлем в машину. Вроде бы налево…

Засунув руки в карманы, Дима оставлял позади одну пустынную улицу за другой, пока не почувствовал, что, несмотря на холодный ноябрьский ветер, его клонит в сон. Остановившись в одном из многочисленных однотипных дворов, он сел на качели и прислонился лбом к холодному металлу.

«Надо возвращаться назад, пока мама не проснулась».

«Тебе опасно разгуливать здесь по ночам».

«Ты же никому не сможешь дать отпор».

«Ты Калека и без мамы не проживешь и дня».

Твердили голоса в голове. В черном глазу неприятно жгло, а в сердце нарастала тревога.

Когда что-то грохнуло в противоположном конце двора, Дима вскочил на ноги, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Там кто-то был. Кто-то приближался к нему, но Дима не мог разглядеть, кто именно. Сколько раз Виктория умоляла его купить очки, но он каждый раз отказывался, ссылаясь на то, что тогда его жизнь в школе превратится в настоящий ад. Сейчас юноша жалел, что так и не поборол когда-то свои комплексы. Вдруг это Габриэль?

Так, теряясь в сомнениях, подросток простоял на месте, упустив единственную возможность избежать неприятностей. Теперь он мог видеть незнакомцев: компанию из двенадцати человек, и, конечно же, среди них не было его друга.

– У меня ничего нет, – произнес Дима дрожащим голосом и выставил руки перед собой. – Мне нечего дать вам.

Из толпы донесся издевательский смех. Ветер завывал в проводах и между домами. Качели, на которых Дима сидел всего минуту назад, бешено раскачивались, ржавый металл издавал жуткие стоны.

В руках у каждого что-то было: палка, ржавая цепь, металлический прут… Дима тяжело сглотнул. Сегодня Виктория снова будет искать его по всему городу. Вполне возможно, что найти она его сможет только в городском морге.

Дима закрыл голову руками.

«Я зову тебя! Зову!»

Однако ожидаемого удара так и не последовало. Дима растерянно опустил руки.

К стону ветра над головой присоединился еще какой-то звук. Крик. Лишенный всего человеческого, он становился все громче и вскоре уже без труда перекрывал шум завывающего ветра. Банда головорезов успела потерять к Диме всякий интерес. Парни испуганно оглядывались и ругались. Самые умные, побросав оружие, бросились прочь.

Резкий подземный толчок повалил парней на землю. Дима вцепился в качели, но холодный металл загудел под пальцами, и юноша с криком упал, затыкая уши. Гудение все нарастало, пока не перешло в нечеловеческий вопль. Окна в домах полопались, осыпав их дождем режущих осколков. Те, кто не успел скрыться, лежали теперь рядом с ним. Мертвые. Из их ушей сочилась кровь, пустые глаза смотрели в небо.

Дима оцепенел от ужаса, но тут вопль резко оборвался, сменившись неестественно глубокой тишиной. А потом кто-то схватил его подмышки и потянул на себя.

– Ну, ты и тяжелый! Дьявол, не могу! Сейчас брошу!

Его отпустили, и Дима снова распластался на земле. С трудом подросток перевернулся на спину и увидел… Габриэля. Тот низко склонился над ним, и в его синих глазах отражался желтый свет от нескольких уцелевших во дворе фонарей.

– Вставай и бежим!

Дима попытался что-то сказать, но друг не стал его слушать. Вторая попытка поднять приятеля на ноги все-таки увенчалась успехом.

– Что это был за звук? – спросил Дима, едва шевеля губами. Габриэль схватил его за руку и потащил прочь от тел, лежавших на земле. Перед глазами у юноши плыло, а в ушах – звенело.

– Я не знаю, – бросил Габриэль через плечо. – Дима, а ну шевели ногами!

– Да, да, – и какое-то время Дима всеми силами старался исполнить просьбу друга. Когда ему стало легче, он перестал цепляться за Габриэля и спросил: – А где Эвви?

– Ждет тебя.

– Где?

– В другом месте.

– Где?

– Ты все узнаешь в свое время! Нам нужно спешить!

И они побежали. Выскочили на дорогу и едва не попали под колеса автомобиля.

– Черт! – выкрикнул Габриэль и показал шоферу средний палец.

