Читать книгу И это пройдёт - Кристина Геннадьевна Губина - Страница 2

Обыкновенно

Привет, меня зовут Кристина.

Когда я родилась, у меня была огромная семья, которая меня любила, как, вероятно, полагается всем «нормальным» семьям, в которых появляется маленький ребенок. У меня была огромная куча мягких игрушек, доставшаяся от мамы и теток. А еще у меня была любимая кукла Маша, которая была выше меня раза в два (так мама рассказывала).

Когда мне было года два или даже меньше, родители отвезли меня на воспитание к бабушкам и дедушке. Я жила у них где-то одиннадцать месяцев, и это были самые лучшие месяцы в моей жизни.

В деревне я пошла в первый в своей жизни садик, в деревне познакомилась с первыми друзьями, в деревне научилась прыгать со стульчика, читать стихи и даже – ругаться матом. В деревне я была счастлива. А потом меня забрали родители.

***

Мама стряпала пирожки с луком и яйцом, а у нее в животе жила моя сестричка. Мне было около трех лет. Папы не было дома, зато дома была сломанная розетка, к которой мне категорически запрещено было подходить. Но детское любопытство взяло верх, и я все-таки залезла пальцами в эту злосчастную розетку. Помню, как по всему телу побежала сильная дрожь, а в глазах потемнело. Помню, как мама с криком выхватила мою ручонку из розетки. А потом помню разъяренного папу, который бросил меня на скрипучую кровать и, взяв за ноги, начал лупить меня ремнем, приговаривая: «Только попробуй обоссаться». Еще помню колючее синее одеяло, под которое мой отец спрятался, как щенок, когда в нашу малюсенькую квартирку пришли его родители. Дедушка тогда очень доступно объяснил папе, какая тот скотина.

***

Однажды жарким летним днем мы всей семьей: мама, папа, моя сестричка Ксюша и я отправились в парк аттракционов. Мне купили вкуснейшую сахарную вату, она буквально таяла во рту. Солнце припекало все сильнее, но это совершенно не мешало мне наслаждаться нашей прогулкой.

Где-то вдалеке я увидела, как такие же дети, как и я, залезали в огромного кита-паровоза. Он катался по кругу, и всем малышам это безумно нравилось. Мои глаза загорелись, и я поняла, что непременно должна попроситься у мамы с папой на эту чудо-рыбу.

– Доченька, улыбайся! – кричал мне папа из-за железной перегородки, пока я пыталась сообразить, каким именно фотоаппаратом прикрыто его лицо.

Нашла его по маме, которая стояла рядом и держала на руках Ксюшу с соской во рту. Мама смеялась и махала мне рукой. Я махала ей в ответ.

Чуть позже папа с фотоаппаратом вместо лица кричал мне у «Солнышка», а потом – у «Колокольчика». После «Колокольчика» меня стошнило, и с этого дня я терпеть не могу карусели.

Затем мы просто гуляли и делали памятные фотографии, которые потом обязательно должны были распечатать и вставить в семейный альбом.

Однажды вечером, когда мы уже переехали из «малосемейки» в военный городок и поселились в общежитии, родители принесли домой какую-то коричневую штуку.

– Ура, шоколадка! – радостно провозгласила я и побежала скорее разрывать симпатичную обертку.

– Кристина, это не шоколадка, – мама так внезапно оборвала мою радость, что я даже не успела расстроиться.

Так у нас дома появился большой семейный альбом, который позже мама будет листать по вечерам и плакать. Но тогда она об этом еще не знала. Никто не знал.

***

– Кристина-а-а-а! – мама истошно закричала из туалета после звонкого шлепка, который я услышала, пока ела гречку с колбасой.

Я открыла дверь в уборную. Оттуда сильно пахло сигаретами, а мама, согнувшись в три погибели на унитазе, с трудом сдерживала слезы. У нее на спине был красный отпечаток папиной руки. Я решительно не понимала, что от меня нужно, и по инерции хотела было кинуться к маме, но папа сказал, что все хорошо.

– Ты покушала кашку? – поинтересовался он с таким видом, будто произошедшее секунду назад – всего лишь плод моего воображения.

