Читать книгу История, культура и традиции казахского народа. Монография - Лариса Дмитриевна Утюшева - Страница 6

Младший жуз занимал территорию 850 000 кв. верст (верста = 1066,8 метров) – от Урала, Тобола до низовьев Сырдарьи. На юге он граничил с Хивинским и Кокандским ханствами и отдельными туркменскими, каракалпакскими владениями, а на севере примыкал к землям Астраханской, Саратовской и Оренбургской губерний, отделенным укрепленной буферной зоной. На западе Младшего жуза находилось Каспийское море, а на востоке проходили земли Среднего и Старшего жузов. Население Младшего жуза к началу ХIХ в. составляло более полумиллиона человек, или 100 тыс. кибиток. Оно состояло из трех крупных объединений – байулы, алимулы и жетыру, каждое из которых включало в свой состав несколько родов.

Младший жуз первым среди казахских ханств принял российское подданство в 30-х гг. ХVIII в. В начале ХIХ в. не более одной трети территории Младшего жуза входило в состав Российской империи. В конце ХVIII – начале ХIХ в. население Младшего жуза переживало один из наиболее трудных периодов своей истории. Его причинами были: падение престижа ханской власти в степи, усиление раздробленности в самом жузе, длительная народная война под руководством Срым-батыра (1783—1797 гг.), направленная против политики царской администрации.

Так, в 1782 г. русское правительство разрешило казахам перегонять в зимний период скот на правобережье Урала при условии аренды земли. Но Уральское казачество использовало этот указ в свою пользу и запретило сдачу земли казахам. Пересечение укреплений на внутреннюю сторону границы разрешалось при оставлении казахами аманатов. Зимой 1782‒1783 гг. Уральские казаки самовольно отняли у казахов более 4000 лошадей. В дополнение ко всему зима того года оказалась невероятно суровой, начался джут – массовый падёж скота, вызванный обледенением пастбищ. У степняков пало более 10 тысяч голов лошадей и крупного рогатого скота.

Это способствовало развитию протестного движения в Младшем жузе, которое переросло в освободительное восстание под руководством Срым-батыра. Обозленные кочевники начали совершать набеги на Уральскую линию, брать в плен солдат и угонять скот. В ответ посылались карательные казачьи отряды, которым со стороны казахов оказывалось отчаянное сопротивление.

Царское управление понимало, что при таком трудном положении кочевого народа ему трудно будет подчинить себе Степь. В этой связи Россия выбрала для себя два направления: укрепление союза с казахскими ханами и нарастание военного давления на казахов. При этом военное присутствие России на территории Младшего жуза проявлялось в форме создания укрепительных линий, которое иногда сопровождалось нападениями вооруженных отрядов на аулы. Линейные казаки и солдаты часто участвовали как в санкционированных карательных операциях, так и самовольных грабительских набегах. Например, в качестве репрессивных мер против казахов, заподозренных в нападении на линию или на караваны, применялся захват приезжавших на линию казахов и так называемая пограничная баранта (или барымта – угон скота у тюркских кочевых народов как способ мести за обиду или возмещения за причиненный ущерб). Таким образом, баранта превращалась в одну из форм колониального грабежа [110, с. 57].

В одном из донесений Срыма императрице Екатерине II от 1790 г. сказано, что атаман Уральской крепости Дарыков с многочисленным отрядом «напал на безвинных Ваших подданных киргиз-казахов, разгромил 225 кибиток, забрал все их имущество, убил 140 человек, увел 57 пленных и бесчисленное множество лошадей, верблюдов, коров и баранов». Нередко такие набеги осуществлялись русскими офицерами в целях обогащения. Эти события побудили Екатерину II издать в 1784 г. особый Указ о запрещении «своевольства против киргизцев» со стороны казачьего войска и о «жесточайшем наказании яко злейшего преступника, который поведением своим дает причину к нарушению спокойствия её подданных». Императрица требовала от российских губернаторов и чиновников «ласкового» обращения с казахским народом, предписывала не жалеть денег на подарки ханам и султанам. Оренбургскому военному губернатору Екатерина II советовала: «Сей дикий и легкомысленный народ не столько строгостью, сколько ласковостью и снисходительными с ним поступками уловляем быть может». Наряду с принимаемыми мерами в защиту спокойствия казахов российская администрация делала все, чтобы, во-первых, привлечь на свою сторону султанов как проводников своей власти в степи; во-вторых, ослабить власть ханов и поставить их в зависимость от своего управления.

Одновременно усилилась борьба родовых старшин с ханом Нуралы, который проявил свое бессилие в подавлении народного восстания. Повстанцы выступили за отстранение от власти неугодного степного правителя. Окончательно дискредитировавший себя в глазах как казахов, так и царской власти, Нуралы в 1786 г. был изгнан из Младшего жуза. Он находился под покровительством царской власти и некоторое время укрывался в Калмыковской крепости. Сосланный в Уфу, хан Нуралы там и скончался.

