Читать книгу Эрагон. Возвращение - Кристофер Паолини - Страница 19

Весь первый день пути Эрагон пытался запомнить имена тех воинов, которых Ундин послал с ними: Ама, Трига, Хедин, Экксвар, Шрргниен (это имя означало «сердце волка» и казалось Эрагону совершенно непроизносимым), Датхмер и Торв.

В центре каждого плота имелась небольшая каюта, но Эрагон почти все время проводил вне ее стен, предпочитая сидеть, свесив ноги в воду, и смотреть, как мимо проплывают Беорские горы. Зимородки и галки то и дело взлетали над берегом реки, голубые цапли стояли, застыв как изваяния, близ болотистых берегов, где на воде играли солнечные зайчики, а лучи солнца пробивались сквозь густую листву орешника, березы и ив. Время от времени из папоротников доносилось громкое кваканье лягушки-быка.

– Как красиво! – воскликнул Эрагон, обращаясь к сидевшему рядом Орику.

– Да, очень. – Гном спокойно раскурил трубку и устроился поудобнее.

В тишине поскрипывали бревна и канаты – это Трига умело правил плотом с помощью длинного рулевого весла.

– Орик, а тебе известно, почему Бром присоединился к варденам? Я так мало о нем знаю… Большую часть жизни я вообще думал, что он самый обыкновенный сказитель.

– А он никогда к варденам и не присоединялся. Он помог основать этот орден. – Орик помолчал, выбил трубку о край плота и пояснил: – Ведь после того, как Гальбаторикс стал королем, то единственным оставшимся в живых Всадником оказался Бром – не считая Проклятых, конечно.

– Но ведь он тогда уже не был Всадником: его дракон погиб во время битвы при Дору-Ариба.

– Ну и что? Нет, Бром был самым настоящим Всадником – по своим знаниям, умениям и принципам. Именно он первым сумел объединить всех друзей Всадников, а также сочувствующих, в том числе и тех, кому пришлось скрываться в изгнании. Именно он убедил Хротгара в необходимости предоставить варденам убежище в Фартхен Дуре; именно он сумел заручиться поддержкой эльфов.

Некоторое время оба молчали, потом Эрагон спросил:

– Но почему же в таком случае Бром отказался возглавить варденов?

Орик сухо усмехнулся:

– А он, возможно, никогда этого и не хотел. Впрочем, сам я с Бромом знаком мало. Да и те события имели место еще до того, как Хротгар усыновил меня. Бром редко бывал в Тронжхайме. Он то сражался с Проклятыми, то участвовал в том или ином заговоре против Империи.

– Значит, ты рос сиротой? Твои родители умерли?

– Да. Я лишился их еще в детстве – оспа унесла их жизни. И Хротгар проявил ко мне достаточно доброты: принял в свой Дом и, поскольку родных детей у него нет, сделал своим наследником.

«Да, – подумал Эрагон, – Хротгар и ко мне был очень добр».

Сумерки, как и всегда в этих местах, наступили очень рано. Когда темнота стала сгущаться, гномы зажгли на каждом из четырех углов плота по фонарю. Фонари были красными. Эрагон слышал, что они вроде бы помогают видеть в темноте. Стоя рядом с Арьей, он долго любовался их чистым свечением, потом спросил:

– А ты знаешь, как делаются такие фонари?

– Да. Это магическое умение мы передали гномам давным-давно. И они отлично научились им пользоваться.

Эрагон задумчиво поскреб подбородок, где вовсю начинала прорастать шелковистая бородка, и с надеждой посмотрел на Арью:

– А ты не могла бы и меня научить кое-каким магическим умениям? Мы ведь еще долго плыть будем.

Арья внимательно посмотрела на него, помолчала – на шатающихся бревнах плота она стояла как вкопанная – и сухо ответила:

– Это не мое дело. Тебя уже ждет настоящий учитель.

– Тогда, по крайней мере, скажи, что означает имя моего меча?

