Читать книгу Закат Солнца - Лана Фаблер - Страница 1

Где-то вдалеке, еще тихо и лениво рокотал гром. С самого утра над городом нависли густые черные тучи, придавив его своей тяжестью. В наэлектризованном перед грозой воздухе так и повисла влага, не позволяя вдохнуть полной грудью. По возможности незаметно утерев платком пот со лба, Коркут-паша убрал тот за пазуху и угрюмо поглядел на свинцовое небо. Они пребывали на дворцовой площади в этот ненастный день, и сотни янычар в алых одеждах терпеливо ждали начала церемонии. Шехзаде Касим, старший сын повелителя, вступал в корпус янычар.

Не сказать, что великий визирь сильно беспокоился по этому поводу. За прошедшие годы он сумел сохранить свое могущество и с уверенностью считал, что именно он управляет этим государством. В его руках были все нити власти. Султан Ахмед, которому он милостиво позволил восседать на троне, был всего лишь его тенью – слабой и незаметной. Однако, глупцом он не являлся. Именно поэтому сумел так долго продержаться на троне.

Повелитель был осторожен и рассудителен, он не проявлял излишней самостоятельности и осмотрительно не вмешивался в дела своего визиря, но и не оставался в стороне. Уступал ему в спорах, но оставался при своем мнении и медленно, последовательно воплощал свои решения. Султану ловко удавалось сохранять видимость того, что он самодержавный правитель, а Коркут-паша – его советник и слуга, пусть и превосходящий его по силе влияния.

И если годы прибавили повелителю недостающей ему в прошлом твердости, мудрости и осторожности, то Коркут-паша с течением лет неуклонно приближался к своему закату. Он подурнел, став как-то ниже, заметно набрал в весе, морщины тронули его смуглое лицо, а в черной бороде серебрилась зарождающаяся седина. Однако, в темных глазах паши по-прежнему бушевала энергия. Тело его предавало, став напоминать о подступающей старости редкими проявлениями недомогания, и он уже не так гордо восседал на коне, проезжая по городу в пятничный намаз, но дух его оставался твердым как камень.

Разумеется, он понимал – его жизнь а, значит, и карьера близятся к своему завершению. И потому готовил преемника продолжить его дело. Преданным соратником великого визиря стал его старший сын Саид-паша, которого он продвинул в совет и назначил третьим визирем империи. И если его отца ненавидели за пугающее могущество и авторитарный стиль правления, то самого Саида люто ненавидели за то, что он из себя представлял.

По жестокости и зверству он намного превосходил своего родителя, с рычанием бросался в сторону любого, кто хоть чем-то ему не нравился, и как неугомонный пес часто срывался с цепи – благо, что отец-хозяин всегда вовремя осаждал его. Яростный, безудержный нрав и мания жестокости сделали Саида незаменимым исполнителем темных дел отца. Все знали, что его руки по локоть в крови и презирали за это.

Он отвечал тем же, и в первую очередь это касалось его извечного соперника Мехмета-паши, ставшего бейлербеем Анатолии – следующим за ним в дворцовой иерархии. Будучи женатым на Мерган Султан, он считался членом семьи, но едва ли был ее частью. Он беспрекословно подчинялся воле Коркута-паши, ни в чем ему не перечил и вел себя во всех отношениях достойно, но было в нем что-то такое, что не давало Саиду-паше покоя. Глядя ему в глаза, он видел в них одно и то же недоброе, темное чувство – так на него смотрели враги, желавшие ему смерти.

Правда, не только это заставляло Саида при любой возможности нападать на него. Как старший сын и наследник отца, он не желал ни с кем делиться той властью, которую получал от него. Однако, существование Мерган Султан мешало этому эгоистичному желанию. При поддержке отца и благодаря собственному уму она стала самой влиятельной женщиной империи и отобрала у Саида-паши то, что могло всецело принадлежать ему одному. И всегда вступалась за мужа, служа ему надежным тылом. Они соперничали так яростно, как будто вовсе и не были братом и сестрой, и постоянно боролись за внимание отца.

Но при всем желании им было не занять то особенное место, которое занимал в сердце великого визиря его младший сын. Конечно же, тому, что сын паши от Фюлане Султан пользовался таким его расположением, было одно объяснение – он являлся султанзаде и, соответственно, был членом династии. И хотя султанзаде Исмаил не отличался крепким здоровьем и мало, чем походил на отца, при определенных обстоятельствах он мог претендовать на османский престол.

Вот, в чем заключалась его главная ценность, и Коркут-паша берег его, как самое настоящее сокровище. Сын был его козырем, и с ним в рукаве он мог победить в этой бесконечной игре под названием борьба за власть. Оставалось лишь дождаться подходящего момента… И теперь, когда старший сын султана официально становился наследником и получал право носить меч, этот момент приблизился.

Шехзаде Касим, к счастью для лелеющего планы об очередном перевороте паши, был во многом похож на своего отца. Вежливый, мягкий, уступчивый, он увлекался науками и поэзией, а в свободное от учебы время любил рисовать – к этому у него был особый талант. Когда он вместе с повелителем выступил из распахнувшихся дверей на переполненную дворцовую площадь, то нервно огляделся и быстро опустил глаза в пол, видимо, устрашившись размеров собравшейся толпы.

Он имел такой же средний рост, как султан Ахмед, был, как и он, сухощав и узок в плечах, да и волосы его имели такой же невыразительный темно-русый цвет. Лишь глаза ему достались от матери – светло-карие, с золотистой радужкой, отчего казалось, что они сверкают золотом.

– Дорогу! Султан Ахмед Хан Хазретлери.

– Повелитель, – приветствуя его, поклонился Коркут-паша, и все члены совета последовали его примеру.

В темно-синем богатом кафтане султан Ахмед вскользь кивнул ему и сел на трон с прямой спиной. Поведя рукой, он велел янычарам распрямиться из поклонов, и войско покорилось. Затем он взглянул на сына, вставшего справа от трона, и ободряюще ему улыбнулся, отчего взволнованному шехзаде Касиму действительно стало немногим легче.

Отец успел обсудить с ним церемонию, дал пару советов и велел думать лишь о своей клятве и не обращать внимания на тысячи людей, наблюдающих за ним. Справившись с волнением, побледневший юноша выступил вперед и приготовился произнести заученную речь посвящения.

Не он один испытывал волнение в этот момент. Среди пребывающих в Башне Справедливости женщин на почетном месте у окна стояли Валиде Султан в роскошном изумрудном платье и ничуть не уступающая ей в богатстве наряда Небахат Султан – мать шехзаде, которому сегодня вручали меч.

Это была невысокая, но статная и красивая женщина со светло-каштановыми, медовыми волосами и карими глазами с вкраплениями золота. В молодости хасеки была очаровательна, всегда улыбалась и сияла радостью, но с годами свет в ней померк. Слишком много разочарований она пережила, чтобы остаться прежней. Отныне Небахат Султан всегда держалась холодно и даже немного высокомерно, поскольку имела большое влияние при дворе, но в этот день она вся трепетала и с улыбкой вглядывалась сквозь решетчатое окно, наблюдая за единственным своим ребенком, которого растила с такой любовью и заботой.

– Какой прекрасный шехзаде у нас вырос! – с несвойственной ей улыбкой воскликнула Фатьма Султан, словно это было ее личной заслугой. – Да пошлет Аллах ему долгих лет жизни.

– Аминь, – взбудораженным голосом отозвалась Небахат Султан, не отрывая взгляда от сына, который в этот момент громко произносил свою клятву.

Другая хасеки в лице Дильшах Султан надменно промолчала, с темной завистью и негодованием созерцая церемонию. Она была совершенно иной женщиной. Рожденная в Крыму, она обладала истинной красотой Востока: иссиня-черные волосы, смуглая кожа и карие, почти черные пронзительные глаза с тяжелыми веками.

Султанша была обладательницей миниатюрного роста, но при том пышных форм, и в каждом ее движении чувствовалась пламенеющая в ней энергия. История ее появления в гареме была пропитана гневом, разочарованием и болью – эти чувства и сейчас отравляли ее душу, но уже по иным причинам.

Дильшах Султан была дочерью самого крымского хана. И она оставалась бы жить на своей родине, в кругу семьи и близких, но судьба распорядилась иначе. Не успел султан Ахмед взойти на трон, как, почувствовав слабость терзаемой восстаниями империи, Крым пожелал освободиться от ее гнета и обрести самостоятельность. Восстание разгорелось с молниеносной скоростью, и уже через месяц у крымского хана было собрано войско. Но они недооценили силу и влияние Коркута-паши.

В кратчайшие сроки тот мобилизовал все силы и безжалостно бросил их на врага, позволив возглавить атаку сыну Саиду-паше. За одно сражение он разбил взбунтовавшихся крымчан, дошел до ханского дворца и, угрожая поджечь его, потребовал платы за «прощение». Крым выплатил огромную дань, разорившую его, а хан был вынужден проститься с младшей дочерью, славящейся своей красотой, и отдать ее в жены османскому султану. Хотя изначально она была предложена Саиду-паше, но тот уже имел жену в лице Гевхерхан Султан.

