Читать книгу Альмохад, или Халиф - Л. Дж. Бэзил - Страница 2

Два дня – осада началась!

С пустыни буря принеслась,

Себе предчувствуя победу,

Накрыла древнее Толедо.

Лишь чудом город все ж стоит.

Вокруг него смола кипит.

Машиной, камнем и тараном

Ломают стены-великаны!

Под башнями подкоп вершат,

Пожары в городе горят,

Возводят улиц укрепленья,

Спешат кастильцы в нападенье.

Вот-вот – и крепость их падет.

Но славен тут Бургундский род

И город он не отдает.

Пока атаки отражают,

Пока за приступом свергают

По-новому приступ другой,

Пока лавиной под стеной

Арабы яростно теснятся,

И камни вниз на них валятся,

Читатель, устремись за мной!

Оставь поля нещадной брани,

Где тяжкий меч в железной длани

Нещадно об железо бьет.

Уже и вечер настает,

И скоро бой угомонится.

Но не сегодня предрешен

Взнестись отсель победы звон —

Все смерть никак не насытится!

А мы последуем туда,

Где в отблесках последних дня,

Над Тахо светлою струей,

Раскинулся с вечерней мглой

Военный лагерь мусульман.

Уже отбой для битвы дан,

Уже свершается намаз;

И хоть имама звучный глас

Не слышен здесь – ведь вкруг война,

Но все ж шумящая река

И воздух, сладостно-глубок —

Таков Центральных гор исток —

Сюда, казалось, доносил

Толедских минаретов пыл.

И город будто слал привет

От прошлых для ислама лет.

Уже горит полнощный свет,

На холмах стихнул гул сражений.

В сиянье ярких звезд одет

Небесный свод. Внизу же, в тени,

Земля ложится чернотой.

Наполнен воздух теплотой.

Вблизи дороги от селений

Вдруг две фигуры чуть видны,

К заставе вмиг приведены,

Они вопросам отвечают:

«Куда, зачем?» – «Нам нужно в стан.

Скажите, воины, ваш султан —

Он также милосердье знает

И может нас к себе принять,

Чтоб нам обиду рассказать

Было возможно?» – «Без сомненья!

Оставьте страх или волненье —

Вы под защитой мусульман!

Эй! Что за темень! Посветите.

И этих женщин проводите —

Кто там свободен – в главный стан».

Приказ рассеянный отдан

И с неохотой выполняем.

Но вот два воина идут

И, хоть сердито всех клянут,

Но женщин все же провожают.

Огромный лагерь в оживленье:

Людей, животных – страшный рой;

Шатров невиданно скопленье.

Две путницы, как за стеной,

За воинами не поспевают.

А те в толпе себе ступают,

Дивятся, все глядят вокруг:

Застав дозорных сменный круг

Толедо цепью окружали.

Над Тахо искры их костров

Вдоль берега во тьме сверкали,

И лишь где замок – был остов

Машин и воинов окруженья.

В таком людском столпотворенье

Из караулов и осад

Вернуться в стан был каждый рад,

И тут немногие бывали.

Теперь же воины передали

Свою добычу и назад

Неспешно оба зашагали.

«Халифа видеть, он сказал?» —

Катиб, как это услыхал,

Не знал – смеяться иль сердиться:

«Красотка, будь ты хоть царица,

И то б тебя не пропускал!

Иль, сын шайтана, он считал,

Что всюду ход здесь своевольный?

Теперь, мой свет, ступай домой.

Ты из Толедо? Что ж невольно

Ты зрела лагерь боевой.

Жди день. Возьмем мы Алькантару

И тут же снимем всю осаду,

Толедо завтра будет наш.

Теперь же мой покой уважь,

Хоть хороша ты – просто чудо,

Но знай: мне не поспеть повсюду,

Факих твой случай разберет,

Когда Халиф нам град возьмет».

«Постой! Взгляни. Ты видишь камень?»

«Подделка?» – «Нет, это рубин!

Я знаю, щедр твой господин,

Но все ж возьми». – «Аллах! Как пламень!

Я не могу… ну что ж, сюда.

Проклятая моя судьба!

Иблис к греху меня заводит

И всюду мною верховодит,

Была бы цела голова,

А там…» Но он уже заходит

В роскошно убранный шатер,

Где ясно слышен разговор,

И спутницу свою заводит.

«А, это ты, Адуд? Зайди.

Бумаги со стола возьми —

Давно они уж ждут визиря.

И где, наш гнев напрасно ширя,

Уже замешкался он сам?» —

Так требуя ответ речам,

Халиф к нему оборотился

И за катибом увидал

Тут деву. Тот ее скрывал

Собой и молча поклонился,

Не смея слова произнесть.

«Так-так. У нас благая весть —

И женщина в военном стане!»

«Халиф, она одна, бледна,

Бела, как полная луна,

И красоту никто не станет

И под чадрой ее скрывать.

Тут и Пророк сам, что сказать,

Ее мольбами б умилился.