И Арья ответила еле слышно:

– «Приносящий страдания». И он полностью своему имени соответствовал, пока его хозяином не стал ты.

Эрагон посмотрел на Заррок с отвращением. Чем больше он узнавал о своем клинке, тем более злым и опасным он ему казался, словно по собственной воле мог приносить страдания и беды. Если бы этот меч ему подарил не Бром, если бы преимущества Заррока по сравнению с мечами Проклятых не были столь очевидны, Эрагон давно бы уже бросил его в реку. Ему хотелось сделать это даже сейчас.

Но вместо этого Эрагон сам бросился в воду, подплыл к Сапфире, и, пользуясь тем, что еще не совсем темно, они впервые после ухода из Тронжхайма решили немного полетать. На большой высоте воздух был прозрачен и легок, а река внизу казалась всего лишь пурпурным ручейком.

Не имея седла, Эрагон крепко сжимал коленями колючие бока Сапфиры, болезненно ощущая старые шрамы, полученные им во время самого первого их полета.

Сапфира заложила вираж, паря на восходящем потоке воздуха, и Эрагон заметил, как слева от них со склона горы в воздух поднялись три коричневых комочка или пятнышка и стали стремительно набирать высоту. Сперва Эрагон решил, что это ястребы, но загадочные животные вскоре подлетели поближе, и он увидел, что в них не менее двадцати футов, у них длинные тощие хвосты, кожистые крылья, и вообще они были очень похожи на драконов! Но драконов куда более мелких, чем Сапфира, и куда больше похожих на змей. Да и зеленовато-коричневая невзрачная чешуя у них совсем не блестела.

Эрагон возбужденно спросил:

«Неужели это тоже драконы?»

«Не знаю», – растерянно ответила Сапфира, кружа на месте и рассматривая незнакомых ящеров. Те, впрочем, тоже явно никуда улетать не собирались. Их, казалось, смущал грозный вид Сапфиры и ее внушительные размеры; они то подлетали к ней совсем близко, то вдруг в самый последний момент резко разворачивались и с шипением удалялись на безопасное расстояние.

Эрагон усмехнулся. Пожалуй, решил он, надо попытаться установить с ними мысленный контакт. Три неведомых ящера тут же свились в клубок, став еще больше похожими на змей, и пронзительно закричали, широко раскрывая пасти. Их крик был не только слышен на много миль вокруг, но и проникал Эрагону в самую душу, прямо-таки раздирая ее в клочья. Такой крик мог кого угодно свести с ума. Сапфира тоже это почувствовала. А крылатые существа, продолжая пронзительно орать, вдруг бросились в атаку, выставив перед собой острые как бритва когти.

«Держись крепче», – мысленно предупредила Эрагона Сапфира и, сложив левое крыло, заложила крутой вираж, ловко обойдя двоих нападающих, потом сильно взмахнула крыльями и в один миг поднялась значительно выше коричневых ящеров. А Эрагон тем временем пытался закрыть доступ к своим мыслям и как-то заглушить тот пронзительный жалобный вой, что неумолчно звучал у него в ушах. Как только ему это удалось, он хотел было воспользоваться магией и уничтожить противных тварей, но Сапфира остановила его: «Не убивай их. Я хочу поставить опыт».

Хотя эти крылатые ящеры оказались значительно более юркими, чем Сапфира, она сильно превосходила их по величине и силе. Перекувырнувшись в воздухе, она вдруг повисла вверх ногами, и у Эрагона от страха засосало под ложечкой. Один из ящеров тут же попытался спикировать на дракониху, но она ловко ударила его задней ногой прямо в грудь и отшвырнула в сторону.

Вопли атакующих стали понемногу стихать, а Сапфира, расправив крылья, медленно описала в воздухе мертвую петлю и повернулась к ним, грозно выгнув шею и чуть откинув назад голову. Эрагон слышал, как где-то глубоко внутри у нее рокочет пламя. Затем из пасти драконихи вырвался язык огня, и точно синий светящийся нимб окутал ее голову, а чешуя засверкала, словно целая россыпь драгоценных камней.

