Читать книгу Двери открываются - Ксения Никольская - Страница 7

“Государственная сеть Катюша будет отключена с 22:00 до 6:00 следующего дня, – донеслось из транслятора, – Просим убедиться в наличии маскировки и желаем вам приятного ночного отдыха”

Борис уже был готов лечь на ставшую вдруг неуютной и страшной кровать, как вдруг послышался робкий стук в дверь.

– Арсеньев? Ты не спишь ещё?

– Нет, Егор Семёныч, заходите.

Егор Семёныч неуверенно прошагал в комнату, чуть согнувшись и по-стариковски опустив плечи.

– Я тут вот что… – начал он. – Вашим там на фронте, кажется, наливают иногда… Ну, для храбрости, верно?

– Бывало, – Борис моментально понял цель прихода соседа и расслабился.

– Так вот… Может у тебя есть чего? С собой, то есть… Я ведь её-то уже лет пять не пил. Вроде и не надо, а хочется иногда. Ну, сам понимаешь, живём в тепле, еда, вода есть, квартира хорошая… А иногда как накатит тоска, прям сил нет, – он опасливо покосился на дверь, а потом на окно, как будто там прятались иноагенты, готовые в любой момент рассказать всему миру, как плохо живётся Егор Семёнычу в Союзном Государстве. – Не поделишься со стариком, вроде как за знакомство?

У Бориса было. Как раз перед ранением всем бойцам выдали по пол-литра спирта, которые, разбавив водой, можно было растянуть на полгода. Потом был бой, изолятор и возвращение в казармы, где выпить-то толком было не с кем, потому что его старшая рота уже перебазировалась в другую точку, а младшим спирт ещё не полагался. Борис тогда запрятал бутылку в рюкзак, где она до сих пор лежала и дожидалась Егора Семёныча.

– Стакан-то есть?, – подмигнул Борис.

– А как же! – обрадовался старик. – Бабка спит уже, а я сейчас… Посидим с тобой по-соседски, Васеньку заодно помянем.

Они посидели, помянули Васеньку и борисовских боевых товарищей, выпили за Правдина и за День Освобождения, а потом за что-то ещё. Закуски не было, поэтому приходилось через силу давиться горькой обжигающей жидкостью, на глазок разбавленной водой, предназначенной для утренних туалетных процедур. Спустя некоторое время Егор Семёныч повеселел и обмяк. Борис решил, что старику уже хватит, взял со стола бутылку и под пристальным взглядом соседа убрал её обратно в рюкзак. Сообразив, что больше ему не нальют, Егор Семёныч неуверенно встал со стула и, чуть пошатываясь, пошёл к двери.

– Подожди, боец, я сейчас, – проговорил он и криво махнул рукой.

Минут через десять он вернулся, пряча что-то за спиной.

– Вот, – гордо сказал он, – Забыл совсем. Мы же когда сюда въехали, считай уж лет 25 назад, тут ведь ничего не было. Голые стены, даже мебель вывез кто-то до нас.

Борис отрешённо кивнул. Ужасно хотелось спать.

– Так вот, значит, лет пять прошло, и всем велели поставить на окна маскировку, ну может ты помнишь, раньше-то были стёкла прозрачные, через которые улицу видно.

– Не помню.

– Ну и не важно. Значит, стали мы старые окна снимать, а там вон оно что, – Егор Семёныч вытащил из-за спины какой-то свёрток, – Я сразу сказал, это от предыдущих жильцов осталось, выбросить хотел. А бабка подумала, что, может ещё вернётся кто. Ты, говорит, оставь пока что его, сохрани. Так вот, значит, я и сохранил, да и забыл совсем. А тут мы о семье твоей заговорили, и меня вроде как озарило. Вот, в общем, возьми, может пригодится.

С этими словами Егор Семёныч достал из-за спины старый пакет с каким-то предметом неровной формы внутри. Борис развернул его и не сразу поверил своим глазам. Перед ним был его детский слоник – мягкая игрушка, посеревшая от пыли и старости. Он осторожно взял его в руки, и в первый раз за много-много лет ему захотелось уткнуться в него носом и заплакать то ли от радости, то ли от другого, неизвестного ему чувства.

– Твой? – спросил Егор Семёныч.

– Мой… Кажется… – ответил Борис.

– Ну вот и хорошо, – успокоился старик. – Я, значит, пошёл. Спать ложись. Бабке ни слова.

– Спасибо вам, – совершенно искренне сказал Борис.