Дима рассмеялся. Ему вдруг стало так легко! Голова еще кружилась, но какая разница?! Ведь рядом Габриэль! А Дима был готов бежать за ним хоть всю оставшуюся жизнь.

Дождь лил сплошной стеной. Волосы Габриэля мокрыми прядями спадали на спину, прилипали ко лбу и щекам, придавая ему совершенно безумный вид. Дима знал, что и сам сейчас выглядит ничуть не лучше, так как белая челка больше не прикрывала больной глаз, который тревожно метался в глазнице.

Друзья шагали мимо рядов припаркованного возле магазина различного транспорта. Машины самых последних моделей, разработанных незадолго до Взрыва, ютились рядом со старыми экипажами и повозками, снятыми с колес.

Габриэль подвел Диму к старенькому приземистому мотоциклу. Когда-то байк был выкрашен в насыщенный темно-синий, но со временем краска выцвела, а металл проела ржавчина. Хозяин явно не заботился о внешнем виде мотоцикла: фары и приборную панель покрывал толстый слой грязи. Но, судя по еще неостывшему мотору, байк был до сих пор на ходу.

– Это то, что нужно, – прошептал де ла Кастри.

– Ты хотя бы умеешь ездить? – Дима уселся позади Габриэля, даже не став спрашивать, кому раньше принадлежала машина.

– Нет! – радостно воскликнул Габриэль, повертел в руках пыльный шлем и запустил им в стеклянную витрину.

Стекло треснуло, и поднялся крик. Мотор взревел. Они рванули с места, и Диме изо всех сил пришлось вцепиться в Габриэля. Когда мотоцикл вылетел на проезжую часть, юноша посчитал за лучшее не смотреть по сторонам. Кто-то звал Служителей, но Габриэль уверенно вел байк вперед, и крики вскоре стихли вдали.

Дима заставил себя открыть глаза. По тому, как ловко они лавировали между машинами и лошадьми, юноша понял, что Габриэль явно лгал, говоря, что не умеет ездить.

– Мы же могли уехать тихо! – Дима смеялся. Ветер, бьющий в лицо, прогнал все страхи. Мотор мотоцикла дрожал, и казалось, что под ними бьется и дышит какое-то древнее неистовое существо.

Однако в скором времени Служители все же напали на их след. До Димы донесся вой сирен, и он резко обернулся.

– За нами хвост!

Мотоцикл повело.

– Нужно уехать во дворы!

– Куда?! – Габриэль выровнял байк и плавно объехал большую повозку, перегородившую им дорогу. Несмотря на позднюю ночь, транспорта на дороге было больше, чем ему того хотелось бы.

– Заворачивай в любой двор! Там мы от них оторвемся!

Недолго думая, Габриэль последовал Диминому совету. Подрезав легковой автомобиль, он въехал во двор так резко, что байк накренился до самой земли. На мгновение юноше показалось, что асфальт промелькнул в каком-то дюйме от его лица, но Габриэль уже выровнял мотоцикл. Дима перевел дыхание и позволил себе немного расслабиться. Он понял, что вспотел в кожаной куртке, адреналин разогнал кровь в его жилах.

Вскоре де ла Кастри сбавил скорость. И пока они медленно огибали погруженные в тяжелый сон стены пятиэтажек, Дима стал размышлять, ткнувшись лбом в спину друга. Он не верил в то, что тот пришел за ним, понадеявшись лишь на удачу. За всеми его действиями стоял отлично выверенный план.

Скорее всего, мотоцикл был присмотрен заранее. Дима даже допускал мысль, что байк мог принадлежать его другу. А, может, это Андрей одолжил ему байк на время? Так или иначе, но когда они подошли к нему, мотор еще был теплый. Либо Габриэль действительно сам приехал на мотоцикле, либо он хорошо знал его владельца и то, в какое время тот паркуется возле магазина. Габриэль также знал о банде, которая могла напасть на Диму, и спугнул хулиганов прежде, чем они смогли ему навредить. Вдобавок ко всему, де ла Кастри просчитал маршрут, которого им следовало придерживаться после.

– Я одного не понимаю.

– Что? – бросил Габриэль, не оборачиваясь.

– Как ты узнал, что я сбегу из дома именно в эту ночь?