Крымская принцесса Медине отличалась диким нравом и непокорностью – отец за это ее и невзлюбил, потому из всех незамужних дочерей решил расстаться именно с ней. Медине и тогда взбунтовалась: заручилась помощью влюбленного в нее подручного отца и почти что бежала с ним в преддверии отплытия в Стамбул, но тайных влюбленных поймали уже в порту, когда они садились на корабль.

Эту сумасбродную выходку принцессы скрыли, все свидетели были убиты, включая ее возлюбленного, и лишь в памяти самой Медине, ставшей впоследствии Дильшах Султан, остались горькие воспоминания о случившемся. Ее продали, как родовитую кобылу. Она была платой за восстановление мира, и семья, которая, как она думала, любила ее, без раздумий отказалась от нее. Но, как оказалось, настоящие испытания ждали ее впереди…

Рядом с хасеки стояла ее дочь – старшая из двух ее детей. Айнишах Султан была копией матери, за исключением бледной кожи и глаз, которые у нее были небесно-голубыми. Такая же черноволосая и миниатюрная, со жгучей восточной красотой и уже наметившимися формами, но более женственная и кокетливая. Ей нравилось наряжаться, хохотать невпопад и жеманничать – как говорится, ветер в голове.

Мать, видя в ней свое отражение, холила и лелеяла дочь, даже не думая заняться ее воспитанием, а отец, многое претерпевший в детстве, ко всем своим детям относился очень тепло и снисходительно, позволяя им любые прихоти, из-за чего Айнишах выросла избалованной, капризной и иногда даже сумасбродной принцессой, жаждущей любви и мужского восхищения.

– Надеюсь, когда меч будут вручать моему брату, на церемонии будет больше народу, – и на язык она была острой. Порой даже слишком. – Она должна быть намного роскошнее. Не так ли, мама?

Небахат Султан напряглась, но больше ничем не выдала своего возмущения, а Валиде Султан удостоила внучку усталым взглядом и отвернулась.

– Дай Аллах, так и будет, – ответила Дильшах Султан и язвительно усмехнулась. – Скоро мой Хасан подрастет и тоже возьмет в руки меч.

– Конечно же повелитель не сможет лишить такой чести твоего шехзаде, Дильшах.

Все посмотрели на стоящую у второго окна Мерган Султан, к которой прежде даже побаивались обращаться. Она держалась все равно, что королева, несмотря на присутствие Валиде Султан. И даже последняя не могла позволить себе такие помпезные наряды и столько драгоценностей, какие носила султанша.

Ее влияние в гареме было легко оценить, учитывая, что валиде всегда прислушивалась к ее советам, консультировалась с ней в финансовых и управленческих вопросах и часто радовала подарками, больше похожими на подношения, чтобы задобрить «хозяев», которые на самом деле управляли государством. Мерган Султан была помощницей отца во всех делах, возглавляла крупнейший вакф столицы и занималась благотворительностью – этих заслуг было достаточно, чтобы мать и жены султана постоянно на нее оглядывались и старались ни в чем ей не перечить.

– Я рада, что вы так думаете, госпожа, – проговорила Дильшах Султан, осторожно посмотрев на нее.

– Даже несмотря на слабое здоровье Хасана, он все-таки шехзаде, – в словах Мерган Султан чувствовалась мрачная издевка. – Главное, чтобы здоровье позволило ему исполнить свои обязанности перед династией и государством.

– Так и будет, не тревожьтесь, – неискренне улыбнулась ей Дильшах Султан, уязвленная тем, что ее маленького сына снова упрекают в слабости здоровья. – Мой сын окрепнет и проживет долгую, счастливую жизнь.

Мерган Султан, которая до этого говорила, не поворачиваясь к ней, после этих слов обернулась через плечо и с неприятным снисхождением улыбнулась.

– Ну разумеется.

Не сумев справиться с собой, затаившая обиду Дильшах Султан якобы вежливо осведомилась:

– А как поживает ваш сын, султанзаде Баязид? Я слышала, он недавно упал с лошади и поранил руку. Какое несчастье! А ведь все могло обернуться трагедией…

Посмотрев на нее угрюмым взглядом, ясно выражающим «не дождешься», Мерган Султан степенно произнесла:

– Он скоро поправится, не тревожься об этом. Дильшах, ты очень заботлива. Но, увы, не тогда, когда дело касается твоих собственных детей. Знаешь ли, им бы тоже не повредило твое внимание.

Айнишах Султан вспыхнула от негодования и встряла в разговор прежде, чем ее мать сумела придумать вразумительный ответ на колкость султанши.

– Выходит, вы считаете, что я и мой брат недостаточно хорошо воспитаны?

– Айнишах! – наконец, соизволила вмешаться Фатьма Султан. Когда дело касалось дочери Коркута-паши, им всем следовало следить за языком. – Что за дерзость?

Сохранив невозмутимый вид, Мерган Султан окинула девушку насмешливым взглядом и ответила немного лениво, как будто снизошла до этого:

– Своими словами ты лишь подтвердила мои опасения, Айнишах. Твоей матери следует лучше за тобой присматривать. Ведь именно это ее первостепенный долг, а никак не борьба за покои султана, которой она так увлечена. Жаль, что все ее старания ушли впустую, а сколько было ожиданий, верно?

Айнишах Султан промолчала только потому, что мать ткнула ее локтем в бок, а Мерган Султан деловито обратилась к валиде со словами:

– Госпожа, церемония окончена. Если вы не против, мы могли бы вернуться в гарем, чтобы отпраздновать это событие.

– Да, конечно же, – согласилась с ней Фатьма Султан и огляделась в башне. – Идемте.

Топкапы. Султанские покои.

В покоях султана праздновали уже мужчины, и за множественными столиками трапезничали приглашенные на праздник паши и беи, ведя между делом беседы. В одной из таких без всякого на то желания был вынужден участвовать Мехмет-паша. Он находился за одним столом с Коркутом-пашой и его сыновьями – Саидом-пашой и султанзаде Исмаилом.

Надо заметить, братья были совершенно не похожи между собой. Саид-паша был высоким и рослым как отец, с внушительной мускулатурой и злобным, надменным лицом. Мать у него была египтянка, и в его чертах это явственно отражалось. В Египте у него осталось еще несколько братьев от других матерей, и он куда больше любил их, пусть и не видел их годами, чем всегда находящегося рядом султанзаде Исмаила.

Сын Фюлане Султан многое взял от нее: темно-каштановые волосы, светлая кожа, худоба и средний рост. Исмаил родился раньше срока, да еще в холодную, суровую зиму. Лекари твердили, что ему не выжить, но Фюлане Султан не желала сдаваться. Она вцепилась в столь желанного сына мертвой хваткой, не отходила от него ни на миг все зимние месяцы, кутала в меха и молилась Аллаху, чтобы он сохранил жизнь ее четырнадцатому ребенку, которого она единственного ждала и вынашивала с такой надеждой.

Мальчик выжил, но если мать была счастлива и окружила его заботой, то отец был разочарован. Он ожидал появления сильного, крепкого наследника, которому однажды сможет передать власть, однако, Исмаил рос болезненным и замкнутым, он не любил сражения и оружие и мало что смыслил в политике. Трясущаяся над ним мать сделала его нерешительным, тихим и неловким. И еще он заикался, когда начинал волноваться, а при таком характере это случалось часто.

Для Коркута-паши, у которого все сыновья были все равно что львы, это было очевидным разочарованием. Как будто в его потомстве вместо львенка появился ягненок, которого он всю жизнь должен выхаживать и следить, чтобы его не затоптали.

– И что он думает по этому поводу? – поинтересовался Саид-паша, отпив вина из кубка. На его смуглой руке сверкнули тяжелые перстни. – Хотя и так ясно. Снова спрячется за женские юбки, пока мы будем решать за него все проблемы.

– Осторожней со словами, – недовольно взглянул на сына Коркут-паша и огляделся, проверяя, не слышал ли кто их. – Не забывай, где ты находишься. Чем меньше окружающие знают о том, что ты думаешь, тем лучше для тебя.

– Знают они или нет, все будет по-моему, – самодовольно заметил Саид и ухмыльнулся угрюмому отцу. – Не делайте такое лицо, отец. Разумеется, я хотел сказать по-нашему.

Мехмет-паша отвернулся от него, подавляя острое чувство неприязни, и уныло поглядел на свою нетронутую тарелку. В такой неприятной компании кусок в горло не лез. Как же он устал притворяться, молчать, терпеть, лгать… Этому испытанию не было конца. Его друг и наставник Искандер-паша был прав, предупреждая его о том, что его жизнь обратится в ад, если он женится на Мерган Султан. Нет, жену он любил и ничуть не жалел о своем решении, но необходимость постоянно быть подле ее отца и участвовать в его темных делах отбирала у него все силы.

– А ты что думаешь? – обратился Коркут-паша к нему.