Как только за Егор Семёнычем закрылась дверь, Борис приступил к изучению игрушки. Осторожно, чтобы не повредить износившуюся за годы ткань, он ощупал слоника и внимательно рассмотрел его со всех сторон. Видимых дыр нигде не было, и можно было даже сказать, что вещь очень хорошо сохранилась для своего возраста. Единственное, что смущало Бориса, так это то, что там, где хобот прикреплялся к голове, был неровный шов, по виду отличавшийся от остальных. “Наверное, я оторвал в детстве, а мать пришила”, – подумал он. Один глаз игрушки тоже держался не очень плотно, и Борис чуть нажал на него, пытаясь вдавить поглубже, чтобы он окончательно не отвалился. Внезапно под пальцами он ощутил что-то твёрдое, находящееся внутри головы, прямо между ушами. Борис попытался ощупать странный предмет и понять его предназначение. Возможно, это было что-то вроде механизма, при нажатии на который слон начал бы шевелить ушами и петь весёлую песенку, кажется, раньше игрушки умели это делать. В любом случае, сейчас он не работал, а достать его было невозможно, не повредив ткань. Борис решил оставить игрушку в покое и лечь спать, тем более, что электричество уже отключили, а ковыряться в слоновьих мозгах без света было бессмысленно и неудобно.

В середине ночи явился покойный Васенька. Борис, конечно, никак не мог знать, как он выглядит, но почему-то сразу понял, кто это. Василий стоял у его кровати, весь синий, с выпученными глазами, и как-то неестественно вывернутой левой ногой и пытался просунуть руку под подушку, где Борис спрятал свою книгу и вновь обретённого слоника. Он хрипел, сопел и махал руками, как будто хотел указать Борису на что-то важное. Вдруг его лицо стало раздуваться, и из того места, где у привидения был нос, стали вырастать хоботы. Один, два, три… – они всё появлялись и появлялись, и Борис в оцепенении пытался их сосчитать. “Сто…”, – внезапно прохрипел Васенька, выхватил из-под подушки слона и слишком резким для покойника движением оторвал ему голову. На месте отрыва стали выступать алые капельки крови. "Это кровь – их кровь…" – вновь прохрипел Василий. Его синие пальцы сжимали остатки игрушки, которая на глазах Бориса стала превращаться в пепел и рассыпаться по ровным холодным квадратикам линолеума. Пепел образовал пятно, которое начало расползаться по полу густой кровавой лужей. Покойник пристально посмотрел Борису в глаза и что-то опять пробулькал своими многочисленными хоботами. Борис зажмурился и вжался в кровать пытаясь найти в ней хоть какую-то защиту. Под подушкой что-то зашевелилось, и он проснулся.

В комнате было темно. Обои на окне продолжали крутить уже знакомые три картинки. Никакого Васеньки, конечно же, не было, да и быть не могло – его тело увезли полгода назад и похоронили в какой-то братской могиле, а, может быть, даже не стали сильно себя утруждать и закопали рядом с домом, хотя бы на том холмике, где они раньше сидели с дедом. Борис встал, прошёлся по комнате и окончательно отогнал от себя весь сон. На всякий случай он залез под подушку проверить, на месте ли его вещи, и достал оттуда слона. Внезапно, в каком-то необъяснимом порыве, он аккуратно надорвал шов у хобота и залез в мягкую голову, осторожно раздвигая пальцами искусственный наполнитель. Наконец он нащупал что-то, подцепил и выудил наружу. Хобот не выдержал такого издевательства и оторвался, оставляя вместо себя торчащие желтоватые клочья ваты.

В руках Бориса был странный предмет. Он осмотрел его со всех сторон и вдруг вспомнил, что раньше на таких хранили информацию. Туда можно было записать всё – от изображений (тогда они были другими и назывались фотографиями) до трансляций (кажется, они тоже назывались по-другому), нужно было только вставить карточку в вычислительную машину. Борис подумал, что, возможно, смог бы подключить её к устройству, заказанному у Катюши для работы, которое должны были доставить со дня на день. Аккуратно, чтобы не повредить контакты, Борис убрал карточку в специальное отделение в рюкзаке и, успокоившийся, лёг в кровать, надеясь, что Василий тоже угомонился и больше не удостоит его своим вниманием.