Габриэль долго молчал перед тем, как ответить. Диме даже показалось, что он не расслышал его слов за шумом мотора.

– Ты ведь упоминал, что я тебе снился, – все же произнес Габриэль. – Тебе это не кажется странным?

– Конечно. Неужели ты хочешь сказать, что…

– Нет, я не видел тебя во сне. Просто мне показалось, что ты наконец созрел для этого, вот и все. Своего рода, предчувствие.

– Как если бы между нами была какая-то связь?

Габриэль снова замолчал.

– Я не знаю, – осторожно ответил он. – Не знаю.

– Мы можем добраться до нужного тебе места, не выезжая на главную дорогу?

Габриэль покачал головой.

– Рано или поздно придется вернуться туда.

– Ясненько. Тогда гони, Габриэль.

Больше Дима не приставал к другу с расспросами. Они миновали еще несколько мрачных дворов и выехали на дорогу. Дима обернулся. Но только он хотел сказать, что никто больше их не преследует, как по обеим сторонам экипажа появилось три мотоцикла Нового Правительства, раскрашенных в черный и белый цвета.

Вновь завыли сирены. Габриэль тут же прибавил скорость, и байк устремился вперед на пределе своих сил. Однако оторваться от преследователей не было никакой возможности. Свернуть было некуда, а мотоциклы Служителей оказались быстрее и легче громоздкого монстра, которым располагал Габриэль. К тому же за спинами Служителей никто не сидел, не кричал и не хватался за них так, что сил не было терпеть: Диму накрыла мощная волна паники, с которой он не в силах был бороться.

«Немедленно прекратите движение! Остановитесь! – разнеслось по улице, но Габриэль не отреагировал. – Огонь на поражение!»

Дима завизжал, и де ла Кастри пришлось на него прикрикнуть, впрочем, друг все равно не смог разобрать ни единого слова. Раздались выстрелы, но друзьям пока везло – пули не попали в цель. Габриэль куда-то резко свернул, и мотоцикл затрясло.

«Остановитесь! Вам некуда бежать!»

Дима не понимал, что имели в виду Служители, пока не высунулся из-за плеча друга. Страх почти полностью лишил его зрения, но он все же смог разглядеть деревянный настил под ними вместо асфальта и то, как отражаются звезды и луна в водной поверхности впереди.

– Нет! Я же не умею плавать! – закричал Дима, но было поздно.

Мотоцикл оторвался от земли, и парни упали в широкий канал, подняв тучи брызг. Дима вцепился в байк, который, как камень, устремился вместе с ним ко дну. С трудом Габриэль заставил юношу разжать пальцы и вытащил его на поверхность.

– Живой? – спросил Габриэль, как только они вынырнули.

– Да, – выплюнул Дима вместе с водой. – Только ничего не вижу!

– Держись за меня.

– А куда я денусь?! Зачем ты это сделал?!

– Успокойся! – Габриэль был сыт по горло Диминой паникой. – Молчи и держись за меня, – де ла Кастри неспеша стал отплывать подальше от берега, поддерживая друга одной рукой.

Способность видеть возвращалась к Диме по мере того, как возвращалось в норму биение его перепуганного сердца. Они видели, как на берегу останавливались машины и экипажи. Люди глазели на них. Подъехали Служители, и кто-то снова прокричал в рупор: «Вам некуда бежать!» Габриэль показал в ответ средний палец.

– Сейчас они пришлют сюда водолазов или еще кого-нибудь, – пробормотал Дима.

– Пускай присылают. Это уже неважно.

Звук работающего двигателя, который Дима поначалу принял за шум машин на берегу, внезапно раздался совсем близко. Юноша повернул голову и увидел белый борт катера, раскачивающийся на волнах прямо перед ними. Кто-то скинул им сверху веревку.

– Ты первый, – и Габриэль подтолкнул Диму наверх.

Снова послышались звуки стрельбы, но берег был слишком далеко. Дима, дрожа всем телом, вскарабкался на борт, и тут же кто-то укутал его в одеяло и расцеловал.

– Эвви! – Дима обнял девушку. – Я так скучал…

– А любимого брата обнять? – поднявшийся вслед за Димой, Габриэль прервал их идиллию. Эвелин бросилась к нему, тут же заставив пожалеть о своей просьбе. – Ну, все! Хватит! – оттолкнув смеющуюся сестру, де ла Кастри вытер мокрые щеки. – Андрей, надо убираться отсюда как можно скорее!