Саид насупился, как делал всегда, стоило его отцу спросить мнения Мехмета, и демонстративно отвернулся – мол, его не интересует, что он там думает.

– Повелитель не будет против военного похода, если увидит в нем необходимость, – осторожно отвечал Мехмет-паша приглушенным голосом. – Но есть ли она? Не прошло и полгода, как мы вернулись с прошлой войны. Флот еще не до конца восстановлен, да и казна не позволяет большие траты. Следует хорошо подготовиться, прежде чем отправляться в новый поход. Если мы хотим одержать победу, а не возвращаться ни с чем, как в этот раз. Наше вмешательство в войну Англии, Венеции и Генуи ничего нам не дало. А если вам так хочется продвинуться в Европу, понадобится большое, хорошо обученное войско, сильный флот и много золота, чтобы все это организовать. Торопиться не стоит. Карл подождет, он и сам сейчас зализывает раны после многолетней войны с Генуей.

Коркут-паша призадумался, Исмаил молча поглядывал то на одного, то на другого, а Саид не справился с собой и горячо заговорил, смотря на Мехмета, как на глупого юнца, не понимающего простых истин:

– Потому-то и нужно выступать сейчас, когда он слаб и не ждет нападения! Вот, что обеспечит нам победу. Ты в войне смыслишь не больше моей сестры, но с таким же рвением рассуждаешь о ней.

– Саид, – тихо и спокойно сказал Коркут-паша, как будто дернул за поводок, и тот умолк. – Мысль дельная, но долго ждать мы не можем, иначе Карл тоже соберется с силами, и тогда мы уже не сумеем одержать верх. Займешься всеми расчетами. Через неделю я жду доклада. И хочу, чтобы он предусматривал выступление в поход не позже, чем через три месяца.

– Вы доверите ему подготовку к походу? – задохнулся от возмущения Саид-паша, так и не поднеся ко рту кубок.

– Расчетами займется он, а твое дело – собрать и обучить войско, – терпеливо объяснил ему отец.

Видимо, Саида-пашу это устроило, и он опрокинул в себя содержимое кубка, словно сидел в дешевом кабаке, а не на пиру в султанских покоях. С неприязненным выражением на лице проследив за этим, Мехмет-паша в который раз отвернулся и с удивлением поймал на себе взгляд повелителя.

Султан Ахмед не смутился, еще на пару секунд задержал на нем взгляд и, повернув голову, спокойно улыбнулся сыну шехзаде Касиму. Он был далеко не такой дурак, каким его считал Саид-паша, и Мехмед-паша это отчетливо понимал. Сейчас он наблюдал за ними, понимая, что они затевают что-то у него за спиной. Он все знал, но делал вид, что ничего не замечает.

Иногда Мехмет-паша задавался вопросом, а кто на самом деле является марионеткой? С виду сильный и могущественный Коркут-паша, бьющий себя кулаком в грудь, или султан Ахмед, который вроде бы и покорялся ему, но при этом незаметно добивался реализации своих приказов, много лет оставался на троне и вполне успешно оберегал семью от нового восстания?

Шехзаде Касим, которому повелитель улыбался, сидел перед ним за отдельным столом и говорил ему о чем-то. За ним же разместились его младший брат – худенький и малокровный мальчик десяти лет шехзаде Хасан и султанзаде Баязид, который пользовался расположением повелителя и был очень дружен с шехзаде Касимом. Они были все равно, что братья, и многим в окружении султана это не нравилось.

Будто бы почувствовав на себе чей-то взгляд, Баязид обернулся и, увидев, что это его отец смотрит на него, широко ему улыбнулся, как это делают дети, еще не познавшие горести и разочарования. Мехмет-паша усмехнулся в ответ и отвлекся, когда услышал вопрос Коркута-паши, обращенный к кому-то позади него:

– Тебя-то, паша, наш Тургут Реис пригласил на свою свадьбу?

Он обращался к Аламуддину-пашу, бейлербею Румелии, который сидел за соседним столиком с самим капуданом-пашой и еще двумя столичными пашами.

– Разве я мог обойти его стороной? – хохотнул сам Тургут Реис. Он всегда много смеялся, но все знали, что не стоит обманываться его весельем. На его счету было много побед, за что он и получил свою должность. – Наш Аламуддин-паша, как и вы, будет почетным гостем на моей свадьбе.

Сам Аламуддин-паша слабо улыбнулся и ничего не сказал. Болтливостью он не отличался, и мало кто знал, что у него на уме. Но всем было известно, что он покровительствует Небахат Султан. Их часто видели, прогуливающихся во дворцовом саду за долгой беседой, но Коркут-паша не воспринимал этот альянс всерьез. И хасеки, и паша в его глазах не представляли угрозы. Что они вдвоем могут сделать против него?

– А кто эта счастливица, избранная вами в жены? – ухмыльнулся Саид-паша, который с удовольствием обсуждал непристойности. – Неужели в вашем доме еще хватает места для новых женщин? Слухи твердят, будто у вас тысяча наложниц.

– Слухи лгут, – отвечал Тургут Реис. – У меня их больше тысячи. Столько, что не помню точного числа. Однако, со всеми ними мне придется вскоре расстаться. Я женюсь на султанше, а известно, каковы правила: я должен довольствоваться ею одной.

– Вот же напасть, – хмыкнул Саид-паша. – Уж не соблазнились ли вы султанской дочкой? Сам не видел, но говорят, что она чудо как хороша.

– Поверю вам на слово. А насчет моей невесты – так и есть, отец ее был султаном. Правда, недолго. Это Махфируз Султан.

Саид-паша озадаченно на него воззрился, а после обернулся на отца, чтобы оценить его реакцию. Коркут-паша слегка прищурился, но усмехаться не перестал и спросил с явным намеком:

– Решили разворошить прошлое? Опасно возвращаться в бурлящий поток, откуда едва выбрался. Может снова потянуть ко дну.

– Как удачно, что я умею плавать, – не растерялся Тургут Реис и поднял свой кубок в воздух. – Выпьем же за мое скорое счастье.

– Надеюсь, вы в самом деле его обретете, – протянул Коркут-паша, схватив кубок со стола и пригубив вина с мрачным лицом.

Султанзаде Исмаил чувствовал себя неловко в обществе взрослых пашей, которые обсуждали неведомые ему политические дела, и он с тоской и любопытством проследил за тем, как шехзаде Касим и султанзаде Баязид прошли по покоям к распахнутым дверям террасы и скрылись за ними.

Ему редко доводилось встречаться с ними, потому влиться в тесную компанию все как-то не удавалось. Правда, его старшая сестра Мерган Султан на семейные ужины всегда приезжала с мужем и сыном, но в такие вечера они с Баязидом никогда не оставались наедине и не могли даже начать приватный разговор. О какой уж дружбе идет речь?

Ему не нравилось быть одному, но почти все свое время он проводил в одиночестве. Отец был вечно занят своими делами, он видел его только вечерами за ужином, мать слишком докучала ему своей заботой и, будучи женщиной недалекой, не могла поддержать разговор, а после совместного ужина они все расходились по своим покоям.

Исмаил, чтобы чем-то себя занять, читал, пытался писать стихи, а еще гулял один в саду. И до того много времени он проводил на природе, что обустроил собственный уголок. Неподалеку от дворца была полянка, а на ней – каменная скамья, истерзанная временем. Он не знал, для кого она была поставлена здесь в подлеске, но облюбовал это место и часто туда приходил. Тайком, чтобы отец и брат его не засмеяли, он посадил здесь несколько сортов роз и ухаживал за ними. Ему нравилось возиться в своем крохотном садике. Время пролетало незаметно, и он чувствовал себя так хорошо, будто был рожден для этого. Его семья, однако, считала иначе.

– Снова ты в облаках витаешь? – раздраженно заметил Саид-паша с набитым ртом. – Ты бы лучше слушал, о чем взрослые говорят. Глядишь, ума бы набрался.

Он всегда высмеивал его, задирал и ставил под сомнение его умственные способности. Неудивительно, что Исмаил вместо чувства родственной привязанности его тихонько ненавидел.

– Оставь брата в покое, – строго сказал Коркут-паша и, проницательно посмотрев на младшего сына, кивнул в сторону террасы, понимая, где он хочет быть. – Иди, сынок.

Какой бы он ни был, но отец его по-своему любил и редко что-то запрещал. Может, это из жалости? Он ведь был болезненным ребенком, и с ним привыкли возиться. Исмаил с намеком на благодарность улыбнулся родителю и с облегчением выбрался из-за стола. Однако, радость его быстро сошла на нет, стоило юноше подойти к дверям, из-за которых раздавались голоса двух друзей. Что он им скажет? Вдруг они будут над ним смеяться, услышав, как он начнет заикаться?

Понимая, что будет смотреться странно, если он вернется за стол, Исмаил поборол страх и вышел на террасу. Наконец, грянул ливень, даруя долгожданную прохладу, и приятному звуку дождя вторил рокот отступающей грозы. Касим и Баязид, у которого была перевязана кисть руки, сидели на диване и разговаривали, но стоило ему появиться, как они удивленно умолкли и уставились на него. Чувствуя себя полным идиотом, Исмаил брякнул:

– Я… х-хотел подышать воздухом.