– Да… – в сомнениях ответила я. В тарелке еще оставалось немного гречки, и я не знала, как правильно ответить на его вопрос.

– Хорошо, тогда переодевайся, мы скоро поедем к бабе с дедом, а я пока сделаю массаж маме – у нее спинка болит.

Но ведь это папа сделал так, чтобы у мамы болела спина… а зачем? Мой детский мозг недоумевал от происходящего.

Чуть позже мы сели в машину с вещами. Мама уже не плакала, а наоборот – что-то увлеченно обсуждала с папой. Мы тронулись. Не в смысле – головой (хотя этот факт под вопросом), в смысле – с места.

Между передними сиденьями машины лежала бутылка лимонада «Буратино». Папа жадно присосался к ней сразу с двух сторон. У меня так не получалось.

– Фух, жарко сегодня, да? – он обернулся ко мне и сказал снять верхнюю

кофту.

Ехали недолго, но я успела задремать, а потом проснулась, когда мы ехали по дороге, донельзя забитой глубокими ямами. Мы с дедушкой Вовой гуляли по этой дороге, и те ямы казались мне очень интересными.

***

– Так, смотри-ка, остался один ноготочек – и будешь красоткой! – приговаривала Алёна, пока красила мне ногти лаком с блестками, – а, когда станешь постарше, я буду брать тебя с собой на дискотеки, да? – не унималась папина сестра.

Она встала у зеркала и манерно начала крутить попой. Я постаралась повторить за ней, но из этого почти ничего не получилось. Алёна по-доброму рассмеялась, сцапала меня худыми руками с аккуратным маникюром, прижала к себе, крепко поцеловала прямо в лоб и сказала самую лучшую фразу в моей жизни:

– Я никому и никогда не дам тебя в обиду, слышишь?

– Слышу, – я немного смутилась и начала теребить мочку ее уха, – у тебя

ушко холодное… а где мама с папой?

– Они зарабатывают денежки, – Алёна встала у высокого шкафа и начала

стучать кулаком о кулак, – туки-туки.

Нашу идиллию нарушил Илья, младший брат Алёны и моего папы.

– Кристик, будешь смотреть «Шрека»?

– Что смотреть? – я даже не смогла с первого раза выговорить название этого мультика.

– «Шрека». Это такой мультик про прекрасную принцессу.

– Как Ариэль? – я уже тогда обожала «Русалочку», у меня даже пазл был с дочерью Тритона и принцем Эриком.

– Пока не знаю, – отозвался Илья, по привычке взъерошив каштановые волосы, – я его только что скачал на компьютер.

– Ну, ладно, пойдем, – я потопала в комнату Ильи, предвкушая что-то интересное.

В коридоре между спальнями мне попался Мурзик. Я побаивалась этого кота, потому что он больно царапался, но Илья быстро его прогнал, и мой путь был свободен.

В комнате Ильи на стене висела гитара, а под кроватью стояло несколько гантелей. Я как-то попыталась поднять одну из них, но тут же оставила эту затею раз и навсегда.

Мой дядя хорошо играл на гитаре, знал много красивых песен и даже пытался учить меня аккордам. Только для его инструмента у меня были слишком маленькие пальчики. Иногда мне жаль, что я так и не смогла ничему у него научиться.

Когда я досмотрела «Шрека», который, кстати сказать, мне очень понравился, меня отправили в ванную. Там стояли мои уточки, шампунь «Маленькая Фея» и душистое мыло. Вдоволь наплескавшись в воде, как всегда представляя себя настоящей русалкой, я отправилась спать.

Проснулась посреди ночи оттого, что в соседней комнате ругались бабушка с дедушкой. Было страшно, поэтому очень захотелось пить (от страха у меня почему-то всегда пересыхало горло).

Когда ругань стихла, я решилась выйти из комнаты и тихонько проскользнула в кухню. Сквозь темноту увидела яркий фитилек. Подойдя ближе, поняла, что это сидит дедушка Вова с непотушенной сигаретой в руках. Он спал, склонив голову на предплечья, от него горько пахло спиртом, а сигарета уже почти дотлела до конца, когда я решилась его разбудить:

– Дед… – я неуверенно дотронулась до его рубашки, а потом слегка погладила лысеющую голову.