В годы народной войны действия ханских и царских карательных отрядов, а также стихийные бедствия – джуты (1795—1796 гг. и 1800—1801 гг.) вызвали обнищание казахского населения. Граф Я. Ю. Потоцкий, ознакомившись с жизнью казахов, писал: «Юрты или кибитки их, которые должны были бы состоять из хороших и плотных войлоков, покрыты лишь шерстяными тряпками и лоскутьями. Сами киргизцы покрыты лохмотьями» [45, с. 10—16].

В этот период положение казахов Младшего жуза было усугублено, как мы пояснили ранее, внутренними междоусобицами. Их результатом было распространение баранты, последствия от которой по своим масштабам не уступали другим бедствиям. Особенно активно баранта распространилась после освободительных движений под руководством Срым-батыра. По этому поводу А. И. Левшин пишет: «Нет ничего ужаснее мщения киргиз-кайсаков и последствий оного… Зло сие состоит в беспрерывных отгонах друг у друга скота и возникающих из того междоусобных драках». Далее исследователь добавляет: «Из всех трех орд казачьих именно Малая пострадала более всего от баранты» [83, с. 26].

Если раньше баранта производилась по решению старейшины или бия, то есть когда виноватый отказывался удовлетворить требование истца, то теперь каждый обиженный, обокраденный или недовольный производил баранту по своей воле: собирал людей, приезжал в аул к неприятелю, нападал на его жилище и угонял его стада. В ответ на это обиженный собирал защитников и действовал тем же способом. Часто случалось, что баранту «взыскивали» не с имущества самого обидчика, а с населения аула, где тот проживал, не различая ни правых, ни виновных. Это влекло за собой дальнейшее повторение событий; все большее число участников втягивалось в непримиримый процесс. Стада и табуны истреблялись, количество скота в степях начало резко сокращаться, поскольку при отгоне скота животных совсем не берегли. При быстром перегоне много скотины издыхало или заболевало, нередко заражая других здоровых особей. Кроме того, от добытой через баранту скотины пытались быстро избавляться, что вело к ее бездумному забою. «Пламя мщения раздувается, и целые тысячи народа стонут от зла, произвольно введенного и охотно поддерживаемого», – так комментировал масштабы баранты А. И. Левшин [83, с. 26].

Баранта в Младшем жузе резко усилилась в начале ХIХ в., дошло до того, что в 1813, 1814 и 1815 гг. множество матерей и отцов, лишенных пропитания, приходили на российские границы и продавали своих детей, не находя других средств к их спасению. По оценкам А. И. Левшина, только в 1815 г. в районе Гурьева в течение одного месяца было продано около 200 казахских детей. Причем за мальчиков платили по 3‒4 рубля, а за девочек по 2‒3 куля ржаной муки. Так как к началу ХIХ в. казахское население стало ускоренно приходить в бедственное положение, это вынудило его продавать своих детей в неволю не только русским, но и хивинцам.

Плачевное состояние казахов, приближенных к русским границам, побудило императора Александра I издать Указ об их поселении в пределы России, где им предоставлялся участок земли и десятилетний льготный период освобождения от всевозможных сборов и службы. Император также сделал обращение к свободным российским подданным, чтобы они покупали казахских детей, но с условием предоставлять им свободу по достижению ими 25-летнего возраста [83, с. 26].

Исторические источники отмечают, что в тот момент, когда в Младшем жузе разворачивались смуты и междоусобицы, командир Астраханского казачьего полка Попов, действуя с согласия Астраханского военного губернатора К. Ф. Кнорринга, начал предлагать хану Букею навсегда перекочевать со своими сподвижниками на оставленные волжскими калмыками пустующие земли между Уралом и Волгой. Хан Букей (сын хана Нурали и внук Абулхаира, первого из казахских ханов, признавшего российское подданство) [91, с. 75] согласился и, заручившись поддержкой народного кумира Срым-батыра, склонил к кочевке народные массы. Он направил письмо Астраханскому губернатору, в котором изъявлял желание на кочевку. Это письмо было передано на рассмотрение императору Павлу I. И уже 11 марта 1801 г. царь Павел I издал указ «…о позволении на кочевку там, где пожелают…», а в знак своего благоволенья назначил хану Букею Золотую медаль со своим портретом, носить которую следовало на шее на черной ленте [75, с. 7]. В ночь на 12 марта Павел I был убит заговорщиками.

