Читать книгу Калиго: лицо холода - Ксения Гранд - Страница 5

Кэйтин опускается на колени, теребя блогершу за плечи, которые оказываются холоднее и тверже, чем скалы вокруг.

– Джаззи? Ты меня слышишь?!

– Кэт, – опускает руку на ее плечо Калеб, – боюсь, она тебе уже не ответит.

Брюнетка переводит взгляд на подругу и медленно отодвигается. Слова Калеба бьют в голову, будто снежным шаром, позволяя разглядеть в темноте предутреннего смога то, на что она сразу не обратила внимания: ледяная кожа, голубовато-пудровый оттенок лица, оцепенелые мышцы рук, приоткрытые щелочки глаз… Рыжевласка не двигается, не дышит и даже не моргает. Это сложно признать, но от отрицания не станет легче: Джаззи мертва.

– Че за шняга творится? – вырастает рядом Элиот. При виде лежащей на снегу блогерши вся его напыщенность слетает, как обертка от подарочной коробки. – Эт че… как эт? Она че… того?

Кэт молча отворачивается. Калеб тяжело вздыхает, когда внезапно замечает что-то неподалеку. Он отступает в сторону, к темным пятнам на заснеженной земле, в которых сразу же распознает следы.

– Кажется, я что-то нашел.

Сугроб толщиной не меньше десяти сантиметров, а в нем – отпечаток человеческой ноги, тонкий, вытянутый, как капля утренней росы, с заостренным носком. В области пятки квадратное углубление, вроде каблука. Хотя в последнем Калеб не уверен. Уж больно много снега насыпалось сверху.

– Она была не одна, – выглядывает из-за его спины Кэйтин. – Кто-то приходил сюда раньше нас.

Верно, и этот «кто-то» определенно что-то видел или, что еще хуже… сделал. Хорошо, что Калеб не поспел к этому месту раньше, а то мог бы стать невольным свидетелем или даже очередной жертвой. Не успевает он вымолвить ни слова, как позади слышится скрип шагов вперемешку с дребезжащими голосами.

– Какого хрена? – лениво вытягивает руки над головой Акли. – Вы чего раскаркались? Пожар, что ли?

– Мы слышали, что вы взывали к Джаззи, – нервно топчется на месте Аллестер. Рука по привычке тянется к объективу видеокамеры, которая всегда при нем. – Надеюсь, ее не утащили медведи или пумы, или… Здесь ведь есть дикие звери… ввверно?

Крик Ивейн заполняет тишину. Настолько высокий, острый, что, кажется, своей волной перерезает натянутое в воздухе напряжение. Шок от увиденного скручивает ее пополам, выталкивая наружу непереваренный ужин. Аллестер прослеживает за ней взглядом и замечает маленькое тельце, скрюченное в позе эмбриона.

– Святые угодники… Этто… я… Чтто с ней? Она в поррядке?

– Я, конечно, не анатом, но, по-моему, голубая кожа и сломанная шея говорят сами за себя.

Кэт бросает на Калеба тяжелый взгляд, и он тут же смолкает, понимая, что сейчас не время для колкостей. Силкэ зажимает рот рукой, очерчивая в воздухе какой-то символ. Элиот с Аком замирают, как восковые фигуры. Иви едва совладает с нахлынувшими нервами. И только Аллестер сохраняет оттенок самообладания. Более того, он находит силы не только двигаться, но и снимать.

– Прекрати немедленно! – шипит на него Кэйтин. – Как ты можешь?!

Когда он не останавливается, Калеб вырывает у него объектив и швыряет на землю. Его состояние получше, чем у Ивейн, но лишь потому, что юноша умеет держать свои эмоции в узде. Правда, сейчас это дается с трудом. Каким бы собранным и волевым ты ни был, невозможно оставаться хладнокровным, когда одного из твоих приятелей находят мертвым в сугробе.

Тишина становится настолько сильной, что ощущается буквально физически. Кажется, еще немного и ее можно будет ухватить и скомкать, как старый, выцветший от времени лист. И первым это делает Эл.

– Так че с ней стряслось-то? Че она вообще забыла тут? Да еще и посреди ночи.

– Авось йети пошла искать? – почесывает затылок Акли. – Черт его знает, что взбрело в голову нашей милой Джазз.

Кэт бросает на него резкий взгляд.

– Вивиан. Джаззи это ее сценический псевдоним. Точнее, был…

Брюнетка единственная, кто об этом не забыл. Возможно, потому, что, как ни крути, рыжеволосая считала ее своей подругой. А может, оттого, что Кэйтин и сама когда-то сменила имя. Калеб опускается перед блогершей на корточки. Вид распростертого на белом тела поднимает в памяти неприятные воспоминания, которые он не любил ворошить: сырость, бетонный пол больницы, Триа… Юноша закрывает глаза, делает глубокий вдох и заставляет себя посмотреть на то, что еще вчера вечером было их общей знакомой: остекленевшие глаза уставились в пустоту, ноги подогнуты, локоть вывернут в другую сторону. Такое ощущение, что она упала, причем с приличной высоты. Об этом свидетельствует большая кровавая вмятина на лбу, при этом сама девушка лежит лицом к небу, словно… ее кто-то перевернул. Внезапно ему в голову приходит мысль, что Джаззи могла заснять того, кто к ней приходил. Он ныряет рукой в карман девичьей куртки и вытягивает смартфон, экран которого разбит в дребезги.

– Мертвый, как и хозяйка, – констатирует он.

– Неужто она все же полезла делать селфи на вершину скалы? Вот дура.

Калеб бы согласился с утверждением Ака, но следы… они не дают юноше покоя. Вокруг нее и у обрыва. Он поведывает остальным о своей находке, но когда ведет их к злополучному сугробу, не находит ни намека на пребывание неизвестного прохожего. Снегопад уничтожил все улики.

– Они были здесь! – тычет пальцем Кэйтин. – На этом самом месте!

– Какая теперь уж… разница? – качает головой из стороны в сторону Иви, словно на шее нет костей. Ее вид не на шутку пугает Аллестера. Вдруг это симптом истерии или какой-то групповой болезни?

– Мне далеко до звания криминолога, – откашливается Калеб, – но отпечатки появились здесь не просто так. Кто-то был здесь, и явно не для полуночной прогулки. Когда мы с Кэт поспели, они были четкими. Значит, виновный все еще неподалеку.

– Ччччто? – подпрыгивает Аллестер, прижимая дрожащими ладонями к груди камеру. – Тттоесть… где-то ррядом ходит… душшшегуб?

Группа опасливо переглядывается между собой. От мысли о блуждающем поблизости убийце ноги Иви еще больше подкашиваются. Кажется, на земле ее удерживают только руки Кэт у нее на плечах.

– Мы могли бы это… ну эт… выследить его, – неожиданно для всех предлагает Элиот, и Калеб невольно удивляется его чуть ли не первой здравой мысли за всю поездку. – Найдем засранца, и дело с конем.

«С концом, черт возьми…»

– Следы обрываются у обрыва, словно тот, кто их оставил просто… испарился в воздухе или шагнул вниз. Поэтому, вряд ли мы смо…

– О ббоже… – чуть не поскальзывается от озарения Аллестер. – Как я рраньше не сообразил… Это… это же Кали… то есть Ддух горы!