Касим неловко поерзал на сиденье, а вот Баязид дружелюбно улыбнулся ему.

– Не у тебя одного возникло это желание. Столько пашей пришли сегодня поживиться за счет династии, что в покоях не продохнуть.

Исмаил нервно улыбнулся и присел на свободное сиденье, стоящее боком к дивану.

– Мы говорили о труде флорентийского философа Макиавелли, – помог ему влиться в беседу Баязид. – Ты слышал о «Государе»?

Топкапы. Покои Валиде Султан.

В гареме праздник тоже шел своим чередом. Хозяйка покоев, в которых шла трапеза, померкла на фоне более видных представительниц династии и почти не участвовала в общей беседе. Но она давно с этим смирилась. И без того противоречивое общество султанш пополнилось с приездом во дворец Эсмы Султан, супруги второго визиря Ибрагима-паши, и Зеррин Султан, ее племянницы, пусть и двоюродной, за которой она ходила хвостиком.

Они не присутствовали в Башне Справедливости, поскольку нынешние обитательницы гарема их обеих, мягко говоря, недолюбливали и потому не пригласили. Причин тому было много. Прежде всего, Эсма Султан считалась правящей семьей пережитком прошлого, представительницей пусть и падшей, но вражеской ветви династии. Ей никогда не будут доверять, ожидая от нее мести за смерти ее близких. Да и она сама не стремилась это изменить. И, что немаловажно, обе султанши были замужем за людьми, которых все боялись и презирали за верность Коркуту-паше.

Судьба Эсмы Султан решилась давно, и еще при восхождении султана Ахмеда на трон она вышла замуж за Ибрагима-пашу, а вот Зеррин Султан только год назад покинула семью, обосновавшуюся в Эдирне, став женой Саида-паши. Его первая жена Гевхерхан Султан скончалась очередными родами, и в третий раз ее ребенок родился мертвым.

Ее похоронили рядом с тремя могилками ее детей, так и не вдохнувших жизнь, и одна лишь Фюлане Султан убивалась по дочери, потеряв единственную опору в своей непростой жизни, а Саид-паша… Ему было наплевать. Он даже не выждал положенное время траура и сразу же начал поиск новой жены, чтобы его положение не пошатнулось.

Одно это не делало ему чести, а что уж говорить об ином. Но Эсма Султан вела свою опасную игру, и она решила воспользоваться открывшейся возможностью. Именно она посоветовала Ибрагиму-паше предложить сыну великого визиря жениться на Зеррин Султан. Ей нужна была союзница здесь, в столице, к тому же, она хотела иметь доступ в самое сердце семьи Коркута-паши, поскольку добываемые ею сведения от мужа были весьма скудны.

Нергисшах Султан была в ярости, и это почти разрушило их альянс, но ей ничего не оставалось, кроме как смириться с тем, что дочь окажется в когтистых лапах этого чудовища. Она по-прежнему таила глубокую обиду на Эсму Султан, и они обменивались сведениями через также живущую в Эдирне Хафизе-хатун.

Эсма Султан, по правде говоря, не ожидала, что супружеская жизнь ее племянницы окажется тяжелее ее собственной. Но именно так все и обернулось… Худшего мужа, чем Саид-паша, невозможно было вообразить. Если Ибрагим-паша был попросту омерзителен своей супруге, то Саид-паша жестоко измывался над собственной. Он был груб, непочтителен, позволял себе поднимать на нее руку, несмотря на ее статус, и намеренно доводил до слез колкими замечаниями и насмешками.

Эсма Султан понимала, что ее племянница не обладает такой же волей к жизни, как она сама, и всеми силами старалась поддерживать, оберегать и наставлять ее. Зеррин Султан держалась за нее, как за спасательный круг, боясь, что без поддержки просто утонет в пучине горя и страданий.

Вдвоем они разместились немного поодаль от остальных султанш и о чем-то тихо переговаривались. Сидевшая напротив Мерган Султан попивала шербет и то и дело поглядывала на них. Ей не нравилось, что жена ее брата настолько близка с их врагом, а именно им и являлась Эсма Султан для их семьи. Кто знает, что она замышляет?

– Зеррин, как поживаешь? – наконец, обратилась к ней султанша. – Выглядишь бледной.

Вскинув на нее затравленный взгляд карих глаз, Зеррин Султан пролепетала тихим голосом:

– Я в порядке, благодарю вас за заботу.

– Вижу, вы с Эсмой Султан стали неразлучны. Дай Аллах, к добру.

– Зеррин – моя племянница, – сухо улыбнулась Эсма Султан, научившись за годы притворства прятать свою ненависть. – Разумеется, мы с ней близки. Что ж в этом удивительного? Вас бы больше устроило, будь она также дружна с вами? Прояви вы хоть немного участия, то могли бы рассчитывать на то же доверие с ее стороны, но я как-то не заметила, чтобы вы хоть раз поинтересовались судьбой Зеррин за все то время, что она пребывает в столице.

Фюлане Султан, которая также явилась лишь на праздник в гареме, с тенью злорадства поглядела на падчерицу, по-прежнему портившую ей жизнь одним своим существованием. Разумеется, в их борьбе за влияние в столице она потерпела поражение. Коркут-паша настолько же глубоко был равнодушен к жене, насколько был привязан к дочери.

Мерган Султан дозволялось все, ей прощались любые ошибки, она даже могла принимать самостоятельные решения, не спрашивая его дозволения, а вот Фюлане Султан… Она не могла и слова молвить без оглядки на мужа. Коркут-паша не желал ее слушать и уж тем более не допускал к делам. Султанша была безвольной игрушкой в его руках, с которой он мог забавляться, как ему вздумается. Или поломать ее, если забавляться надоест.

С возрастом он стал сдержаннее и спокойнее. Фюлане Султан уже не приходилось ждать от него удара или пощечины. Теперь он уничтожал ее равнодушием и своими поступками. Вспомнить только ту историю с одалиской Генже-хатун, которую он забрал из борделя и поселил в купленном для нее доме.

Паша, не таясь, проводил ночи в том доме, и Фюлане Султан, не выдержав такого унижения, устроила большой скандал. Она была на последних сроках беременности, и роды начались прежде времени. Исмаил родился недоношенным – потому и был слаб здоровьем. Она едва выходила его и поклялась, что отныне ее не волнует, где пропадает ее муж, что он делает, что думает. Ее забота – это ее маленький сынок, которого она вымолила у Всевышнего.

Разлученная с другими своими детьми, Фюлане Султан посвятила ему всю себя, проводила с сыном каждую минуту, сама о нем заботилась и с головой окунулась в материнство. Но прошли годы… Исмаил вырос и уже не нуждался в ее заботе. Теперь он уворачивался от ее объятий, смущенно хмурился, когда она проявляла о нем заботу, и все чаще уходил от нее то в сад, то в свои покои. И, предоставленная самой себе, султанша стала замечать, что происходит вокруг нее. Снова равнодушие и холод мужа мучили ее, снова она была одна, одна и одна – никому не нужная, забытая, растоптанная в пыль.

Несмотря на праздничную атмосферу и играющую в покоях веселую музыку, Фюлане Султан печалилась и редко, когда вставляла слово в общий разговор. Кое-что не давало ей покоя, хотя она и поклялась себе, что больше не станет тревожиться об этом. После истории с Генже-хатун ее муж, вероятно, чувствуя себя отчасти виноватым, все ночи проводил во дворце. Долгие годы он ничем себя не компрометировал, хотя султанша не сомневалась, что он изменял ей, ведь к ней в покои он никогда не приходил. И вот это началось снова… Который месяц подряд Коркут-паша пропадал неизвестно где. Или приходил далеко за полночь, или вообще не появлялся до самого утра.

Фюлане Султан видела, когда они вместе завтракали, как он взбудоражен, как неистово горят его глаза, как он все думает о чем-то… или о ком-то. Это была не просто незначительная интрижка. Паша всерьез увлекся какой-то женщиной и просто не мог думать ни о чем другом, кроме нее. Султаншу это уязвляло и мучило. Где-то в глубине души она все еще любила его, любила вопреки всему, и потому потеряла покой. Она должна узнать, кто эта женщина.

– Фюлане, съешь что-нибудь, – обратив внимание на ее потерянный вид, сказала Валиде Султан. – Что с тобой? Ты чем-то обеспокоена? Или, упаси Аллах, заболела?

Все взгляды обратились к ней, и Фюлане Султан, подавив раздражение, ответила с тусклой светской улыбкой:

– Просто задумалась, госпожа. Если позволите, я бы вернулась в свой дворец. Мне и вправду нездоровится. С самого утра болит голова.

– Раз так, то я, конечно же, не имею ничего не против. Ступай, отдохни.

Встав из-за стола и сделав поклон, Фюлане Султан побрела к дверям, а Мерган Султан, высокомерно улыбнувшись, заметила, когда двери за ее мачехой закрылись:

– Ее болезнь известна. Имя ей Коркут-паша.

