Читать книгу Альмохад, или Халиф - Л. Дж. Бэзил - Страница 3

Пришедший день – одни заботы!

Ни отдых и ни сна дремоты

Сюда уже не прилетят.

Здесь важные дела вершат:

В шатре идут переговоры;

На стенах – приступ; вкруг – дозоры;

Бегут к орудиям войска;

Гонцы Кастильи изредка

Под флагом мирным проезжают.

Они на добрый дел исход

С надеждой гордой уповают.

На стенах Сан-Сервандо – сход.

Там тамплиеры отражают

Атаки грозных сарацин.

Магистр сам – их властелин —

В Толедо нынче. Он стяжает

И славы и побед почет.

А в Алькасаре – людный ход:

Совет вельможный заседает.

Пока в Толедо – обсужденья,

Раздоры, толки, словопренья,

Разнообразных мнений дух

К себе царя склоняют слух,

Халиф в своем военном стане

Полночный помнит разговор,

Гонцов повсюду рассылает

И разрешить готов уж спор,

Хотя лишь день прошел с тех пор.

Зари вечернее сверканье.

Ведут посланца. То монах.

Едва храня в груди дыханье —

Такой здесь к Альмохадам страх —

Пришел и протянул письмо.

Его рукою вручено,

Воитель с удивленьем взял.

Его расспрашивать он стал,

Но тот молчал и ничего

Принудить не могло его.

Как был он странно молчалив.

Старик глубокий, он, пуглив,

Сказать два слова не хотел.

Когда ж хаджиб рассвирепел

И был готов приказ отдать

Язык посланцу развязать,

Монах с всей кротостью сказал:

«Нет, не сюда мой путь лежал.

Иду я в горы далеко.

Зайти и передать письмо

Чрез лагерь ваш, коль станет сил,

Имам Толедский попросил».

«Имам? Ты лжешь!» – «Оставь его».

Халиф сам развернул письмо,

Его в мгновенье пробежал,

Но что в письме он том узнал,

При нем осталось. «Мне уйти?»

«Да, мой отец, ступай, иди.

Эй, дайте старику коня!»

И, выйти всем вокруг веля,

Он сам остался, как хотел,

В раздумии грядущих дел.

В тот вечер мирной тишины,

Забыв про ужасы войны,

Свершив магриб, открыв полог,

Чтоб ветра внутрь впустить поток,

Халиф сидел и размышлял.

Пред ним на столике лежал

Пергамент, и на нем кольцо.

Рукой чьей прислано оно?

И кто б еще так начертал

Латинских круглых букв овал

И оттиск перстнем приложил.

Кто, наконец, с письмом явил

Кольцо, где эта же печать?

Могло оно лишь украшать

Богатством и искусством всем

Девичью руку перед тем.

Халиф вдвойне задумчив был.

Уж не мальчишка, страсти пыл

Он в битвах твердо подавлял.

А коль всю жизнь он воевал,

То быть с холодной головой

Давно приучен был судьбой.

И верно, кто сейчас не мог

Снести всевластия исток,

Тот в грозный час не выживал.

От рода из Атласских скал,

Он воинов защищавших честь

Немало мог бы перечесть,

Но все ж он был известней всех.

В устах гремел его успех.

Повсюду лишь Салах ад-Дин

Сравниться мог бы с ним один.

Ему подвластен весь Магриб,

Испании лучистый лик

Уже склонился до земли,

И вот войска сказать могли:

И франков победил кумир,

Пред нами вновь в пыли весь мир!

Но страшен был такой исход.

Иль плен иль гибель в свой черед.

И кто сейчас готов был счесть,

Как много раз о бунте весть

Ему посланец приносил.

И сколько близкой крови лил,

Казня и воинов и знать,

Чтоб государство удержать?

Как ветер был он одинок.

И знает лишь один Восток,

Как ветр там может быть свиреп.

Когда Самум людских судеб

Свергает цепь в кромешный мрак,

Когда песок струится так,

Как будто все обращено:

Земля вверху, а небо – дно,

И вся земля – один песок.

Вот как безжалостно глубок

И страшен был тот океан,

Что сердцем королей прозван.

И вот сейчас Якуб глядел

На перстня золотой придел

И мыслью тайной вспоминал,

Где он печать его видал.