Калеб обводит его саркастичным взглядом.

– Знаешь, как для человека с таким умным видом, ты не слишком-то блещешь интеллектом.

– Агась, – взрывается истерическим смехом Ак. – Мифический божок свернул шею нашей блогерше. На кой черт, интересно? Позавидовал ее охватам в инстаграм?

– Говорю вам, это был он! Сами подумайте! – пальцы журналиста нервно забарабанили на объективе. – Странные звуки накануне, исчезающий след. В этом определенно есть доля сверхъестественного. Скажи им, Силкэ!

Группа поворачивается к гиду, который все это время тихонько стоял в сторонке, словно боялся навлечь очередную беду.

– Это вполне мочь быть Владыка и… – только и выдыхает он. Калебу показалось, он хотел добавить что-то еще, но осекся, чтоб не взболтнуть лишнего.

– Вот! – ликующе поднимает палец Аллестер. – Здесь творится настоящая чертовщина! Я заподозрил нелладное, как только мы подплыли к острову. Есть в нем что-то зллловещее… Вы видели, что случилось с фуникулером? Это, – он машет в сторону покрывшейся снежной пылью Джаззи, – происки самого Ддьявола!

– Хватит! Не смешно! – не выдерживает Кэт, и Калеб невольно присоединяется к ее недовольству.

– Не нужно обладать неземными способностями, чтоб совершить злодеяние. Это вполне может быть делом рук обычного человека. Того, кто контактировал не только с Джаззи, но со всеми нами.

Ивейнджин изумленно прочищает горло.

– Ты… думаешь… это сделал кто-то из… нас?

Кэт опускается на ближайший камень. Слова Калеба будто стряхнули пелену с ее глаз, показав сокурсников в совершенно другом свете. Она бы мечтала забыть сказанное, как самый страшный сон, поверить, что на вершине бродит незнакомец, но какая-то часть ее подсознания понимает, что юноша прав. Нужно смотреть фактам в лицо: за все дни их спуска они не видели на горе ни души, ни тени, ни блеклого контура живого существа. А значит, вероятность того, что один из группы потерял связь с реальностью и убил бедняжку блогершу, куда выше.

– Нет… – качает головой Иви. – Я… не верю, что один из нас на такое способен.

– Точняк, Кэб, – потирает лоб Элиот. – Я, конечно, вскочил раньше всех, базара нет. Но не думаешь же ты, что я мог укокошить малышку, пока вы все грелись на боковой?

Калебу тоже не хотелось в это верить, но в том, что никто из присутствующих не способен на подобные зверства, есть большое сомнение. По крайней мере, в одном из них.

– Ты, может, и нет… – переводит он взгляд на Ака.

– Ты че, серьезно? Да я вообще дрыхал, пока вы меня не разбудили своим ором, – складывает руки на груди блондин с таким осуждающим видом, словно это было худшим из преступлений, а не смерть одного из группы. – Если б не ваша возня, я б уже видел шестой сон. На кой хрен мне ее укокошивать?

Травянисто-зеленые глаза Калеба превращаются в щелочки. Ответ Акли кажется вполне логичным, но что-то в его реакции настораживает. Уж слишком спокойно он реагирует на всю эту ситуацию.

– Это ты нам скажи. Возможно, потому, что она забирала твое место под солнцем и присваивала себе твои лавры. А может из-за твоей неконтролируемой агрессии и врожденной мании величия.

– Чего-чего? – подступает он ближе. – Я что, похож на какого-то отбитого социофоба?

– Социопата, тупица.

– Ты догнал, о чем я. Может, это ты не выдержал ее бесконечного трепа? А, Каби-Габи?

– Не смей меня так называть!

Аллестер машинально отступает, ощутив дрожь по спине. Мысль о том, что это мог сделать Ак, не идет у него из головы, но дело не только в этом. До этого он не брал во внимание состав команды, но после произошедшего каждый стал казаться ему подозрительным. Да чего уж там. Любой мог это сделать! Но проблема не в том, что кто-то из его так называемых «друзей» окунул пальчики в кровь, а в том, что если дело дошло до Джаззи, то вскоре придет и его черед. Ведь в их компании не так много слабых шестеренок, и он – одна из них.

– Господи…Это ммог быть кто-угодно из вас…

Головы всех поворачиваются к журналисту, будто он не слово сказал, а выпустил в воздух сигнальный патрон.

– У каждого была возможность это сделать, а за мотивом в карман ллезть не нужно. Вот взять хотя бы тебя, – тычет он дрожащим пальцем на Калеба. – Ты относишься ко ввсем свысока. К тому же Вивиан тебе тотчас пришлась не по нраву.

– Я не психопат. И в отличие от некоторых, в ладах и согласии с головой.

– Ну, а ты, Силкэ, – тусклое лицо местного бледнеет еще на несколько тонов. – Нничего личного, но среди нас ты – единственный чужак. Ты знаешь здешние мместа и не любишь приезжих. Ты легко мог завести Джаззи к обрыву, где она бы ничего не заподозрила.

– Гер Аллестер… я ни за что не делать такой. Мы, руаны, охранять все живой существа!

На лице Акли появляется странная и до жути пугающая улыбка.

– Без обид, корефан, но с твоей логикой каждый встречный может оказаться головорезом.

– Кэйтин, – продолжает журналист, не слушая. – ты, конечно, не пррроявляла неприязни по отношению к Джазз, но ты единственная, у кого есть нож.

– Ты что, совсем поехал? Она была моей подругой!

Не успевает Кэт ничего добавить, как костер осуждений перекидывается на Ивейн.

– А ты… – его голос падает на пару тонов, – ттты как сирена. Можешь притворяться хорошей, вводить в заблуждение окружающих своей безобидностью, но я увверен, что под этой невинностью скрывается сущее зло.

Иви едва успевает сделать вдох, как руки Аллестера впиваются в ее плечи.

– Ну же, скажи! Это ты сделала? Я ввидел, как вы с ней общалась! Она дразнила тебя, насмехалась… Ты явно точила на нее зуб! Признайся, это ты отвела ее пподальше от лагеря и..

– Прекрати! – Калеб отталкивает журналиста, закрыв девушку спиной. На ее лице выступают слезы, колени подкашиваются. Еще немного, и она просто свалится в обморок. – Ивейн не могла этого сделать! Ты только взгляни на нее!

– Отчего же? Ппотому что она вся такая белая и пушистая? В фильмах убийцей всегда оказывается самый ббезобидный персонаж!

– Эт тебе не киношка какая-нибудь, – встревает Элиот. – Ты просто в шоке. Пойди, проспись маленько.

– Может, это тебе пора бы наконец ссойти с ринга?

– Не понял. Ты на кого бочку катишь, очкозавр?

– А как же ты, репортеришка? – неожиданно вступает в игру Акли. – Плюешь на всех обвинениями, а сам мог стянуть ножик у Кэти и тихонечко себе прирезать рыженькую. А теперь вот пытаешься выкрутиться, чтоб отвести подозрение. Че притих-то?

Крик Калеба обрезает гомон голосов, словно лезвие ленту.

