Читать книгу Свадебное путешествие - Кристина Арноти - Страница 4

На следующий день около десяти часов утра, в джинсах и на этот раз в тщательно отглаженной голубой блузке, с вымытыми волосами, Элен вышла из дома. На другом конце улицы Ник, заметив ее издалека, пошел, соблюдая дистанцию, следом за ней. Оглянувшись назад, она направилась в сторону университета. Когда Ник подошел к входной двери, она уже пересекла двор бывшего монастыря и скрылась из виду. Пройдя по длинному коридору перед читальным залом библиотеки, Ник увидел ее и принялся незаметно наблюдать за ней сквозь стекло витража. Она листала толстую книгу и делала пометки в блокноте. Ожидание затянулось. Ник ходил снаружи взад и вперед. Когда она наконец появилась, Ник подошел к ней:

– Здравствуйте, Элен. Вы работаете во время школьных каникул…

Увидев его, она была приятно удивлена.

– Я продолжаю работать над проектом докторской диссертации по английской литературе. Каждый год я выделяю какое-то время для этой работы. Возможно, что когда-нибудь я завершу ее. А что вы здесь делаете?

– Я ждал вас, потому что хочу предложить вам кое-что получше, – сказал он.

– Получше чего? Диссертации?

– Жить, положившись на волю случая.

Она пожала плечами.

– Подобные банальности высказывают богатые люди, чтобы пустыми словами и фразами оправдать возможную лень или пресыщенность жизнью. По всей вероятности, у вас есть достаточное состояние, чтобы спокойно ожидать, какой сюрприз подбросит вам судьба.

А что будет, если он скажет, что оценил по достоинству вчерашний спектакль, и назовет ее коварной соблазнительницей, догадывавшейся о том, что он прятался в тени дома. Лицемеркой? Вчера она разжигала огонь, а сегодня погасила его. Он размышлял. Обстановка не располагала ни к намекам, ни к шуткам. Он решил, что лучше промолчать. И как галантный кавалер, манерным тоном он произнес:

– Прекрасная дама, у меня есть одна идея, и она, возможно, понравится вам.

– Откуда вы взяли это обращение – «прекрасная дама»?

– Из словаря моей тетушки. Она читала мне отрывки из французских классических пьес.

– Жаль, что я не была знакома с ней. Она часто посещала Францию?

– Нет. Она была не из тех, кто живет воспоминаниями.

Он подошел к ней поближе.

– Элен, я бы хотел сказать вам нечто такое, что вы, несомненно, сочтете за дерзость… И хотя я дрожу от страха, но все же хочу обратиться к вам с просьбой.

Она повернулась к нему лицом.

– Это не должно быть слишком дерзким. Я слушаю вас.

– Познакомьте меня с вашими родителями…

– С моими родителями?

– Да. Мне хочется хотя бы ненадолго погрузиться в домашнюю атмосферу… Мне так не хватает ее… Побыть какое-то время в настоящем семейном доме, а не в гостинице. Возможно, что они окажутся более сговорчивыми и не такими подозрительными людьми, как вы.

Элен вспыхнула:

– Я вовсе не подозрительная.

– Не знаю… У меня сложилось впечатление, что вы чего-то опасаетесь и враждебно ко мне настроены… Вы защищаетесь и потому носите маску.

Она молча раздумывала, что бы ему ответить. Они шли по освещенной солнцем улице. Рядом располагался тенистый сквер с уютными скамейками…

– Это совсем неплохая идея, относительно приглашения домой. Мы никого не принимали с тех пор, когда в результате несчастного случая погибла моя сестра. Мои родители тяжело переживают это несчастье, так же как и я. Они стараются не показывать на людях свое горе и ушли в себя. Такой как вы, прибывший с другой планеты человек, говорящий на другом языке… Вас выдает легкий акцент… помог бы немного отвлечься от тяжелых воспоминаний…

– Легкий акцент не является моим единственным достоинством.

Она подвинулась поближе к нему.

– Не обращайте внимания, я пошутила… Не исключено, что ваш визит окажет на них благотворное воздействие. Мой отец – судья. После случившегося несчастья он сильно изменился. Порой его действия нельзя предугадать. Примет ли он вас с радушием или с полным безразличием? Я не гарантирую ничего.

– Я готов преодолеть любые препятствия. Я рад, если смогу быть хотя бы чем-то полезен вам. В душе я бойскаут.

И он добавил, глядя ей прямо в глаза:

– Если вы позволите, только одно замечание: вы – прекрасная дама!

– Спасибо, – сказала она. – Вы преувеличиваете… Порой, однако, это приятно слышать.

Она добавила:

– Я поговорю с родителями. Моя мать раньше была приветливой и гостеприимной хозяйкой дома. Теперь я не знаю, что она мне скажет в ответ. Позвоните мне ближе к вечеру.

– А помимо этого, – спросил Ник, – будет яхта или нет?

– Как получится. А пока мы могли бы поплавать вместе в море.

– Поплавать? Вода… холодная…

Она перебила его:

– Холодная или нет, но она полезна для здоровья и снимает нервное напряжение. Я регулярно плаваю. В море достаточно пробыть несколько минут, чтобы все мысли сосредоточились только на одном: плыть вперед.

– Посмотрим, – сказал он.

Заплывы в холодной воде нисколько не прельщали его. Как только он уладит все свои дела, то отправится вместе с Робином из Нью-Порта через Нью-Йорк к теплым водам Карибского бассейна.

– До скорой встречи! – сказала Элен.

Судья с заметным раздражением отреагировал на вопрос жены о том, может ли она пригласить на ужин одного американского туриста, который находится проездом в Ренне.

– Я не являюсь вождем дикого племени. В этом доме в подобных делах я не имею права голоса. Впрочем, я и не хочу его иметь… Зачем меня спрашивать? Делайте что хотите.