– Ну, что тебе еще, мегера?! – грозно отозвался он. Видимо, подумал, что бабушка пришла звать его в спальню.

– Деда, я не мегера… – я прошептала это так, словно мой дедушка был дикой птицей, которую ни в коем случае нельзя пугать, – налей мне водички, пожалуйста. Я пить хочу.

– Ой, Кристиночка, это ты, – отозвался он уже более дружелюбно, – а чего только воды? Хочешь чай с печеньем?

– Нет, дед, я спать хочу.

***

Лежать в больнице без мамы оказалось куда веселее, чем я думала. В соседней палате наблюдался мальчик Дима моего возраста. Он постоянно придумывал какие-то игры и звал меня с собой.

Однажды медсестра отдала нам пустой шприц (конечно же, без иглы), и мы ставили друг другу «уколы» – на коже получались прикольные пуговки. Потом мы с Димой решили поиграть в «догонялки», но врач сказал, что по больнице бегать нельзя. Недолго расстраиваясь, мы уселись в моей палате и стали читать сказки Успенского. Благо, к шести годам читать я умела уже довольно хорошо.

Дима слушал и удивлялся моим чудесным навыкам. Он, правда, думал, что чтение – это то, на что способны только истинные гении. С тех пор я и стала смотреть на всех остальных детей, как на собачьи какашки.

Через некоторое время тетя Лена, медсестра, которая присматривала за мной, сказала, что ко мне пришла мама. Радости не было предела! Дима собрался уходить к себе, и мы договорились, что поиграем позже. Я тогда еще не знала, что мы с ним не поиграем больше никогда.

Ко мне в палату вошла мама, я увидела, что она плачет. На ней был свитер, цветом похожий на логотип «Билайна», черный берет и брюки со стрелкой.

Она сказала мне собирать вещи:

– Мы идем домой, тебя выписывают.

– Но мы еще с Димой вечером хотели почитать,– начала было я, но мама резко и бескомпромиссно прервала мои возражения сухим «собирайся, живо».

Она схватила меня за руку, и мы пошли по длинному ярко освещенному коридору. Затем вошли в еще более яркий кабинет, там сильно пахло микстурами. А еще в этом кабинете сидела строгая женщина в белом халате.

Мама начала говорить с ней почти криком – требовала выдать справку о моем выздоровлении:

– Поймите вы, у меня мужа поймали, – выпалила она, почти разрыдавшись.

– Я понимаю, но и вы поймите: мы не можем выписать недолеченного ребенка.

Они разговаривали так еще несколько минут, а я смотрела то на маму, то на строгую женщину в белом халате, и совершенно не понимала, что происходит.

В итоге справку нам все-таки выдали, и мы пошли домой. Был март, стоял легкий морозец, ярко светило солнце. Мама шла и плакала, а я шла и не понимала, как вообще можно плакать в такую погоду.

***

Мы с Ксюшей играли в своей комнате, пока мама готовила обед. Кажется, варила суп. Стук в дверь:

– Кто там? – мама изо всех сил пыталась скрыть страх в голосе. Надо сказать, это было очень наигранно.

– Старший следователь Скворцов. Откройте, пожалуйста, – голос из-за двери был довольно жесткий, но будто снисходительный.

Маму в секунду перекосило, но она все же повернула ключ в замке и впустила нежданного гостя. Хотя, учитывая, за что посадили моего отца, гость был довольно ожидаемый.

– Здравствуйте, вы – Губина Татьяна Аблясовна? – процедил, словно по рапорту, старший следователь Скворцов.

– Да, это я, – мама уже совсем не пыталась скрыть свое волнение, я увидела, как у нее задрожали руки.

– Ваш муж совершил разбойное нападение на гражданина Самойлова Игоря Николаевича, мы нашли его по горячим следам, – Скворцов все цедил и цедил свои слова сквозь вставленные зубы, а мама с каждым его словом выглядела все более опустошенной, потерянной и напуганной.