– Достаточно! Обвиняя друг друга, мы лишь усугубляем ситуацию. Нам нужно держаться вместе. Нельзя позволять подозрению пробраться в наши головы. Мы все в одном каноэ и должны действовать сообща, ведь если кто-то не будет грести, лодка просто не сдвинется с места.

– Какое на хрен каноэ? – брызгает слюной Ак. – Мы посреди гор!

– Это метафора, кретин.

– Да пошел ты, умник гребаный! Кто виноват, кто нет… У меня живот от голода сводит. Я скоро сам загнусь, если мы не найдем жратву! Я… – он зыркает на скрюченное на снегу тело и облизывает обветренные губы, – нужно срочно отсюда валить.

Аллестер воспринимает его комментарий как призыв к действию.

– Да, ты пправ. Я не… не могу здесь оставаться. Я… я… немедленно возвращаюсь!

– Ну и куда ты намылился? – окрикивает отдаляющегося журналиста Элиот. – Че, запамятовал, что мы застряли на этом айсберге до следующей недели? Кораблик-то раньше времени не приплывет!

– Нничего, я его вввнизу подожду. Один, без вас!

– Нельзя разделяться, особенно сейчас! Ты слышишь? Эй! – кричит ему вслед Калеб, но вытянутая фигура уже растворилась в темноте сгущающейся ночи. Юноша озадаченно качает головой, переглядываясь с не менее ошарашенной Иви. Но не от того, как поступил Аллестер, а от неожиданно свалившегося на нее открытия. Вечером за костром она не придала рассказу Силкэ особого значения, но теперь, когда один из них лежит в сугробах без намека на жизнь, его предупреждения больше не оттеняют вымыслом. Кто знает, чему верить. Странное поведение Акли накануне, истерика Аллестера сейчас. Журналист ни разу плохого слова не проронил в их сторону, а теперь… Что, если Силкэ был прав, и на этих двоих оказывает дурное влияние Калиго?

Иви переводит размытый взгляд на местного, который поднимает ко лбу большой палец, проводя сплошную вертикальную линию до рта.

– Акмелас кгхи. Кутулус кхерн. Орфлаг врагх.

Это древняя пословица, за многие годы переродившаяся в молитву, которую сааллы повторяют, дабы унять пыл Троицы Великих Богов: «Акмелас простит. Кутулус сотрет. Орфлаг воссоздаст». Но ни одно Божество не сможет исправить то, что случилось, в особенности, когда Калиго уже поджидает павшую в своей ледяной обители. Он сотрет ее лицо, покроет настом кожу, высосет из когда-то жившего тела все краски, превратив в часть этого обледенелого мира. Никому еще не удавалось избежать этой печальной участи, и ни мольба, ни надежда не помогут скрыться от того, кто одновременно нигде и повсюду. Единственное, на что надеется Силкэ – что капелька его веры поможет душе Джаззи не заблудиться на извилистом пути в Асгард.

****

Силкэ выходит вперед и задает темп, прислушиваясь не только к шепоту ветра, но и к тому, что говорит под его ногой лед. Ритмичный скрип дает понять, что их путь безопасен. Резкий хруст, подобно перелому кости – кричит об опасности. Вскоре Акли ровняется с ним, чтобы не терять позиции первенства, хотя понятия не имеет, куда идти.

– У тебя есть… – рука местного метается к глазам, опоясывая их вокруг головы. Мужчина не знает, как по-английски называется та непонятная вещь, которую белоснежный парень вместе со смуглым товарищем надевает, чтоб защититься от солнечных лучей. Внешне это напоминало какую-то блестящую повязку, в отражении которой Силкэ видел свое лицо так же ясно, как в горном пруду. Сааллы называют такую перевязь фальглаас или «ледяные зеницы», хотя понятия не имеют, из какого материала она сделана.

– Очки что ли? – чешет белесый висок Ак. – Неа. Посеял где-то во время бури.

– Тогда закрывать взгляд ткань. С непривычек многие приезжий повреждать зрение навеки.

Но Акли лучше знает, как выживать на заснеженных просторах.

– Не учи ученого. Я тебе не какой-то там тупой туристишка. Сам разберусь.

Силкэ молча кивает. Он понимает, что говорить со светлоголовым бесполезно. Его высокомерие слепит сильнее полуденного солнца. Местному чуть за пятьдесят, и хоть он и не выглядит на свой возраст, в своей жизни он повидал немало чужаков. Одних он проводил на гору, других – спускал с нее на погребальных носилках. Некоторые люди слепли, другие – лишались ушей, пальцев, губ и даже конечностей. Большинство из них были уверены в собственной правоте, откидывая предостережения местных, и многие в конечном итоге терялись в белоснежных просторах навсегда.

По результатам голосования группа решила оставить Джаззи на вершине, вернувшись за ней потом. Это было трудное решение в пользу общего блага и здравого смысла. Как бы ни желали Ивейн и Кэт, взять погибшую с собой было бы неоправданным риском. Нести мерзлое тело, когда силы и кислород и без того на исходе, было бы полным самоубийством. Как, впрочем, и бросать живого члена команды. Силкэ пришлось приложить немало усилий, чтоб уговорить Аллестера не бросать остальных, ссылаясь на его мизерные шансы выживания в одиночестве. Немалую роль в его решении остаться сыграли слова Кэт о риске лавин, одно упоминание которых заставило журналиста надолго прилипнуть к спинам группы.

– На подобной высоте ветер подталкивает снежные массы вниз, и они поглощают то, что уцелело от холода, – пугала она его, как маленького ребенка. – Природа всесильна. Как не сбегай, она постепенно возьмет свое. Достаточно одного шага, одного вздоха или звука, и все будет кончено. Для всех нас. Хотя, если ты не боишься, то можешь, конечно, справиться и в одиночке. Ты ведь смышленый малый.

Глядя на побледневшее до неузнаваемости лицо Аллестера, его тонкие, как спички, ручки и трясущиеся от малейшего дуновения ноги, вероятность того, что он самостоятельно дойдет до Рильхе, тает быстрее, чем снежинка на голой ладони. Силкэ лучше всех знает, что чужестранцу выжить на Сапмелас саалла без посторонней помощи почти невозможно. Земля в этих местах мертвая, бесплодная, но еще жестокая и жадная до жертв. Она никогда не насытится, сколько бы кровью ее ни поливали. Однако для сааллского народа она была и остается Родиной, которую они лелеют и защищают, хоть и недолюбливают. Но это неважно. Дом необязательно любить, но он навсегда останется в сердце. Ты можешь его ненавидеть, можешь пренебрегать и презирать, но не вычеркнешь из своей жизни. Все, что остается – лишь примириться.

Так сааллы научились не бороться с холодом, а свыкнуться с ним. Не жаловаться на свою судьбу, а смириться, отыскивая в ней все новые преимущества. Не имея ничего, они начали ценить пустоту, осознав, что действительность не так сурова, как казалось. Почва не безжизненная, если знать, где искать. Ветер не пустой, если приучиться слушать. Лед не бесцветный, если приловчиться видеть. У него есть форма, оттенок, аромат и даже вкус, отличительный в зависимости от местности. По окрасу можно определить возраст льдины, по запаху – характер образования, а по звуку – крепость. Во льдах чувствуется присутствие Акмеласа – Бога Справедливости, Покорности и Хлада, но люди, приехавшие из дальнего Заморья, не способны распознать тонкости северного мира. Их заботят лишь собственные проблемы, занимающие все их мысли. Как и сейчас.