– Я только хотела, чтобы присутствие гостя не стало неожиданностью для тебя. Надо было тебя предупредить.

– Габриэлла, все это мне безразлично. Впрочем, откуда на нашу голову свалился этот американец?

– Элен все тебе расскажет, – осторожно заметила его жена.

Вечером Ник позвонил Элен и узнал, что приглашен на ужин.

– Завтра. Приходите к семи тридцати.

Он вздохнул с облегчением. Наконец ему удастся приблизиться к этой семье, живущей за глухим забором условностей и традиций.

– Я хотел бы преподнести вашей матери цветы. Какие она любит?

– Розы… кроме белых. Цветы лучше прислать за два часа до вашего прихода… чтобы у нее было время поставить их в воду.

– Конечно.

«Ну и люди!» – подумал он, вешая трубку. Ему хотелось добавить в их адрес несколько не самых вежливых слов, но он сдержался.

«Если бы я приехал в гости к представителям племени банту, мне пришлось бы, чтобы понравиться им, вставить себе в нос кольцо… Здесь же мне советуют заблаговременно доставить цветы. Куда катится наш мир! Он прогибается под тяжестью умирающих от голода африканцев, на востоке ему грозит опасность взрывов на ветхих атомных электростанциях. И только на этом французском клочке старушки Европы люди еще думают о пустяках… О своевременной доставке цветов…»

Робин следил глазами за Ником.

– Ты уходишь? Ты надел костюм. Бог мой! Он еще и галстук повязал! Ты же терпеть этого не можешь.

– Ну и что? Это мои проблемы.

– Это наши проблемы, – поправил его Робин. – Старик, не надо лгать мне. Тебя настолько зацепила эта девица, что ты даже не слышишь, что я говорю тебе. Она погубит тебя, да и меня вместе с тобой. Отправиться на ужин к какому-то судье? Ни в какие ворота не лезет. Представляешь, какими глазами он посмотрит на иностранца в своем доме? Ты не умеешь ничего скрывать! У тебя всегда смущенный вид. Ты не можешь толком рассказать какую-либо историю… У тебя нет сил, чтобы бороться с людьми, настолько отличающимися от нас. Они подозрительны и мелочны, а в вопросе бракосочетания отстали от нас на века. В твоем распоряжении всего один месяц, а ты задумал взять эту крепость. Это все равно что забросить мяч в баскетбольную корзину, установленную на вершине Килиманджаро…

Начиная с двенадцатилетнего возраста Ник жил бок о бок с людьми, которые пытались руководить его жизнью. Тетушка Джоан настолько любила своего племянника, что не давала ему самостоятельно и шагу шагнуть. Когда в его жизни появился Робин, то тот своей дружбой был похож на спрута. Приятель делился с ним своими грандиозными планами, внушал ему самые фантастические идеи и стремления. Словом делал все, чтобы отвлечь его от реальной жизни. Он мог часами рассказывать о всевозможных приключениях. Робин даже записался в располагавшуюся под Бостоном школу вождения парусных яхт. Ему не хотелось остаться на рейде, когда Ник отправится без него в морской круиз. Из него вышел отличный штурман.

Робин продолжил:

– Ты зря ломаешь копья. Словно речь больше не идет о том, чтобы сорвать большой куш. Ты запал на эту девицу. Что ты нашел в ней?

– Сделай одолжение, оставь меня в покое…

– Не забудь, – сказал Робин, – мы с тобой делим все пополам. Если твоя хибара будет продана и ты получишь свое наследство, а потом захочешь разорвать наши отношения, ты за это дорого заплатишь.

– Кто говорит о разрыве отношений? Мы решим все наши проблемы полюбовно, – заявил Ник. – Мы найдем компромисс.

– Компромисс – это прибежище слабаков, – сказал Робин. Ты и есть настоящий слабак. Ты обходишь острые углы и соглашаешься со всеми. Ты никогда не будешь победителем.

– А что, если я откажусь от наследства? А? – предложил Ник. – Тогда ты не сможешь ничем меня достать. Ничем.

– У тебя осталось от родителей еще достаточно денег, чтобы я смог купить «Иоко II». А ты тогда будешь нищенствовать и спать на улице… Ну что, братец, ты этого хочешь?

На следующий день ровно в половине восьмого вечера Ник звонил в дверь дома судьи Корнеля. Он услышал чьи-то легкие шаги и стук каблучков по паркету… Элен открыла входную дверь.

– Добро пожаловать, – произнесла она и протянула ему руку. – Ваши розы восхитительны. Таких красивых я никогда еще не видела. Такой огромный букет! Какое безумие!

Было заметно, что она побывала в руках опытного парикмахера. Ей была к лицу короткая стрижка с золотистыми прядями. На фоне темного вестибюля четко вырисовывался ее тонкий профиль. Ник узнал атмосферу старинных домов. К приятному запаху свежей выпечки присоединился и какой-то другой запах, менее аппетитный, распространившийся по всему дому до самой входной двери. Неужели незадолго до его прихода отполировали стоявший слева стенной шкаф в стиле Людовика XVI? Кто-то повернул выключатель, и центральная люстра, изготовленная из дерева и украшенная стеклянными шариками и завитушками из кованого железа, залила желтым светом потолок.

– Проходите, – сказала Элен.

Они пересекли переднюю, и Элен распахнула перед ним двойные застекленные двери, чтобы пропустить его в гостиную. Ник окинул взглядом трехместный диван, такие же кресла, современный низкий столик и несколько картин на стенах. За второй дверью, похоже, располагалась столовая. Навстречу им вышла мать Элен, хрупкая темноглазая женщина с вьющимися волосами. Он вспомнил о том, как тетушка учила его целовать руки дамам во Франции: «Ты делаешь легкий поклон, берешь даму за руку и подносишь к своему носу, остальное – дело техники».

– Благодарю вас за приглашение, – произнес он с легким поклоном.

Габриэлла тут же отняла свою руку.