В исторической науке представлено много различных версий, объясняющих мотивы перекочевки хана Букея, а также факторы, способствующие формированию Букеевского ханства (Внутренней орды). Образование Внутренней орды было вызвано политической напряженностью, наблюдаемой в Младшем жузе, а также тяжелым положением населения этого региона, измученного барантой, ханскими междоусобицами, народными восстаниями и возникающими конфликтами из-за нехватки пастбищ. В самой откочевке хан Букей усмотрел возможность достичь спокойствия и защититься от набегов среднеазиатских правителей под непосредственным покровительством русского правительства. Кроме того, не исключено, что откочевав со своими подданными, Букей стремился получить ханское достоинство, когда как в Младшем жузе он был одним из членов Ханского совета. Сторонники третьей позиции склонны полагать, что образование Внутренней орды из Младшего жуза является исключительно продуктом проводимой политики Российской империи.

Например, генерал-майор И. И. Попов, комментируя официальную просьбу хана Букея о выделении ему земли в Астраханской губернии, так оценивал перспективы перекочевки части казахов Младшего жуза: «Польза, ожидаемая от них, та, что когда они с таким великим числом скота останутся, какой при них был прежде, то оный будет в России и не будут пользоваться им хивинцы и бухарцы, как до сего делалось; народ сей же, когда обрусеет, то останется на таком точно основании, как и другой в Астраханской губернии азиатский народ, кочевные калмыки и трухменские татары» [83, с. 20].

Какие бы причины не стояли за этим, откочевка, имеющая огромное историческое значение как для Казахстана, так и для России, произошла. Вначале на правобережье Урала перешло около пяти тысяч семей; затем население этой территории начало расти за счет притока людей из-за Урала. В 1803 г. здесь было уже 7500 кибиток. А к 1845 г. в состав Букеевского ханства, по разным источникам, входило от 30 до 52 тыс. кибиток. Первые и многие из последующих переселенцев в основном имели очень мало скота, вместо кибиток были тентовые лачуги (курке), то есть они представляли собой бедные и беднейшие семьи. Но немногие из них являлись поистине преданными царскому правительству и приверженцами ханской власти. Откочевщики большей своей частью были непосредственными участниками восстания Срыма. Переселенческое движение возглавил род Байбакты, бывший ядром народного восстания в Младшем жузе. Многие исследователи полагают, что именно влияние Срым-батыра имело решающее значение в переходе части населения Младшего жуза на правобережье Урала. Надеясь получить пастбища и поправить свое хозяйство, казахи были вынуждены навсегда оставить свои родные степи и родственников, не желавших переходить. Букеевское ханство образовалось из следующих родов:

– поколения байулы, включающего 11 родов: берш (берче), байбакты, алыча, шеркеш, иссен-темир, кизыл-курт, томин, джабан, адай, маскара и тазлар;

– небольшой части рода кита поколения алимулы;

– трех небольших родов: табына, тама, кердери, а также поколения жетиру (джетиуруг или семиродцы);

– тюленгутов, в среде которых встречались представители северо-кавказского и калмыцкого происхождения (тюленгуты составляли прислугу ханов и султанов) [141];

– нескольких десятков кибиток рода ходжи, происходящего, по преданию, от святых мухаммеданских мужей;

– нескольких семейств ногайцев, присоединившихся еще к хану Абулхаиру [83, с. 20].

Первоначально Букеевская степь была административно подчинена Оренбургской пограничной комиссии. С изволения императора Александра I в 1812 г. султан Букей был возведен в ханское достоинство. Но фактически роль хана сводилась к выполнению функции чиновника, действовавшего по указанию пограничной администрации [54, с. 192].

Границы Букеевского ханства были расположены следующим образом: на севере – Самарская губерния; на востоке – Уральская область; на юге – Каспийское море; на западе Енотаевский уезд Астраханской губернии [99, с. 91]. Вдоль северной и северо-восточной границ ханства протекали две реки – Большой и Малый Узень (современная Саратовская область), прибрежья которых изобиловали сенокосными угодьями, а зимой подходили для защиты скота от буранов и холода. Теперь казахам разрешалось перемещаться на зимовку к морю и другим местам, заросшим камышами, которые служили естественным укрытием для скота во время зимней стужи. В центральной части ханства простирался огромный песчаный массив Нарынкум (Нарын-пески). Территория эта была либо вообще песчаная, где произрастал редкий низкий подножный корм, выгорающий до основания в засуху, либо заполненная обширными пространствами солонцевато-глинистой земли. Этот участок мало подходил для ведения любого хозяйства, здесь произрастала только низкая и редкая полынь, которую скотина могла употреблять в корм только зимой, когда от морозов в высохших растениях пропадала горечь. Близость русских поселений Астраханской, Саратовской и Оренбургской губерний способствовала установлению тесных контактов казахов с их жителями. Это повлияло на стремительное развитие Букеевского ханства. Позитивные изменения в хозяйстве, мироощущении, культуре и нравах казахского населения этого региона отчасти происходили под влиянием России.