– Будьте добры, покажите, какие ножи есть у вас в квартире, – слова уже начал цедить напарник Скворцова. Низкорослый, чуть полноватый, он казался настоящим Халком на фоне моей матери, из которой, кажется, за несколько минут ушла вся жизненная сила.

Мама достала три ножа из стола: с зеленой, черной и коричневой ручками.

– Слушай, этот подходит под описание, – низкорослый Халк показал старшему следователю Скворцову на нож с коричневой ручкой и широким лезвием.

– Татьяна Аблясовна, мы забираем этот нож в качестве вещественного доказательства. Через пару недель вам придет повестка в суд, ожидайте.

Скворцов, казалось, хотел спросить у мамы что-то еще, но потом посмотрел на нас с сестрой и, видимо, передумал: мы играли в куклы за чуть прикрытой дверью и активно что-то обсуждали, старательно делая вид, что не подслушиваем «взрослые» разговоры.

– Ладно, нам пора идти. Всего доброго, крепитесь, Татьяна Аблясовна.

Мама едва слышным голосом что-то выдавила вслед двум блюстителям правопорядка, закрыла за ними дверь, скатилась по двери и тихонько заплакала. А суп все продолжал кипеть на плите.

***

Время уже было довольно позднее, когда я вдруг проснулась от страшного сна. Ксюша мирно спала в своей кровати, а я увидела, что в маминой комнате все еще горит свет.

Я протерла глаза, откинула одеяло, взяла из-под подушки книжку про Принцессу на горошине и босиком почапала к маме, чтобы она почитала мне перед сном. Вернее даже – для доброго сна, ведь то, что мне тогда приснилось, было настоящим кошмаром.

В своем сне я гуляла по безлюдному пляжу. Песок обжигал ступни, я видела, как где-то вдалеке развевается на ветру мамина юбка с подсолнухами. Потом я заметила какой-то колючий куст, у него была очень необычная форма.

Несмотря на то, что мама просила идти быстрее, я решила проверить, что это за растение. Секундой позже заметила, что куст шевелится, но не колышется от ветра, как все вокруг, а шевелится так, словно бы он сам – живое существо. Потом помню только зеленые глаза, огромные клыки и свой стон «мамочка, помоги, я умираю».

Так вот, после такого ужасного видения я обиделась на свою книжку, которую мама всегда клала мне под подушку для сладких снов. Ну, а почему она не смогла меня защитить?

Однако книжку свою я быстро простила, ведь она была одной из моих любимых, взяла ее в подмышку и зашагала прямиком в мамину комнату. Немного спотыкаясь спросонья, вышла на свет, будто мотылек, и юркнула под мамин плед. Она листала тот коричневый фотоальбом, который я приняла за шоколад. Листала и плакала.

– Мам, почему ты плачешь? – я тогда еще была не в состоянии оценить ситуацию, в которой оказалась наша семья. Так бы тоже, наверное, выла белугой.

– Что? Нет, я не плачу, – мама сразу же поспешила натянуть улыбку, – просто немного устала. А ты почему до сих пор не спишь?

– Мне приснился страшный сон, можно к тебе?

– Конечно, можно… Конечно, можно… – прошептала она и обняла меня за худые плечики.

– Почитаешь мне сказку? – я задала маме этот вопрос с той надеждой, с которой обычно спрашивают «доктор, он выживет?».

Мама погладила мои русые, тогда еще длинные, волосы, усадила меня

поближе к себе и открыла книжку.

Только мы начали свое сказочное путешествие, как в комнату немного неуклюже запорхнула моя сестра. Через минуту мы уже сидели втроем, читали сказку и смеялись над принцессой: мол, как можно быть такой неженкой?

Мама немного повеселела. Потом мы еще насмотрелись старых семейных снимков и с ощущением абсолютного счастья отправились по своим кроватям. Я очень надеюсь, что той ночью каждая из нас была действительно счастлива.

Казалось, тогда мы приняли неизбежное: теперь нас трое, и это навсегда. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Так же, как нет ничего более временного, чем постоянное. Но об этом – позже.