Читать книгу Революция женщины - Ксения Кислая - Страница 4

21 июля 1912 года

Открыв дверь в кабак, графиня Белозерова на мгновение зажмурилась. Глаза заслезились от едкого дыма. Он лениво клубился в воздухе, окутывая всех присутствующих в помещении. В нос ударили резкие запахи крепкого табака, дешевой выпивки и немытых тел.

И как все эти люди выносили хоть пять минут в столь удушающих жаре и духоте? Створки в небольших окнах оставались открытыми, но слабый сквозняк не справлялся с гнетущей вонью этого заведения. Даже сейчас, после обеда, оно было заполнено так, что постояльцам приходилось проталкиваться через толпу к стойке за новым пойлом.

Помещение кабака было сплошь напичкано высокими столами с деревянными скамьями, предназначенными скорее для шумных пьянок, чем для приема пищи; последней и не пахло вовсе. Здесь выпивали в основном заводские рабочие, видимо, закончившие смену, но среди публики можно было заметить и несколько молодых военных.

Большинство из завсегдатаев этого заведения неспешно курили трубки или самокрутки, а столы были усеяны полупустыми бутылками, бокалами и рюмками. Худой официант едва успевал протирать грязной тряпкой следы от выпивки и собирать пустую посуду.

Соня не находила себе места с тех пор, как узнала, что ее горячо любимый брат в последнее время зачастил в такие кабаки. Он стал избегать «Яръ», «Стрельну», «Эрмитаж», а ведь то были лучшие московские рестораны. Брату пришлось променять бифштекс с трюфелями и французские вина на дешевую водку со скромной закуской потому, что слишком сильно задолжал везде, где это только было возможно.

Кредит вырос до баснословной суммы, а счета все не оплачивались. В общем-то, многие господа кушали и отдыхали в долг; но сумма, которую должен был Алешка, выросла до таких размеров, что он стал бояться, как бы его не выставили за порог ресторана публике на смех. Почему-то он полагал, что это куда больший позор, нежели заявиться в зловонном кабаке для малоимущих людей и втихую упиваться там, вдали от глаз привычного ему общества.

Все, чего Соня хотела добиться, отправившись сюда – это вызволить его домой. Алешка пропадает уже несколько дней. Невозможно допустить, чтобы он загубил себя в грязной харчевне, да еще и в такой компании. Разумно ли топить свои переживания в водке, когда они разорены?

Соня не хотела сама себе признаваться в этом, однако в глубине души она допускала, что брат однажды вообще не вернется домой. Эта мысль ненароком всплывала в ее сознании, когда она писала кому-нибудь письмо, или пила послеобеденный чай, или просыпалась среди ночи. Соня быстро отмахивалась от нее, как от назойливого комара, а следом горячо начинала убеждать себя, что до такой трагедии дело не дойдет. Она не только любила Алешку, но еще и боялась потерять последнего близкого родственника.

Как только дверь за вошедшей внутрь девушкой со скрипом и грохотом закрылась, взоры пьянчуг обратились на неожиданную гостью. Мужчины в кабаке от удивления аж приоткрыли рты – настолько невозможным казалось появление здесь не только порядочной, но и вообще какой-либо женщины. Даже особы легкого поведения в таких местах, как правило, ждали своих клиентов в отдельных кабинетах. А тут – Софья Алексеевна; одна из самых красивых женщин московских салонов.

Соня замерла, обдумывая свои следующие действия. Она наспех развернула расписной веер, чтобы хоть немного спастись от духоты, и стала судорожно отыскивать глазами своего брата.

– Глянь, какая, – присвистнул один мужик. – Что вы тут забыли, принцесса? Изволите поразвлечься?

Он изобразил что-то пошлое, и она, густо покраснев, мгновенно увела от него взгляд. По кабаку пронесся оглушительный хохот. Даже самые равнодушные посетители кабака, несколько минут назад не замечающие убирающегося рядом официанта, теперь заинтересовались представлением у входа. Некоторые особо любопытные мужчины, пошатываясь, стали приближаться, чтобы рассмотреть ее поближе.

Соне хотелось накинуть на себя темное покрывало, чтобы спрятать и тело, и лицо. Сегодня она, к несчастью, надела свое любимое платье: простого кроя, с ниспадающей к полу складками пышной юбкой, из воздушной ткани сливочного цвета. Вырез достаточно скромно открывал ее хоть и небольшую, но крепкую грудь, однако здесь это декольте показалось ей чересчур низким. Какая же она дура, что немедля прибежала сюда, как только услышала, что Алешу здесь видели!

Стараясь сохранять самообладание, Соня поправила аккуратную шляпку в тон платья и как можно увереннее произнесла:

– Прошу прощения, господа. Не видели ли вы здесь моего брата, графа Алексея Белозерова?

«Браво, ты даже не запнулась!» – мысленно поздравила себя Соня.

– С шлюхой он развлекается! – крикнул один из гуляк в конце прокуренного зала. – Тебя проводить к нему? Я покажу, где кабинеты.

Опять пьяный хохот. Соня вспыхнула.

– Поумерь-ка пыл, а, – прогремел басом мужчина, вышедший из двери за барной стойкой. Высокий, полный, засаленный с ног до головы, он огромными руками (или это все-таки медвежьи лапы?) протирал стакан полотенцем. Возможно, хозяин кабака, хотя, право, больше походил на мясника со скотобойни. – Может, девчонка заявилась, чтобы покрыть наконец долги своего лихого братца.

«Он и здесь умудрился задолжать», – взвыла про себя Соня.

Хозяин заведения критично осмотрел ее с ног до головы, точно баранью ногу на рынке.

– Я обычно такой валютой не беру, но если хочешь, у нас целая гора немытой посуды на кухне.

Соня сначала не поняла, всерьез он предлагает ей поработать посудомойкой или же просто шутит. Да, это был сарказм – по крайней мере, мужчина, затянувшись самокруткой, расхохотался, продемонстрировав желтые кривые зубы.

– Жаль только, платьишко замараешь, – добавил он, хмыкнув.

Вдруг кто-то схватил ее за запястье железной хваткой. Она вскрикнула, испугавшись, что кто-то из пьяниц решил напасть на нее. Но это оказался молодой человек в простой военной форме, офицер. Он выглядел опрятнее, чем другие посетители кабака, и явно не был пьян. Исходящий от него запах пива и табака был вполне сносным.

– Пошлите, я уведу вас отсюда, – чуть слышно сказал он.

Белозерова упрямо вызволила руку.

– Нет, я пришла сюда за своим братом и без него не уйду! – отрезала девушка.

– Лучше сделайте, как я сказал, – тихо настаивал офицер. – Не место барышне среди этих пьяниц.