Особенно активное развитие оседлого образа жизни среди казахов произошло при хане Джангире (Жангире) – сыне Букея, который вступил на престол в 1824 г. После смерти Букея (1815 г.) временным правителем ханства на период достижения Джангиром совершеннолетия был назначен брат Букея – султан Шигай (Сыгай) Нуралиев [83, с. 34].

Период правления Джангира был относительно продолжительным и конструктивным в плане осуществления преобразований в ряде областей жизни Букеевского ханства. Джангир первый переселился из кибитки в дом, который был построен для него правительством. Дом возвели у северо-восточной оконечности Нары-песков на урочище Жаскус (Джускус). Так Джангир положил основание к оседлой жизни среди казахов. Постепенно рядом с ханом начали строить себе дома его родственники и приближенные. Поскольку земли хан раздавал под строительство жилья бесплатно, этим охотно пользовались купцы и некоторые торгующие. Менее чем за двадцать лет здесь образовалось красивое село служившее резиденцией хана, называемое Ханская ставка или просто Ставка. Находилось это поселение на территории современного райцентра Урда Западно-Казахстанской области. Строительство Ставки во многом было связано с потребностями культурного и торгового обмена с Россией [27, с. 74]. Правильная последовательность строениий позволяла различать в селении улицы и кварталы.

Огромную пользу от хозяйственной деятельности Букеевского ханства имела и торговая политика царского правительства. Из глубинных степей казахи поставляли крупный рогатый скот, лошадей, верблюдов, овец, шкуры и шерсть. Эти товары обменивались на промышленные изделия и продукты питания. Ханская ставка была одним из важных торговых центров, в котором проходили многолюдные и разноязычные ярмарки. Закупаемые у казахов огромные стада курдючных овец перегонялись в Астрахань, Самару и Камышин. Баранье сало хорошо подходило для производства мыла, свечей и обработки кож. Русские крестьяне предпочитали покупать казахских лошадей для земледельческих работ. Развитие торговли в Букеевском ханстве постепенно начало привлекать сюда купцов из разных регионов России. Например, в 1845 г. на ярмарке в Ханской ставке были зарегистрированы торговцы и промышленники из Саратовской, Воронежской, Пензенской, Тамбовской, Московской, Астраханской, Нижегородской, Рязанской, Симбирской, Казанской, Вятской, Ярославской и Черниговской губерний.

Известно, что скот и скотоводческая продукция казахов на ярмарке при Ханской ставке раскупались полностью, а иноземные промышленные товары реализовывались на 60‒70%, хлеб – на 100%. Но уже к 40-м гг. ХIХ в. в ханстве меновая торговля (обмен товарами), имевшая не эквивалентный характер в рыночном отношении для кочевников, начала уступать товарно-денежным сделкам. Постепенно букеевцы научились накапливать деньги, поскольку вносить подати деньгами было выгоднее, чем скотом. Кроме того, казахи часто ездили в соседние русские губернии за товарами, где расплачиваться деньгами было удобнее, чем с трудом пригнанным скотом.

Само времяпровождение на ярмарке было для казахов интересным событием. На ярмарке открывались трактиры, сюда приезжали музыканты и певцы, устраивались веселые скачки на лошадях. Здесь особым спросом среди казахов пользовались деревянные гармоники, изготавливаемые под Тулой; букеевцы очень любили на них играть. На гармониках казахи часто исполняли песню «Ванька Таньку полюбил» [24, с. 71‒77]. На ярмарку тайным образом завозились хмельные напитки, хотя, согласно закону, ввоз такой продукции в ханство строго запрещался.

Постепенно Ханская ставка начала превращаться в купеческое селение: большинство её жителей были купцами и коммерсантами. Со временем торговлю начали осваивать сами казахи – алып-сатар, саудагер, которые впоследствии тоже становились купцами второй и первой гильдии. Чаще всего они были посредниками. Покупая из вторых рук товары в Астрахани, Саратове и Уральске, они затем перепродавали их среди кочевых аулов. Некоторые казахи скупали скот на местах и гоняли его на ярмарки в другие губернии. Например, за верблюдов, отгоняемых в Оренбург, выручали в полтора раза больше, чем от продажи на месте. Букеевское ханство не несло какой-то прямой повинности в пользу царского правительства. Это компенсировалось превращением орды в сырьевую базу и рынки сбыта товаров России [45, с. 99]. Здесь многие мелкие перекупщики за очень короткий срок превращались в крупных купцов с внушительным капиталом. Знаменитый и довольно состоятельный казахский торговец Караул-Ходжа Бабаджанов, близко стоявший к ханскому дому, в 1817 г. заключил с княгиней Багратион договор о составлении «общего капитала для торговли хлебом и скотом». В рамках этой сделки княгиня на внесенную долю в 11 697 руб. получила в 1818 г. доход в размере 15 607 руб. Однако таких крупных коммерсантов среди казахов было немного.