– Вам что-то известно об этом? – спросила Айнишах Султан, та еще любительница сплетен.

Дильшах Султан недовольно стрельнула на нее глазами, но смолчала, а Мерган Султан наградила девушку мрачным взглядом, показывая, что не забыла ее недавней выходки.

– Айнишах, ты не могла бы проводить Зеррин на балкон? Она так бледна. Свежий воздух пойдет ей на пользу.

Зеррин Султан покосилась на свою тетушку, но Эсма Султан кратко кивнула ей, мол ступай. Делать нечего. Покорившись, девушки поклонились и направились на террасу, хотя подругами их назвать было нельзя.

– Нежели в браке вашего отца и Фюлане Султан все настолько плохо? – Фатьма Султан попыталась возобновить разговор на эту щекотливую тему.

– Мне известно лишь, что отец не слишком-то балует ее своим вниманием, – Мерган Султан говорила все это, чтобы по обыкновению снизить авторитет мачехи и не позволить ей получить желаемую власть. – Я подозреваю, что дело близится к разводу.

Она лгала, но ей это было на руку. Слухи будут расти и шириться, и кто знает, к чему это приведет? Отец может прислушаться к ним и, наконец, решится на развод. Ему давно следовало избавиться от своей никчемной, бесполезной жены. Брак с султаншей ему уже не нужен – его власть крепка, как никогда. И у нее, наконец, не будет соперниц, которых она могла бы опасаться. Было во всем это еще одно крохотное, но эгоистичное желание. Отомстить Фюлане Султан за то, что она посягнула на место ее матери. Приятно видеть, как человек, клявшийся в том, что он добьется желаемого и сделает супруга своим рабом, остается ни с чем.

– Неужели? – театрально ахнула Дильшах Султан. – Какой кошмар… Вот, почему султанша так печальна в последнее время.

Небахат Султан терпеть не могла сплетничать и тихонько вздохнула – ей не нравилось слушать подобное.

– Что же с ней будет после развода? – задумчиво протянула Фатьма Султан. – И как же султанзаде Исмаил?

– Поедет к матери и своим двенадцати детям, если, конечно, они еще не забыли об ее существовании, – презрительно воскликнула Мерган Султан. – Мать она не самая лучшая, как видно. Именно поэтому Исмаил останется с нами. Его место рядом с семьей.

– Это жестоко, как по мне, – неожиданно взяла слово Эсма Султан, и все удивленно повернулись к ней. – Использовать ее ради упрочнения положения и выбросить, когда в этом уже нет необходимости. Да еще разлучить с сыном, которого она так любит. Разве султанша заслужила все это? Чем она провинилась?

Вот, кого Мерган Султан на дух не выносила. Эта вечная страдалица только и знала, как корить всех в несправедливости.

– Вам всюду мерещится жестокость, госпожа. Что не удивительно, учитывая, сколь многое вам довелось пережить в прошлом. Но так устроена жизнь. Сильные побеждают, а проигравшие расплачиваются за свою слабость.

В карих глазах Эсмы Султан всколыхнулась боль, но она усмехнулась с таким снисхождением, будто говорила с несмышленым ребенком.

– Вы говорите также, как ваш отец, госпожа. Но такая непоколебимая уверенность опасна. Как говорится, на каждого сильного найдется сильнейший. Сейчас ваша семья держит власть в своих руках, но кто знает, что будет завтра? Пример султана Махмуда все еще жив в нашей памяти. Он считал себя победителем, но был повержен и потерял все, что имел.

Атмосфера в покоях моментально накалилась, и все напряженно воззрились на Мерган Султан в ожидании ее реакции. Она лишь вскинула брови в скептическом изумлении.

– Это что, угроза?

– Нет, всего лишь предостережение, – сказав это, Эсма Султан поднялась с подушки и с холодком улыбнулась: – Ведь, как вы сказали, мне многое довелось пережить в прошлом. Я знаю, о чем говорю. Будьте осторожны.

Напускная невозмутимость слетела с красивого лица Мерган Султан, и она с гневом в глазах проследила за тем, как Эсма Султан повернулась к валиде, поклонилась и горделиво удалилась.

– Да что она о себе возомнила? – чтобы выслужиться перед могущественной султаншей, якобы негодующе воскликнула Фатьма Султан. – Она все еще жива, потому что мой сын ее пожалел и позволил ей, ни много ни мало, стать супругой Ибрагима-паши. Она должна быть благодарна нам, а вместо этого…

– Оставьте, госпожа, – надменно отозвалась Мерган Султан. – Эсма Султан получит свое. Не сегодня, так завтра.

– Она всего лишь пожалела Фюлане Султан, которую супруг ни во что не ставит и желает от нее избавиться, – Небахат Султан не смогла больше отмалчиваться. – Разве это преступление?

Валиде Султан поджала губы, понимая, что сейчас начнется, а Дильшах Султан подавила злорадную усмешку.

– Неужто ты теперь на ее стороне, Небахат? – насмешливо, но со злостью осведомилась Мерган Султан. – Быстро ты забыла мою доброту. Ты в гареме оказалась, потому что я так пожелала.

– Вашу «доброту» не так просто забыть, госпожа, – в улыбке Небахат Султан мелькнула горечь. – Я сполна за нее расплатилась. Теперь я сама за себя. Повелитель и мой сын – вот, что для меня ценно.

– В таком случае следи за тем, что говоришь! – процедила Мерган Султан, разгневанная столькими нападками на нее за одно лишь утро. – Иначе ты можешь потерять то, что тебе так дорого.

– Эти угрозы уже не страшат меня, – неожиданно смело возразила ей хасеки. – Вы все много лет пытались отобрать у меня повелителя, но что же в итоге? – она со спокойной уверенностью огляделась. – Есть ли рядом с ним кто-то, кроме меня? Законная супруга и та мне не ровня. А уж наложниц, которых вы посылаете в покои султана, я не боюсь тем более.

Дильшах Султан, как обладательница горячего темперамента, сразу же вскинулась.

– Да как ты смеешь?!

– Дильшах, – железным голосом осадила ее Мерган Султан, не дав даже рта открыть растерявшейся валиде.

– Госпожа, но она оскорбила меня! – громко возмутилась та и негодующе встала с сидения. – И это при том, что я – законная супруга, а она всего лишь…

– Я сказала – умолкни.

С трудом справившись с гневом, Дильшах Султан сжала алые губы и медленно села обратно на сиденье, обратив полный ненависти взгляд к сопернице. Небахат Султан, конечно же, испытывала встревоженность, видя, к чему все идет, но внешне сохраняла спокойствие и высоко держала голову. Не многие позволяли себе такое в разговоре с Мерган Султан, которая давно уже затмила валиде по силе своего влияния. Разумеется, силы она черпала от отца. Без него чего она стоит? Пока он не прикажет, она не причинит ей вреда.

– Я хорошо помню события минувших лет, когда одно восстание сменяло другое, – голос Мерган Султан лился плавно, но хрипло. – Когда текли реки крови и полыхало пламя войны, когда матери оплакивали своих погибших сыновей, а сами падишахи гибли, как бродячие псы – поверженные и униженные. Ты не застала это время, Небахат. И потому так опрометчиво утверждаешь об отсутствии страха. Но тебе есть, чего бояться. Даже если ты так уверена в силе своих чар, они не смогут спасти ни повелителя, ни твоего сына, если им вдруг будет грозить опасность.

Фатьма Султан вся побелела от услышанного и со страхом в душе прикрыла веки, молясь, чтобы этого не случилось. Вот, почему она заискивала перед Мерган Султан, почему терпела ее имперские замашки и откровенное пренебрежение. Она не хотела потерять сына, потому что тоже помнила те ужасы восстания.

Она просто не переживет, если с ее единственным сыном что-то случится. И пусть ей придется даже ползать на коленях перед этими безжалостными людьми, она сделает это ради того, чтобы ему ничего не угрожало. Неужели эта Небахат не понимает, что над ними постоянно нависает меч Коркута-паши?! Стоит им проявить непокорность, и он снова устроит кровавый переворот.

Небахат Султан, разумеется, это понимала. Но она была не из тех, кто из-за страха готов расстаться со своими стремлениями и честью. За спиной у нее был любящий султан, который мог защитить ее сейчас, и повзрослевший сын, который сегодня стал воином и был ее опорой в будущем. Если что и случится, она будет готова сражаться.

– Госпожа, но ведь и у вас есть сын, – ходя по краю пропасти, проникновенно произнесла она. – Нам всем есть, что терять, не так ли?

От такой откровенной дерзости Мерган Султан на миг потеряла дар речи и ничего не сказала, когда Небахат Султан, смотря ей в глаза, поклонилась и степенно покинула опочивальню. Валиде Султан и Дильшах Султан боялись что-либо говорить и затравленно смотрели на дочь великого визиря, которая была преисполнена гнева и опасно долго хранила молчание. В глазах ее читался неизбежный злой рок. Чтобы ей открыто угрожали, да еще жизнью ее сына?! Она этого никогда не забудет.