– Они меня не тронут, – решительно ответила Соня. – Не посмеют. А я же не могу допустить, пока мой брат сопьется в этой преисподней до потери человеческого облика.

– Вы опоздали, – он был явно расстроен, что именно ему приходится говорить ей об этом. – Граф Белозеров давно нетрезв и действительно поднялся наверх с…. – тут он запнулся, не зная, стоит ли при ней говорить о женщине легкого поведения.

– Я уже поняла, с кем, – презрительно сморщив аккуратный носик, сказала Соня. – Но меня это не волнует. Можно ли доложить ему, что к нему пришла сестра? Мы немедля уедем отсюда. Но только вдвоем.

– Нет, ради вашего блага, сударыня, этого делать не стоит. Я как-то видал его пьяным, и…

Офицер спохватился, вспомнив о ранимости родных сестер. Графиня с вызовом взметнула на него вопросительный взгляд, ожидая продолжения.

– Ну, он становится… темпераментным. Если нагрубит вам, я буду вынужден применить силу.

Белозерова иронично изогнула тонкую бровь.

– Алеша? Нагрубит мне? Вы в своем уме? Мой брат меня безмерно любит!

– Может, оно и так, только крепкая выпивка иногда сносит мужикам башку. Это трудный случай, барышня.

– Вы говорите не про моего брата, – процедила Соня угрожающим тоном. – Вы спутали Алексея Алексеевича с каким-то другим человеком.

Он вздохнул, смирившись с ее непреклонностью. Да можно ли винить заботливую сестру в том, что она не хочет верить в падение брата?

– Давайте я выведу вас, отправлю домой, а сам вернусь сюда да все графу передам. Вас это устроит?

Вдруг один подвыпивший мужчина подошел к Соне и рукой, в которой был зажат недопитый бокал с пивом, притянул к себе, касаясь голой части груди. По коже мгновенно расползлись мурашки от прикосновения ледяного влажного бокала. Мужчина похотливо улыбнулся, а затем собрался обратиться к молодому военному, чтобы о чем-то ему заявить.

Реакция у ее нового знакомого не заставила себя ждать. Он грубо схватил незваного гостя за ворот рубахи и с неожиданной силой толкнул к стене. От удара спиной мужчина громко вскрикнул и грязно выругался, выронив бокал. Тот со звоном разбился об пол.

– Не лезь, – только и сказал военный, и этого оказалось достаточно, чтобы мужчина больше не предпринимал попыток приближаться к девушке.

Заметив пожирающие взгляды других мужчин, офицер молча схватил ее за руку и потащил сквозь окружившую их толпу. Он шел напролом, расталкивая плечами вставших на пути мужчин. Те расступились и пустили их наружу.

– Эй, парень, ты ведешь ее не в ту сторону! – загоготали в толпе. – Комнаты в другом месте!

Под новый взрыв хохота дверь захлопнулась. Соня с наслаждением вдохнула свежий воздух. Кинув прищуренный взгляд на грубую руку, которая до сих пор достаточно больно сжимала ее локоть, она потребовала:

– Пустите.

Офицер опомнился и немедленно убрал ладонь. Время близилось к вечеру, и на узкую улочку, где располагались дешевые трактиры и кабаки, хлынули люди. Осознание всей бессмысленности ее спасательной операции ударило куда-то в область живота; Белозерова поджала губы и стала нервно теребить в руках веер. От безысходности сдавило желание выговориться.

– Ну, и что мне прикажете делать? – грустно выдавила Соня. – Я сильно рискнула своей репутацией, придя сюда. А мне, знаете ли, есть что терять: я осиротевшая незамужняя девушка, готовлюсь к объявлению о моей помолвке с мужчиной выше меня по положению и в сотни раз богаче. Такой скандал, разумеется, может его расстроить, а сколько сплетен пойдет обо мне, если хоть единая душа узнает…

Она как-то тоскливо улыбнулась, глядя в никуда.

– Но я очень боюсь за своего непутевого брата. В какой-то момент жизни он оступился, а я уже который год ума не приложу, как вернуть его обратно в нормальную жизнь. На него не действует ничего: ни уговоры, ни угрозы. К тому же он тратит наши последние деньги. И уже давно пьет и ест в долг. Из его дома начали пропадать ценные вещи… Как бы Алеша не заложил и само поместье! Хорошо хоть, что больше нет долговых тюрем. Боюсь представить, какую сумму мы должны десяткам ресторанов, трактиров, а теперь, как видите, и кабаков.

Молодой человек молча слушал ее, слегка сдвинув брови. Кажется, он не был готов к такой исповеди.

– Неужели я могу позволить ему и дальше проматывать фамильное состояние, чтобы потом на коленях выпрашивать у мужа погасить долги? К тому же, выйдя замуж, я окажусь далеко от Алешки. Жить ведь будем в столице… Как я смогу помочь ему?

Заметив смущение офицера, графиня улыбнулась. Тон стал будничным.

– Простите. Понимаю, вас мои беды не касаются. Прошу вас, передайте брату, что я жду его в гости к тетушке не позднее, чем к ужину.

Он кивнул, наблюдая за происходящим на улице.

– Почему ваш жених не может поговорить с братом?

– А зачем ему это? – пожала плечами графиня, поправляя белоснежные перчатки на запястьях.

– Если вы важны ему, ваши проблемы становятся и его проблемами тоже. Пущай он объяснит брату, в какое положение ставит родную сестру. Коли Белозеров не совсем идиот, то должен согласиться. А если надобно, то и припугнуть в таких случаях можно.

Она несколько опешила от такого совета.

– Нельзя в таких случаях применять насилие, – возмущенно затараторила Соня. – У моего брата тяжелый период в жизни. После смерти родителей, которая и так, заметьте, стала сильным потрясением для нас обоих, ему на голову еще и свалилась я. Одиннадцатилетняя неусидчивая девочка, которая нуждается в ежедневной опеке. Я была сорванцом в те годы. И благодарна ему за терпение. Вскоре я отправилась жить к тетушке, чтобы она продолжила готовить меня к выходу в свет и замужеству. Алешка стал хозяином поместья, но спустя время наше имение перестало приносить хороший доход. Признаю, помещик из Алешки оказался дурной. Он не знал, как спасти земли, и почему-то опустил руки, начал искать богатую невесту… Однако поиски затягивались, а он стал все чаще пропадать…

– Барышня, это все пустые отговорки, – резко вмешался офицер. – Он слабоват характером.

– Да что вы вообще понимаете, – зло отмахнулась она. – Что вы знаете о том, как управлять огромными угодьями? Да еще и будучи неопытным, не обученным, молодым? Побить его за то, что он слишком много пьет? Вот ваше решение проблемы?