Она с интересом смотрела на него. Гость говорил по-французски с приятным акцентом.

– Мы рады, что вы навестили нас. Спасибо за розы. Они прелестны…

Он решил действовать наугад.

– Зовите меня просто Ник.

– У вас хорошее имя. Однако не следует торопить события. Прошу вас, садитесь. Что вам предложить? Виски, кока-колу или швепс?

– Что хотите.

Габриэлла настаивала:

– У вас, по всей видимости, имеются свои предпочтения?

– Любой напиток с газом.

– Вы не гурман.

Отыскав небольшую бутылку среди других, стоявших на сервировочном столике из стекла и стали, она протянула ее гостю.

– Вот.

Она села напротив него.

Он не успел сделать один глоток, как вошел судья. Ник поднялся, чтобы поздороваться с ним.

Судья подошел поближе:

– Добрый вечер. Садитесь. Я знаю, как вас зовут. Мы рады вас видеть у нас.

– Папа, – сказала Элен, – Ник – бизнесмен.

– Ты мне уже говорила об этом, – заметил Жюльен Корнель. – Я понял.

Он повернулся в сторону Габриэллы:

– Мы можем пройти к столу когда хотите. После ужина у меня много работы. Если у тебя еще не все готово…

– Папа, – вмешалась Элен, – господин Фэрбенкс еще не успел отпить глоток.

– Ничего страшного. Я возьму мой бокал с собой, – сказал Ник. – Не стоит задерживать вашего отца.

Габриэлла рассыпалась в извинениях:

– Даже во время летних каникул в суде мой муж не перестает работать. У него целая гора досье.

– У каждой профессии есть свои недостатки. И у вашей, видимо, тоже, – сказал Корнель.

Судье хотелось томатного сока, но он воздержался. Гость вызывал у него раздражение. Он вовсе не был настроен поддерживать светскую беседу.

Ник чувствовал, что надо было во что бы то ни стало расположить к себе судью. В противном случае он никогда больше не переступит порог этого дома.

– У меня есть планы расширения торгового сотрудничества. Получив классическое образование и окончив университет, я заинтересовался экономическими науками. Я создал коммерческое предприятие, чтобы выживать в период промышленного спада. Я тружусь и день и ночь.

Следуя за хозяевами дома в столовую, он продолжил свой рассказ о жизни сгорающего на работе бизнесмена. Судья, обернувшись к нему, не без иронии заметил:

– Спать все-таки надо. Иначе работа не будет эффективной. Поверьте мне, у меня большой опыт.

Пожилая домработница приветствовала всех с порога кухни. Запах только что испеченного слоеного теста становился все интенсивнее. Корнель подождал, пока за стол не сядет его жена, затем уселся напротив нее на другом конце овального стола. Моложавый на вид судья был среднего роста. Он носил очки в золотой оправе. Дужки этих очков поблескивали на фоне посеребренных висков. У него был одновременно подозрительный и рассеянный вид. Взгляд его серо-голубых глаз, казалось, пронизывал окружающих насквозь. Время от времени создавалось впечатление, что он забывал обо всех. Неожиданно он спросил напрямик: – Господин Фэрбенкс, что вы делаете в Ренне?

«Правда, только правда», – подумал Ник.

– Строю свой бизнес. Во всяком случае, я надеюсь на это. Наливая в свою тарелку суп из фарфоровой супницы, поднесенной домработницей, он принялся рассказывать о своих планах относительно закупки яхт. Не заполнив и до половины тарелку, он аккуратно опустил на место суповую ложку. Судья внимательно следил за его движениями. Он напоминал Нику его дядюшку, который часто делал ему за столом замечания: «Если вы не знаете, куда деть вашу левую руку, положите ее на стол. Не держите ее на весу, словно ждете, чтобы вам подали милостыню». «Однажды он умрет, – думал тогда Ник, – и его руки превратятся в прах…» Голос Элен прервал его воспоминания:

– Ник…

Габриэлла также решила вставить слово. Обе женщины хотели разрядить атмосферу этого допроса с пристрастием.

– Господин Фэрбенкс, мне кажется, что вы хотели что-то сказать…

– Это не имеет значения. Я взволнован семейной обстановкой, напомнившей мне время, проведенное в доме моей тети и дяди.

Он хотел польстить им. Его пригласили к себе люди, хранившие историческую память о замках, поместьях, родовитости и дворянстве, чьи традиции и привычки передавались от поколения к поколению.

– А ваши родители? – спросила Габриэлла.

– Мама…

– Элен, я могу об этом говорить, – сказал он. В его глухом от волнения голосе сквозила глубокая печаль. – Мадам, я потерял моих родителей. Они ушли из жизни. Виной всему была скользкая дорога.

Габриэлла сделала протестующий жест:

– Не говорите больше ничего! По известным причинам я не могу даже слышать разговоров об автокатастрофах.

– Прошу меня простить, – сказал он. – В самом деле, я должен был понять…

Он с ловкостью перевел разговор на другую тему:

– Зовите меня просто Ник… У нас в США все обращаются друг к другу по имени…

Наблюдавшая за ними с порога кухни домработница вошла в столовую, чтобы переменить тарелки. В качестве второго блюда она собиралась положить каждому в тарелку порцию жареной бараньей ноги с зеленой стручковой фасолью.

– Матильда, поставьте блюдо на стол. Мы передадим его сами друг другу, – сказал судья.

Тишину нарушил резкий собачий лай.

– Крыса, – сказал судья.

Ник уже протягивал блюдо Габриэлле:

– Какая крыса?

Габриэлла заставила себя улыбнуться.

– У меня с некоторых пор есть мексиканская собачка чи-хуа-хуа, а мой муж прозвал ее Крысой. Эта кличка не совсем подходящая, но зато довольно забавная. Скажем так, в ней есть немного черного юмора.