– Госпожа, помнится, вы давно раздумывали над тем, как победить эту зазнавшуюся рабыню и вернуть Дильшах Султан ее законное место? – клокочущим голосом обратилась она к валиде. – Я вам помогу.

Дильшах Султан позабыла о своей обиде и вся расцвела от надежды. Если уж Мерган Султан берется за дело, им гарантирован успех. Наконец, повелитель снова обратит к ней свой взор, и все станет, как раньше, когда Небахат еще не разрушила их счастье.

– И что же… мы будем делать? – осторожно осведомилась Фатьма Султан, не зная, чего ожидать.

Дворец в Эдирне.

Дождь еще слегка моросил, но небо светлело, а порывы ветры стали мягче и лишь слегка ворошили темные волосы женщины, бредущей по влажной траве. На ней было обыкновенное бежевое платье с длинными рукавами и квадратным вырезом, который она прикрывала уголками наброшенной на плечи белой шерстяной шали.

Сад в Эдирне был небольшим, но красивым и ухоженным. В преддверии лета уже распустились разномастные цветы, и Нергисшах Султан грустно улыбнулась, взглянув на тюльпаны, любимые цветы ее тетушки, на которых поблескивали дождевые капли.

Она прошла мимо пышного цветника, в котором возилась еще в детстве, и направилась к большому раскидистому дереву. Под его сенью расположились два захоронения, и одно из них явно было посвежее.

Вздохнув, Нергисшах Султан присела рядом с ним на корточки и одной рукой сняла с надгробия налипший на него листик, а затем любовно погладила буквы, складывающиеся в слова «Фатьма Султан. Дочь султана Орхана II. 1574 – 1637». Скорбно помолчав, султанша со слезами на глазах выдохнула едва слышным шепотом:

– Я скучаю…

Фатьма Султан покинула их два года назад. Ничего не предвещало беды. Она, как и всегда, большую часть времени проводила в саду. Здесь многое, если не все, было выращено ее умелыми руками. И как-то раз, в весеннюю пору, пока она пребывала на свежем воздухе, начался сильный ливень. Спустя несколько минут султанша уже оказалась во дворце, но промокла и к вечеру слегла в постель от начавшегося жара. Она сильно простыла, но никто не ожидал трагедии. Ведь простуда – обычное дело. Лекари должны были быстро поставить ее на ноги. Но султанша так и не поправилась. И умерла спустя месяц тяжелой болезни. Она оставила их так неожиданно, что по-прежнему не верилось, что ее больше нет.

Нергисшах Султан осталась совершенно одна, не считая Хафизе-хатун, которая вряд ли могла стать равносильной заменой Фатьмы Султан. Теперь она в одиночку должна была оберегать детей и в особенности своего сына, втайне рожденного от погибшего шехзаде Османа. Она хотела назвать его в честь деда султана Баязида, но Фатьма Султан предостерегла ее от этого, сказав, что будет безопаснее, если имя мальчика не будет связано с поверженной династией. Ему дали имя отца Кемисхана— Тамерлана, перса по происхождению, чтобы подчеркнуть его мнимое отцовство.

Но Тамерлан был слишком похож на отца, чтобы одно лишь имя могло защитить его от угрозы со стороны Коркута-паши и новой династии, которые наверняка пожелают избавиться от единственного потомка султана Баязида – продолжателя его рода. У мальчика были золотые волосы и карие глаза, и рос он, в точности повторяя характер и повадки шехзаде Османа. Фатьма Султан не переставала удивляться, как они похожи, и с каждым годом ее тревога усиливалась.

У Тамерлана был буйный нрав, он с детства обожал шуточные сражения и деревянные мечи, а еще постоянно проказничал и подговаривал к шалостям своих старших братьев, которые сразу же признали в нем негласного предводителя. Втроем они причинили много беспокойства матери и поломали много вещей во дворце. Но любящая сына до беспамятства Нергисшах Султан все ему прощала. В ее сердце он занимал особое место, потому что, когда он посреди разговора вдруг весело ухмылялся или шутливо подмигивал ей за столом за трапезой, она с трепетом узнавала в нем потерянного возлюбленного, которого так и не смогла забыть.

Многие годы им удавалось хранить все в тайне. Никто во дворце, кроме Нергисшах Султан и Хафизе-хатун, не знал об истинном происхождении Тамерлана. Все считали его сыном Кемисхана Челеби, впрочем, как и он сам. Султанша так любила сына, так боялась его потерять, что решила – он никогда не узнает правды. Так будет лучше для всех и в первую очередь для него. Ей не нужна месть. Все, чего она хотела – сберечь свою семью и прожить остаток жизни в покое.

Но с ее решением была не согласна Эсма Султан, которой тоже была известна правда. Уже много лет они спорили о судьбе Тамерлана. Прежде Фатьме Султан удавалось сдерживать конфликт, но с ее смертью он разгорелся с новой силой. Нергисшах молила хранить тайну, Эсма требовала открыть все Тамерлану. Нергисшах Султан понимала, что ее кузина жаждет мести. Она ослепла от ненависти, к тому же, это не ее сыну грозит смерть. Эсма Султан не понимала ее чувств и страхов. Их союз трещал по швам и почти развалился, когда Эсма Султан вновь вмешалась в мирное течение жизни в Эдирне. Она пожелала забрать у нее дочь.

Даже не предупредив о своих планах, она предложила сыну Коркута-паши, этому жестокому, алчному чудовищу с ужасной репутацией, жениться на Зеррин Султан. Трудно описать, в какой ярости тогда пребывала Нергисшах Султан. Но было уже слишком поздно. Коркут-паша счел такой союз выгодным, и его люди, приехав, отобрали у нее дочь, сделав ее заложницей в кровавой столице. Ее даже не пустили на свадьбу. Эсма Султан велела им оставаться в Эдирне, ведь Тамерлан должен находиться вдалеке от Стамбула и Коркута-паши. Эти события навсегда отвратили Нергисшах Султан от кузины, и теперь она ненавидела ее также сильно, как алчного великого визиря.

С тех пор минул год, а она до сих пор не видела дочь. Ясно, что Саид-паша держал ее взаперти и не позволял ступить и шагу без его позволения. Нергисшах Султан, правда, регулярно получала от нее письма, но, читая их, каждый раз заливалась слезами. Потому что чувствовала – каждое слово, написанное дочерью, пропитано ложью. Через расстояние она ощущала ее боль и страдания, но ничем не могла помочь. Ради одного своего ребенка она жертвовала другим и порой испытывала к самой себе невыносимое ядовитое презрение.

Думая обо всем этом, Нергисшах Султан сидела под моросящим дождем и бессильно плакала на могиле тетушки, чей мудрый совет так был нужен ей сейчас, и потому не услышала приближающихся шагов.

– Я знала, что найду вас здесь.

Дрогнув, Нергисшах Султан утерла слезы и встала, по голосу узнав Хафизе-хатун.

– Случилось что-то?

– Письмо пришло, – сказала Хафизе, держа его в руках. – От Эсмы Султан.

С уст султанши раздался раздраженный вздох, и Хафизе подошла к ней с терпеливым выражением лица.

– Быть может, это важно. Не стоит пренебрегать помощью госпожи, какими бы ни были отношения между вами.

Понимая, что она права, Нергисшах Султан обернулась и забрала у нее письмо. Оно было запечатано и, взломав сургучную печать, женщина развернула бумагу, исписанную мелким изящным почерком.

«Зная, каких новостей ты ждешь в первую очередь, я спешу тебя заверить, что Зеррин в порядке и чувствует себя хорошо. Я стараюсь быть рядом с ней и оказываю ей свою поддержку.

Есть куда более важные новости. Коркут-паша готовит новый поход на Запад. Ибрагим-паша получил от него приказ отслеживать строительство флота. Мое беспокойство вызвано тем, что новый поход может направить мысли Коркута-паши в том направлении, что и в прошлую военную кампанию.

Я об этом не упоминала, но тогда мне удалось обернуть все так, чтобы вместо тебя замуж вышла Зеррин. Ты должна была оставаться в Эдирне, чтобы и дальше защищать сына. Стань ты женой столичного паши, и наш мальчик был бы вынужден прибыть в столицу вместе с тобой. Коркут-паша планировал прибрать и его, и других твоих сыновей к рукам под прикрытием похода. Неизвестно, чтобы избавиться от них, ведь в них течет твоя кровь, или использовать в своей очередной игре. Боюсь, что на этот раз он будет действовать решительно и исполнит задуманное, призвав наших султанзаде в столицу для участия в новом походе.

Тамерлан не должен оказаться в руках Коркута-паши, иначе его ждет смерть. Будь готова оставить все и покинуть Эдирне. Жди от меня новостей. И будь осторожна».

Задохнувшись от овладевшей ею тревоги, Нергисшах Султан прижала письмо к груди и обернулась на напряженную Хафизе, которая по ее глазам поняла, что новости дурные.

– Где Тамерлан?