– Я не говорил, что это единственное решение. Но с некоторыми людьми по-хорошему и не получается. Бывает, нужно достучаться. А ваш братец…

– Что он? – разгневанно выпалила Соня.

Молодой человек, кажется, тоже был раздражен ее наивностью. Он сложил руки на груди. Ладони были сжаты в кулаки.

– Вы знаете только одну его сторону, сударыня. Трезвую.

– Что ж вы рисуете из него монстра?

– Да кто он, как не монстр? На той неделе, надравшись коньяку, избил проститутку в кровь за то, что та требовала с него деньги наперед. Бедную девку из постели прямиком к доктору уволокли. Не понимаю, как проститутки еще соглашаются принимать его снова после того случая.

Соня стояла как вкопанная и смотрела на него во все глаза.

– Я не могу верить чужому человеку, – нашлась наконец она и ледяным тоном добавила: – Давайте оставим этот разговор… прошу прощения, но я даже не знаю вас…

Графиня бегло и деловито изучила его. Военный был одет в оливковый китель с двумя строками белых пуговиц вдоль груди, такие же оливковые брюки и высокие, по колено, черные сапоги. На погонах – три полоски и характерный знак младших чинов армии.

– Старший унтер-офицер, если не ошибаюсь?

– Все верно, – чуть наклонил голову тот.

– Как вас зовут?

– Иван Волков.

Графиня из вежливости сделала какое-то подобие реверанса, но слишком поверхностного; губы офицера слегка изогнулись, забавляясь ее неприкрытым равнодушием.

– Знаете, из кабака вы спаслись, но на улицах все равно небезопасно, особенно в этой части города, – пробормотал он. – Я могу проводить вас туда, где вы сможете поймать извозчика.

– Хорошо.

Они двинулись по узкому людному переулку. Повсюду слышались веселые крики, хохот, цыганские песни. Прохожие бросали любопытные взгляды на необычную пару.

Молодой человек молча и, как ей показалось, достаточно угрюмо шел впереди, засунув обе руки в карманы брюк. Видимо, он уже и сам был не рад, что свалил на свои плечи такую обузу. Шаги военного были очень размашистыми, и Соня еле поспевала за ним. Ходьбе к тому же мешали шелестящие юбки. Офицер вдруг снова заговорил, будто никак не мог примириться с взбалмошным поведением девушки.

– Прошу вас, больше не приходите в такие заведения. Потеря репутации – не самое страшное, что вас там может ожидать.

Возмутительно – этот человек дает ей советы, как ей себя вести! Да какое ему, в конце концов, дело? Внутри нее взорвалась спесь, но она как могла сдерживала себя в руках. Тетушка настойчиво учила Соню в любой ситуации оставаться леди, как бы это тяжело ни было.

– Полагаю, что разберусь сама.

Волков опустил взгляд под ноги и не ответил. Они свернули на другую улицу, где проезжали частные экипажи и извозчики. Молчание стало очень напряженным, и Соня не представляла, как разрядить накалившуюся обстановку. Она начала искать глазами свободные кареты.

Вдруг один из частных экипажей начал резко останавливаться. Из приоткрытой дверцы роскошной кареты высунулось улыбчивое лицо молодого мужчины.

Он был необычайно красив: зеленые глаза, пухлые губы, прямой нос, высокие скулы и широкие брови. Густые светлые волосы чуть завивались и были зачесаны на бок, по последней моде. Одет в хорошо сшитый темно-синий костюм, из-под которого выглядывала белая накрахмаленная рубашка и галстук. Силуэт одежды выгодно подчеркивал атлетичное телосложение франта.

– Софья Алексеевна! – радостно воскликнул он. – Что вы здесь делаете, дорогая?

Изумленная девушка остановилась и через секунду лучезарно улыбнулась в ответ. Ее лицо мгновенно преобразилось так, что у офицера перехватило дыхание. Неужели это та самая чопорная особа, говорящая с ним холодным тоном?

Теперь ее глаза горели и источали необыкновенное тепло; казалось, что они даже теперь не карие, а янтарные. Из-за широкой улыбки, открывающей ровные белые зубы, на щеках появились очаровательные ямочки.

Он заметил, что верхняя губка у нее заметно пухлее нижней. Это зрелище было настолько аппетитным, что он еле подавил желание попробовать ее на вкус. Взгляд опустился ниже, к тонкой белой шее, а затем еще ниже, к небольшому вырезу платья.

От волнения, которое ее охватило при виде этого холеного щеголя, грудь начала высоко вздыматься под лифом. Невероятно соблазнительно!

В воображении вдруг появилась картина, что эта девушка возбуждена только из-за него и для него. Она распростерта под ним, щеки пылают, рот чуть приоткрыт… Как было бы приятно схватить грудь ладонью и несильно сжать так, чтобы вызвать стон. В то же мгновенье он бы захватил эту сладкую верхнюю губу своим ртом, нежно провел бы по ней языком… Картина была настолько реальной, что его тело среагировало мгновенно.

Он стал замечать и другие детали, которые упустил при первом взгляде на девушку, когда она только появилась в кабаке. У молодой графини была стройная фигура с узкими плечами и талией, молочная тонкая кожа, такая чистая, что, казалось, ни на одном дюйме ее тела не найдешь изъяна. Щеки украшал легкий естественный румянец. Глаза большие, с красивым лисьим изгибом пушистых ресниц. Их обрамляли аккуратные изогнутые брови. Нос маленький, чуть вздернутый.

Но больше всего в этом очаровательном создании ему все-таки понравились губы. Взгляд невольно возвращался и возвращался к ним, не в силах оторваться. Пухлые, несимметричные, они своей яркостью напоминали терпкое вино и, кажется, были способны опьянить не меньше.

Странно, раньше его привлекали совсем другие женщины. Как приятно чувствовать под собой особу с пышной грудью, девушку, дышащую энергией и здоровьем. Как сладко, когда любовница пылкая, страстная, раскрепощенная… Он никогда не мечтал о леди. Кажется, будто эти женщины чересчур инфантильны, или болезненны, или попросту смертельно скучны.

Но эта девушка великолепна. Легкая, свежая, хрупкая и все же такая смелая – это сочетание оказалось для него необычным и чрезвычайно пленительным. Каждое движение графини было грациозным, плавным, манящим, но абсолютно не манерным; присущая Белозеровой кошачья грация была настолько естественной, что, казалось, заложена в ней самой природой.

Софья Алексеевна лениво поправила завитки каштановых волос, на солнце отливающих ярким рыжим оттенком, и закусила губу.