Андрей коротко кивнул, и катер резко взял с места. Дима рухнул на Эвелин.

– Мне это нравится, – прошептал он ей на ухо. Он уже давно смирился с тем, кем она была.

Вместе с Эвелин Дима и Габриэль забрались в трюм, где попытались просушить одежду. Однако Габриэль не вынес и десятиминутного пребывания в обществе любовников и, сказав, что лучше просохнет на свежем воздухе, вышел на палубу. Его тошнило от этих лобызаний.

– Ты рад, что не слышишь шума вертолета над головой? – спросил он, усаживаясь рядом с Андреем. Тот стоял у штурвала, гордо выпрямившись, ведя свое судно, точно какой-нибудь пиратский капитан. Габриэль усмехнулся и подумал, что Андрею не хватает только бороды и деревянной ноги в придачу.

– Конечно, – ответил Андрей.

– Неужели ты и правда думал, что они вышлют вертолет только из-за одной разбитой витрины и угнанного мотоцикла? У Нового Правительства осталось всего два вертолета на целый мир! И хотя мы теперь намного ближе к Парижу, чем семнадцать лет назад, глупо ожидать, что там обеспокоятся каким-то Приютом для бомжей и наркоманов.

– Не только ты один буянишь по ночам, Габри. К тому же слухи могли разойтись, кто-нибудь мог узнать тебя и передать весточку премьер-министру. Если он узнает, кого я укрываю, Приют перестанет существовать. Отвезти Диму к тебе мог кто угодно, не нужно было делать это самому.

– Дима пошел бы только со мной.

– Возможно, – нехотя согласился Андрей после короткого молчания. – Но это не единственная причина, почему я волнуюсь. В последнее время мне кажется, что я теряю хватку. Вот тебя в Приюте, похоже, боятся по-настоящему, а я… Они злы с того момента, как я говорил с Димой, словно подслушали наш разговор! По их мнению, я должен лучше заботиться о них, но как? У меня нет средств! Приют разрастается, к нам приходит все больше людей, а Служители не хотят войти в наше положение. Я трачу все свое время на то, чтобы отыскать нам надежных поставщиков, и это касается не только наркотиков, но и продуктов. Однако пока что мои поиски не увенчались успехом, а наследство моей семьи тает на глазах. Нас ждет очередная голодная зима после того, как уйдут цыгане. И, честно, Габри, мне страшно.

Габриэль не ожидал от Андрея подобной исповеди. До этого момента он понятия не имел, что дела в Приюте обстоят так плохо. Молодой человек потер щеку, на которой никогда не появлялась щетина. Мало кто в их роду мог похвастаться растительностью на лице.

– Но чем я могу помочь тебе?

– К сожалению, ничем. Просто не бросайся своей жизнью и будь начеку.

Габриэль вздохнул:

– Я понимаю твои страхи. Но какой в этом смысл? Ты сам знаешь, сколько мне осталось. Наркоманы долго не живут. И я не хочу провести свои последние дни, прячась у тебя под юбкой. Пока у меня есть силы стоять на ногах, я буду поступать так, как мне захочется. Но не думай, что я не переживаю из-за Димы. Я вижу, как он успел привязаться ко мне… Непонятно, кстати, почему. И мне совестно. Ведь рано или поздно я вас оставлю, это факт.

– Не говори ерунды, – довольно грубо осадил его Андрей. – Ты еще меня переживешь.

Де ла Кастри хотел возразить, но Андрей махнул рукой, показывая, что разговор на эту тему закончен. И несколько минут они в полном молчании двигались по ночному озеру, прислушиваясь к недовольному ропоту воды за бортом и приглушенному смеху, который доносился до них из трюма.

– Ты не боишься оставлять их наедине? Рискуешь стать дядей.

– Эвелин уже взрослая девочка и знает, что делает…

Андрей сбавил скорость, и катер, плавно качаясь на волнах, вошел в широкое русло реки. Кругом было неестественно тихо, только ветер шуршал листвой на берегу, да вода билась о борт катера.