Неведомые твари, так похожие на драконов, испуганно заквакали и разлетелись в разные стороны. Мысленная связь с ними тоже оборвалась; они вовсю улепетывали к себе в горы.

«Ты же меня чуть не сбросила!» – сердито сказал Эрагон, наконец-то позволив себе немного отпустить руки, которыми судорожно вцепился в шипы на драконьей шее.

Сапфира самодовольно посмотрела на него и заявила:

«Почти, да не совсем!»

«Это точно!» – засмеялся Эрагон.

Страшно довольные одержанной победой, они вернулись к плотам. Когда Сапфира шлепнулась на воду, подняв весьма приличные волны, Орик крикнул:

– Вы не ранены?

– Нет, – ответил Эрагон, слезая со спины Сапфиры на плот. – Это что же, еще одна разновидность живых существ, которые водятся только в Беорских горах?

Орик оттащил его подальше от края и сказал:

– Мы называем их фангурами. Они не такие умные, как драконы, и выдыхать огонь не умеют, но связываться с ними все равно не стоит.

– Мы это заметили. – Эрагон потер виски: от воплей фангуров у него разболелась голова. – Хотя они, конечно, Сапфире не соперники.

«Естественно!» – важно подтвердила дракониха.

– А охотятся они, – продолжал объяснять Орик, – пользуясь своим умением мысленно сбить свою жертву с толку, обездвижить ее, а потом убить.

Сапфира ударила хвостом по воде, сильно обрызгав Эрагона, и заметила: «А что, это совсем не плохой прием! Пожалуй, в следующий раз во время охоты я тоже попробую им воспользоваться».

Он кивнул:

«Он и в бою, кстати, тоже может пригодиться».

– Хорошо, что вы этих фангуров не убили, – сказала подошедшая к ним Арья. – Их осталось уже совсем немного; во всяком случае, в здешних местах этой троицы очень не хватало бы.

– Много их или мало, только они постоянно на наших овец охотятся! – проворчал Торв, вылезая из каюты и сердито тряся клочковатой бородой. – Ты бы лучше не летал больше в этих горах, Губитель Шейдов, – сказал он Эрагону. – Как прикажешь тебя охранять, когда ты на своем драконе с этими воздушными гадюками сражаешься?

– Хорошо, мы больше летать не будем, подождем до равнин, – пообещал Эрагон.

– Вот и хорошо!

Вскоре они остановились на ночлег. Гномы привязали плоты к осинам, росшим в устье небольшого ручья, затем Ама развел костер, а Эрагон помог Экксвару доставить Сноуфайра на берег и отвести его на узкую полоску зеленой травы – попастись.

Торв командовал установкой шести больших палаток, Хедин собирал топливо для костра, чтобы хватило до утра, а Датхмер принялся готовить ужин. Арья взяла на себя охрану лагеря; вскоре к ней присоединились Экксвар, Ама и Трига, покончившие со своими делами.

Обнаружив, что делать ему нечего, Эрагон присел на корточки у костра рядом с Ориком и Шрргниеном. Когда Шрргниен, сняв перчатки, вытянул над огнем свои покрытые шрамами руки, Эрагон заметил, что из каждого пальца, за исключением большого, у него торчат блестящие стальные шипы, вбитые, похоже, прямо в сустав.

– Что это? – в ужасе спросил он.

Шрргниен, переглянувшись с Ориком, засмеялся:

– А это мои Аскудгамлн – Стальные Кулаки. – Он, не вставая, ударил кулаком по обломку осины, приготовленному для костра, и в древесине остались четыре симметричные дыры. Шрргниен снова засмеялся. – Очень удобная вещь, когда нужно ударить как следует, правда?

Эрагон, сгорая от любопытства, спросил:

– Но как это сделано? Как эти штуки тебе в пальцы… вбили?