Развитие торговли в степи влекло и обратный процесс – рост должников, которые брали товар с отсрочкой платежа или с комиссией. Проникновение торгового капитала в пределы Внутренней орды сопровождалось развитием ростовщичества. В то время когда ярмарки не работали, в ханстве трудно было достать деньги, поэтому населению ссужались суммы под высокие проценты. От этих финансовых операций в основном страдало честное и доверчивое население. В счет погашения долга у заемщиков часто в неэквивалентном соотношении забирали скот, а некоторые были вынуждены идти внаем к своим кредиторам.

Кроме скотоводства казахи находили себе занятие в соляном промысле. Они добывали и вывозили соль с озера Баскунчак и поставляли её на повозках в Саратов. Работы продолжались с 1 июня по 1 октября, а оплата производилась с учётом количества произведенной соли. Рабочие нанимались на озеро через подрядчиков из самих же казахов. К началу сезона казахи прикочевывали к озеру со своими семьями и скотом.

Наряду с появлением оседлого и полуоседлого населения стали распространяться отходничество и наем в работники к жителям городов и селений, на рыбные промыслы, заводы и рудники соседских русских губерний. На Волге и ее притоках, вдоль побережья Каспийского моря работали сезонные рабочие. По побережью Каспийского моря от Волги до Урала находилось несколько учугов и ватаг: Иванчуг, Увары, Чаган, Камызяк, Богатинская, Пороховинская, Кокаревская, Косолеинская, Камчатская (Новинская), Вахрамеева, Баксаевская. Учуг – сплошные перегородки реки, устраиваемые с целью удержания и лова поднимающейся вверх по реке рыбы. Такие перегородки делались из ряда свай, вбиваемых поперек течения реки, и промежуточных между ними звеньев из набитых в дно реки деревянных шестов. Ватаги – места ловли рыбы на Волге и на Каспийском море, места неводного залива со всем устройством, а также артели рыбаков для этого лова. По сведениям Астраханского рыболовного правления, казахи арендовали участки на береговой полосе под ватаги и приобретали билеты на рыболовство в море.

Часто ордынцы отправлялись на своих верблюдах косить сено или бороновать землю в Красноярский и Царевский уезды. Привился казахам и извозный промысел: зимой они отправлялись из Калмыцкой, Торгунской и Нарынской частей на телегах, запряженных верблюдами, в Астрахань, брали рыбу и везли ее в Царицын. В село Балаково возили пшеницу, а оттуда в села Новокузнецкого уезда – лес, из Казанки перевозили грузы до Новоузенска, Саратова или Гурьева.

Ремесленничество у казахов развивалось медленно: постоянный спрос на продукты животноводства не вызывал у них необходимости активно заниматься другими видами деятельности. Между тем домашние промыслы и ремесла стали занимать определенное место в хозяйственной жизни казахского населения.

Изготовление разнообразных изделий и домашней утвари из дерева и металла считалось важным источником жизнеобеспечения в условиях оседлости. Число ремесленников в Букеевской орде в XIX в. увеличивалось, а некоторые предприимчивые казахи занимались скупкой кустарных изделий и их перепродажей. Наиболее распространенными ремесленниками в ханстве были печники, плотники, кузнецы, серебряки, решетники, сапожники, шорники. Последние в большом количестве продавали сбрую, ремни, которые охотно приобретало русское население [153].

Новым явлением в хозяйственной сфере Букеевского ханства стало возведение плотин и артезианских колодцев для орошения земли, для чего приглашали русских специалистов. Первые опыты по сооружению плотины были осуществлены на реке Торгун (современная Волгоградская область) в 30-х годах ХIХ в., когда была основана Летняя ставка хана, называемая Торгунь-Кала. Она находилась на Северо-Западе от Ханской ставки, в 110 верстах от Камышина и 180 от Саратова. Там возвышался двухэтажный дом хана с двенадцатью комнатами, при котором были сад со рвом, обсаженный вишневыми деревьями, и купальня. Возле сада были бахчи для посева огурцов, здесь также предполагалось выращивать арбузы и дыни. Для создания артезианских колодцев, которые Джангир планировал использовать в летние засухи, по его просьбе Министерство государственного имущества заказало в Париже необходимое для этого оборудование, а для организации работ пригласили специалиста – кандидата Дерптского университета Нешеля.

Постепенно казахи начали осваивать земледелие, при этом способы производства и орудия труда у казахов были самые примитивные. Некоторые султаны нанимали русских крестьян для проведения земледельческих работ. Бытовало мнение, что российское правительство не одобряло занятие казахов земледелием, поскольку это могло нарушить торговые отношения и лишить возможности сбывать хлеб в Степь.