– Вы не поверите, Александр Григорьевич! – просияла она. – Я искала новый магазин лент и шляпок. Говорят, открылся недавно, а мне нужно что-то необычайно красивое к предстоящему приему у Большаковых. Но извозчик, видите ли, не знает, куда ему ехать. Мол, не слышал никогда о таком магазине. Высадил меня на Сретенке, а я заблудилась…

– Софья Алексеевна, прошу прощения, но он редкостный наглец, – забеспокоился светловолосый мужчина, ловко выпрыгнув из кареты и низко поклонившись графине. Та присела в изысканном реверансе. – Коли увидите его еще раз, ни в коем случае не садитесь больше к этому шарлатану. А отчего ж вы одна, без сопровождения? Где Лидия Ивановна?

Замявшись, его новая знакомая чуть поджала губы; верхняя лишь сильнее съехала на нижнюю, отчего графиня стала выглядеть по-детски беззащитно. Мужчина из экипажа тем временем бросил мимолетный, но пристальный взгляд в сторону молодого офицера, стоявшего позади девушки. Но он быстро потерял интерес к военному и снова обратил внимание на свою красавицу-собеседницу. Волков мысленно поздравил себя с тем, что сумел хладнокровно промолчать, когда приятель графини даже кивком головы не потрудился поздороваться с ним.

– Мы с Лидией Ивановной совсем ненадолго разошлись и должны были непременно встретиться у магазина. Право, она, должно быть, меня потеряла и теперь тревожится, куда же я делась. Нужно немедля отправляться домой и успокоить драгоценную тетушку.

– И все же, душечка, недопустимо незамужней девушке ходить без сопровождения. Это же грубое нарушение этикета. О чем Лидия Ивановна только думала? Тем более, – мужчина учтиво наклонил голову, – …ни одна шляпка на свете не стоит таких жертв. Скорее, это вы украсите самую красивую из шляп, чем она вас. Наденьте любую попавшуюся под руку вещь, и вы непременно будете королевой приема.

Белозерова вновь ослепительно заулыбалась. Графиня еле заметно расслабилась, когда поняла, что ее знакомый не собирается и дальше докапываться до истинной причины ее появления здесь.

– Вы мне льстите, князь, хотя, признаться, мне приятна ваша похвала. Как видите, нашелся добрый человек, который вытащил меня из этого приключения и показал дорогу. Я как раз хотела снова взять извозчика, чтобы добраться домой, но потерялась в незнакомых улицах.

Александр Григорьевич зачарованно смотрел на девушку. «Видать, тот самый жених», – пронеслось в голове у офицера.

– Не стоит переживать, ma chère. Я непременно отвезу вас и даже обещаю не заблудиться в двух переулках. Дела будут ждать столько, сколько нужно, лишь бы вы оказались дома.

Он протянул к ней руку, чтобы сделать воздушный поцелуй над запястьем девушки. Этот невинный жест, к удивлению Волкова, очень сильно смутил графиню, и она стала нервно оглядываться по сторонам в страхе, что кто-то знакомый мог увидеть это вопиющее нарушение этикета. Мужчина же с очевидным вожделением взглянул на вздымающуюся грудь. Чудо, что кокетка этого не заметила, иначе застеснялась бы еще сильнее. Князь на секунду отвлекся, чтобы назвать кучеру новый адрес.

Белозерова не упустила полученное время.

– Вы найдете моего брата, не правда ли? – незаметно шепнула девушка, наклоняясь поближе к офицеру. В нос ударил аромат цветочных духов и чего-то еще сладкого, свойственного только ее телу. – Мне срочно нужно говорить с ним.

Волков кивнул. Белозерова вовремя повернулась к своему галантному кавалеру, который как раз подал ей руку, чтобы помочь сесть в карету.

Оперевшись на его протянутую ладонь, Софья Алексеевна поднялась в салон кареты, словно королева, направляющаяся к своему трону. Дверца экипажа захлопнулась. Кучер ударил поводья, и лошади бодро тронулись вперед по оживленной улице.

11 октября 1918 года

Соня очнулась поздним утром. Именно очнулась, а не проснулась, потому что сон был очень глубоким и упорно не хотел выпускать ее из своих цепких объятий. В окно уже бил яркий солнечный свет, наполняя комнату теплом. Впервые за долгое время Соня чувствовала себя выспавшейся и отдохнувшей. Это было так приятно, что на губах заиграла слабая, но довольная улыбка. Мягкие простыни и матрас будто окутывали ее тело. Шею что-то слегка сдавливало, и она не сразу поняла, что именно. Мужская рука. Улыбка вмиг исчезла. Право, она совсем забыла, что не одна в этом раю…

События ушедшего дня начали один за другим восстанавливаться в памяти. Невероятно! Она улеглась на его плечо, уткнувшись носом в голую грудь, а нога сама по себе пристроилась между его ног. Волков безмятежно спал, крепко прижимая ее к себе. Он занимал почти всю кровать, вальяжно распростершись на простынях, и чуть слышно сопел. Непривычное зрелище. Тот дерзкий, решительный мужчина вчера и этот мирно спящий, словно мальчишка, мужчина сегодня.

Спохватившись, Соня начала осторожно выбираться из своего капкана, но движения девушки потревожили Волкова. Не открывая глаз, он перекатился на бок, невольно меняя и ее положение. Соня оказалась на спине, а он все еще держал ее одной рукой. Почувствовав во сне запах девушки, он приподнял голову вверх и чуть потерся кончиком носа об ее шею, словно кот. И жадно вдохнул аромат.

Свободная рука потянулась к животу Сони и стала медленно подниматься вверх. Достигнув груди, она еле ощутимо сжала ее, отчего Соня шумно выдохнула. Это наконец вывело его из дремы, и он приоткрыл затуманенные глаза. Осознав, что происходит, Волков не отстранился; наоборот, большая ладонь сжала маленькую грудь еще сильнее, но при этом вызвала не боль, а приятную истому. Она закрыла глаза, почему-то не найдя сил препятствовать ему.

Горячие губы провели дорожку по шее, а затем начали нежно целовать кожу от уха до ключицы. Соня вздрогнула. Соски предательски напряглись, а он лишь подстегнул их, перекатывая и сжимая кончики подушечками пальцев через ткань.

Рука уверенно потянула сорочку вниз, освободив грудь. Почему это не смутило ее, а лишь сбило дыхание еще сильнее? Почему она вместо того, чтобы прикрыться и соскочить с постели, изгибает спину, лишь бы быть еще ближе к этой руке, хоть это и невозможно?

Чуть прохладный воздух коснулся голой кожи. Соня повернула голову навстречу к нему, уткнувшись лицом в шею. Она и сама не поняла, что означал этот жест – мольбу прекратить или продолжить? А он не упустил эту возможность и начал ласково целовать ее глаза, щеки, брови. Взял в рот мочку уха и пососал ее. Эти тонкие, почти жесткие с виду губы на поверку оказались необыкновенно чувственными и мягкими.