В ней дух какой-то воплощен,

И лик печалью столь светился,

Что сам я, грустью удручен,

Помочь ей вмиг себя направил».

«Мошенник, верно, ты слукавил,

Но лишь Аллаху знать дано,

Как будешь им судим за то».

«Ну что ж, Халиф, вас покидаю», —

Стоящий рядом с ним сказал.

То статный воин был. Он взял

Свой меч и, честь так отдавая,

Склонился низко, вышел вон.

За ним, немного удручен,

Но деве хитро подмигнув,

Последовал и сам Адуд,

Полог задернув до конца.

И тут с прекрасного лица

Чадру вдруг опустила дева.

Халиф взглянул и как застыл:

Вот что изар собой таил —

Пред ним стояла королева!

Миг тишину меж них хранил.

Затем Халиф проговорил:

– Так вот какой поступок смело

Ты, не таясь, предприняла.

Сюда, в дружинные приделы,

Коль верить, ты сама пришла.

Я прав, или снаружи свита? —

Царица, холодом облита

На каверзный вопрос такой,

Дрожа, качнула головой

И тихо, нежно отвечала:

«Нет, повелитель, я сама.

Меня служанка лишь одна

Сюда от стен сопровождала,

Ведь и пути не знала я.

Она мне с преданностью служит

И ничего не передаст.

Гляди: вон ждет она снаружи.

Тебя ж прошу: ни слова мужу!

Прощенье он мне не отдаст.

Вдруг сам иль кто другой узнает…»

– Аллах смиренных защищает,

И мы почтим Закон его —

Он не узнает ничего.

Но что, красавица, за дело? —

Царица взгляд к нему воздела,

От страха, слабости бледна,

Готова пасть пред ним она,

Но руку, что меча надежней,

Он предложил ей осторожно,

К подушкам затканным подвел,

Заставил сесть, придвинул стол,

Налил вина, чей стаж почтенный

У всех здесь зависть вызывал —

Хоть толк в вине тут каждый знал —

И вот румянец постепенно

В лице прекрасном заиграл —

Он с наслажденьем увидал.

Затем с досадой так сказал:

– Как ты пришла неосторожно!

А вдруг тебя бы кто узнал?

Аллах во тьме оберегал

Сюда твой выход неотложный.

Теперь скажи, зачем ты здесь? —

«Ты знаешь». – Нет. – «Спасаю честь

И жизнь». – Кого же? – «Короля.

Она меня сюда лишь привела.

Другой причины я не знаю».

– А город? А его народ? —

«Его? И мой. Я уповаю:

Спасу его – он в свой черед

Спасет несчастное Толедо».

– Вот бесполезная беседа!

Я знаю: страшны те слова,

Но все ж скажу: его глава

Здесь скоро возлежит на блюде.

Пусть золотым оно хоть будет,

Хоть медным – мне то все равно.

Скажу, царица, я одно:

Нам в жизни больше не пресечься,

Я шанс ему не упущу

И с ним Кастилию сражу.

Им стоит всем поостеречься!

Твой муж напрасно с Барбароссой

Союз против меня сплочал

И Императора здесь ждал.

Иль Альмохадов он не знал?

Архиепископ ваш безбожный

Все наши земли посжигал!

Теперь предел договоров

Я сам своей рукой назначу,

Аллаха накажу врагов…

Элеонора, свет мой, плачешь?! —

«Нет, я не плачу. Нет еще…»

Но слезы по щекам ее

Уже алмазами катятся

И не хотят остановляться.

«Как ненавидишь ты его!»

– Да, что ж поделать. Но, послушай:

Когда весне весь мир послушен,

Когда она и к нам пришла,

Мой брат восстал против меня.

Наместник полный всей Испаньи,

Тогда он золотых гор данью

Делиться вдруг не захотел.

Он переправиться сумел,

Желал сместить меня с престола,

Занять с войсками Марракеш,

Тогда войска, с конем и пеш,

Все близ Атласских гор схватились.

Мы, королева, лучше бились

В палящем зное солнца злого,

И я уменьем победил.

Ему жестоко отплатил,

Но день победный помню смутно.

Как вижу я прием прилюдный

И мой весь мраморный покой,

Где видно из окна немой

Зеленый мрак садов Менара.

Я помню ощупь покрывала

И жар внутри – я болен был.

Я умирал, почти не жил.

И в этот час король почтенный,

Бургундец этот дерзновенный,

Шакал, послов мне посылал.

И ты бы знала, Леонора,

С какой надменностью укора

Его посол мне угрожал!

С тех пор, как волею Аллаха

Я вновь ожил и на ногах,

Я клятву дал – смешать здесь с прахом

И самого его же прах.

Поднялся он, и на устах

Его играла, взгляд пронзая,

Неверная усмешка злая.

Но силой воли гнев угас.

Он рассмеялся. В страшный час

Еще смеяться так возможно.

И дух отважный, боевой,

Смеялся в нем как сам с собой.