Хоть друзья больше не обмолвились ни словом о случившемся, Силкэ ощущает витающее в воздухе амбре напряжения, сковывающее движения каждой пары ног. Это подозрение незримой лентой обвивает голенные жилки присутствующих. Когда один из членов команды покоится под слоем обрастающего настом снега, живые невольно задаются вопросом: кто? Кто это сделал? Кто посмел наложить руку на беззащитную девушку? Кто нарушил священный закон Троицы Истинных, забрав душу, принадлежащую Богам? Силкэ видел отражение этой дилеммы во взгляде каждого из американцев, и хоть вслух этого никто не озвучивал, недоверие уже поселилось в их сердцах. Единственная загадка: кто сорвется первым?

– Поспешите! – подгоняет он, размахивая руками. – Нельзя терять ни минута! Скоро закат! Нужен идти!

День и правда стремительно клонится к закату, но волнует мужчину вовсе не это, а незримая угроза, о которой приезжие даже не подозревают. Все, кроме Калеба. Он единственный, кому тягостные обстоятельства казались подозрительными.

– Тебе не кажется это странным? – начинает он, поравнявшись с Аком.

– Что именно?

– То, что Силкэ так удачно оказался вместе с нами. Только мы поднялись на гору, как путь к отступлению улетел в пропасть, а местный – единственный, кто знает дорогу в поселение. А теперь вот еще и Джаззи. Любопытное совпадение, не находишь?

– Че мне находить-то? Я ничего не терял.

Калеб медленно вдыхает и дает воздуху свободно покинуть легкие. Он понимает, что Вселенная послала Ака на его голову, чтоб юноша тренировал выдержку и терпение. Единственное, чего он не может осознать: так это за что?

– Забудь все, что я тебе говорил. Вплоть до «приятно познакомиться».

Больше разговор на какую-либо тему с блондином Калеб не заводит. От этого все равно нет толку, но мысль об интересном совпадении еще долго не покидает его голову.

Силкэ с легкостью преодолевает склон за склоном, будто проделывал такой путь каждый день на протяжении последних двадцати лет. Кэт едва за ним поспевает, не говоря уже о бедной Иви, усталость и одышка которой пронизывают каждое ее движение. Сказывается не только горная болезнь, но и голод, который вот уже второй день следует за друзьями по пятам (банку лимонада и пачку крекеров едва ли считать за ужин, а больше еды не осталось). Спустя несколько часов непрерывного спуска блондинка готова молить об отдыхе, но даже на это у нее не остается сил. К счастью, до того, как Ивейнджин теряет сознание, а Аллестер заваливается в сугроб, местный, наконец, решает над ними сжалиться.

– Пора строй лагерь и спать, – громко объявляет он, скидывая рюкзак. Мужчина всегда брал с собой на гору только кожаный мешок с самым необходимым: едой, рунами и стютуром – музыкальным инструментом из оленьего рога, который помогал отгонять злых духов. Но у приезжих так много сумок, что абориген невольно решает помочь, отняв одну из них у худощавой блондинки.

– Солнце еще только начинает садиться, – показывает на горизонт Кэт. – Не рановато ли ложиться?

– Темнота на Сапмелас саалла – одна из вещь, который следует бояться. Она застает врасплох и не отпускать. В ней воплощаться все ваши страхи и мысли. Поэтому когда небо начинать темнеть, готовиться к сон и ни в коем-случай не уходить далеко.

Кэйтин ловит на себе взгляд Калеба, но решает не перечить гиду. Все-таки это его территория. Кто, как не он, лучше знает, чего бояться. Поскольку виновный в гибели Джаззи по-прежнему не найден, друзья решают внедрить меры предосторожности: не ходить поодиночке, спать по парам, не отдалятся далеко от стоянки, а также дежурить по очереди в вечернее время.

Элиот с Кэт устанавливают палатки, пока Ивейнджин, как единственный хранитель орудия для розжига, разводит костер, возле которого усаживаются все члены группы. После стольких часов беспрерывной ходьбы разогнавшаяся по венам кровь не дает рукам-ногам замерзнуть, но стоит хоть на минуту присесть, как мороз решает наверстать упущенное. Иви протирает линзу фотоаппарата, наводя фокус на греющегося в лучах пламени Силкэ. Кэт натягивает воротник свитера цвета переспевшего винограда до самих глаз в попытках согреть раскрасневшийся нос. Ак с Элом трут ладонь о ладонь, стирая покрывшую их корочку льда, а Калеб присаживается поближе к огню, стараясь при этом держать осанку. Из-за резкой смены температуры его смуглые щеки тоже приобрели несвойственный им румянец, но юноша предпочитает терпеть, чем натянуть на них шарф, при этом испортив идеально завязанный на нем узел.

Лишь Аллестер держится в стороне, усаживаясь так далеко, как это возможно, пока не понимает, что так долго не протянет.

– Садись уже, размазня, – шипит на него, скаля зубы, Акли. – Мы не кусаемся. По крайней мере, пока.

Журналист нехотя присаживается между боксером и Аком, опасливо поглядывая то на одного, то на второго, словно боясь, что они могут наброситься на него, как шакалы. Калеб отлично разделяет его беспокойство. Все-таки один из них может оказаться убийцей. В его голове до сих пор не помещается подобная мысль. Она кажется слишком громадной, объемной, чересчур тяжелой для его трещащей от горной акклиматизации черепной коробки. Один из них, но кто? Аллестер с его явной панофобией и стремительно развивающейся паранойей? Кэт с ее нестабильными привычками и теневым прошлым? Акли со своим эгоцентризмом и вспышками агрессии? Элиот с его вечным желанием угодить Гудмену – верному и единственному спонсору его боев? Не стоит исключать также Силкэ, поведение которого с первого вечера наводит на размышления. Единственной, кто практически не мог совершить убийство, является Ивейн, но именно этот факт накладывает на нее несомненный отпечаток. Калебу сложно представить, что кто-то из его знакомых способен на такие зверства. Но, с другой стороны: кто, как не они? Не винить же в смерти блогерши Владыку семи ветров, которого сааллы любят приплетать везде и всюду. Нет, Калеб слишком умен, чтоб верить в сказки. Тот, кто это сделал, из плоти и крови, и следы были тому доказательством. Жаль, что снегопад стер их быстрее, чем они успели сверить отпечатки с подошвой каждого из них. В конечном итоге Аллестер был прав: ни у кого из присутствующих нет веских поводов навредить Джаззи, а значит, это может быть любой из них.

Тем временем Кэт подмечает, как напряжен Силкэ. С момента, когда на плечи опустился сумрак, мужчина словно воды в рот набрал. Плечи приподняты, кулаки сжаты, скулы заострились, очертывая линию, настолько острую, что о нее можно порезать палец. Не говоря уже о глазах, взгляд которых не отрывается от язычков пламени, словно мужчина впал в какой-то транс. Кэйтин невольно задумывается: почему местные не любят ночь и что, в конце концов, скрывают? Узнать об этом можно лишь одним способом.

– Почему сааллы так боятся мрака?