И где точеная рука,

Под шалью газовой легка,

Носила это же кольцо.

Он помнил дивное лицо,

И несколько прошедших лет

Не стерли глаз прелестный свет

Ничуть из памяти его.

И вот теперь лежит кольцо

Напоминанием своим

С письмом коротким перед ним.

Что делать? Мыслью удручен,

В шатре в раздумье ходит он

И ничего не замечает.

Закат над Тахо угасает,

Уж лагерь в вечер погружен;

Боев уже не слышен звон,

Вернувшись, воины отдыхают.

Костры повсюду зажжены;

Сиянье бледное луны

Над тьмою гор обозначилось;

Звезда в мерцанье том светилась,

Одна взойдя на небосклон.

Но вот Халиф выходит вон,

Катиба требует. Катиб,

На свет костра из тьмы ступив,

В шатер заходит. Вот он сел,

Прибор, как долг его велел,

Тотчас послушно приготовил;

Халиф зашел, полог закрыл

И молвил: «Калатравы воин

Сюда, я помню, приходил».

«О да, ты прав, мой повелитель!»

«Тогда пиши же к ним». – «В обитель?»

«В Толедо. Ведь с недавних пор,

Там обретается приор?»

«Халиф, но город осажден!»

«Уж не собрался ль ты перечить? —

Пишу. – Скажи, хочу я встречи.

И коль не сможет выйти он,

Я сам приду к нему в Толедо».

«Придешь с войсками, господин?»

«Да нет же, нет. Лишь для беседы,

Пиши, что я приду один».

Катиб глаза поднял, но воин

Пред ним с таким лицом стоял,

Что, страх свой побороть не волен,

Катиб ни слова не сказал.

Письмо скорей он запечатал,

Слуге вошедшему отдал,

Прибор свой письменный собрал

И, изумленье в взгляде спрятав,

С поклоном удалился вон.

Халиф же, мыслью удручен,

Созвал соратников, хаджибов,

Ничьих не замечая видов,

Едва тревогу видя лиц —

Покорно все клонятся ниц —

Отдал приказы, все сготовил

На случай каверзный и злой

Судьбы по прихоти лихой,

Посты средь воинов утроил

И, завершив тем дел остов,

Теперь уйти он был готов.

Уж вечер томный наступал.

«Саид, пошли», – Халиф сказал.

«Куда?» – воитель вопросил

И тут же взоры потупил:

Не ведает средь них никто,

Что лишь Халифу знать дано.

«Людей…» – «Нет. Мы пойдем вдвоем.

Скажи, Саид, тебе знаком

Веласкес?» – «Он ли не приор

Всех замков из Морены гор?

Каракуэль и Калатрава

И Гвадалерсас… да, не мало».

«Прибавь еще и Малагон».

«И Бенавенте подчинен

Он крепко держит. А Аларкос?»

«Ну что ж, уже Аларкос сдан

И крепость ныне мусульман.

Хвала Аллаху, без подсказок

Испанцы скоро обошлись…

Так вот, Саид, коль мы сошлись

Вступить в Толедо непременно,

Последуем туда сейчас».

«Вы шутите? В столь поздний час?»

«Для вылазки тут час отменный».

«Он и для гибели хорош».

«Мой полководец – трус? Ну что ж.

Ему замену быстро сыщем».

«Нет, стойте! Я весь ваш, Халиф».

«Я рад. Я был несправедлив.

Пойдем и наш челнок отыщем».

Челнок… Едва рыбак стоит.

В нем страх невнятно говорит.

Вот он своих гостей сажает,

Камыш пред лодкой раздвигает,

Заходит в челн, берет весло,

И челн пока не отнесло,

Его к востоку направляет.

Рукой дрожащею гребет

И на двоих во тьме господ

С опаской исподволь взирает.

Не всюду Тахо так быстра.

Ее прозрачная волна

Хранит Центральных гор томленье,

И сквозь предгорий их цветенье

Она так ласково бежит.

Ущелий ряд ее теснит

И гневом скрытым наполняет.

Но нет, она еще не знает

Ни стали, ни мостов преград.

Плотин, электростанций ряд

Ее еще не захватили.

В те времена царями были

Ей только акведуков плен

Да римский лабиринт систем.

Вот лодка тихо пристает.

Уже почти… совсем стемнело.