Отсутствие возможности круглый год кочевать из-за скудности травяного покрова, а также нерешенный вопрос ограниченности пастбищных пространств вынуждали казахов осваивать навыки полуоседлой жизни, возводить постоянные жилища, готовить запасы для скотины на зимний период и заниматься сенокошением. Но теперь взгляды у казахов на постройку жилищ кардинально поменялись. Если раньше оседлый образ жизни, как считалось в казахском обществе, был уделом бедняка (жатак, буквально «лежащий», полуоседлый), который не имел скота, что, соответственно, не вызывало нужды кочевать, то сейчас возводить дом считалось признаком благосостояния. Избы были глиняные, бревенчатые, строились землянки. Теперь каждый зажиточный казах старался, несмотря на трудности доставки и дороговизну леса, сделать себе землянку. Уже к 60-м годам ХIХ в. две трети букеевцев имели постоянные жилища с хозяйственными пристройками [80, с. 183]. Лес и другой строительный материал доставлялись в ханство с берегов Волги, из Новоузенского, Николаевского, Камышинского, Черноярского, Царицынского и Астраханского уездов, входивших в состав Саратовской и Астраханской губерний [45, с. 42].

Казахские землянки были разбросаны по всей степи поодиночке или несколько вместе, но в обоих случаях поселение называлось аулом. Часто в ауле было по два, три, четыре или восемь жилищ. Скудная растительность земли не позволяла сильно сплачиваться народу. Землянки эти складывались из нежженного кирпича, для изготовления которого использовалась глина. В смесь добавлялись также соль, песок и трава, из-за применения которой получаемые кирпичи выглядели «мохнатыми». Пол в землянке обычно устилали глиной, которую уплотняли и выравнивали, крышу возводили из камыша, тальника в смеси с глиной или из досок. Снаружи землянка выглядела не выложенной из кирпича, а будто вылепленной из глины. Помещение внутри также было отделано глиною. Иногда встречались дома с перегородкой (из досок, камыша или войлока) на две половины: мужскую и женскую. П. Медведский, характеризуя хозяйственную жизнь казахов Букеевского ханства, писал: «Впрочем, такая перегородка не составляет существенной принадлежности, потому что киргизские (казахские) женщины не ведут затворнической жизни и не скрываются от мужчин. Напротив, они принимают всегда самое живое участие в разговорах мужчин; они же встречают и угощают заезжего странника или гостя. Затворничество женщин и немыслимо при кочевой жизни народа» [83, с. 58].

Не последнее место в зимнем жилище степных казахов занимала печь, которая топилась с утра до ночи. В печь помещался котел, в котором готовили пищу, стирали белье и мыли домашнюю утварь. Зимой перед печкой располагалась обычно вся семья и по возможности как можно плотнее, поскольку температура в помещении редко доходила до девяти градусов. Богатые казахи жили иначе: в их домах было уютно, пол обычно был деревянным, тщательно вымытым, нары покрыты коврами и подушками. В таких домах был свежий воздух и умеренная температура.

Стимулируя казахов переходить к оседлой жизни, Джангир бесплатно выделял земли для сооружения домов и хозяйственных построек. Быструю адаптацию казахов к оседлому и полуоседлому образу жизни связывают также с массовой гибелью скота во время жестоких и длительных буранов в зимние месяцы 1827‒1828 гг. От бескормицы – опустошительного джута – в ханстве пало до 111 тыс. лошадей, 45 тыс. голов крупного рогатого скота, 6 тыс. верблюдов и 220 тыс. баранов. Другие сведения гласят, что в тот год в Букеевском ханстве пало две трети всего поголовья скота. Колоссальный урон, понесенный в эти годы скотоводами, заставил их искать пути самосохранения. С этих пор казахи быстрыми темпами начали создавать самые примитивные укрытия для скота и зимних жилищ.

Главное богатство казахов Букеевской орды всегда составлял скот, но к середине XIX в. скотоводство пришло в упадок. Одна из причин упадка благосостояния населения ханства, как отмечают некоторые историки, состояла в неправильном распределении ханом Джангиром земель между родами, при котором основная часть лучших угодий была сосредоточена в руках крупной и средней знати. Изначальное доверие со стороны русского правительства и политика контроля над Букеевским ханством постепенно сменились принципами невмешательства во внутренние дела орды. Джангир воспользовался своим относительно независимым положением, что привело к своевольной раздаче земли в орде и установлению сборов. Вследствие этого многие казахи лишились пастбищных участков и были вынуждены арендовать для кочевок земли своих соседей – калмыков или крупных землевладельцев, например, князей Юсуповых, Безбородко и др. Некоторые из-за отсутствия угодий попадали в зависимость от знати и были вынуждены платить подать. А часть казахов вовсе покидала территорию ханства и пыталась снова вернуться в Зауральские степи.