Ее вопрос застает врасплох не только гида, но и остальных членов группы, которые уже привыкли к звукам воцарившейся тишины.

– Темнота нужен лишь для того, чтоб отчетливо было виден свет. Но без она мир куда лучше. Эти земля хранить слишком много опасности.

– Коль здесь действительно так опасно, – подключается Аллестер, – разве мы не должны быть осведомлены? Как минимум, чтоб оберечься.

Абориген задумчиво склоняет голову. В словах хилого парня есть доля правды, о которой он раньше не размышлял. Может, стоит раскрыть незнакомцам еще несколько карт? Вопрос Ивейн помогает ему с решением:

– В прошлый раз ты сказал, что когда Владыка холода гневается, происходят ужасные вещи. Какие, к примеру?

– Когда Повелитель серьезно разозлиться… – смолкает тот словно сомневается, стоит ли делиться с туристами столь сокровенной информацией. – В последний раз, когда он выходить из себя, пропасть целый шахта, а вместе с ней и бригада рабочий.

– Чего? – закидывает ногу на ногу Акли. – Ты че, зашугать нас всех решил?

– Ах, да! – отзывается Калеб, о присутствии которого все, казалось, забыли. – Я читал об этом в интернете. В начале две тысячи десятого года норвежцы проложили на Сапмелас саалла горную выработку, оборудовали единственный подъемник, но спустя пару-тройку лет она просто исчезла.

– Ккак так? – нервно поправляет очки Аллестер. – Не могла же она взять и раствориться.

– В этих снегах может происходить все, что угоден, – отрезает здешний житель. – Снежный волна покрывать северный штольня так глубоко, что мы никогда более ее не находить.

– То есть, – уточняет Кэт, – она все же есть, просто ее засыпало лавиной.

– Нэй. Ее стереть с лицо земля. Даже пики скал, служившие нам за ориентуры, утопать в сугроб.

«Ориентиры» – мысленно исправляет Кэйтин, но вслух говорит только:

– Нужно было собрать спасательную бригаду, прочесать местность, задействовать вертолеты. Господи, неужели вы не знаете месторасположения собственной шахты?

– Фарральге вар лаайт.

Кэт подается назад. Из уст Силкэ это звучит как угроза.

– Местность обыскать, – переводит он. – Мы организовать поисковой лагерь. Жители прочесать все от восточный холм до вершина. Ни единый след. Словно ее и нет никогда. Вы нездешние, и не знать, что в этих местах координаты – точки на чистый листе. Они не значить ничего и не указывать путь.

– Че за галиматья? – мямлит Ак, хрустнув затекшей шеей. – Ты еще скажи, что люди не люди и все – не то, чем кажется. Лучше б жрачку нам с таким же рвением искал.

Эл поддерживает товарища насмешливым фырканьем.

– И вы до сих пор ее не нашли? – удивленно вскидывает брови Иви.

– Невозможно найти то, что не должен быть найденный. Поверить мне, Саарге – худший место, где можно затеряться. Нюрах им скиин хёльг.

«Потерянного постигнет смерть» – переводит подруге Ивейн, чьи познания в сааллском с каждым днем становятся все лучше. Хотя он имеет германские корни и много в чем схож с исландским и норвежским, его грамматика проще, а слова короче, чем у своих сородичей. Может, потому, что это язык жителей заброшенной рыбацкой деревушки у черта на куличиках? В конце концов, зачем сельскому народу сложные обороты речи и возвратные глаголы?

– Странно… – потирает кончик покрасневшего носа Кэт. – Чтоб полностью засыпать горную выработку, должна была сойти череда лавин, как минимум средней силы. Не знаю, что могло вызвать подобное.

– Взрыв? – предполагает Калеб.

– Думаешь, кто-то подорвал шахту? Нарочно?

– Это бы объяснило множественные обвалы.

Неожиданное течение разговора заставляет сердце Ивейнджин забиться быстрее.

– Внутри ведь было полно шахтеров! Кто на такое способен?

– Наверное тот, кем движет цель.

Силкэ нехотя соглашается с Калебом.

– Руаны полагать, что это происк Повелитель гора, но если это дело руки человека, у него черный душа.

Аллестер, который, помимо теребления шарфа и нервного покусывания губы, не подавал признаков жизни, решает перевести тему.

– А что касательно горнорабочих?

– К сожалению, никто не выжить, кроме…

– Значит, – резко подается вперед Кэт, – кому-то все же удалось спастись?

Здешний ныряет ногой в сугроб, словно нарочно растягивает время.

– Вёрлааг мее… – неуверенно выговаривает Иви, заставив мужчину улыбнуться.

– Ты говорить, как ребенок. Такой же произношение.

Ивейн заливается краской, но от этих слов ей почему-то становится приятно.

– Однажды утром, – продолжает он, – один из пропавших вернуться. Он быть совершенно не в себя. Говорить невнятно, дрожать и постоянно оборачиваться, словно за ним кто-то гнаться. Говорить о чудовища, обитавший на гора, и о том насколько они ужасный.

– Этот выживший, – уточняет Калеб, неожиданно вернувший интерес к беседе, – он рассказал, что произошло в шахте?

– Да, но звучать это непонятно. Он говорить о тени, кожа, блестящий как поверхность озеро глаза, о голос, взывающий из-ниоткуда и зал изо льда. Повторять, что они выпустить древний зло, а еще о Шульдс и их странный находка.

Косматые брови Элиота сходятся на переносице.

– Че за рыба, этот Шульдс?

– Профессор земельной наука. В те времена он приехать на остров со свой помощники, чтоб изучать его почва. Глава университета послать его для добыча хрусталь и графит на Сапмелас саалла.

«Наука о земле… это же геология!» – тут же оживает Ивейн, улавливая прямую связь с целью ее поисков. Возможно, речь идет о другой экспедиции, а не о последней поездке ее матери на Саарге. Может, Силкэ имеет в виду иную группу исследователей из другого штата, но, черт возьми… Если есть хоть малейший шанс, что это связано с Эвэлэнс… Девушка просто обязана это выяснить.

– А из какого университета приехал этот профессор? – как-бы невзначай интересуется блондинка.

– Не знать, но он часто повторять слово «мэн», который я не понимать.

Услышав название штата, в котором обучалась ее мама, Иви чуть не подпрыгивает от воодушевления, но вовремя себя останавливает. «Спокойно. Держи себя в руках. Стоит разузнать подробнее, перед тем, как строить предположения. Но сделать это нужно крайне аккуратно, иначе привлечешь к себе внимание».

– И где этот геолог сейчас? Почему у него не спросили насчет его необычной находки?

– Потому что он пропасть вместе с двадцать три рабочих, чей тела мы так и не найти. Жестокая-жестокая гора… – качает головой Силкэ, будто пытается избавиться от тревожных мыслей. – Сколько жертв не приносить, ей всегда быть мало. Что-что ужасный таиться в эти скалы. Об этом знать каждый житель Рильхе. Именно поэтому мы стараться с уважением относиться к житель вершин, чтоб не потревожить их покой.

– Херня это все, – фыркает Акли, пиная ногой снег. – Мужик вас разводит, а вы и рады. А ты, раз такой умный, лучше б подумал, где раздобыть че-то пожрать. Я скоро с голоду с ума сойду!