Конечно же, вычислительную машину не доставили ни через два дня, ни через неделю. Каждое утро Катюша сообщала, что “Отгрузка задерживается из-за угрозы террористических атак”, и Борис уже был готов сам поубивать всех террористов, чтобы получить необходимый для работы инструмент. Всё это время он смотрел обучающие трансляции и рисовал картины в голове, но толку от этого было мало. Иногда он доставал из-под подушки свою книгу и читал давно знакомые слова, просто потому, что больше нечем было заняться. Слоновий хобот был аккуратно прикреплён на место универсальным средством для склеивания, которое Борис выменял у Егора Семёныча на 50 граммов перловки из третьего набора. Егор Семёныч, кажется, был бы не против отдать Борису средство просто так, помня о том вечере и остатке спирта в заначке. Но Борис решил, что нехорошо пользоваться не совсем честно завоёванным расположением старика и для приличия отдал ему перловку, которая всё равно вызывала у него изжогу.

Постепенно Борис освоился в новом для себя мире, и потекли дни, похожие один на другой. Транслятор передавал одинаковые новости, одинаковые дроны в одинаковое время доставляли одинаковые продукты, обои показывали те же самые три картинки, каждую деталь на которых Борис уже знал наизусть. Юлиана Павловна как могла поддерживала чистоту в их теперь уже общей квартире, а Егор Семёныч сидел в кресле, смотрел трансляции, предложенные Катюшей, и со знанием дела и особенной, стариковской, мудростью комментировал увиденное. Мир, по его мнению, был прост и понятен. Государство – хорошее, террористы – плохие, иноагенты – выродки, Правдин – молодец. И он каждый день садился смотреть этот спектакль, с одними и теми же актёрами, играющими одни и те же роли, но каждый раз каким-то чудом умудрялся найти в нём что-то новое, достойное его комментариев. Юлиане Павловне же, в свою очередь, удавалось даже к врагам государства относиться со свойственной её материнской заботой и теплом. “Ой, ну что же это делается-то? – сокрушалась она, посмотрев очередную трансляцию с фронта, – Ну что ж они, как дети малые, всё лезут и лезут? Сидели бы у себя в стране, работали бы, учились. Что им от нас-то надо? У нас, поди, тоже не всё хорошо, но мы же сами себя прокормить можем. И им помогли бы, только попросили бы нормально, неужели Правдин отказал бы?” Казалось, что если прямо сейчас, во время новостной трансляции, в квартиру каким-то образом войдет вооружённый террорист, то Юлиана Павловна назовёт его сынком, усадит за накрытый стол и накормит своим супчиком с мясным продуктом, и террорист немедленно сдаст оружие и, прямо за этим столом, присягнёт на верность Союзному Государству.

Единственным, что скрашивало их незатейливую жизнь, была игра в карты в комнате Егора Семёныча и Юлианы Павловны. Около четырёх часов дня, когда транслятор заканчивал передавать новости, можно было выбрать одно из трёх досугово-развлекательных мероприятий, предложенных Катюшей. Домино было скучным, шашки – постоянно недоступными, и Борис как-то сам предложил попробовать партию в карты на троих. Игра стала удивительно занимательной, особенно потому, что Егор Семёныч часто проигрывал и смешно злился из-за этого на Юлиану Павловну и, немножко, на Бориса. Услышав в очередной раз катюшино “Игра окончена. Игрок номер три проиграл”, он в сердцах бил ладонью по столу и бормотал: "Чтоб тебя, бабка, иноагенты сожрали! Тоже мне нашли дурачка, у самих-то все козыри в рукавах. Сдавай ещё!" Борис веселился и приказывал Катюше начать новую игру. Так проходил час до следующих новостей, которые старики никогда не пропускали. Они внимательно прослушивали информацию о количестве убитых террористов, сменяющуюся трансляцией о достижениях государственных служб по обеспечению питания, передвижения и безопасности. "Сегодня, – радостно передавал транслятор, – миллионы граждан по всей стране встали у своих окон, держа в руках государственные флаги в поддержку политики Виктора Правдина". На экране появлялась картинка счастливых людей, сквозь маскировочные обои демонстрирующих улыбающиеся лица. "Ни в одном государстве мира, – продолжал транслятор, – не наблюдается такое единство народа и Правительства. Очередной переворот на Западном Континенте доказывает это. Предлагаем посмотреть трансляцию с места событий. Предупреждение: ограничение по возрасту – двенадцать плюс."

От новостей веяло спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне, и даже Егор Семёныч забывал о своём проигрыше и, умиротворённый, шёл на кухню пить чайный напиток, который на вкус действительно был как вода.