Многие историки рассматривали сложившиеся земельные отношения в Букеевском ханстве как аномалию кочевого казахского общества. Так, исследователь С. Е. Толыбеков утверждает: «Вся история кочевого ханства казахов не знает никакого сословно-монопольного ханско-султанского землевладения, нам не известен ни один случай прикрепления к земле кочевника-скотовода, т.е. крепостничества» [113, с. 389]. Например, Караул Ходжа Бабаходжин, ставший по решению хана земляным магнатом, в счет оплаты за предоставленные земли принуждал кочевников косить для себя сено. Кроме того, Караул Ходжа установил денежные поборы с каждой кибитки и натуральный сбор в виде филе и колбас.

Обострение земельных отношений служило фактором разрушения внутриродовых связей казахских общин. Чем больше беднели рядовые скотоводы из-за отсутствия пастбищ, тем больше в родовых группах становилось крме (чужеродец); чем более ослаблялись родовые связи кочевников, тем свободнее оставляли они своих сородичей в поисках более благоприятных жизненных условий. Доведенные до отчаяния люди больше не могли мириться с существующим положением и поднимались на острую борьбу. В середине 30-х гг. ХIХ в. выступления населения (шаруа), впавшего в зависимость от местных феодалов, переросли в восстание под руководством Исатая Тайманова. Батыр обращался к хану с просьбой прекратить бесчинство султанов. Но реакцией Джангира на эту просьбу стало обращение к русскому правительству о предоставлении военного подкрепления. Возмущение народа переросло в вооруженное выступление. «Нужно было иметь исключительное мужество и силу влияния на массы, – писал А. Ф. Рязанов, – чтоб суметь повести почти безоружных людей против хорошо вооруженных русских войск, находящихся под командой офицеров, располагающих артиллерией, которая внушала мистический ужас полудиким ордынцам. Мы знаем подвиги Сырымы, Каратая, Кенисары, но никогда не встречали такого сильного проявления воли, такой страстной жажды победы и такой жертвы ради неё, какие проявил Исатай батыр!» [83, с. 77].

Из-за угрозы уничтожения со стороны военных укреплений повстанцам, во главе с Исатаем, в ночь на 14 декабря 1837 г. удалось пройти обратно в Зауральскую степь вблизи Яманхалинского форпоста [45, с. 90]. Позднее они снова вернулись через линию, и вскоре сам Исатай погиб в схватке с русским войском. Оставшиеся семь мятежников были преданы суду, по решению которого их приговорили к наказанию шпицрутенами от строя в 500 человек по два круга подряд. Шпицрутен – длинный, гибкий и толстый прут из лозняка (ивового кустарника) для телесных наказаний в XVII‒XIX в. Шпицрутены предварительно вымачивались в солёной воде. После этого их отправили в ссылку на восемь лет крепостных работ в Ригу; затем тех, кто остался еще годен для службы, перевели в солдаты.

Оставаясь неравнодушным и небезучастным к произошедшим кровавым событиям, военный оренбургский губернатор В. А. Перовский написал Джангиру: «Без повода и без причины люди эти никогда бы не отважились на действие, влекущее для них такие последствия. Мне сделалось известным, что не только приверженцы Исатая, но и большая часть киргизов доведены до крайности самоуправления султанов, биев и старшин, употребляемых вами по управлению ордой». Спустя время Джангир осознал просчеты, которые он допустил при реформировании земельных отношений, и оценил масштабы их последствий. В его планах стояла задача по решению земельного вопроса в ханстве, но скоропостижная смерть не позволили воплотить задуманное.

Джангир стремился укрепить свои позиции в казахском обществе за счет преданных приближенных, которым он выделял лучшие земли, присваивал звания, делал подарки и предоставлял льготы. В целях управления казахскими общинами Джангир готовил духовных лиц, которые отчасти были проводниками его политики, в том числе и в области образования. В документах упоминается, что до возведения Джангира в статус хана, большинство казахов, за исключением немногих султанов и ходжей, имело слабое представление о мусульманских религиозных убеждениях; число мулл во всем ханстве в то время было не больше 15 человек [45, с. 109].