Соня встретилась с ним взглядом и заметила, что он уже не был таким сонным; в некогда ледяных глазах горело нескрываемое желание.

Не отрывая от нее взгляд, Волков нагнулся и жадно втянул ртом ее верхнюю губу; лениво провел по ней языком и закрыл глаза, отдаваясь этой ласке. Тело Сони начало томиться, требовать большего. Оно будто ожило, зажглось и стало невероятно чувствительным.

Чуть надавливая на кожу, его рука спускалась ниже и ниже, пока не прошлась в опасной близости от самого интимного ее места, а затем задержалась на бедрах, чуть приподнимая ткань сорочки наверх.

Привстав на локтях, Волков перекатился на нее и оказался сверху. Тяжесть огромного мужского тела вдавила в матрас, и это возбуждало настолько, что она начала нетерпеливо ерзать. Нога мягко раздвинула ее ноги, чтобы быть к Соне еще ближе.

«Дура ты, Соня… – мысленно корила она себя, пока он пробовал ее всю на вкус и на ощупь. – С тех пор, как узнала близость с мужчиной, вся изнываешь в нетерпении. Готова отдаться первому встречному, что ли? Ты же знаешь его меньше одного дня, боишься, почти ненавидишь его, а уже лежишь с раскинутыми ногами и едва сдерживаешься, чтобы не закричать от наслаждения».

Тело действительно жило своей жизнью, не подчиняясь разуму. Ему было плевать, кто этот мужчина и сколько она с ним знакома. Ваня же, вновь с чувством поцеловав верхнюю губу – с чего вдруг предпочтение именно ей? – хрипло прошептал ей на ухо:

– Если ты сейчас не остановишь меня, малышка, будет поздно…

«Останови его немедленно!»

Услышав вместо яростного протеста продолжительный тихий стон, такой соблазнительный, что он лишь сильнее подстегнул напряженное тело, Ваня улыбнулся и поцеловал Соню страстным, уверенным, глубоким поцелуем. Она была мягкой, сладкой и поразительно взаимной. А ведь Соня еще вчера даже смотреть на него не желала…

Его язык толчками ударялся об ее, имитируя ритм того, что ему на самом деле хотелось сделать с ней. Нет, он совсем не рассчитывал брать ее утром, в полудреме, спустя несколько часов после второй их встречи в жизни… Но он не смог обуздать свою похоть. Сам виноват, настаивая на том, чтобы она спала с ним в одной постели с первой же ночи; сам виноват, что не дал времени ей – чтобы привыкнуть к нему, себе – чтобы немного утихомирить свой пыл.

И все же Ваня не ожидал такого темпераментного отклика с ее стороны. Она была абсолютно невежественна в интимных вопросах и не знала, как ей справиться с растущим возбуждением, но инстинкт и страсть восполняли все это с лихвой.

Он готовился к долгой, продуманной, тяжелой для обеих сторон осаде неприступной крепости, а в итоге получил быструю капитуляцию – и опять же, с обеих сторон. Но этого мало! Ваня хотел, чтобы она доверилась и всецело отдалась ему. Это пробуждало в нем первобытные инстинкты. Захватить. Подчинить. Сделать своей.

Запах ее тела, не испорченный ароматом духов, застал его врасплох и двигал на такие поступки, на которые он не считал себя способным. Ваня ведь набросился на изможденную, растерянную молодую женщину, которая совсем не знает его и, скорее всего, к тому же невинна…

Где-то в отдаленных уголках разума стоял крик: «С ней нужно быть бережным! Спокойным! Нежным! Она еще не готова к твоему напору, черт возьми! Охладись!» А тело лишь сильнее подминало Соню под себя, заставляя принять более удобную позицию для его атаки…

Порядочный мужчина на его месте подождал бы, а потом подождал бы еще немного. Нашел бы нужные слова, чтобы успокоить ее. Интересно, какие слова шептал ее князь, когда оставался с ней наедине? Она, наверное, таяла от них, как масло на солнце…

Ярость, вспыхнувшая в нем после воспоминания об этом мужчине, лишь сильнее зажгла вожделение. Из-за дикого чувства собственничества ему хотелось немедленно погрузиться в нее и доказать – ей или себе самому? – что больше ни один мужчина на свете не имеет на нее права. Только он.

Теряя самообладание, Волков поддался почти агрессивному порыву и резко стянул сорочку еще ниже, до пупка. Из-за такой грубости нежная ткань где-то, затрещав, порвалась, но ему было все равно. Покрывая живот горячими поцелуями, он любовался женщиной, распростертой под ним.

В страсти Соня была прекрасна; огненные волосы рассыпались по подушке, руки закинуты за голову, приподнимая перед его взором миниатюрную упругую грудь. Она закусила нижнюю губу, а верхняя – до чего же аппетитная! – оттого выступила вперед еще сильнее. На щеках зажегся яркий румянец, а брови от удовольствия сошлись на переносице.

Картину омрачало лишь одно – сильно выступающие ребра. Она была чересчур худа. Голод обезобразил это великолепное тело, созданное для того, чтобы упиваться им целый день.

Прикосновение к внутренней стороне бедра – не слишком ли жесткое? – побудило ее шире раздвинуть ноги. Рука властно легла между ними.

Резкий вскрик. Соня поспешно убрала его руку и подтянула сорочку на груди. Сладкая дрема прошла, будто штормовой волной вернув ее на берег, в реальность.

– Подожди… не надо, прошу… – лепетала она тихо, почти бессвязно.

– Что случилось? – его голос дрогнул от неудовлетворенного желания и боли в теле при мысли о том, что она может в такой неподходящий момент ускользнуть от него.

– Я не готова, – Соня снова старалась не смотреть на него и немного отодвинулась от его тела.

Черта с два, только не сейчас! Ваня чуть сильнее сдавил ее своим весом, не позволяя уйти, и прижался возбужденным членом между ее ног. Соня вскрикнула, но не от боли или смущения – он это точно увидел по ее лицу; нет, ей тоже нужно еще. Она хочет его. Однако рука легла на грудь, отталкивая его, а ноги сжались, но не обхватывая, а защищаясь от него.

– Нет! Хватит, остановись! – ее голос начал срываться на крик.

– Тшшш, – тихо успокаивал он Соню, которая уже начала паниковать. – Не бойся меня. Никогда в жизни не бойся меня, Соня…

Она застонала от негодования.

– Я буду тебе плохой шлюхой, Волков… Зря ты все это затеял…

– Ты не шлюха, Соня, черт тебя дери, – прошипел он сквозь сжатые от злости челюсти.