Затем он молвил с силой грозно:

– И вдруг ты просишь. За кого!

Ты просишь… просишь за него!

Ах, девочка, оставь его,

Твоей любви он недостоин. —

«Якуб, признай – он храбрый воин».

– Мальчишка! Видел я в бою:

Прорвавшись через рать свою,

Как лев под тучей стрел сражался.

Лишь до меня он не добрался,

И воины вспять влекли его.

Коль не они, его б чело

Уже корона не венчала,

И ныне мирный договор

Среди кастильских диких гор

Пришлось бы заключать сначала. —

«Я знаю, пусть виновен он.

Тогда не жди, пусть твой закон

Ко мне сначала обратится.

Я всей Кастилии царица,

Его любимая жена,

И не должна ли быть я вскоре,

В твоем гареме, через море,

Тебе покорная раба.

Мой господин. Так я права?»

– Права, прекрасная царица, —

С улыбкой странной он сказал. —

Не устаю тебе дивиться!

Твой род тебе и имя дал

И красоту и власть, однако

Ты лучше стены Аль-Арака

Смогла б, принцесса, защищать,

Чем грозна Альбиона знать.

Присядь, мой свет, и дай подумать. —

«Все золото, скажи лишь сумму…

Я все согласна раздобыть!»

– Нет, ты не знаешь как ценить

Людскую жизнь. Ваш пленный воин

Дирхема лишь сейчас достоин,

А лошадь ценят во все пять!

И тысячи людей продать

Сейчас ведут в Хаэн, Севилью,

В Гранаду, Кадис, Альмерию

Под солнцем жарким и, как знать,

Смерть или плен им там стяжать.

А ты толкуешь о наградах!

Уважь король наш договор,

Не стал бы я сейчас укор

Терпеть в твоих прекрасных взглядах.

Ну вот, решенье я нашел.

Аллах меня на путь навел.

Теперь послушай, Леонора,

К согласью мужа приведи.

Я знаю, что король Леона

Да и Наварры царь, они

Прийти должны были в Аларкос,

Но нить запутанная Парки

Их слишком поздно привела.

Мы выиграли. И их беда

Сейчас к Альфонсо обернется.

Ведь каждый среди них найдется

Его в измене обвинять.

Вот если б мне их всех собрать,

Без вашего притом Совета,

Да с каждого спросить ответа

И споры между них унять,

Тогда б наш мир вновь утвердился,

И всех этих мальчишек рать

Его б не стала нарушать.

Ну, на него ты повлияешь? —

«Юсуф Якуб, я обещаю!»

– Отрадно слово мне твое.

Аллах вознаградит его.

А ты… сколь ты умом богата!

Достойна ты отца и брата,

Достойна матери своей.

Теперь пойди сюда, принцесса.

Взгляни туда, у кромки леса

Ты видишь зарево огней?

Внизу ж река змеею вьется.

Так знай: граница там начнется,

Что Андалус отгородит. —

«О боже! И Халиф лишит

Нас всех земель и всех владений

И крепостей и поселений?

На что Кастилии земля

Была Кастилии дана,

Коль ей Кастилия не правит?

Теперь мне ясен приговор

И сей постыдный договор,

Да он любого обесславит!

Мой муж его не разрешит!»

И с удовольствием он зрит

Румянец вспыхнувших ланит,

Гнев, что ей бурно грудь вздымает,

И все его в ней восхищает.

Но все ж, сдержавшись, говорит:

– Нет, ты не знаешь, Леонора,

Того постыдного позора,

Уже который видел я.

Не знаешь, что кругом земля

Аж до Морены тьмой покрыта.

Что виноградники все срыты

И в пепел мной обращены.

Что вширь мои войска прошли

От юга и на север края,

Его в руину превращая,

И лишь предгорья, вижу я,

Сейчас остановят войска.

Никто, поверь мне, не посмеет

Моих договоров закон

Ни обсуждать, ни выгнать вон,

Лишь бы принять его сумели,

Пока Толедо я не взял,

И муж твой в том мне помогал! —

И он жестоко замолчал.

Так в тишине они стояли,

Затем промолвила она:

«Прошу, Халиф, прости меня.

Я прежде в битвах не бывала,

Альфонсо мне не говорит,

Что за победой сей стоит,

Ах, если бы я только знала!

Что ж, я его уговорю.

Я растоплю легко броню,

Которой сердце он скрывает,

Хоть так он нынче молчалив.

Но будь же милостив, Халиф,

Война всегда нам обещает

Друзей в врагов перевести,

Не преграждай его пути,

Не ставь потом условий новых,

Не будь безжалостно жесток».

– Нет, королева, гнев суровый

Уж от меня давно далек, —

Он ей ответил, поклонившись.

Затем, как будто позабывшись,

В мечтах на девушку смотрел.

Вокруг них мрак ночной редел.

Заря рождалась огневая…

Спеши скорей, царица рая,

Вершить Кастилии удел!