«Ну что ж, велик Аллах! За дело!

Пусть нас Аллах убережет!»

И челн рыбак на мель сажает.

Халиф здесь на берег ступает,

За ним как тень идет Саид.

Убогий проводник спешит

Укрыть челнок в прибрежной лозе,

Меж тростника, среди рогозы

Уж он умелой дланью скрыт.

«Так ждать?» – «Конечно. Вот награда».

И золото пред старца взглядом,

Подобно молодой луне,

Когда видна она в воде,

Сияньем бледным отразилось.

«Еще Аль-Сакра не закрылась, —

Сказал Якуб, – пойдем, Саид».

И по холму он сам спешит.

«Якуб, ответь теперь: куда мы?»

«Нет, дважды повторять не стану.

Ведь я уже тебе сказал!»

«В Толедо! Иль тебя не знал?

Как мог тогда я согласиться!

Ну что ж. Пусть Гуль на нас зарится

И вглубь своих пещер ведет».

«Саид, в пустынях он живет,

А не в краю благословенном.

К тому ж, христианин почтенный

Своих же здесь исчадий чтет,

И вряд ли кто из них придет.

Теперь пойдем, близка дорога».

«Ее ты знаешь?» – «Да, немного.

Иль ты забыл? Абдр ар-Рахман,

Прекрасно ведая Коран,

И аль-Мамун здесь почивали,

Садам Аллаха подражали,

Дворцы и виллы возводя.

Благословенная земля!

Теперь руины лишь остались,

И все едва за сотню лет.

Непоправимый, легкий след!

А как веселью предавались».

«Якуб, Якуб, взгляни, внемли —

Ты вновь владыка сей земли,

Былую мощь ты восстановишь».

Но улыбнулся лишь Халиф:

«Как ты, Саид, нетерпелив,

Нет, друг мой, время не поборешь».

Вот меж садов они идут.

Аллаха здесь благословенье!

Дворцы, дома во мраке ждут,

Когда утихнет нападенье,

И чтоб войны безумий ряд

Здесь не нарушил их уклад.

На тракт затем они выходят.

На Сарагосу он уводит

Меж римских цирковых арен.

Уже здесь укрепленья стен,

Дома, кварталы Аль-Рабата.

Здесь мир старинный мусульман,

Под кладбище им цирк отдан,

Лучится он в струях заката.

Отряды вкруг дозор несут,

Предместья зорко стерегут,

Купцов, гостей сопровождают

Аж до Аль-Сакры. Там ночлег,

Питье, еду и ложе нег

Дворцы радушно предлагают

И пошлины с гостей взимают.

Уже видны сами врата.

Над ними башни-сторожа

И стен огромных возвышенье —

Толедо в грозном оцепленье

В них не один уж век стоит,

Стенами теми знаменит.

Еще здесь помнят христиане,

Как чуть не пять веков назад

Их осаждали мусульмане

И не могли тех взять преград,

Сломить и захватить Толедо.

Уже близка была победа,

Но Бог у них ее отнял:

Церковный праздник наставал,

Врата на крестный ход открыли;

Но мавры, зная христиан,

Не так уж суеверны были —

Они ворота захватили,

Их верным оказался план,

И вскоре град был весь им сдан.

Пред ними древние ворота —

Аль-Сакра – гордость и забота

От рук возвысивших ислам —

Теперь охрана христиан.

Людей вокруг – как в наводненье;

Крик, шум, везде столпотворенье,

Уже почти полночный час,

А близ Аль-Сакры толк и глас.

Амфитеатра укрепленья

И римских стен вкруг возвышенья —

Все те же от минувших лет,

И поражений и побед,

Но уж не Рима – тех народов,

Что смену жадно приняли.

Арабы к арке подошли

И близ нее, под тенью сводов,

Среди торговцев, горожан,

Господ, слуг, нищих и крестьян

Доспехи воинов увидали.

Не в опасении осад —

Еще Толедо был не взят —

Ворота на ночь закрывали.

«Почти успели. Поспешим».

И, нетерпением томим,

Халиф вперед сам выступает.

Его военачальник, друг,

Толпу всю оглядев вокруг,

Руки с меча не опускает:

«Как, – шепчет, – как мы здесь пройдем?

На наш последний вдох и стон

Я мог, неверный! согласиться!