Калеб выпрямляет спину и задумывается. История местного, конечно, звучит как полный бред, особенно в ореоле призрачного вмешательства, но что-то в ней есть. Не зря ведь об этом писали статьи в интернете, вот только обнародованная версия уж больно богата на загадки. Куда подевалась штольня? Почему внезапно и бесследно пропала? Что случилось с рабочими? И что за загадочная находка профессора, о которой упоминал выживший? Больше вопросов, чем ответов, как и полагается в страшилках. Вот только есть ли в ней хоть доля правды? Калебу, как никому другому, известно, что слова – ненадежный источник информации. Рассказать можно все, что угодно, но где подтверждение, доказывающее правдивость изложенного?

– Спасшийся не сказал, где искать выработку? – интересуется Кэт.

– Не успеть. До утра он содрать с себя половина кожи и умереть от кровной потеря.

У Ивейн волосы на затылке становятся дыбом.

– Ильх шваре юстас… – начинает местный, но запинается на полуслове. Это первая часть сааллской пословицы «Земля дает…». Ивейнджин изучила культуру этого народа не так долго и знала лишь некоторые поговорки, но вторая часть этой была ей известна: «Земля дает, лед поглощает». Прямо как с шахтой.

Тишина незримым гостем наведывается в лагерь, приглашая измотанных туристов в мир снов. Унылое завывание ветра перекрикивается с треском огня и неизвестным клекотом, который сложно игнорировать. Но Элиоту это удается, и уже через полчаса к общей какофонии ночного хора прибавляется его храп. Ивейн старается не думать о непонятном шуме, но чем дольше горит костер, тем становится ясней: шорох не угасает. Он снежным вихрем крутится вокруг них, нависает над головой стаей стервятников, ожидая, когда же падет очередная жертва. Иногда блондинке кажется, что сквозь сумбурный набор звуков пробивается чей-то вкрадчивый голос. Словно кто-то зовет ее, будто чьи-то губы шепчут ее имя снова и снова, но девушка старается об этом не думать.

Стоит ей только закрыть глаза, как в голове снежными комьями пролетают обрывки недавнего сна: серебряный олень, резной лук и юноша с белоснежной шевелюрой, в последствии ставший худшим из существ. Был ли в рассказе Силкэ хоть отблеск правды? В понимании сааллов Калиго не просто житель Сапмелас саалла, а покровитель, властитель, оберегатель и каратель в одном лице. Он их все. Конечно, это намеренно или неосознанно преувеличено, но все же что-то в словах аборигена привлекает ее внимание. Девушке становится интересно: каким на самом деле был бы грозный Повелитель холода, будь он человеком из плоти и крови, а не льда и снега? Человеком, прожившим не один век и повидавшим не одну бурю. Человеком с собственной уникальной историей, которую Ивейн так бы желала узнать.

****

Лезвие меча проносится прямо возле уха Сирилланда, едва не задев мочку. Он отпрыгивает в сторону, но топор из рук не выпускает.

– Это все на что ты способен? Ну же, покажи хоть одну достойную атаку.

Сирилланд заносит оружие над головой и с боевым кличем бросается на соперника. Его острие метается из стороны в сторону, снизу-вверх, но рассекает лишь пустой воздух. Пинок ногой застает парня врасплох, но он чудом удерживает равновесие. Все говорили, что это лишь тренировочный бой для оттачивания навыков, но Сирилланд прекрасно знал: с Асбъёрном нельзя сражаться понарошку. Каждая битва со старшим братом норовит обернуться настоящей войной, которая может понести свои жертвы. Его движения быстрее, а взмахи меча еще мощнее и жестче, чем при настоящем сражении с викингами. Одно неловкое движение – и кончик клинка задевает плечо Сирилланда, оставляя на нем глубокий порез. Юноша делает выпад, но Асбъёрн его успешно блокирует. Он нападает на противника с разворотом, но брат увиливает от броска и одним ловким ударом улаживает того в грязь. Бросок оказывается настолько сильным, что, падая, Сирилланд прикусывает губу. Не успевает он коснуться земли, как блондин нависает над ним скалой.

– Ты настолько же слаб, насколько жалко выглядишь, Сири, – кончик оружия впивается в его шею, до ушей доносятся ликующие возгласы других меченосцев. – И дерешься не лучше, чем престарелая портниха. Когда-нибудь придет время защищаться от врагов, и тогда твои навыки врачевания тебе не помогут. Но, не переживай, – он вытирает лезвие о рукав и засовывает в ножны, – мы с настоящими воинами защитим этот город.

Асбъёрн уходит вместе с приятелями, встречающими его одобрительными хлопками по спине, пока Сирилланд с трудом перекатывается на живот. Рот наполняет соленовато-едкий привкус собственной крови. Юноша терпеть не может, когда старший брат называет его женским именем. Словно того, что он валяется у его ног в луже, недостаточно, чтоб принизить его мужественность. Он ненавидит драться и предпочитает решать проблемы окольными путями, но Асбъёрн не воспринимает никаких методов, кроме чистого насилия. Лишь оно приносит ему удовольствие. Каждый вопль, стон, плач, свист лезвия, разрезающего кожу, кровавый всплеск, окатывающий сугроб – услада для его души. Если бы крик боли можно было засунуть в стеклянную банку и слушать, когда тебе вздумается, Асбъёрн бы так и поступил, а кровью врагов умывался бы по утрам. Иногда юноше кажется, что судьба громко над ним посмеялась, заставив жить под одной крышей с живорезом.

– Все прошло не так уж плохо, – Сирилланд поднимает голову и натыкается на протянутую ладонь.

– Все не плохо, а просто ужасно.

Коэргус выдавливает кислую улыбку и помогает парню подняться. Его золотистые волосы сегодня заплетены в тугую косу, которую полагается носить всем воинам Варанэ. Сирилланд такой почести не заслужил, и его белесая, измазанная слякотью шевелюра свободно свисает на плечи.

– Вначале всегда сложно. Ты ведь еще только учишься. Ты хоть представляешь, сколько раз меня тыкал лицом в грязь Асбъёрн, пока я не научился как следует держать клинок?

– Неужели?

– А-то, – фыркает он. – Или ты думаешь, этот шрам у меня для красоты?

Сирилланд пытается встать на ноги, но те предательски подкашиваются. Ему повезло, что рядом оказался Коэргус, способный подхватить его и довести домой. Юноша никогда не задумывался, откуда у того кривая отметина на щеке. Будучи младшим из трех братьев, Сирилланд всегда полагал, что ему достается больше всех, но, как оказывается, Асбъёрн не щадил никого из них. Парни не спеша продвигаются к хижине. Они были еще за холмом, когда мать, заприметившая их с окна, уже спешила навстречу.

– Что случилось? – ее обычно бархатистый голос вздрагивает от волнения. – Это снова Асбъёрн? Я ему руки повыкручиваю!

– Все нормально, – с трудом выдавливает Сирилл. – Мы лишь тренировались. Такое случается.

– С этими тренировками я останусь без сыновей! Я… как же он… святой Акмелас, – она застывает при виде глубоких порезов на коже юноши. – Веди его в дом. Живо!