Шрргниен ответил не сразу.

– Сперва тебя погружают в глубокий сон, и никакой боли ты не чувствуешь, а потом… потом просверливается дырка прямо в суставе… – Он умолк и что-то быстро сказал Орику на своем языке.

– И в эту дырку вставляется металлическое гнездо, – пояснил Орик. – А потом еще все закрепляется с помощью магии. Когда воин полностью приходит в себя и руки у него заживают, в такие металлические гнезда можно вставлять штыри различных размеров.

– Понимаешь теперь? – спросил, улыбаясь, Шрргниен. Он взялся за штырь, торчавший из сустава указательного пальца на левой руке, легко повернул его, вынул и протянул Эрагону.

Эрагон, качая головой, покатал острый штырь на ладони и сказал с завистью:

– Вот бы и мне такие «Стальные Кулаки»! – Он вернул штырь Шрргниену.

– Это очень опасная операция, – возразил Орик. – На нее решаются очень немногие кнурлане. Можно запросто лишиться способности руками управлять, если тебе неудачно отверстия просверлят. – Он показал Эрагону свой мощный кулак. – У нас-то кости потолще, чем у людей, и то мы их трогать опасаемся. А у вас Аскудгамлн может вообще не прижиться.

– Ладно, я твои слова запомню, – сказал Эрагон, но ему по-прежнему весьма заманчивой казалась возможность драться с помощью таких «стальных кулаков», которые, наверное, способны даже латы ургалов пробить. Да, это было бы замечательно!

После ужина Эрагон сразу ушел в свою палатку. При свете костра он видел сквозь ткань палатки силуэт Сапфиры, казавшийся вырезанным из черной бумаги. Дракониха устроилась прямо под стеной его временного убежища.

Эрагон сидел, закутавшись в одеяла и поджав под себя ноги, и тупо смотрел перед собой – спать ему еще не хотелось. Мысли сами собой тут же повернули к родным местам. «Как там Роран, – думал он, – и Хорст? И все остальные жители Карвахолла? Интересно, в долине уже начали сев?» Печаль и тоска по дому терзали душу Эрагона.

Он вытащил из заплечного мешка деревянную плошку, до краев наполнил ее водой из бурдюка и, сосредоточившись на образе Рорана, прошептал: «Драумр копа!»

Как всегда, вода сперва почернела, потом засверкала, как стекло, и на поверхности ее появилось изображение – Роран, сидящий в полном одиночестве в какой-то комнате, освещенной одинокой свечой. Эрагон сразу узнал эту комнату в доме Хорста и догадался, что Роран, оставив работу на мельнице в Теринсфорде, вернулся в Карвахолл. Сейчас его брат сидел, чуть согнувшись, опершись локтями о колени и опустив подбородок на сцепленные перед собой пальцы. Он неотрывно смотрел куда-то в стену с таким выражением лица, которое Эрагон очень хорошо знал: Роран явно пытался решить какую-то сложную задачу. Впрочем, выглядел он неплохо, хоть и казался несколько усталым, и Эрагон, успокоившись, позволил магическим чарам развеяться. Изображение исчезло, и вода в плошке опять стала прозрачной.

Эрагон вылил воду, лег, натянув одеяла до самого подбородка, и закрыл глаза. Вскоре он почувствовал, как его окутывает та теплая пелена, что отделяет бодрствование от сна и делает реальную действительность зыбкой и неопределенной, а мысль, напротив, высвобождает, выпускает на волю из сковывавших ее пределов сознания и условностей, и тогда все на свете начинает казаться возможным.

Сон все же сморил Эрагона. Спал он крепко, хотя и недолго, ибо ему приснился странно яркий и тревожный сон, после которого он, вздрогнув, проснулся.