– Они с Ферхатом и Эмиром отправились в город, еще поутру, – настороженно ответила Хафизе. – Что-то случилось?

– О нет… – пробормотала султанша и рванулась ко дворцу. – В такое время он бродит по городу, да еще совершенно без охраны! Нужно немедленно послать за ним. Пусть возвращается и больше ни шагу из дворца!

Ничего не понимая, но чувствуя, что дело серьезное, Хафизе подхватила юбку платья и поспешила за ней.

Рынок Эдирне.

Как и всегда в это время, на рынке было людно. Моросящий дождь не мешал им наслаждаться шербетом в одном из кабаков. Они сидели на улице за хлипким столиком, пересмеивались и поглядывали вокруг себя, надеясь найти очередное приключение, как и все молодые люди в их возрасте.

Среди братьев Тамерлан был самым младшим, но в нем бушевало столько энергии, что он неизбежно подмял их под себя. Ферхат был старше его на целых двенадцать лет, уже успел жениться и овдоветь, Эмир был старше на десять, но, несмотря на это, они всегда участвовали во всех его авантюрах.

Хотя, скорее, как надежный тыл на случай, если ему взбредет в голову слишком уж сумасшедшая идея. Как, например, в историях с вмешательством в массовую вооруженную драку, похищением девушки или игрой в кости с местными разбойниками на огромные ставки. Остановить его братья не могли, но отчаянно пытались не дать ему потерять голову. В прямом и переносном смысле.

– Думаете, стоит навестить Рамазана Эфенди? – лениво ухмыльнулся Тамерлан и отпил из кружки. – Сыграем партию-другую.

– Тебе жить надоело? – хмыкнул Ферхат, самый благоразумный из них. – Или ты внезапно разбогател и собрался вернуть ему все долги?

– А вдруг отыграемся? – пожал плечами Эмир, напротив, напрочь лишенный ответственности. – И не придется бегать от его прихвостней, – он хмуро покосился куда-то и будто бы невозмутимо поставил кружку на столик. – Вот как сейчас.

Тамерлан очень медленно обернулся себе за спину, увидел двух приближающихся к ним мужчин в плащах с недружелюбными лицами и, переглянувшись с братьями, сорвался с места. Держатель кабака возмущенно крикнул им вслед «Эй, а кто будет платить?!» На бегу Тамерлан чуть не налетел на повозку с овощами, которую катил по дороге какой-то ремесленник, ловко перескочил через нее, рассыпав все овощи, а затем стал проталкиваться через снующую по рынку толпу. Братья бежали за ним, и он, через плечо оглянувшись на них, увидел, что их преследовали тоже перешли на бег.

– Да вы совсем с ума сошли?! – рявкнул им вслед какой-то торговец, когда Тамерлан, перецепившись за выступающий из земли камень, чуть не повалился на его прилавок с коврами. – Управы на них нет!

Они, как ураган, пронеслись по рынку, вызвав море возмущения, выбежали в тесную улочку, втиснувшуюся меж двумя домами, и увидели, как на маленькое деревянное крыльцо выходит молодая девушка в зеленом ситцевом платьице и с корзинкой в руках.

– Сюда! – скомандовал Тамерлан, рванувшись к ней.

– Что вы?.. – испугалась девушка, но не успела договорить, как ее уволокли обратно в дом. – Кто вы такие?!

Дом оказался лавкой ювелира – не лучшее место для того, чтобы спрятаться, но выбора не было. Чтобы она перестала верещать, Тамерлан схватил до смерти перепуганную девушку в охапку и зажал ей рот ладонью, пока Ферхат осторожно приблизился к окну и едва-едва выглянул на улицу, проверяя, нет ли погони. Девушка сердито сопела в руку удерживающего ее в объятиях Тамерлана. Ферхат переходил от одного окна к другому, а Эмир подошел к прилавку и присвистнул.

– Даже дюжины этих побрякушек будет достаточно, чтобы покрыть все наши долги.

– Оторвались, – констатировал Ферхат и, отойдя от окна, хмуро посмотрел на брата, жадно разглядывавшего драгоценности. – И еще их будет достаточно, чтобы тебя повесили. Сначала азартные игры. Теперь опустимся до воровства?

– Ты забыл? – весело улыбнулся Эмир, обернувшись на старшего брата. – Я же султанзаде. В моем случае возможно лишь удушение.

– Тебя это утешает?

– Хватит, – оборвал их глупый разговор Тамерлан и выпустил девушку. – Пора уходить.

Девица, оказавшись на свободе, шарахнулась от него к стене и боязливо прижала к себе корзинку, словно ее хотели отобрать. Она была хорошенькой, с медовыми волосами и большими карими глазками, которые неотрывно следили за ним.

– Не бойся, – Тамерлан с такой легкостью очаровывал женщин, что ему ничего не стоило одной лишь лукавой улыбкой успокоить ее. – Мы не разбойники.

– Тогда зачем вы вломились в лавку моего отца? – пролепетала она уже смелее.

– Мне захотелось разглядеть тебя поближе, – бессовестно улыбался Тамерлан и убрал выбившуюся из прически прядь с ее лица. – И я не разочарован.

Ферхат закатил глаза, а Эмир насмешливо хмыкнул, но рывком обернулся, услышав топот шагов.

– Ализе? Что там за шум?!

– Это отец! – шепотом «прокричала» Ализе и мигом засуетилась. – Быстрее, уходите! Он вас увидит и решит, что вы ко мне пришли.

Молодые люди послушно вышли на крыльцо, а девушка заперла за ними дверь, и как раз в этот момент послышался возмущенный голос ее отца, перед которым она начала путанно оправдываться.

– Лучше вернуться во дворец, – благоразумно предложил Ферхат, пока они выходили из тесного проулка на рыночную площадь. – Матушка будет волноваться.

– Любишь ты все портить, брат, – беспечно отозвался Эмир. – Вечер близится, все интересное только начинается, а ты домой спешишь – под мамкину юбку.

Тамерлан обыкновенно не обращал внимания на их безобидные перебранки и шел себе на два шага впереди, внимательно поглядывая на прохожих. Еще раз повстречать людей Рамазана Эфенди, которому они солидно задолжали, не хотелось. Стараясь не попадаться на глаза, братья пытались слиться с толпой, но попытка незамеченными покинуть рынок с треском провалилась, когда какой-то оборванец вдруг промчался мимо них, расталкивая прохожих.

– Вор! – вопил вслед ему старик, быстро перебирая ногами и держась за сердце – ему было не угнаться за юрким мальчишкой. – Задержите его! Он украл… мои драгоценности!

Появившаяся следом Ализе-хатун подбежала к нему, испуганно подхватила старика под руки и стала что-то шептать ему. Очевидно, это был ее отец-ювелир. Тамерлан, даже не задумываясь, бросился вдогонку вору. Снова он прорывался сквозь толпу, вызывая возмущенные крики и проклятья, когда сильно задевал кого-то плечом или ронял товар с прилавков. Ежедневные тренировки с братьями сделали его сильным и выносливым, и уже спустя пару минут погони он нагнал разбойника, схватил его за ворот грязной рубашки и с силой толкнул к стене.

– Верни, что украл, или я выпущу тебе кишки прямо здесь, – проникновенно сказал Тамерлан, при этом зловеще усмехнувшись.

Он мог быть совершенно очаровательным и милым юношей, но в такие моменты что-то в нем щелкало, и он терял над собой контроль. Когда его лицо становилось таким опустошенным и ледяным, а глаза вот так темнели, каждый раз происходило что-то дурное. Им овладевала столь сильная злоба, что даже братья опасались связываться с ним в такие моменты.

Ферхат, задыхаясь, вбежал в закоулок, где Тамерлан поймал вора, и устало прислонился к стене. Но, увидев, что происходит с Тамерланом, напрягся и медленно шагнул к ним.

– Он все отдаст, – как можно спокойнее проговорил Ферхат, чтобы избежать ненужного кровопролития. – Верно?

Судорожно закивав, мальчишка дрожащей рукой бросил горсть украденных украшений на землю, и они, утонув в пыли, жалобно звякнули.

– Тамерлан, все на этом, – положив ладонь на его плечо, сказал Ферхат мягким, вкрадчивым голосом. – Отпусти его.

Эмир, который появился последним, стоял, привалившись к стене дома, и напряженно следил за происходящим. Именно в такие мгновения он вдруг отчетливо понимал, как отличается от них Тамерлан. И вообще сомневался, что они с ним могут быть родными братьями. Потому что в нем самом не было этой глубинной, темной ярости, этой жажды риска и порочных наслаждений.

Эмиру тоже нравились их приключения, но когда все было относительно безопасно и весело. Тамерлан же как будто нарочно искал опасность. Ему попросту нравилось ходить по лезвию. Нравилось, когда в его крови бурлит адреналин, когда он буквально на волоске от смерти. И каждый раз, когда все чудом заканчивалось благополучно, он лишь самодовольно смеялся.