Похоть рвала все тело на куски. Раньше он и понятия не имел, как можно потерять от страсти голову; будь он проклят, но он хотел ее так сильно, что впервые в жизни не доверял самому себе. Не знал, сможет ли остановиться, если она в самом деле отвергнет его; не знал, найдет ли в себе силы войти в нее осторожно, чтобы причинить как можно меньше боли, а не вонзится так, как требует этого тело.

Он начал плавно двигаться, лаская твердым членом Соню между ног. Ткани ее сорочки и его пижамы беспощадно мешали тактильным ощущениям, однако из груди девушки вырвался громкий чувственный крик. Забыв о своей холодности, она страстно прильнула к нему бедрами. Ваня с чувством атаковал ее губы, а она пылко ответила.

– Первый и последний раз, – хрипло пробурчал он, прерываясь на поцелуй, – ты надела нижнее белье ночью. С сегодняшнего дня, – снова поцелуй… – мы спим только голые.

Она замерла и снова начала протестовать.

– Но это неприлично!

– Забудь о приличиях, – он опять обрушился на ее рот, – когда ты подо мной.

Его тело начало имитировать движения в сексе. Чуть отстраняясь, он резко опускался на нее, отчего сам застонал и опустил голову на ее грудь. Толчки вызвали мощный спазм внизу живота, и Соня начала двигаться ему в такт. «Возьми меня, – просила она мысленно, не решаясь произнести мольбу вслух. – Уйми, наконец, эту боль».

Она не заметила, как оказалась без нижнего белья. Да и он тоже… Теплая рука вновь легла между ее бедер, но теперь ей ничего не мешало. Большой палец, слегка надавливая, начал водить круги по краям, ведущим в ее влагалище, каждый раз задевая самую чувствительную точку над ним. От пальца по всему телу расходилось сладкое тепло, заставляя мышцы подрагивать. Зубы нещадно терзали собственную нижнюю губу. Соня была потрясена. Еще никто не трогал ее так…

Она опустила глаза и впервые рассмотрела его тело. Ваня был сложен еще лучше, чем она предполагала; тело было стройным, но не жилистым, и очень сильным. Широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги – будь она художником, непременно захотела бы нарисовать с него натуру. Грудь покрывали негустые черные волосы. К низу живота уходила тонкая дорожка из волос. Тело покрывало множество шрамов, но самой заметной была яркая длинная полоска на животе – видимо, от тяжелого ранения клинком или ножом. На плече еще один след войны, скорее всего, от пулевого ранения.

Заметив, что она исследует его, Ваня застыл. На его губах застыла слабая улыбка, он внимательно наблюдал за переменами в ее лице.

Палец заменила головка члена. Гладкая поверхность кружила, повторяя действия пальца, и постепенно спускалась к заветному месту, словно в водовороте. Она почти поскуливала от удовольствия, не понимая, как усилить ощущения. Соня всхлипнула и выгнулась так, чтобы член наконец оказался на входе во влагалище.

– Какая ты нетерпеливая, – шептал он ей куда-то в основание шеи и чуть прикусил мочку уха. – Больше не страшно? Хочешь, чтобы я продолжил?

– Да! – ее крик оказался более яростным, чем она хотела.

Он широко улыбался, прикасаясь своим ртом к ее губам. А затем сделал очень слабый толчок внутрь, не проникнув в нее даже головкой. Его губы нашли чувствительную кожу во впадинках ключиц.

– Так?

Он решил пытать ее?

– Сильнее…

На этот раз толчок был ощутимее. Мышцы влагалища болезненно сокращались.

«Да я сам сейчас сдохну от нетерпения!» – проорал Волков про себя.

– Еще?

– Прошу тебя…

Тихая мольба прерывающимся голосом оказалась последней каплей. Прорычав что-то неразборчивое, он сделал рывок, который позволил ему наконец проникнуть в нее. Стоп! Нужно сбить спесь и осторожно погружаться глубже. Движение получилось медленным, еле ощутимым. Он не хотел сделать ей больно, еще раз испугать ее, оттолкнуть и потерять те капли доверия, которые уже заслужил.

Войдя в нее целиком и продолжая делать слабые нежные толчки, Ваня вдруг нахмурился. Тело немного напряглось, и она не поняла, с чем это связано. Она сделала что-то не так? Но вскоре Волков расслабился, начал двигаться быстрее и увереннее, издав какой-то удовлетворенный, почти победоносный крик.

Соня упивалась ощущением его внутри себя. Он был очень крупным, твердым, горячим. Они оба тяжело дышали, забывшись от слишком острых чувств. Порывистые рывки сокрушали ее тело.

Стиснув зубы, Ваня ненадолго вышел и перевернул ее на живот, а потом вновь врезался сзади. Нет, он не входил в нее – скорее, вгонял свой член. Его стоны были настолько хриплыми от страсти, что от них вибрировала грудь. Ваня трахал ее так яростно, так быстро, так глубоко, будто от этого зависела его жизнь. Пока у нее не останется никаких сомнений, что она теперь принадлежит ему.

Внезапно он сделал слишком мощный удар, и Соня вскрикнула. Он моментально почувствовал, что крик вызван не удовольствием, и остановился. Она сжала наволочку на подушке, пытаясь справиться с вспыхнувшей внизу живота ноющей болью.

– Прости, я накинулся на тебя, как дикарь… – пробормотал он на ухо, извиняюще потершись об ее щеку лбом. – Я буду аккуратнее. Обещаю. Не бойся…

Невероятно, ему стыдно! Он, такой своенравный, такой невозмутимый, и потерял контроль над ситуацией не меньше, чем она.

– Все в порядке, – подбодрила его Соня.

«Ты берешь ее по-скотски, черт тебя дери. Покрываешь, как жеребец свою кобылу. Ну же, найди в себе хоть каплю человеческого».

Боль постепенно утихала, тело вновь обмякло. Он почувствовал это изнутри и вновь стал двигаться, но медленно, чтобы не навредить ей. Голова беспорядочно терлась об ее плечи, щеки, спину, затылок, ладони грубо – порой даже слишком – сжимали бедра Сони… Член судорожно пульсировал, изнывая от чересчур медленного ритма.

Пытаясь успокоить себя, он вернул ее в прежнюю позу. Лег сверху, ласково обхватил щеки ладонями и продолжил плавно раскачиваться, но ее жаркий взгляд, влажная кожа и красные от покусываний губы положили конец его самоконтролю. Быстро втянув ртом ее верхнюю губу, он с гортанным криком вышел из Сони и кончил.