Коэргус кивает и отправляется к лачуге, поддерживая раненого с одной стороны, а мать – с другой. Вместе они заводят его на кухню и усаживают на лежанку возле очага. По велению женщины средний сын удаляется, предоставляя ей возможность заняться ранениями младшего. Сирилланд с благодарностью смотрит, как Илва стягивает с него стеганую рубаху, как набирает в ковш воды, промывает раны и наносит на них свежеприготовленную кашицу из тысячелистника, чтоб купировать кровотечение. Далее следовало бы наложить листья остролиста для обеззараживания. Парень прекрасно об этом знает, потому что сам делал так не один раз. Матерь научила его этим древним методам лечения, которые передавались испокон веков от Годы7 к Годе, и хоть прошло много лет с тех пор, как она покинула палату врачевателей, знания, полученные в ней, она унесет с собой в Асгард.

– Ты очень смелый, Сирилл, – выдыхает она, накладывая на его предплечье лоскут ткани. – Ты храбро выдерживаешь все поношения брата, но вам вовсе не обязательно воевать. В ваших жилах течет одна кровь.

– Это не так, – прочищает горло он. – Тогда как в моих жилах течет кровь, в его – струится раскаленная лава, жаждущая испепелить все на своем пути. Мы вылиты не из одного сплава. Мы совершенно разные.

– Когда-то твой отец говорил то же самое.

Белесые брови Сирилланда сходятся на переносице.

– Да, а ты думал, ты единственный на Саарге, у кого проблемы с родичами? В свое время Аабергу доставалось не меньше, – взгляд седоволосой женщины потускнел, словно ее мысли перенеслись в другое время, а тело осталось здесь, в Варанэ, в собственной кухне, перед камином, согревающим порезы ее униженного, но горячо любимого сына. – Твой отец рос в семье рыболова, который возлагал на него большие надежды. Он стремился воспитать такого же преданного подледника, как и он сам, но вместо этого взрастил доблестного воина, лучшего охотника в деревне, который по сей день удерживает этот гордый статус.

Юноша мрачно опускает голову.

– Ты говоришь это мне, чтоб застыдить?

– Я рассказываю тебе это, чтоб показать, что не все дети оправдывают ожидания родителей. Некоторые их разбивают, ломая собственные жизни, другие – отвергают, позоря свою семью и род, но есть и те особенные единицы, готовые зубами и ногтями бороться за свою мечту. Ты – особенный, Сирилланд, – теплая ладонь опускается на грудь юноше, согревая его сердце. – Ты не похож на остальных. В твоем теле нет стержня меченосца, но зато есть стебель траволечителя, крепнущий день за днем. Твоя душа послана в этот мир для великих свершений. Она жаждет его спасти от горестей и несправедливости, и когда-нибудь ей это удастся. Обязательно.

Женщина сама не понимала, насколько была близка к правде. Материнское сердце видело то, что было незаметно для окружающих, а может, оно просто пыталось ободрить сына. Но так или иначе, ее слова попали в сердцевину истины, в которой Сирилл застрял на тысячу лет. Роковой случай со священным оленем разрушил всю его жизнь, но в то же время подарил небывалый дар, открыв немыслимые для обычного человека возможности. Сирилланд, сын Ааберга из Варанэ, и правда особенный, ведь теперь, наделенный силой холода, подчинивший себе семь равноденствующих ветров, он действительно может изменить мировой устой к лучшему. Сразить все невзгоды, иссечь дремлющее зло, искоренить грех на зачаточном уровне. Только ему и никому другому дана возможность очистить людские тела от пороков и пагубы, отправить души в высший мир, в котором они не познают боли, утраты и страданий. Сирилланд не просто особенный. Он – избранный, поцелованный в ледяную щеку самой Судьбой. И он ни за что не подведет ее. Он приведет свой народ к чудесному перерождению.

****

Калеб открывает глаза и втягивает в себя горный воздух. В его легких, привыкших к затхлым выхлопам Нью-Йорка, он кажется чужим. Чем-то незнакомым, неестественным, немного диким, слегка нелепым, подобно дыму на дне океана. Вкус долгожданной свободы отдается кислинкой во рту, которую не помогло бы сгладить даже хорошее вино. Хотя, может, это лишь послевкусие ужасной похлебки из консервов? Правда, сейчас, после полутора суток голода, Калеб был бы рад даже ей. Он здесь, на высоте четырех тысяч километров, в миллионах метров от цепкой хватки отца, но ощущение, что тот, не прекращая, наблюдает за ним своим пыльным оком, не отпускает ни на мгновение. Словно он – Бог или Дьявол, а то и все вместе. В детстве Калеб именно так и считал. То, что Старик Колдвотер так просто отпустил единственного наследника к черту на куличики, да еще и без охраны, до сих пор не приживается у него в голове. Скорее всего, это влияние отца Акли, Гудмена-старшего. Как бы там ни было, Калебу бы не хотелось потратить этот единственный шанс пожить свободной жизнью, чтоб потеряться на горе и замерзнуть насмерть.

Аллестер нервно ворочается в спальнике, бубня какую-то несуразицу про Повелителя холода. Калеб тоже пытается забыться сном, но что-то не дает ему покоя. Запах. Должно быть, сказывается усталость и голодание, но юноша готов поклясться, что слышит аромат жареной тушки. Он переворачивается, надеясь, что смена позы поможет успокоить раздразненный желудок, но тут замечает белеющий силуэт Акли возле огня. С ним Кэт. Что они там делают? Сидят, мило беседуют, смеются, тянут… ало-черные кусочки ко рту? Это же… Калеб не может поверить своим глазам. Неужели это действительно… мясо? Но откуда?

– Что здесь происходит?

– А, это ты, Кэб, – поспешно прожевывает Кэйтин, завидев юношу возле костра. – Присоединяйся к нам. Мы тут пируем.

Юноша пропускает ее приглашение мимо ушей.

– Откуда у вас еда?

– Ак поймал ночью какого-то зверя. Вкус у него просто невероятный. Вот, – протягивает она ему кусочек. – Попробуй.

От запаха жаркого у Калеба живот сводит, но он не спешит набрасываться на дичь. Его больше интересует Акли и его неожиданно раскрывшиеся охотничьи способности.

– И какого же хищника ты выследил?

– Тихо, я сам справлюсь, – шепчет блондин куда-то в пустоту. – Это рысь.

Дурное предчувствие бьет Калеба в затылок. Гудмен никогда не отличался внимательностью и терпением. Они нередко ездили с группой на охоту, чтоб отточить навыки стрельбы из лука, но Ак ни разу не удосужился подстрелить даже утку. А сейчас целая рысь – одно из самых опасных диких существ Севера. Юноше сложно в это поверить еще и потому, что единственный нож, который они нашли в рабочей хижине, находится у Кэйтин. В это время Ивейн просыпается от шума и, заметив ажиотаж возле огня, тут же будит Элиота.

– Вы че тут раскудахтались? – плюхается на снег боксер. – О, наконец хоть че-то едабельное!

Он тут же хватает кусок побольше и впивается в него зубами. Ак ловит недоумевающий взгляд Иви и нервно оглядывается.

– Как же ты умудрился преуспеть на охоте, – продолжает Калеб, – без оружия?

– Я взял складень8.

– Неужели?

