Читать книгу Сибирь: жизнь слова - Л. К. Филлипов - Страница 10

Кто были соседями беглецов? Сыма Цянь сообщает: «До Тана и Юя [племена] шаньжунов, сяньюней и хуньюев жили на [землях] северных варваров и вслед за пасущимся скотом кочевали с места на место» [цит по: Материалы по истории сюнну.., 1968, с. 34; см. также Бичурин, 1950, т. 1, с. 39]. В эпоху Ся они, по мнению Сыма Чжэня (VIII в. н.э.), стали называться чуньвэй, в эпоху Шан (Инь) – гуйфан, в эпоху Чжоу – яньюн, в эпоху Хань – сюнну [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 225]. Цзин Чжо, в свою очередь, пишет: «Во время Яо назывались хуньюй, при Чжоу назывались хяньюнь, при Цинь назывались сюнну» [цит по: Кюнер, 1961, с. 307], т.е. хуньюй, хяньюнь и хунну «суть три разные названия одному и тому же народу…» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 39, примеч. 4]. Такой же точки зрения придерживается и К. Иностранцев, который утверждает, что хунны раньше назывались хуньюй, хянь-юнь, ещё раньше шань-жун [Иностранцев, 1926, с. 88]. Держава их, по его мнению, получила название Хунну потому, что имя победившего рода или племени было созвучно с китайским словом хун-ну [Иностранцев, 1926, с. 90]. Отмечая, что хунь-юй, хяньюнь, как и хун-ну, – китайские слова, К. Иностранцев пишет: «Мы думаем также, что Хянь-юнь и Хунь-юй – такие же транскрипции, как и Хун-ну, и притом того же самого имени» [Иностранцев, 1926, с. 90]. Однако он не называет это «то же самое имя», но признает, что сказать, какое имя (хяньюнь, хунь-юй или хун-ну) ближе к истинному имени народа, трудно.

Как бы подводя итог всем этим рассуждениям, Ван Го-вэй подчёркивает, что встречающиеся в источниках племенные названия гуйфан, хуньи, сюньюй/хуньюй, сяньюнь/хяньюнь, жун, ди и ху обозначали один и тот же народ, вошедший позднее в историю под именем сюнну/хунну [Материалы по истории сюнну…, 1968, с. 10]. Данная точка зрения, согласно В. С. Таскину, нашла сторонников среди большинства китайских историков [Материалы по истории сюнну…, 1968, с. 10].

Как видно, однозначного ответа на вопрос: «Кто были соседями беглецов?» – дать практически невозможно. Что касается Л. Н. Гумилёва, то он считает, что «хяньюнь и хуньюй были потомками аборигенов Северного Китая, оттеснённых „черноголовыми“ предками китайцев в степь ещё в III тысячелетии до н. э.» [Гумилёв, 1960, с. 15]. Для удобства изложения условно назовём их одним именем – хуньюй. Но они не были хуннами [Грумм-Гржимайло, 1926, с. 80]. Хуннов, как таковых, тогда ещё (в первой половине II тыс. до н.э.) не было. В то время на территории, где осели беглецы, метизировались, как показывают данные антропологии, европеоидный короткоголовый тип с монголоидным узколицым, т.е. китайским [Дебец, 1948, с. 82], а монголоидный широколицый тип был распространён на север от Гоби [Гумилёв, 1960, с. 15].

К какому роду/племени принадлежали хуньюй, неизвестно. Не располагает наука и никакими сведениями об их языке.

***

Предположим, что соседи беглецов говорили на языке, получившем впоследствии название тюркского. Но тюрок, древних тюрок, или тюркютов, как их ещё называют, в ту пору (в первой половине II тыс. до н.э.) не было. Они на исторической арене появились лишь в конце V в. н.э. [Гумилев, 1967, с. 16, 25]. Значит, не погрешим против истины, если скажем, что язык, на котором говорили соседи беглецов, значительно отличался от древнетюркского языка. В качестве рабочего термина назовем его дотюркским.

Первое время соседи беглецов, должно быть, называли просто человек; люди, а также мужчина, мужчины, тем более что основную часть беглецов, о чём уже говорилось, составляли мужчины; да и в языках самых различных систем известны случаи, когда этноним семантически восходит к понятию «мужчина» [Абдуллаев, Микаилов, 1972, с. 24].

Понятие «мужчина ~ человек» в тюркских языках обозначается словами – в туркменском, в азербайджанском, в алтайском, в турецком, кумыкском, карачаево-балкарском, киргизском, казахском, ногайском, каракалпакском, узбекском, уйгурском, тувинском, якутском, древнетюркском, ир – в татарском, башкирском, хакасском, ар – в чувашском [Севортян, 1974, с. 321; Егоров, 1964, с. 30]. В целом они имеют следующие значения: 1) «муж, мужчина» – почти во всех тюркских языках (в древнетюркском – «мужской»); 2) «герой, храбрец, витязь, богатырь» – в киргизском, казахском, ногайском, каракалпакском, алтайском, якутском языках; «мужественный человек» – в турецком, узбекском, якутском языках; «мужественный, храбрый» – в азербайджанском, казахском языках; 3) «муж, супруг» – в турецком, азербайджанском, караимском, карачаево-балкарском, татарском, башкирском, уйгурском, хакасском, чувашском языках; 4) «самец» – в караимском, кумыкском, тувинском языках; 5) «человек» – в койбальском, карагасском, сойотском языках [Севортян, 1974, с. 321]. Основными и старейшими среди приведённых значений считаются значения «муж, мужчина», «герой, храбрец, витязь, богатырь» и «муж, супруг»; они образуют ядро семантического состава [Севортян, 1974, с. 322].

Анализируя качество корневого гласного слов, ēр, ир, ар, Ю. Немет (1890—1976; Венгрия) пришел к выводу о существовании в древнетюркском языке двух форм их основы: *är и *er» [Севортян, 1974, с. 321], которые, согласно Э. В. Севортяну, имели «более первичные формы с этимологической долготой:*ēр ~ *р» [Севортян, 1974, с. 321]. У Г. Дёрфера (р. 1920; Германия, ФРГ) – är <*ärä <*härä <*pärä [Севортян, 1974, с. 322].

Монгольской параллелью к тюркскому ер… является еrе «муж; мужчина» [Владимирцов, 1929, с. 324; Номинханов, 1958, с. 44], эвенкийской – ур … 1) «самец», «особь мужского пола»; 2) «мужчина» [Севортян, 1974, с. 322]. В шумерском языке эре, уру – идеограмма мужчины чужой страны [Егоров, 1964, с. 30].

Не исключена возможность, что архетип тюркских , əр, ēр, ир, ар – *ēр ~ *р – на языке соседей беглецов первоначально означал не просто «мужчина», а «чужой мужчина», «мужчина чужой страны (чужого племени, народа)». Вероятность такого предположения станет более определённой, если учесть, что психология людей доклассового общества по отношению к внешнему миру строилась по принципу «свои – несвои» [Чеснов, 1971, с. 12]. Об этом позволяет говорить зафиксированный этнографами у народов, сохранивших архаическую культуру, большой слой групповых названий, функционирующих по принципу разделения на «своих» и «чужих». Вероятно, соседи беглецов, давая им имя, придерживались характерного для народов доклассового общества принципа «свои – несвои». В таком случае вполне возможно, что *ēр