Для приобщения соплеменников к религии хан прибегал к различным, порой неординарным, мерам. Так, сложные спорные дела хан рассматривал в специально устроенной мечети, в которой предварительно проводил богослужение для сторон. Про население Букеевского ханства военный чиновник Л. Л. Мейер писал, что «молятся они охотно, но имеют решительное отвращение к посещению мечетей». Были случаи, когда во время ярмарки в Ханской ставке внезапно появлялся отряд казаков из личного конвоя хана, который нагайками и плетьми загонял толпу в мечеть на совершение молитв. Л. Л. Мейер, наблюдавший за казахами, полагал, что «причина тому чисто физическая: удушливый воздух мечети особенно чувствителен и неприятен жителям вольных степей и делает общую молитву совершенным наказанием» [83, с. 79]. К началу 40-х гг. ХIХ в. отдельные аульные коллективы уже имели своего духовного наставника. Приглашенные Джангиром татарские муллы обучали вероучению достойных казахов, которые после успешной сдачи экзамена по приказу хана становились муллами. Исламизации казахского общества способствовал Оренбургский муфтий, на дочери которого (Фатиме) женился Джангир.

За активное внедрение исламских институтов в ханстве Джангир удостоился множества хвалебных отзывов со стороны мусульманского духовенства Российской империи. Однако после смерти самого Джангира инициированные им реформы в духовно-религиозной жизни букеевцев вызвали критику со стороны царской администрации. В действиях Джангира теперь усматривалось воспрепятствование преобразованиям, проводимым российским управлением в орде, что способствовало росту антихристианских и антироссийских настроений среди его подданных [91, с. 82].

В условиях отсутствия контроля со стороны российского правительства, среди ханских сборов, утвержденных Джангиром, на первом месте стоял зякет, освещенный исламской религией и существовавший во многих мусульманских странах. Изначально зякет взимался натурой, в виде сороковой части скота по строго установленной раскладке:

1) с 5 голов верблюдов – 1, с 10 – 2, с 15 – 3, с 20 – 4 барана, с 25 верблюдов – тайлак (верблюжонок второго года), с 36 – 1 верблюд третьего года, с 46 – 1 верблюд-четырехлетка, с 61 верблюда – 1 пятилетний верблюд;

2) с каждых 30 голов крупного рогатого скота – 1 полугодовалый теленок, с 40 – 1 трехгодовалый, с 60 – 2 полуторагодовалых, с 70 – трехгодовалый и 1 полуторагодовалый, с 80 – 2 трехгодовалых, с 90 – 3 полуторагодовалых и т.д.;

3) с 40 голов овец, коз – 1 баран, с 121 головы – 2 барана, с 201 – 3 барана и т. д.

Лошади оценивались в деньгах: взималась сороковая часть от их стоимости. Таким образом, размеры зякета, установленные Джангиром, в основном отражали интересы зажиточной части населения, крупных скотовладельцев и в то же время были обременительными для простых казахов. Следствием восстаний, организованных в середине 30-х годов ХIХ в., стало внесение ханом изменений в систему повинностей. По новому правилу лица, имеющие скот стоимостью до 300 рублей ассигнациями (1 лошадь стоила 30 руб. ассигнациями), полностью освобождались от зякета.

По распоряжению Джангира от зякета освобождались: 1) малолетние сироты, не достигшие 15 лет (по шариату это возраст совершеннолетия); 2) двадцать родоправителей, биев и старшин в счет их службы; 3) султаны и ходжи, имеющие особое происхождение; 4) муллы, ведущие богослужение и обучающие детей; 5) лица, заслужившие внимание и уважение со стороны хана; 6) тюленгуты – отпущенные на волю рабы прежних казахских ханов из числа персиянинов, афганцев и других наций. Таким образом, условие выплаты зякета хан поставил в частичную зависимость от положения, заслуг и рода службы человека.

Между тем злоупотребления продолжались в виде утверждения других видов сборов или новых схем расчета размера зякета, в том числе для каждого отдельного рода. Так, в 1839 г. хан обратился к родам, кочующим на приморском участке, с просьбой сделать сбор средств, необходимых ему для поездки к императорскому двору. В этом обращении хан планировал собрать из родов: берш – 4 000, исык – 2 200, алаша – 2 000, байбакты – 800, жетыру – 700, жаббас – 4 500 рублей. Некоторые сборы были сезонные, иногда сбор вводился для содержания ханского скота в виде вьюка сена и т. д.

Другим официальным доходом ханства был согум – натуральная повинность, предназначенная для обеспечения мясом хана в зимнее время. Согум приносил хану ежегодно доходы до 10 000 руб. серебром или от 800 до 1 000 голов скота. Каждый согумный участок (15 кибиток) должен был поставлять хану к зиме одну 5-летнюю корову или кобылицу, или 40 рублей ассигнациями. С каждого согумного участка хан повелел собирать кошмы (войлочный ковёр из овечьей или верблюжьей шерсти) и войлок: четыре согумных участка должны были внести хану две кошмы – одну белую, стоимостью 3 руб. серебром, и одну серую, стоимостью 2 руб. серебром. Каждая кошма должна быть длиной от трех-четырех саженей (сажень = 2,13 м.) и шириной около сажени [45, с. 112].