– Когда вы увидите эту собачку, – добавил судья, – вы поймете, что я еще проявил великодушие. Крыса – умное животное с бойцовским характером, в то время как эта псина – абсолютно неуправляемое существо. Она не способна сдерживать свои порывы и эмоции.

– Папа, ты много требуешь от собаки, – сказала Элен, взяв себе тонкий ломтик мяса и немного овощей.

«Классические представители французской буржуазии, – подумал Ник. – По всей видимости, домработница весь остаток дня после обеда чистила их фамильное серебро».

– Еще кусочек? – спросила Габриэлла. – Я положу вам его, если хотите.

– С удовольствием. Это восхитительное мясо.

И повторил по-английски:

– Восхитительное.

Ужин проходил отнюдь не в оживленной атмосфере.

Судья повернулся к нему. На кончике его вилки раскачивались два тонюсеньких стручка зеленой фасоли.

– Господин Фэрбенкс, вы изучаете строительство определенного типа судов…

– Я посещаю одну верфь за другой. Изучаю, сравниваю. Я планирую создать судостроительную верфь со смешанным франко-американским капиталом.

– Вы собираетесь вложить деньги в какое-то убыточное дело?

– Нет. Я хочу создать совместное предприятие.

– Вы прекрасно говорите по-французски. Вы выучили французский язык в США? И по какому случаю? Кроме узкого круга специалистов, редко кто из иностранцев берется за изучение языка ацтеков.

Сбитый с толку, Ник повернулся к Элен.

– Я не понимаю…

Элен улыбнулась:

– По мнению моего отца, французский вскоре станет одним из мертвых языков. Вот откуда эта шутка.

Ник решил обратить шутку в комплимент:

– Французский язык настолько благозвучный, что…

– Именно поэтому он обречен.

– Возможно, – сказал Ник, – но бостонский английский не имеет будущего. Пришло время переоценки ценностей. Столкновение и миграция народов приводят к смешению и взаимному обогащению языков.

Судья решил сменить тему разговора:

– Вы познакомились с моей дочерью…

– На улице Сент-Мелани. Она поскользнулась и едва не упала. Я подхватил ее.

– Вот как? – сказал судья. – Элен… поскользнулась?

– Я не смотрела себе под ноги. На моем пути оказалась тротуарная плитка, более гладкая, чем остальные…

– Я не знал, что улица Сент-Мелани настолько опасная, – произнес с улыбкой судья.

Наступил момент расположить их к себе. Поскорее рассказать о своих бостонских корнях, о том, что среди родственников со стороны отца тоже был судья. Рассказать, что его тетушка в молодости была влюблена во француза. К тому же бретонца. Ник в сдержанных красках описал их роман. Однако он не упомянул о том, что француз соблазнил, а затем бросил его тетушку. Он только сообщил, что тот не пришел проститься с ней. Печальный конец этой истории он решил припасти на следующий раз. Габриэлла с искренним интересом слушала его рассказ. Ей понравилась любовная история. Она была «огорчена» тем, что бретонец оказался не на высоте положения. Ах, жизнь порой так жестока…

– В какой-то степени это похоже на сюжет фильма «Женщина французского лейтенанта».

Габриэлла подхватила его мысль:

– Я вижу ее на верхней палубе корабля. Она всматривается в горизонт и в толпу. Объявляют отплытие, пассажирский трап поднимается, а его все нет…

Ник решил, что наступил подходящий момент, чтобы признаться:

– Воспитанный на этой семейной легенде, я имею такие черты характера, в которых почти нельзя признаваться в наш материалистический век…

Он замолчал, словно опасался выдать себя.

– Какие же?

– Я – идеалист и романтик.

– Идеалист? – воскликнула Габриэлла.

Ник решил идти ва-банк:

– В этом мире, где одни деньги правят бал, только дружба – самый большой подарок, который преподносит человеку судьба… или любовь. Любовь с большой буквы.

– Любовь с большой буквы часто приводит к трагедии, – заявил судья.

Габриэлла посмотрела на него в упор:

– Разве у нас не любовь с большой буквы?

– Ну да.

– Я верю в любовь, – сказал Ник. – Уверяю вас, существует любовь с первого взгляда, как удар молнии. И я могу привести вам пример.

Ожидаемый эффект немного был испорчен приходом прислуги с тарелкой сыра в руках.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? – спросила Элен.

– Да. Спасибо Франции и городу Ренн. Господин судья, я должен вам признаться…

Жюльен Корнель сосредоточил все свое внимание на выборе сыра.

– Признаться в чем?

– Вы будете шокированы, но я хочу сказать вам правду. Я влюбился в вашу дочь.

– Ну да, – произнес судья, тыкая кончиком своего ножа в мягкий сыр, прежде чем отрезать себе кусок. – Приезжающие во Францию иностранцы легко заводят разговоры о любви. Это уже вошло в их привычки. Не успели прибыть во Францию, как уже почувствовали себя влюбленными…

– О нет, господин судья, только не я. Я в самом деле сражен…

Судья перебил его, и ворчливым тоном:

– Чем, молодой человек? Ваша версия о любви с первого взгляда позволила нам вспомнить молодые годы. Однако должен вас предупредить, мы весьма сдержанные люди во всем, исключая, возможно, политику. И еще… Вы и сами в этом не уверены до конца…

Резкий запах савойского сыра, который выбрала себе на десерт Габриэлла, отнюдь не способствовал созданию романтической атмосферы.

– Какие книги советовала вам читать тетушка?

Он почувствовал себя на грани провала.

– Я больше занимался спортом, а чтение… Только самое необходимое.