Скулы Ака выступают вперед. Он ведет себя странно, и теперь это подмечает не только Калеб. Ерзает на месте, шикает в сторону, словно кто-то мешает ему сосредоточиться. Вот только позади него никого нет.

– Мальчики, – старается сгладить обстановку Кэйтин, – может, не стоит каждый раз биться лбами, как буйволы? Давайте просто поед…

– Забавно, потому что нож остался в рюкзаке Кэт.

Юноша кивает брюнетке, и она нехотя проверяет его догадку, вытягивая из кармана складную ручку.

– Ой, а ведь правда! А как же ты так, Ак?

– Цыц – машет он в сторону рукой, словно прогоняет назойливого комара. – У меня есть свой.

Ивейнджин смотрит ему за спину, но так и не понимает, к кому он только что обращался: к Кэйтин или к самому себе? Пальцы так и тянутся к поджаренному ломтю, но Калеб останавливает ее движением, и по натянутости его плечевых мышц девушка невольно улавливает: что-то здесь не так.

– Чье это мясо, Акли?

– Я ведь уже сказал! Че непонятно-то?!

Крик бизнесмена будит Аллестера, о котором, казалось, все забыли.

– А ты постарайся объяснить поточнее.

– Да какая разница-то?!

– В самом деле, в чем смысл спора? – усаживается журналист, откусывая от румяного куска. – И где это Силкэ?

Бледные губы Гудмена-младшего вытягиваются тонкой линией. Он открывает рот, но вместо ответа лишь шепчет что-то в сторону. Иви различает едва заметное свечение за его плечами, похожее на блик от костра. Только пламя горит теплым светом, а пятно возле бизнесмена отливает холодным металлическим отблеском. Будто тонкая серебряная пленка, обволакивающая Ака с головой. Может, Иви подводят глаза от горной болезни?

– Нам всем надо питаться, если хотим дойти до поселка. Не один ли хрен, откуда оно, если с его помощью мы не подохнем с голоду? – обращается Ак к группе. Эл одобрительно кивает.

– В натуре, Каб, че ты к нему присосался?

Блик внезапно перемещается вправо, увлекая Ивейнджин за собой. Чем дольше девушка на него смотрит, тем больше становится пятно. Расширяется, темнеет, проявляется, обрастая все более четкими контурами. Может, так сказывается гипоксия или изнеможение, но Ивейн готова поклясться, что у видения мужские черты. Не успевает блондинка приблизиться, как клякса тает в воздухе, оставив после себя лишь темный след в сугробе. Что это: камень, ветвь?

– Не заставляй меня повторять.

– Ак, – не выдерживает Кэт, – скажи ты уже ему!

Иви откапывает находку, поднося ее к свету.

– Говори! – хватает Калеб блондина за ворот. – Чье это мясо?!

– Того, кто уже не будет нам надоедать.

Визг Ивейн перекрывает вой ветра. Она со всей силы швыряет ветку в сторону, и та приземляется перед костром, являя присутствующим обглоданные человеческие пальцы. Кэт выворачивает содержимое желудка на снег. Элиот отпрыгивает в сторону, упав на спину. Аллестер впервые за все дни выпускает из рук камеру. И все это время Иви не перестает кричать, показывая пальцем в сторону, где между россыпью валунов сидит окоченелый Силкэ… без левой руки.

– Чертов псих! – ладони Калеба смыкаются на шее Акли. – Ты просто рехнулся!

– Это я еще шизанутый?! Нам нужно что-то жрать, чтоб не подохнуть! Подойдет любая еда!

– Он не еда, а человек! Это ты убил Джаззи?!

– Убил? – сплевывает на землю Ак, отталкивает его в грудь. – Ха! Да этой дуре и помогать не надо было. Достаточно было слегка подтолкнуть, и она сама слетела со скалы. Нечего было присваивать себе мои заслуги.

Калеб валит блондина на землю. Аллестер пятится назад, споткнувшись о свою же видеокамеру, Кэт судорожно запихивает спальники в рюкзаки, пока Иви пытается сдержать надрывной плач.

– Перестаньте! Хватит!

Элиот с трудом разнимает сцепившихся в драке.

– Жевать человечинку – гнусно, – потирает кровоточащую губу Ак. – А окочуриться, по-твоему, лучше? Лично я не собираюсь загибаться здесь, как скотина, и пойду на все, чтоб спастись. Когда речь заходит о выживании, принципы летят к чертям. Этот местный поступил бы с нами так же.

– Да ты только послушай себя! – хватается за голову Ивейн. – То, что ты говоришь, ужасно, мерзко и…

– Он прав, – неожиданно перебивает ее Эл. Кэт застывает с вещами, не в силах поверить ушам. Впрочем, как и Калеб.

– Невероятно. Вы что, здесь все сдвинулись?!

– Знаю, это паршиво, но Ак дело говорит. Когда на кону твоя жизнь, выбора нету. Кажись, это наш единственный шанс.

– Может, твой, но у меня другое мнение!

Калеб подбирает с земли нож и устремляется к Акли. Тот выставляет руку вперед, и лезвие рассекает его куртку до крови. Боксер пытается оттянуть его, но парень отталкивает его.

– Чего ты… всегда… все… усложняешь? – шипит Ак, оттаскивая оружие от шеи. – Будь-то тусовка или… бизнес-встреча, ты… всегда все гро…бишь. Ты хоть… представляешь… как мне это… осточертело, Каби?

– Не называй меня так!

Хук слева, удар лбом: Гудмен-младший упорно борется за жизнь, пиная противника коленом в живот. От неожиданно нахлынувшей боли Калеб теряет равновесие и падает, ударившись головой, в то время как Ак нависает над ним с его же клинком.

– Я буду называть тебя, как захочу и делать то, что мне вздумается!

– Не трогай его! – вырывается крик Ивейн.

На лице Ака загорается садистская улыбка, когда лезвие прижимается к пульсирующей шее. Достаточно легкого движения, вдоха, подергивания, чтоб все закончилось.

– Покеда, Каби.

Он сжимает пальцы на рукояти, когда внезапно что-то откидывает его в сторону.

– Поднимайся! – Ивейнджин выпускает из рук камень. – Быстрее, вставай!

Накинув один рюкзак на спину и второй на грудь, Кэт помогает Ивейн оттащить Калеба к холму, пока Эл приводит в чувства Акли. Растерявшись от увиденного, Аллестер прикипает к месту. Он понимает, что нужно бежать, но шок и страх притупляют движения. Опомнившись, журналист бросается следом за остальными, когда Ак преграждает ему дорогу.

– Куда-то собрался?

Юноша врастает ногами в землю, выставляя вперед видеокамеру, как щит.

– Я? Нееееет… Что тты? Коннечно же, нннет…

– Хорошо, – вытирает он кровь с затылка. – Ты мне еще пригодишься, очкарик.

Ак бросает сверлящий взгляд на опушку, за которой скрылась остальная часть группы. Будь его желание, он мог бы сейчас догнать трусов и разделаться с ними, но он не хочет тратить силы. Лучше растянуть удовольствие. Тем более это было бы слишком легкой расправой. Нет, им нужно подготовить что-то получше, особенно для этой говорливой выскочки Калеба. Что-то оригинальнее, интереснее, пикантнее, и Акли обязательно найдет способ, как это сделать.