Один миг – и внутри нее осталась только одинокая пустота. Он упал на спину рядом с ней, восстанавливая дыхание. Происходящее внезапно снова смутило ее, и Соня стала молча натягивать на себя одеяло.

Заметив это движение, Ваня раздраженно потер глаза. Он был зол сам на себя, что взял ее так бескомпромиссно, наспех, поддавшись острому желанию наконец удовлетворить тоску по той красавице-аристократке из кабака.

Взяв себя в руки, Ваня встал с кровати, открыл комод и достал чистую ткань. Аккуратно вытер ее тело, потом и себя. И вдруг – начал одеваться. Соня недоуменно смотрела ему в спину, не ожидая, что он покинет постель так скоро.

– Кто был до меня?

Как гром среди ясного неба! Она замялась, не ожидав такого вопроса.

– Какое это имеет значение?

– Кто был до меня, Соня? – он повернулся к ней, натягивая брюки.

– Тебя разозлило то, что ты оказался не первым моим мужчиной? – возмутилась девушка.

– Просто ответь на вопрос.

Она села в постели, подогнув коленки к животу и обхватив ноги руками.

– Мой бывший жених, – Соня старалась, чтобы голос звучал уверенно, но он предательски дрогнул.

– Тот самый? За которого ты собиралась замуж, когда мы встретились?

Она кивнула.

– Да, это тот Александр Григорьевич, который отвез меня домой после этого… происшествия.

– Я понял.

– А что, если бы я об этом сказала сразу, ты нашел бы девицу посвежее? – зло накинулась она на него, через секунду пожалев о сиюминутном порыве.

Волков сел на кровати рядом с ней, облокотившись одной рукой на матрас, другой проведя кончиками пальцев по раскрасневшейся после близости щеке.

– Даже не представляю, что могло бы унять мою похоть к тебе, но это точно не наличие бывшего любовника. Я беспокоился о другом. Беззащитные женщины часто подвергаются насилию, помнишь, мы уже говорили об этом? А тут ты, такая вкусная, такая красивая…

Неожиданный комплимент, сопровождаемый легкими поцелуями по всему лицу, снял раздражение. Он только боялся, что ее могли изнасиловать… Волков ласковым движением поправил копну рыжеватых растрепавшихся волос, бросив ее на левый бок, а затем неохотно отстранился, накинул рубашку и стал застегивать пуговицы.

– Так ты не вышла замуж за этого Александра Григорьевича?

– Нет.

– Почему?

Сначала ей захотелось пресечь все попытки расспросить ее о прежних отношениях. Но был ли в этом смысл? Пусть знает, раз хочет.

– Мы официально сообщили о своей помолвке, начали готовиться к свадьбе, а потом политическая ситуация в стране стала нестабильной. Князь откладывал и откладывал, ждал, пока все уляжется. После переворота многие семьи переезжали из одной усадьбы в другую, подальше от крупных городов, прячась от протестующего народа. Потом некоторые стали покидать Россию.

– А он?

Вздохнув, она продолжила:

– Он отплыл во Францию. Я не могла покинуть страну самостоятельно просто потому, что не имела на это средств.

– Почему он бросил тебя здесь? – нахмурился Волков.

– Я не знаю, – стараясь казаться равнодушной, Соня пожала плечами. – Как бы то ни было, я узнала об его отъезде не сразу, так что выяснить это не смогла.

– А что твой брат?

Она потупила взгляд и еле слышно отозвалась:

– Мой брат умер незадолго до революции. Он так и не смог взять себя в руки, продолжал спиваться, вязнуть в долгах. Начал дебоширить и как-то раз, изрядно налакавшись, нарвался на бандитов. А те не стали разбираться, что к чему, и просто достали финский нож.

– Мне очень жаль.

– Да, мне тоже. Я знаю, ты все-таки передал тогда, шесть лет назад, мою просьбу. Алешка явился прямо перед ужином, как я и хотела, почти с порога плюхнулся мне в ноги. От него жутко пахло крепкой выпивкой и дешевым табаком. Он бессвязно вымаливал мое прощение, а я тем временем не могла смотреть на его лицо…

Лицо Вани приняло жестокое выражение.

– Потому что все оно было избито, – гневно закончила Соня.

– И я ни капли не раскаиваюсь, если ты вдруг решила взывать к моей совести, – равнодушно вскинул брови Волков.

– Что на тебя нашло? Почему решил потренировать на несчастном пьянице кулаки? Разве тебя волнует, что какой-то чужой человек спускает свои деньги на выпивку в кабаке?

– Ну нет, он получил за дело. За то, что заставил свою сестру рисковать и разыскивать его среди бандитов и пьяниц, за то, что сломал проститутке шею в постели, за то, что попытался ударить меня, когда я пришел говорить с ним после нашей с тобой встречи.

– Что? Он сломал… шею? Женщине?

– Жуткое зрелище, – Ваня сморщился от воспоминаний. – Он, видимо, уложил ее на спину, высоко задрал бедра. Уж не знаю, как это могло произойти, что с ней нужно было такого делать, но шея оказалась переломана насмерть.

Она сглотнула от приступа тошноты и отвернулась.

– Соня, я уже говорил тебе, что твой братец творил после того, как прикасался к бутылке. Может быть, он был добрым, спокойным и милым рядом с тобой, своей семьей, но там, где видел его я, он превращался в существо, лишь отдаленно напоминающее человека.

Облокотившись спиной на комод и задумчиво оглядев ее, добавил:

– Ты его любила? Князя своего?

На мгновенье она задумалась, будто эта мысль никогда не приходила ей в голову.

– Наверное, любила, – протянула Соня. – Вообще-то я боготворила его. Каждый день думала, что лучше мужчины на свете не найти. И была счастлива, когда он заговорил о женитьбе. Я была так сильно влюблена в него, что не замечала недостатков. А может быть, некоторые достоинства и вовсе придумало мое богатое воображение. Если бы у меня был рядом какой-то здравомыслящий близкий человек, может, я бы взглянула на Александра Григорьевича по-новому. Но родители давно погибли, а брат не особо интересовался моей жизнью. Тетка, которая занималась поиском мужа для меня, и подруги были столь же очарованы князем, как и я сама. Они находили его великолепной партией.

– А потом этот принц на белом коне предложил приблизить первую брачную ночь?

Она негодующе нахмурилась и слегка надула губы.

– Примерно так, да. Я была так одурманена его харизмой, умом и красотой, что не стала отказывать.

Больше он вопросов не задавал. Закурив сигарету, Ваня вышел, оставив за собой слабый аромат табака. Вскоре он уехал на Лубянку.

Аксинья суетилась весь день, занимаясь с Соней обновлением гардероба. Уже к обеду она достала и нижнее белье, и несколько платьев, и туфли, и сапожки, даже пальто с шубой и украшения.