Габриэлла пришла к нему на помощь:

– Спортом? Американский футбол внушает мне ужас! Футболистам надо обладать недюжинной силой. И для них нет ничего хуже, чем стать победителем. На несчастного наваливается вся команда, чтобы поздравить с победой. Я всегда задаюсь вопросом, как он выходит живым из такой переделки. Читая книги, этому не научишься…

Элен повернулась к Нику:

– Мои родители не знают спортивных правил, принятых в Соединенных Штатах. Сцены с силовыми приемами вызывают их удивление. В то время как наш футбол…

Ник понял, что находился среди людей, весьма далеких от спорта. Что, если он расскажет о том, что был чемпионом по гребле? Это признание вряд ли произведет на них какое-то впечатление.

– Оставим в стороне спорт, – начал он с осторожностью. – Я говорил о том, что влюбился с первого взгляда… И я в этом не сомневаюсь…

– Вы настоящий идеалист, – произнес Корнель, аккуратно обрезая корку с куска сыра. – Со временем это пройдет. Поверьте мне.

Габриэлла сочла нужным вставить свое слово:

– Жюльен, если он романтик, то останется таким навсегда. Это врожденное качество. Вот ты таким не был…

– Каким?

– Таким, чтобы признаваться в любви при луне.

– Ну вот! Ты разочарована во мне и чувствуешь себя несчастной. Почти тридцать лет, проведенные со мной, тебе уже кажутся каторгой.

– На десерт у нас будет крем-брюле, – поспешила объявить Габриэлла. – Если вы не любите его, вы можете выбрать любой фрукт.

– Я обожаю крем-брюле, – ответил Ник, смирившийся со своей незавидной участью.

«Я никогда не добьюсь нужного мне результата с такими странными людьми», – подумал Ник.

Элен поднялась, чтобы помочь прислуге. Она принесла поднос с расставленными на нем чашечками из огнеупорного стекла и распределила их между всеми сидевшими за столом.

Ник смотрел на крем-брюле. Его тетя часто заказывала этот десерт, когда на выходные он приезжал к ней из колледжа.

– Похоже, что это вкусно.

– Господин Фэрбенкс, какова, по вашему мнению, главная черта вашего характера? – спросил судья. – Умение жить или умение делать?

Элен воскликнула:

– Папа, Ник – американец! И тонкости французского языка…

– Умение выживать, господин судья, – сказал Ник. – Мы живем в тяжелое время, и, несмотря на мой высокий рост, спортивное телосложение и двадцатишестилетний возраст, порой мне приходится совсем нелегко.

– Снимаю шляпу, – сказал судья. – Ваша тетушка и в самом деле любила наш язык, чтобы вы им в такой степени владели.

– Она также обожала Францию, – сказал Ник, – вот откуда, я думаю, мое увлечение вашей дочерью.

– Вы все время гнете свою линию. Вы решили меня посмешить?

Ник попытался переубедить его:

– Если в подростковом возрасте то и дело слышать восторженные отзывы о Франции и красивую историю о несчастной любви, то это оставит отпечаток на всю оставшуюся жизнь.

Судья решил сменить гнев на милость:

– Ладно, влюблен так влюблен… Моя дочь и самом деле настоящее сокровище.

– Я чувствовала бы себя намного лучше, если бы вы сменили тему разговора. Кофе? – спросила Элен.

Судья посмотрел на нее.

– Элен не хватает чувства юмора.

Габриэлла прощебетала:

– Господин Фэрбенкс, не слушайте их. Они… как бы вам сказать, большие реалисты. Вот я совсем другой человек. Если бы кто-то признался мне в том, что я сразила его наповал, то я была бы весьма польщена.

– Благодарю вам, мадам, – сказал Ник, – вы понимаете меня.

Атмосфера разрядилась.

– Уверяю вас, господин судья…

– В чем?

– В моей искренности. Как я вам уже сказал, мне часто приходится посещать Ренн. Я не раз имел возможность увидеть вашу дочь.

Элен принесла в столовую кофейный сервиз. Кофейник был из массивного серебра, а чашки с золотым ободком – из тонкого фарфора.

Судья повернулся к Нику.

– Интересно.

– Элен очаровала меня. После нашей встречи на улице Сент-Мелани я все время пытаюсь увидеться с ней и поговорить.

– Скрытная, – произнес судья в адрес Элен.

– Папа, нечего было рассказывать.

Судья поднял свой бокал:

– За ваше здоровье, господин Фэрбенкс, за ваш энтузиазм!

Ник продолжал:

– Я хочу пригласить Элен провести со мной день в море на борту яхты. Я проверяю ходовые качества разных типов судов. Судостроители охотно предоставят в мое распоряжение любую яхту даже на несколько часов.

– Морская прогулка, безусловно, пойдет ей на пользу.

Ник размышлял. Если его грандиозный план удастся и он женится на этой скромной девушке, происходившей из столь респектабельной французской семьи, возможно, он не станет торопиться расстаться с ней. Эти люди, словно пришельцы с другой планеты, разжигали его любопытство.

– Пройдемте в мой кабинет, – сказал судья, – я угощу вас коньяком 1938 года. Это год моего рождения. У нас во Франции…

Какие же они странные, эти люди! Пережившая трагедию семья, проявлявшая во время этого ужина поддельный интерес к своему гостю, немного пришла в себя, но все же отставала от событий.

Отпивая понемногу старый коньяк в кабинете судьи, Ник пытался войти в роль терзаемого сомнениями молодого человека.

– О чем вы задумались, господин Фэрбенкс?

– О трудностях бытия. Я влюбился не только в вашу дочь. Мне нравится и ваша супруга, и вы, и этот дом, и этот город. В вашей семье я почувствовал тепло семейного очага.

Пошел ли он в нужном направлении? Он не был уверен. Судья переставлял с места на место африканскую статуэтку.

– Это смеющийся божок, – сказал он, – произведение кенийских мастеров. Богам можно все. Вот этот счастлив, что является божеством. Господин Фэрбенкс, вы пали жертвой миража. Пребывание на чужбине часто вызывает у людей склонность к преувеличению. Этому способствует другая языковая среда, даже если вы знаете местный язык. Другие нравы, летняя атмосфера, желание пожить какое-то время без привычных забот искажают действительность.