Когда-то здесь стоял город. Прекрасные дома возвышались вдоль реки, а широкие ярко освещенные проспекты были полны людей. Большая часть строений не смогла пережить страшной ночи, когда земля дрожала и расползалась под ногами, а с неба лился огненный дождь. Взрыв выкосил большую часть населения, дома пришли в негодность, и некому было их восстанавливать. Природа быстро взяла свое. Теперь, проплывая по реке, Габриэль лишь изредка мог разглядеть на берегу серый бок полуразрушенного здания, да кое-где обломки загнивающих пирсов и лодок. В темно-синем небе висели звезды, луна медленно тащила рыхлое брюхо вдоль горизонта, освещая руины, оставшиеся от некогда пышной архитектуры.

Они миновали, обвалившийся несколько лет назад, мост и подплыли ближе к берегу. С помощью Габриэля Андрей быстро привязал катер к ржавым металлическим стержням, торчащим из воды.

– И ты не боишься оставлять катер здесь? – изумился Дима.

Выбравшись на берег, Эвелин и Дима снова оказались в объятиях друг друга. Одного взгляда на них Габриэлю хватило, чтобы правдоподобно сымитировать приступ рвоты.

Андрей однако был более лоялен к влюбленным.

– Его заберут доверенные мне люди, – объяснил он и, посчитав свой ответ исчерпывающим, повел друзей по крутому склону наверх к чернеющей впереди недружелюбной границе леса.

Андрей вытащил пистолет и попросил всех держаться поближе к нему, впрочем, ни у кого из троих не возникло даже мысли отходить куда-то, настолько мрачной и опасной казалась чащоба вокруг. Руины старых домов, притаившиеся среди деревьев, разбитые дороги, заросшие травой, подвывания бездомных собак, чьи желтые глаза то и дело выглядывали из-за стен покореженных зданий. Дима был рад покинуть это место и увидеть впереди зовущие огни железнодорожной станции. Вся компания села в полупустой вагон и около часа тряслась в поезде, прислушиваясь к мерному стуку колес.

За окном было темно, и друзья не могли разглядеть заброшенные деревни и поселки, мимо которых проезжали. Знали только, что их было слишком много, чтобы когда-нибудь люди, пережившие Взрыв, смогли заселить эти места.

Андрей задремал, свесив голову на грудь. Габриэль застыл, закинув ногу на ногу и вперив печальный взгляд во мрак за окном. Он запретил Диме с Эвелин целоваться в его присутствии, и теперь парочка тихо шепталась.

Когда компания покинула поезд, вокзальные часы показывали пять утра. Деревня, в которой они оказались, была достаточно густо заселена, хотя и здесь по пути им попалось немало заброшенных домов. Около часа друзья брели по заросшим тропинкам под недружелюбным взглядом пустых черных окон, пока не попали на кладбище. Для Димы эта часть пути оказалась самой трудной. Он с детства боялся подобных мест, точно так же как пауков и темноты. Как только древние курганы и могилы остались позади, Дима постарался скорее забыть о том, что видел.

Из-под тени кладбищенских деревьев они вышли в поле. Невдалеке возвышалась водонапорная башня, а, значит, до Приюта оставалось совсем немного. Вскоре огни старого дома уже мелькали вдалеке. Все четверо зашагали быстрее, хотя тела ломило от усталости, а ноги путались в траве. И Дима в итоге плохо запомнил, как они дошли до дома.

Теперь это был его дом.

Габриэль открыл одну из дверей, и друзья очутились в просторной, заставленной каким-то хламом комнате. Узкая кровать стояла у стены, и они втроем устало повалились на нее. Андрей ушел наверх. Эвелин устроилась между Димой и Габриэлем, и все трое мгновенно заснули. Счастливые. Нашедшие друг друга наконец. Они безмятежно проспали до вечера следующего дня.

А где-то далеко отсюда, на другом конце города, слезы капали на листок бумаги, исписанный мелким, но разборчивым почерком.

Мам, я люблю тебя и надеюсь, что ты сможешь отпустить меня. Ты знаешь, что мне здесь не место. Мне не найти здесь себя. Если я не уйду, я никогда не смогу исполнить свое предназначение. Я не могу здесь жить, мне слишком тяжело. Прости меня и не ищи. Я вернусь, когда посчитаю нужным.

Прощай. Твой Дима