Медленно лицо Тамерлана посветлело, и он разжал пальцы на плече вора. Мальчик с выпученными от страха глазами тут же сорвался с места и скрылся из виду. Подобрав с земли драгоценности, уже прежний Тамерлан решительно пошел куда-то, и его братья, переглянувшись меж собой, мрачно последовали за ним.

– Это ваше, – подойдя к безутешному старику-ювелиру, Тамерлан протянул ему горсть украшений, которые могли бы целиком покрыть все его долги. – И впредь будьте осторожны.

Ахнув от облегчения, тот забрал у него свои изделия и удивленно-затравленно посмотрел ему в глаза, выражая этим свое недоверие. Ализе помогала отцу стоять прямо после безуспешной попытки догнать вора, которая забрала у старика все силы.

– С-спасибо… – просипел тот. – Я не знаю, как вас отблагодарить.

С ленцой усмехнувшись, Тамерлан легко похлопал его ладонью по сгорбленному плечу и обратил темные глаза к его дочери, которая, как и все прочие женщины, смотрела на него опьяненным, мечтательным взглядом. Эмир, пока они с Ферхатом стояли в сторонке, наблюдая за этим, с досадой выдохнул. И как ему это удается? Тамерлану и делать ничего не нужно – лишь улыбнется, и женщины теряют головы.

– Вот, возьмите, – престарелый ювелир выбрал среди возвращенных ему драгоценностей красивую золотую брошь в виде летящей бабочки и протянул ее своему спасителю. – Это в знак моей благодарности.

– Не нужно, – покачал головой Тамерлан.

Но старик заупрямился и, взяв его за руку, вложил брошь ему в ладонь, после чего без слов пошел прочь. Ализе помедлила, с трепетом смотря на золотоволосого красивого юношу. Она смущенно улыбнулась, когда он снисходительно подмигнул ей и, подбросив брошь в воздух, ловко ее поймал. Тихонько вздохнув, девушка с минуту стояла и смотрела, как он, не оборачиваясь, уходит, а затем грустно поплелась за отцом.

Насыщенный событиями день братья провожали в кабаке, попивая дешевое вино и обнимая таких же дешевых куртизанок. Со смехом осушая один кубок за другим, Тамерлан почти не обращал внимания на сидящую у него на коленях Эмеллину – изящную венецианку с черными волосами, фарфоровой кожей и прекрасными зелеными глазами. Она была самой красивой женщиной в борделе и, конечно же, всегда доставалась ему. Молодые, еще горячные братья были частыми гостями в этом месте, и Эмеллина стала его любимицей, которую он баловал своим вниманием и подарками. Что не удивительно, девушка была безумно влюблена в него.

Время близилось к ночи, когда Тамерлан неспешно одевался уже в маленькой комнатке на втором этаже кабака, посередине которой стояла широкая кровать. Эмеллина возлежала в постели, прижимая к себе простынь, и с печальной задумчивостью наблюдала за его сборами.

– Ты не останешься? – раздался ее тихий голос.

– Нет, – спокойно ответил Тамерлан, натягивая кожаный камзол поверх рубашки.

Эмеллина покосилась на столик возле кровати, на котором стояли два кубка, из которых они пили вино, и еще золотая брошь-бабочка, которая сразу же ей приглянулась. Правда, Тамерлан не спешил дарить ей это украшение, и она словно бы невзначай воскликнула, скользнув пальчиками по золотому крылышку:

– Кому ты ее подаришь?

Застегивая пуговицы камзола, он промолчал. Лишь выразительно на нее взглянул, и Эмеллина поникла. Не ей. Она помолчала, справляясь с болью и разочарованием, после чего вскинула на него уязвленный взор и спросила:

– Ты ее любишь?

Устало вздохнув, Тамерлан закончил одеваться и подошел к столику, забрав с него красивую брошь. Бережно убирая ее за пазуху, он безжалостно произнес:

– Люблю больше жизни. Она – главная женщина в моей жизни.

Эмеллина чуть не расплакалась и обиженно поджала губы, но Тамерлан не обратил на это внимания, сухо поцеловал ее куда-то мимо рта и оставил ее одну. Спустившись вниз, Тамерлан увидел своих братьев все еще сидящими за столиком, кивнул им на двери, и они, оставив на столике горсть монет, побрели за ним к выходу.

До дворца они добрались уже к полуночи, и Ферхат, спешившись с коня, с укоризной поглядел на братьев, когда на крыльцо вышла их мать, кутающаяся в белую шаль. Он первым направился к ней и с беспокойством сказал:

– Матушка, не стойте на ветру. Простудитесь.

– Да вы хоть знаете, который час?! – Нергисшах Султан напустилась на них со всей страстью. – Я с самого утра места себе не находила! Дважды отправляла за вами людей, но вас так и не смогли отыскать. Где вы были?! Чем вы там занимаетесь, скажите мне на милость? Ферхат, я же просила тебя, чтобы ты присматривал за братьями. Неужели я…

– Мы снова вас расстроили, – Тамерлан оттолкнул плечом старшего брата и взял ее за руки, поочередно поцеловав обе. – Простите, что заставили тревожиться за нас. Уверяю вас, причин для этого нет. Мы просто прогуливались, зашли в пару лавок. Ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться.

– В самом деле? – недоверчиво усмехнулась Нергисшах Султан, но она заметно смягчилась и снова говорила спокойно. – Сынок, я же просила, чтобы вы не задерживались в городе. Тем более до темноты. Это опасно! Мало ли, что может случиться? Я ведь не переживу, если с вами что-то случится…

– Этого больше не повторится, мама, – терпеливо увещевал ее Тамерлан, пока братья помалкивали, зная об особой слабости матери перед ним. – Идемте во дворец, здесь прохладно.

Позволяя ему обнимать себя, Нергисшах Султан покорилась и вошла внутрь. В холле их встретила Хафизе-хатун, глаза которой тоже полнились тревогой. Что это с ними? Раньше они куда спокойнее относились к их затянувшимся «прогулкам».

– Садитесь, – Тамерлан помог матери сесть и сам примостился рядом, нырнув рукой за ворот камзола. – Смотрите, у меня для вас кое-что есть.

Нергисшах Султан изумленно поглядела на золотую бабочку, которую он протянул ей. Почему-то ее лицо побледнело, и она словно бы провалилась мыслями куда-то бесконечно глубоко в свою память.

– Где… где ты это взял?

– Если расскажу, вы вряд ли поверите, – по-доброму усмехнулся Тамерлан и, когда мать с трепетом забрала у него брошь, заметил: – Я знал, что вам понравится.

Она окончательно растаяла и изнеможенно вздохнула, как бы признавая свое бессилие перед ним.

– Да, это прекрасная брошь, – но отчего-то голос ее звучал печально. Она подняла голову и с лаской погладила его по щеке. – Спасибо, дорогой.

– Уже поздно, матушка, да и мы устали, – он поднялся с тахты и, бессовестно улыбаясь, поцеловал ее руку. – Спокойной вам ночи.

– И тебе, сынок. Ступайте.

Все это время Хафизе с тонкой улыбкой наблюдала за ними и, когда братья вышли из холла, с удрученным пониманием взглянула на султаншу, которая сумрачно разглядывала брошь в своих руках.

– Он так похож на него.

Очнувшись от ее пронзительных слов, Нергисшах Султан сжала брошь побелевшими пальцами и со страданием во взгляде посмотрела перед собой.

– Так сильно, что мне порой становится не по себе… В его улыбке, словах, даже жестах я узнаю Османа.

Хафизе поджала губы, потому что ей тоже становилось грустно, когда Тамерлан особенно точно повторял самодовольную усмешку отца или также насмешливо-снисходительно сверкал глазами. Она молчала об этом, но и ее сердце переворачивалось в груди, ведь когда-то давно, много лет назад, она тоже его любила. И у них тоже были сыновья…

– Ты тоскуешь по нему? – немного хрипло спросила Нергисшах Султан и с мукой посмотрела на другую женщину.

– Порой я вспоминаю былое, но что толку? Этим я лишь причиняю себе страдания.

– А я вспоминаю его каждый день. И, сколько бы времени не прошло, мне не становится легче…

Она плотно сжала губы, чтобы остановить подступающие слезы, но все же не сдержалась и прикрыла рот ладонью. Хафизе с жалостью проследила за этим, однако, не шелохнулась. Да, она испытывала к султанше сочувствие, но все равно между ними всегда будет стоять мужчина, который был для них одинаково дорог. И это ради него Хафизе оставалась в Эдирне. Она помогала не Нергисшах, а Тамерлану в надежде, что он, как сын Османа, однажды воздаст их врагам за падение их династии и за все ее потери.

– Мы с вами любили его и потеряли. Но, в отличие от меня, у вас остался сын. И теперь ваша цель – не дать погибнуть и ему. Куда важнее смотреть в будущее, чем скорбеть по прошлому. Ничего уже не изменить.

Нергисшах Султан с большим трудом остановила поток слез, смахнула их с щек и, ничего не сказав, просто поднялась на ноги и медленно зашагала к дверям, на ходу с тоской посмотрев на золотую бабочку в своей ладони, которая слишком многое ей напомнила.