Корнель с вожделением смотрел на серебряную шкатулку с сигарами. Он не курил, но держал ее в кабинете, чтобы укреплять силу воли.

– Для Элен, – продолжал он, – вы являетесь воплощением того мира, который близок ее сердцу. Она любит Америку. Заходите к нам несколько месяцев спустя, если за это время вы не забудете живущих в Ренне судью, его жену и дочь. Время все расставит по своим местам.

Задумавшись, он посмотрел на Ника.

– А пока, до вашего отъезда, вы можете встречаться с Элен, если она этого захочет. Знакомство с вами пойдет ей на пользу. Если бы вы смогли как-то развлечь ее…

– Развлечь? Это слово мне кажется не совсем уместным.

Он взвешивал каждое свое слово. Да, он изображал пылкого влюбленного. Да, он был чужаком, хитростью вторгшимся в этот дом. Мало-помалу он вошел в свою роль настолько, что и сам поверил в свою искренность:

– В своей жизни я испытал немало любовных увлечений, но еще никогда не думал о том, чтобы жениться. Эта мысль ни разу не приходила мне в голову. И вот всего за несколько дней мое мнение в корне изменилось. У меня, господин судья, самые серьезные намерения.

Удастся ли ему завоевать доверие судьи?

– Какие намерения?

– Если я отвечу вам со всей прямотой, то боюсь, что вы примете меня за умалишенного. Однако, находясь в трезвом уме и твердой памяти, могу сказать одно: я хочу жениться на вашей дочери.

Всего несколько минут назад присоединившаяся к ним Габриэлла подскочила на стуле:

– Жениться?

Судья хранил спокойствие, словно психиатр, сидевший напротив больного, который объявил себя Наполеоном.

– Господин Фэрбенкс, во Франции к браку относятся со всей серьезностью. Это вам не какой-нибудь Лас-Вегас.

Ник улыбнулся:

– Вы более снисходительно смотрите на внебрачные связи?

Судья смотрел на него в упор.

– Это естественный отбор в соответствии с веяниями конца двадцатого века. Однако нет никакой гарантии, что одна теория окажется лучше другой. Я хочу предостеречь вас: не доверяйтесь первому впечатлению. Картины, фамильное серебро, старинная мебель… Эти предметы собирались на протяжении веков и переходили из поколения в поколение. Они имеют относительную ценность. Это только декорации к спектаклю о славном прошлом нашей семьи. На сцене же остается судья со своей скромной зарплатой, его супруга, вынужденная подрабатывать, чтобы свести концы с концами. Элен, кроме своего жалованья преподавателя, получит от нас в приданое только сувениры, фотографии и несколько серебряных ложек.

– Я вовсе не гонюсь за приданым, – возмутился Ник. – Совсем скоро у меня будет приличное состояние. Я получу наследство от моей тети.

Судья поднял руки к небу:

– Я вовсе не желаю ничего знать о вашем материальном положении.

Элен вошла и села рядом с матерью.

– Вы верите в Бога? – спросила Габриэлла таким тоном, словно хотела спросить: «Как вы поживаете?»

– Не знаю, мадам. Я надеюсь..

– Надеетесь на что?

– Поверить. Однако я ни в чем не уверен. Скорее я над этим думаю.

Что еще сказать, чтобы они не разочаровались в нем? И избежать религиозной церемонии? Одна только мысль о церковном браке наводила на него ужас, словно речь шла о пожизненном тюремном заключении.

Он попытался перевести разговор на другую тему:

– Моя тетушка была членом одной…

– Чего? – спросил судья.

– Ассоциации, наподобие «Клуба Бога».

– То есть?

– Обычно такие организации называют сектами. Тетушка слушала разные лекции по метафизике и окружала себя людьми, которые развлекали ее разговорами.

– Секты нынче в моде, – сказал судья. – Однако эта система существует испокон веков. Секты вовлекают в свои сети одиноких людей. Вам следовало бы окружить вашу тетушку вниманием и заботой. Почему она обратилась за помощью к сектантам?

– Я жил на восточном побережье, – ответил с осторожностью Ник. – Я навещал ее каждые полгода.

– У нее не было никого, кто бы мог составить ей компанию?

– Да, была у нее одна приятельница. Она до сих пор живет в ее доме в Сан-Франциско.

– Жюльен, ты задаешь слишком много вопросов господину Фэрбенксу…

– Вовсе нет, мадам, – сказал Ник. – Я с удовольствием отвечу на них. Интерес, который проявляет господин Корнель к моей скромной персоне, дает мне надежду на то, что он воспринимает меня всерьез.

Судья встал, добавил еще коньяка в их бокалы, затем вновь закупорил резной пробкой хрустальный графин.

– Хочу, чтобы вы знали. Единственное, что я желаю от этой жизни, – найти того водителя, который убил мою дочь, и расквитаться с ним.

Словно исчерпав все темы для разговора, они замолчали. Ник играл с огнем. Столь неуместное упоминание о несчастном случае могло свести на нет все его усилия. У него был всего один вечер, чтобы расположить к себе это семейство.

Прислуга открыла дверь в кладовку. Оттуда галопом выскочила миниатюрная собачка, нетвердо державшаяся на коротких лапах. Половину круглой мордочки занимали наполненные тревогой глаза. Нельзя сказать, что возбужденное состояние украшало этого пса. Под тонкой кожей было видно, как бьется его крошечное сердце.

Габриэлла подхватила собаку и прижала ее к себе.

– Он ищет защиты и ласки…

– Господин Фэрбенкс, если случится так, что вы станете частым гостем в этом доме, то вы увидите, что здесь процветает культ животных. У моей дочери был кот. Она не захотела его кастрировать. В результате он сбежал в поисках любовных приключений. Мы его больше не видели. Перед тем как мы потеряли нашу дочь, у нас в доме жила немецкая овчарка. Верный пес бросился под грузовик на дороге в Сен-Мало. Не выдержав разлуки с нашей младшей дочерью, он покончил с собой. Так нам показалось… И вот сейчас моя жена купила этого странного щенка, которому я, тем не менее, присвоил весьма достойное прозвище – Крыса.