Над ним расстилались страшные небеса, черные от дыма пожарищ. И в этой черно-красной мгле высоко-высоко над землей, куда не долетали стрелы, мелькавшие в воздухе, парили вороны и орлы. А внизу шла великая битва, и какой-то воин лежал на истоптанной множеством ног земле в помятом шлеме, в окровавленной кольчуге. Но лица его видно не было: оно скрывалось под вскинутой в каком-то странном жесте и навеки застывшей рукой.

Затем перед Эрагоном мелькнула еще чья-то рука в латной перчатке. Эта рука заслонила от него все остальное, и он увидел, как сжались в кулак стальные пальцы, и невидимый воин в латах ткнул указательным пальцем в лежащего на земле человека – видимо, своего поверженного врага, – и в этом жесте была неумолимость и жестокость самой Судьбы.

Видение это все еще стояло перед глазами Эрагона, когда он выполз из палатки и пошел искать Сапфиру. Он обнаружил ее недалеко от лагеря, дракониха завтракала, доедая чью-то покрытую шерстью тушу. Эрагон рассказал ей о своем сне, и она сразу перестала рвать свою добычу, словно вдруг забыв о ней. Потом проглотила тот кусок, который уже держала в зубах, и сказала:

«Когда тебе в последний раз снилось что-то подобное, твой сон оказался пророческим. Но неужели в Алагейзии могла начаться война?»

Эрагон в отчаянии отшвырнул ногой валявшуюся на земле ветку и воскликнул:

«Откуда же мне знать! Бром говорил, что можно вызывать лишь образы тех людей, мест и вещей, что ты уже видел когда-то. Но я совершенно точно никогда не бывал в том месте, которое мне приснилось! Да и Арью, когда она мне впервые приснилась в Тирме, я до того ни разу не видел…»

«Может быть, Тогира Иконока сможет объяснить это?» – предположила Сапфира.

Эрагон кивнул.

Вскоре встали и все остальные и стали готовиться к дальнейшему пути. Гномы, похоже, повеселели и успокоились, оказавшись на приличном расстоянии от Тарнага. Когда они, отталкиваясь шестами, вновь двинулись по течению Аз Рагни, Экксвар, правивший тем плотом, где был Сноуфайр, запел хрипловатым басом:

Вскоре песню подхватили и другие гномы, добавляя к ней все новые и новые куплеты. Пели они на своем языке, и под негромкое гудение их голосов Эрагон осторожно пробрался на нос плота, где, скрестив ноги и глядя вдаль, сидела Арья.

– Мне приснился странный сон… – неуверенно начал Эрагон, и Арья с интересом взглянула на него. Он рассказал ей о том, что сперва с помощью магии вызвал образ Рорана, а потом и о своем загадочном и страшноватом видении. – Если это связано с тем, что я пытался увидеть родные края…

– Нет, – прервала его Арья и заговорила очень медленно, старательно подбирая слова, словно для того, чтобы избежать недопонимания. – С Карвахоллом твой сон не связан. Я и раньше много думала над тем, каким образом тебе удалось увидеть меня в застенках Гиллида, и пришла к выводу: пока я лежала без сознания, душа моя искала помощи от кого угодно.

– Но почему она выбрала именно меня?

Арья кивнула в сторону Сапфиры, спокойно рассекавшей воды реки.

– Видимо, я привыкла к присутствию в моей жизни Сапфиры, ведь я пятнадцать лет стерегла ее яйцо, вот моя душа и устремилась к чему-то знакомому, связанному с нею. И я невольно проникла в твои сновидения.

– Неужели ты настолько сильна, что можешь установить мысленную связь с кем-то в Тирме, сама находясь в Гиллиде? Ведь тебя тогда еще и зельем каким-то опоили.

Призрачная улыбка мелькнула на лице Арьи.

– Я могла бы стоять у ворот Врёнгарда и мысленно разговаривать с тобой, и ты слышал бы меня столь же ясно, как сейчас. – Она помолчала. – Но вернемся к твоему сну. В Тирме ты не пользовался магическим кристаллом, чтобы вызвать мой образ, но все же увидел меня. И сегодня ночью ты просто спал, а не занимался магией, значит, твой сон порожден предчувствиями, и скорее всего вещий. Известно, что вещие сны изредка случаются у представителей всех народов, способных глубоко чувствовать, но все же наиболее часто они бывают у тех, кто пользуется магией.