Ну что ж. Пускай. Велик Аллах!

Мы все пред ним лишь тлен и прах,

Пусть воля Высшего свершится!»

«Саид, закрой свое лицо,

Пусть нас никто здесь не узнает.

Дай руку, вот, держи кольцо —

Оно все двери отворяет

И нам ворота отворит».

«Халиф, но ведь на нем горит

Червленый знак Плантагенетов!»

«Ну что ж. В геральдике ответом

Учителей ты превзошел», —

С насмешкой, холоден и зол,

Сказал Халиф, отворотился;

Военачальник же смутился

И с ног до головы дрожал,

И больше уж не возражал.

Он, видя скорую погибель,

Все ж смело к стражам подошел,

Там на романский перешел;

С улыбкой обещавшей прибыль

Задал вопрос, достал кошель,

И золотые, что отсель

Аж до Гранады не видали,

На руку воинов полились;

Вмиг собеседники сошлись,

Когда кольцо им показали,

Все дело было решено.

Еще мгновение одно —

И спутники уже шагали

По городу ночных услад —

Как в снах и сказках Шахрезады

Свой путь вершили для отрад

Халиф, а с ним визирь в Багдад.

Безмолвна ночь. Уж спит Толедо;

Там, где Аль-Кана недвижим,

Палящим сумраком томим,

Ведется шепотом беседа:

«Мечеть ты знаешь Аль-Мардум?»

«Да. Орден то госпитальеров, —

Ответ невнятен и угрюм, —

Уж возвели без всякой меры

Апсиду там. И в ней висит,

Мне помнится, Альфонсо щит,

Победу все им восхваляет».

«Ступай туда, меня там ждет

Имам – Толедский звездочет.

Ступай, коль так дорогу знаешь.

Ступай, и он тебя найдет».

«А вы? Куда вы, повелитель?»

«Я – в Девы Пресвятой обитель,

В мечеть или, верней, в собор».

«Зачем?» – «Там ждет меня приор».

«А с ним все воины Калатравы!»

«Коль ты, мой друг, вернешься в срок —

Мы обойдемся без расправы.

Они уж знают наш урок

И жажде крови не дадутся

И с нами мирно обойдутся.

Теперь ступай, но поспеши».

И врозь они в ночной тиши

Идут от грозных врат Аль-Каны,

Где часто золото блестит,

И где товар кругом лежит —

Над тем не властны и султаны —

Старинный рынок пуст, закрыт

И как гигант в ночи стоит.

Халиф один. Идти не к спеху.

Задумчив небывало он.

Но вот, дозором пробужден,

С досадой явной на помеху

Он мягко, как пустынный лев,

Вдруг отступает в тень дерев.

Дозор, не видя, прочь проходит.

Свет факелов его уводит

На юг, в огромный Алькасар.

Еще от римлян древний дар,

Он холм роскошно украшает,

Там резиденция, дворец.

На мост и реку он взирает,

А перед ним – стены венец,

Весь этой ночью в озаренье.

И через реку, на холме,

Стоит в осадных укрепленьях

Сам Сан-Сервандо – весь в огне.

Вдруг звон на башнях – полночь близко.

Теперь нужда пройти без риска,

Пока полуночный дозор

Вновь не начнет с забвеньем спор.

Якуб уже туда идет,

Где враг его смертельный ждет,

И гибель явствует наверно.

Но путь Аллахом предречен,

И он спокоен, ободрен,

Приемлет этот путь смиренно.

В тени разваленных аркад

Ютится жалкий, старый сад;

Ворота заперты глухие,

И мавританские дома

Возносят стены гробовые.

Внутри в них жизнь кипит сполна,

Но в час неверный все стихает.

На площадь он свой путь стремит,

И вот вдали уже вздымает

Мечеть стены протяжной вид.

Толедо, встарь порабощенный,

Арабский стиль обособленный

В себя с величием вобрал.

Хоть христианский грозный вал

Уже широко в нем разлился,

И миновала сотня лет,

Но все ж мечеть и минарет,

Медресе, замки – всюду мнился

Древнейший мавританский дух.

Фонтаны все ж ласкали слух.

В ночи на улицах, бессменны,

Они давали непременно

Воды живительный глоток.

И не насмешка ли? исток

Подземных вод был акведук —

Он Римом был взведен вокруг.