Вскоре Ник понял, что ему пора уходить. Он повернулся к Элен:

– Когда я смогу увидеться с вами?

– Наш дом открыт для вас, – сказала она.

Никто в этом доме не собирался задерживать его. Они смотрели на него как на пустое место.

Элен проводила его до входной двери. Он взял ее лицо в свои ладони.

– Вы позволите мне…

Она посмотрела на него.

– …вас поцеловать?

Приблизившись губами к ее губам, на одном дыхании он прошептал:

– Я люблю вас. Вы приснились мне во сне обнаженной. Я занимался с вами любовью. Всю ночь я держал вас в своих объятиях.

«Только бы он не исчез из моей жизни, – подумала она, – только бы в эту ночь у него не изменилось настроение и он не сел бы в первый попавшийся поезд до Парижа, а затем в самолет, чтобы улететь на другой край света».

Их поцелуй был долгим. Наконец она отпрянула от него.

– Вы такой…

– Страстный, – сказал он. – Такой же, как и вы. К чему отрицать?

Некоторое время спустя после ухода Ника готовившийся ко сну в их общей комнате судья как бы невзначай спросил жену, что она думала об американце.

– Сентиментальный, обаятельный, чистый.

– И еще блаженный!

– Что?

– Потому что чистый, – произнес судья, развязывая галстук. – Надеюсь, что под прикрытием этой судоверфи, которая мне кажется чистым блефом…

– Блефом?

– Да… Что, если он намерен отмывать здесь грязные деньги?

– Одни люди страдают от артрита, деформирующего суставы, а другие – от профессии, деформирующей мозги. Элен привела в наш дом не преступника, а воспитанного молодого человека.

– Вот именно, слишком хорошо воспитанного. И очень покладистого. Ты должна была заметить, что он все время соглашался с нами. Словно не хотел нам перечить.

– Но он же влюблен! – воскликнула Габриэлла. – Конечно же, он хочет понравиться нам. И это нормально. Это наш реванш за того мерзавца Рауля. На кухне Матильда рассказала мне, что видела его с какой-то девицей. Очень юной. Заметив Матильду, он настолько испугался, что тут же затолкнул девицу в свою машину и уехал вместе с ней.

– Ты выслушиваешь сплетни?

– Да. Я слушаю разные городские радиостанции. В том числе те, что разносят всякие слухи и сплетни. Это нормально. Я всегда в курсе событий. Ах, если бы удалось устроить роскошную американскую свадьбу! На зависть всем сплетникам!

Она едва не прослезилась от волнения.

– Жюльен, прошу тебя со всей серьезностью, не надо портить эту красивую историю.

– Я ничего не собираюсь портить, – сказал судья. Он уже стоял в одних трусах. – Я же не чудовище. Однако меня удивляет, чем этому парню могла понравиться наша семья. Если бы я был на его месте, то бежал бы со всех ног от таких людей, какие мы теперь.

– Ну уж нет, – запротестовала Габриэлла. – Ты силен только в своей профессии и ничего не смыслишь в психологии. Этот парень одинок. Мы пригласили его к себе. Ты же сам видел, как он был доволен, что попал в уютный семейный дом. Элен нравится ему. У американцев нет таких комплексов, как у нас.

Корнель прервал ее:

– Менее закомплексованы? И ты в это веришь? А что, если он окажется проходимцем?

Габриэлла воскликнула:

– Проходимцем? Нам только этого не хватало…

– Повторяю, его поведение показалось мне странным.

– Он – романтик, к тому же на дворе лето. Он не женат. Почему ты не хочешь поверить в то, что можно влюбиться в твою дочь?

– Короче говоря, – сказал судья, – ты уже видишь американца членом нашей семьи.

– Нет. Я хочу только того, чтобы Элен уехала отсюда. В Ренне свободного мужчину днем с огнем не отыскать. Помимо профессиональной деятельности, люди практически не пересекаются друг с другом. У Элен совсем другой характер, чем был у Лидии…

Она замолчала. Лидия была общительной, она быстро заводила новые знакомства. Она легко шла по жизни до тех пор, пока ее не сбила насмерть машина.

Корнель надел халат, подвязал его поясом и вышел из комнаты. Вернувшись в свой кабинет, он позвонил одному из своих друзей, бывшему сотруднику спецслужб, некоему Дювалю. Они познакомились еще в те времена, когда судья был следователем. Несмотря на то что он уже давно был на пенсии, Дюваль сохранил связи в определенных кругах, а порой и консультировал своего преемника. Раньше, еще до того, как в семье Корнеля произошло несчастье, они довольно часто встречались. Однако после несчастного случая они только говорили по телефону. Корнель обращался к нему за помощью. Надо было во что бы то ни стало найти того, кто был за рулем. Дюваль ему искренне сочувствовал и был готов помочь своему другу. Вот и в этот вечер он нисколько не удивился, когда судья попросил срочно собрать некоторые сведения.

– Старина, сегодня ты мне нужен как никогда. Речь идет о моей старшей дочери.

Старшая дочь? Но у него теперь только одна дочь.

– Всегда рад помочь тебе.

– В Ренне находится один американец. Некто Ник Фэрбенкс.

– Я записал.

– Я хочу узнать точную дату его прибытия во Францию и причину, по которой ему выдали долгосрочную визу. И еще…

– Слушаю тебя.

– По его словам, он находится в Ренне больше трех месяцев. До этого он посетил судостроительные верфи в Вандее. Во Франции он живет уже около семи или восьми месяцев. Он прекрасно владеет французским языком. Где он проживает? С кем встречается? Имеет ли он специальный банковский счет для иностранцев, и если имеет, то кто пополняет его?