Плот качнуло, и Эрагон ухватился за узел с припасами, принайтовленный к бревнам.

– Если то, что я видел, действительно должно произойти, разве мы в силах изменить неотвратимое? Разве наши желания имеют хоть какой-то смысл? А что, если я вот сейчас брошусь в воду и утону?

– Но ты же не бросишься и не утонешь. – Арья обмакнула в воду указательный палец и долго смотрела на каплю, повисшую на его конце. – Когда-то очень давно эльфу по имени Маерзади приснился вещий сон о том, что во время сражения он случайно убьет своего сына. Решив, что лучше ему не жить, чем стать исполнителем воли Судьбы, он совершил самоубийство, спасая сына и доказав, что будущее все-таки в его собственных руках. Но тебе недостаточно просто убить себя – ведь так ты вряд ли сможешь повлиять на свою судьбу, ибо не знаешь еще, что приведет тебя к тому моменту, который ты видел во сне, и какой выбор тебе придется до этого сделать. – Арья тряхнула рукой, и капля воды упала с ее пальца на бревно между ними. – Мы, эльфы, знаем, что вполне возможно добыть какие-то сведения о будущем. Этим довольно часто занимаются предсказатели, способные понять или почувствовать, каков будет жизненный путь того или иного человека. Но мы не можем узнать, в какой точке этого пути человеку придется сделать самый важный в его жизни выбор. И никто из нас не может заглянуть в какой-то конкретный момент своего будущего, увидеть, что, где и когда именно с ним случится.

Эрагона глубоко встревожил этот разговор о возможности черпать сведения в глубинах прошлого и особенно будущего. Тема вещих снов поднимала слишком много вопросов о природе реальной действительности. «Существуют ли на самом деле Рок и Судьба? Или единственное, что мне позволено, – это наслаждаться настоящим и жить по возможности достойно?» Он не удержался и один вопрос все же задал:

– Но что может помешать моему желанию оживить с помощью магии одно из своих воспоминаний? Ведь все это я уже видел собственными глазами.

Арья внимательно посмотрела на него и сказала:

– Если тебе дорога твоя жизнь, никогда не пытайся играть со Временем и разгадывать будущее с помощью образов прошлого. Много лет назад некоторые из наших великих заклинателей решили посвятить себя решению этой задачи. Но когда они попытались вызвать для этого образы прошлого, им удалось создать в магическом кристалле лишь некое расплывчатое изображение, однако же и за эти несколько мгновений заклятие успело высосать из них все силы и убило их. После случившегося мы прекратили любые подобные опыты, хотя кое-кто и выдвигал аргументы в пользу одновременных усилий нескольких чародеев, что якобы должно было заставить заклятие подействовать. Но никто не захотел подвергать себя столь страшному риску, и данная теория осталась недоказанной. Ведь даже когда ты можешь вызывать образы прошлого, это имеет весьма ограниченные пределы и смысл. Ну, а чтобы вызвать образы будущего, нужно совершенно точно заранее знать, что именно, где и когда будет происходить, а это невозможно. Да и попросту противоречит поставленной цели.

А потому до сих пор не ясно, отчего люди порой способны что-то предчувствовать, отчего им снятся вещие сны. Ведь благодаря этим снам они, пусть бессознательно, но все же способны совершить то, над чем столько лет тщетно бьются величайшие мудрецы. Предчувствия, возможно, связаны с самой природой магии или, точнее, родственны тому, что у драконов является древней памятью предков. Мы не знаем точно. Ведь еще столь многое в магии осталось неведомым даже нам, эльфам… – Арья легко вскочила на ноги и сказала, завершая разговор: – Вот и постарайся не заблудиться в сплетении этих неведомых троп.