– Как ты умудрилась так быстро, Аксинья?.. – только и спросила Соня, устраиваясь на диване в гостиной.

– Да у нас одна соседка как раз занимается пошивом и перепродажей женской одежды, – пояснила экономка. – Прямо тут в доме живет, несколькими этажами ниже. У ней целых две комнаты под склад и примерочную. Ей часто заказы делают. Она все что хотите найдет.

Интересно, откуда эта соседка доставала наряды, если не шила их сама? Вдруг некоторые из вещей были ранее конфискованы у «буржуек», в том числе ее знакомых или подруг?

«Забавно, если однажды мне принесут платье, которое изъяли из моего же гардероба. Я не прочь вернуть свое любимое, кофейного оттенка».

В течение дня Соня не раз вспоминала прошедшее утро. Она пыталась понять, чем могла быть вызвана такая быстрая и острая реакция ее тела на ласку Волкова; этот человек никогда не казался ей привлекательным. Как мужчина, еще вчера вызывавший в ней только панический холодок и тошноту, смог за считанные минуты возбудить ее так, что она совершенно забыла обо всем на свете?

«Все дело только в том, что мое тело соскучилось по близости, и я никак не могу совладать с ним. Впредь буду аккуратнее. Не хватало еще, чтобы этот грубиян решил, будто я действительно хочу его. Да он же и остаться в постели после этого не потрудился, а просто встал и ушел», – сетовала Соня.

С князем Оболонским все было по-другому. Он захватил ее в плен, только приветственно улыбнувшись во время дебюта графини Белозеровой в свете. Безупречные манеры джентльмена, добродушное выражение лица красавца-блондина, беспроигрышное чувство юмора, высшее образование, перспективная карьера в Государственной думе, незапятнанная ни единым скандалом репутация – у князя было все, о чем только могла мечтать незамужняя (да нет, любая!) девушка.

Он обожал шумные веселые компании и чувствовал себя в них как рыба в воде. Рядом с ним Соня, которая всегда чувствовала себя неуютно на публике, расслаблялась и становилась увереннее. При этом Александр Григорьевич соблюдал даже самые строгие правила этикета на людях. Был одинаково учтив со всеми собеседниками. Трудно представить, чего ему стоила непринужденная беседа со сварливой старой злыдней княгиней Холковской… А он, между прочим, умудрился стать ее любимчиком!

Когда Соня только начала выходить в свет, князь Оболонский как раз стал подыскивать себе невесту. Это вызвало жуткий переполох в обществе и предвкушение грядущих петушиных боев. Спохватились все мамаши, свахи, дебютантки и даже старые девы…

Соня никогда не рассчитывала всерьез заполучить этого мужчину. Она просто инстинктивно флиртовала с ним, не надеясь на успех. У Белозеровой было мало шансов выйти за князя просто потому, что у нее не было богатого приданого. Все, что она имела – это природная красота, которая гармонировала с хорошими манерами, образованием и вкусом. Однако, как выяснилось позже, отсутствие приданого не было серьезным препятствием.

Все начиналось с каких-то мимолетных взглядов из одного конца бального зала в другой; небольших «вольностей», вроде той, что случилась однажды перед отъездом Софьи Алексеевны домой – тогда князь дольше обычного задержал свою руку, помогая ей сесть в экипаж. Следуя за своей спутницей на приемах, он иногда украдкой, пока никто не видел, касался кончиками пальцев ее шелестящих юбок.

Когда Александр Григорьевич начал недвусмысленно ухаживать за ней, Соня не могла поверить в столь удачный поворот судьбы. Подумать только! Он обращался с ней, словно с тончайшей фарфоровой посудой, которая при неудачном движении может рассыпаться на мелкие кусочки. Князь с таким восхищением смотрел на нее во время танцев, что порой на них заглядывался весь зал.

Любопытные взоры публики между тем оценивали каждое ее и его движение. Общество готово было растерзать Соню за любую провинность, лишь бы посеять слухи о вновь освободившемся князе. Одни шептались за ее спиной, что князь мог бы найти невесту и получше; другие – преимущественно мужчины – утверждали, что Александр Григорьевич урвал самый лакомый кусочек со светских обедов и званых ужинов.

После того как Оболонский ни на шаг не отходил от Сони в течение всего сезона, общество начало с нетерпением ждать известия о помолвке. Больше всего ждала, конечно, сама графиня Белозерова. Брак с князем подарил бы ей все, что так нужно женщине в жизни: любовь, семью, финансовое благополучие и связи. В том числе Соня могла бы поправить положение брата, заручившись поддержкой мужа.

Их с Александром Григорьевичем первый поцелуй был незабываемым. Поздняя весна 1911 года… Станцевав вальс в зале, они укрылись от гостей светского приема в неосвещенной части сада. Казалось, будто сама природа толкала их друг к другу, создавая удивительно романтичную атмосферу: тихое пение птиц, слабый свет луны, бурные ароматы цветов, свежей листвы и травы. Если бы их нашли, безупречная репутация девушки оказалась под угрозой; впрочем, князь и так собирался сделать ей предложение, так что свет великодушно закрыл бы глаза на этот инцидент.

Они сидели на маленькой скамейке, любуясь друг другом. Оболонский рассказывал ей о том, как путешествовал вместе с матерью по городам Европы в юности. Поцеловал он Соню так нежно, будто спрашивая – можно или нет. Едва заметно поглаживая щеки, что-то шептал о том, что свадьбу можно отпраздновать зимой; говорил, что мечтает обвенчаться с ней ясным морозным утром, когда весь город будет усыпан пушистыми хлопьями снега. Соня соглашалась: ей было все равно, на какое время года планировать торжество – лишь бы слишком долго не затягивать.

Потом Александр Григорьевич начал говорить, что ожидание свадьбы слишком мучительно и, возможно, стоит перенести дату на осень.

– Вы столь прелестны, моя дорогая, что я желаю вас похитить и немедля сделать своей женой. Может ли мужчина удовлетвориться одним мимолетным поцелуем своей возлюбленной?

Иногда они сбегали на усыпанную цветами полянку неподалеку от загородного дома тетушки, в котором Соня проводила летние месяцы; там, вдали от глаз прислуги и Лидии Ивановны, князь без устали целовал ее.

– Я присмотрел нам с вами роскошный двухэтажный особняк в центральной части Петрограда. Его построили в стиле флорентийского палаццо. Вам же нравится итальянская архитектура? Я как увидел его, сразу понял: это наш дом. И знаете, что?

– Что?

Оболонский еле заметно прикоснулся губами к внутренней части запястья на ее правой руке.

– В этом доме самая красивая хозяйская спальня, которую я когда-либо видел.