– В чем проблема?

– Моя дочь прониклась к нему симпатией. Мне же этот тип кажется подозрительным. Либо он выдает себя не за того, кем является, либо большой чудак. Он слишком настойчиво ухаживает за Элен. Он даже признался, что влюбился в нее с первого взгляда. Он так расхрабрился, что заявил о своем намерении жениться.

– Фиктивный брак, чтобы остаться во Франции?

– Нет, – сказал судья. – Этот американец, по-видимому, располагает средствами или же скоро получит их. По его словам, он собирается открыть здесь предприятие или же стать совладельцем какой-либо расположенной поблизости или в Вандее судоверфи. Ему не нужен фиктивный брак.

На другом конце города Дюваль, пожилой мужчина с усами и плотного телосложения, не выпуская из рук телефонную трубку, делал записи в своем блокноте.

– Он прибыл из какого штата?

– По его словам, из Сан-Франциско, где жила его тетка. Она носит ту же фамилию – Фэрбенкс, независимо от того, в каких родственных отношениях с ним состояла. В Пасифик-Хейтсе у нее был дом. Надо узнать все об этих Фэрбенксах из Сан-Франциско. Вплоть до того, какие они делали телефонные звонки. Он мог все выдумать от «А» до «Я». Мне не нравятся такие типы. Моя дочь была травмирована поведением Рауля. Зачем ей переживать новое разочарование?

– Кстати, – сказал Дюваль, – я видел вашего Рауля в Сен-Касе. Он загорал на пляже с такой юной девицей, которую можно принять за его дочь.

– Такова теперешняя мода. – сказал Корнель. – Жениться на девушках, годящихся в дочери…

– Сорокалетние, – продолжал Дюваль, – женятся на двадцатилетних. Когда же им стукнет пятьдесят, они уже ищут себе семнадцатилетних. Не исключено, что ваш Рауль нашел себе девицу среди учениц Элен. По крайней мере, есть такой слух. Все только о вас и говорят.

– Я рассчитываю на тебя. Не стоит говорить…

– …что все это секретно и не терпит отлагательства, – заключил Дюваль.

Около шести часов утра телефонный звонок прервал тревожный сон судьи. Он взял трубку и жестом успокоил проснувшуюся Габриэллу.

– Не волнуйся. Спи…

– Пока есть только новости из Ренна, – сказал Дюваль. – Остальные поступят позднее.

– Спасибо. Я слушаю тебя.

– Твой Фэрбенкс проживает в отеле «Азалия», неподалеку от вокзала. Хозяин весьма положительно отзывается о нем. Вначале он снял один номер, а затем и второй.

– Почему два номера?

– Он здесь со своим лучшим другом, неким Робином Раскиным.

– Они гомосексуалисты?

– Вовсе нет. Как только Ник уходит из гостиницы, к его приятелю приходят девицы. Вашему американцу надоело часами дожидаться у дверей, вот почему он снял еще один номер.

– Профессия?

– Он часто говорит о судостроительных верфях, на которых побывал. Вроде бы среди них он ищет себе надежного партнера по бизнесу.

– Когда они поселились в отеле?

– Три месяца назад. Похоже, что один из них летал на короткое время в Соединенные Штаты, а может быть, и оба. Во всяком случае, их никто не видел. Они ездят на подержанной машине, купленной по случаю у хозяина гаража рядом с вокзалом.

– Как они оплачивают свои расходы?

– Кредитной карточкой. Все остальное я смогу тебе рассказать через сорок восемь часов, если ты можешь ждать. Он же не собирается силой выкрасть твою дочь…

– На первый взгляд у него самые благородные намерения, – сказал судья. – Говоря о себе, он даже использовал слово «сентиментальный». Элен испытывает слабость к таким вот болтунам. А моя жена, ты ее знаешь, вообще растаяла…

– А как ты себе это представляешь? Он является к тебе в дом со словами: «Я – дерьмо, мошенник, двоеженец, торговец тем и тем». Через сорок восемь часов я узнаю, не заведено ли на него уголовное дело в Штатах.

– Спасибо, – сказал судья.

– Однако, – продолжал Дюваль, – Элен – красивая девушка. Почему ты исключаешь такую возможность, что она действительно понравилась ему?

– «Я заметил ее на улице и был сражен наповал», – сказал он мне. Как бы ты сам отнесся к таким словам?

– Возможно, он неправильно выразился, он же иностранец. В то же время его прямодушие свидетельствует в его пользу. Возможно, что он чист и переполнен добрыми намерениями. По словам хозяина гостиницы, Фэрбенкс большую часть дня проводит в городе, в то время как другой, Раскин, лентяй и ловелас, ждет его в своем номере. В последние две недели к нему приходит одна метиска. Ее отец торгует подержанными вещами. Она – его приемная дочь.

– А Ника Фэрбенкса видели с какой-либо девицей?

– В отеле – нет.

– Спасибо, – сказал судья. – А имеются ли новости по делу о несчастном случае?

– Пока никаких. Уже опросили жителей в округе. В периметре, который нас интересует, никто ничего не видел и не слышал. Если бы ты хотя бы знал, что она делала одна на скутере в десять часов вечера на дороге в Динар…

– Я не знаю. В тот день Лидия должна была находиться у Каролины, своей лучшей подруги. От нее Лидия якобы уехала без предупреждения. После долгого размышления и в результате давления на нее родителей, подруга призналась, что Лидия встречалась с кем-то каждый раз после того, как бывала у них в гостях.

– В этом вся проблема. Люди настолько боятся быть замешанными в какое-то судебное дело, что молчат. Они выражают сочувствие, а затем посылают нас куда подальше. Попробуй вытянуть из них хотя бы слово.

– Я никогда не соглашусь с закрытием этого дела, – сказал судья. – Никогда.