Ещё Борис нашёл в Катюше одну очень интересную функцию. Во время отведённого для общения интервала можно было познакомиться с другими гражданами (и гражданками) Союзного Государства. Для этого было достаточно отсканировать своё лицо и изображение в полный рост, записать короткое обращение и сведения о себе, и тысячи таких же одиноких людей могли выбрать себе пару для знакомства и, возможно, даже для создания семьи. Борис плохо себе представлял, как устроен этот процесс, но не будет же он вечно проводить время в одиночестве в своей маленькой и пока не очень уютной комнате? Подумав пару дней, он решил, что всё равно ничего не потеряет, и начал со сканирования себя крупным планом и в полный рост. Но внезапно возникла неожиданная проблема: ему было нечего надеть. Мятая домашняя футболка, щедро усыпанная жирными пятнами от масляного продукта, которые не брало даже хозяйственное мыло, совсем не подходила для такого важного события. В рюкзаке, конечно, была ещё одна, запасная, но и она не отличалась свежестью, потому что стирать Борис не любил. Сколько он себя помнил, он носил почти одну и ту же одежду, которую ему любезно предоставляло Государство. В штабе по надзору и воспитанию всем детям выдавали тёмно-синие футболки, летом с коротким, а зимой – с длинным рукавом, и тёмно-синие брюки. К одежде нужно было относиться бережно, потому что меняли её не часто, а если ходить в грязных лохмотьях, то можно было нарваться на замечание от директора, которое грозило лишением компота на неделю.

На фронте все бойцы были одеты в чёрную форму, и только по нашивкам на рукаве можно было отличить сержанта от полковника. Форму Борису оставили после увольнения в запас, предварительно срезав с неё все опознавательные знаки. В рюкзаке у него, кроме несвежей футболки, лежали летние брюки и пара трусов, тоже, естественно, чёрного цвета. Одежду можно было постирать хозяйственным мылом, которое приходило один раз в месяц вместе с доставкой средств для гигиены. Первую небольшую порцию хозяйственного мыла Борису выдала Юлиана Павловна, смущённо пояснив, что “своё-то, конечно, не пахнет, но помыться и постирать никогда не будет лишним”.

Чёрная одежда совсем не подходила для сканирования. Борис в ней выглядел намного старше своих лет и каким-то серьёзным и неприступным. Он принимал разные позы перед транслятором, но всё было не то. В конце концов он бросил это дело и пошёл к Егор Семёнычу за белой рубашкой. Старик, узнав о борисовском замысле, загадочно заулыбался и начал подмигивать ему, а потом вдруг посерьёзнел.

– Жить-то где будете? Ну, с женой своей будущей, то есть?

– Егор Семёныч, я пока не знаю. Я ещё даже свою информацию не загрузил, вот сканироваться только собираюсь.

– Да, сейчас у молодых это быстро… Познакомился, значит, маршрутный лист получил, чтоб ходить друг к другу, туда-сюда, значит, – и зарегистрировался. Пару месяцев, считай. Мы-то с бабкой долго встречались. Тогда никаких маршрутных листов тебе, никакой Катюши… Видишь бабу, подходишь, и – “Добрый вечер, приятно познакомиться”, значит. Вот оно как было-то… Бабка молодая была, красивая, а я тоже ничего себе, так и поженились. Любовь у нас была, значит, слыхал о таком?

Борис не слыхал. То есть, слово-то, конечно, было знакомым, но смысл его сводился к любви к Союзному Государству и Виктору Васильевичу Правдину и его политике. Белую рубашку Егор Семёныч, конечно, дал, подмигнув ещё раз напоследок и напомнив ему, что бабы они такие… Какие были бабы, Борис так и не понял, потому что, кроме воспитательниц и нянечек в штабе, за всю сознательную жизнь он так толком и не встретил ни одну из них. Кое-как накинув рубашку поверх чёрной футболки, он ещё раз отсканировал себя и, наконец, остался доволен изображением. Борис сопроводил его краткой биографией (Родился 7 января 2030 года, рос в штабе по надзору и воспитанию, после чего 15 лет отслужил на фронте и был уволен в запас по состоянию здоровья. В данный момент постоянно пребывает в столице в собственной комнате (спутниковые координаты прилагаются) и хочет познакомиться с женщиной своего возраста, проживающей неподалёку. К серьёзным отношениям готов). Борис загрузил всё в транслятор и дождался окончания проверки. В следующий интервал для общения ему стали доступны данные других граждан, которые, так же как и он, хотели завести знакомства. Борис пробежался по нескольким изображениям, прослушал описания, но так и не решился первым послать сообщение. Он подумал, что лучше подождёт, пока какая-нибудь, говоря языком Егор Семёныча, “баба” не свяжется с ним первой.