Читать книгу Последний рейс - Лариса Лактионова - Страница 6

Однажды мои нервы не выдержали и я выскочила в коридор и стала орать, как ненормальная.

– Вы жирные ублюдки! Прекратите орать. Вам хорошо, а мне плохо.

Толстуха вылетела в чём мать родила. Забежала в нашу комнату и через минуту вышвырнула мой чемоданишко за дверь и меня вытолкнула туда же со словами:

– Пошла вон шлюха из моего дома.

А ведь я ей только, только заплатила за квартиру. Плакали мои денюжки. Она мне их так и не отдала. И потащилась я со своим чемоданчиком в нашу общагу, в которой для первокурсников почему-то не было мест. Не селили, но надо мной сжалилась комендантша. Сдвинули в одной комнате койки и поставили кровать для меня. И стало нас шесть человек в одной комнате. В тесноте, да не в обиде. Жить стало веселее, но ещё более голоднее. В доме у толстухи я жила с работающими девчонками с ткацкого комбината. И хоть по тем временам, зарплата у них была небольшая, едва дотягивали от аванса до получки, но в светлые дни зарплаты, они позволяли себе праздник живота, а заодно и мне, от их щедрот, перепадало. Им приятно было подкормить дурочку студенточку. Они себя чувствовали на высоте, немножко рокфелерами и смотрели на меня свысока. Я не обижалась. Не до гордости, когда от голода в животе бурчит. А теперь сплошная нищета. Как на грех, в нашей комнате, собрались все те, кому родители помогать не могли. Шмотками мы менялись и поэтому, всегда выглядели прилично. А пригород был зажиточный. Хорошо люди жили. Большие дома, сады. Поросята хрюкают. Люди сало едят. Курки жирные, шустрые сквозь заборы туда, сюда шныряют. Не могла я на такое смотреть. Подговорила девчонок устроить засаду. Купили мы со стипендии леску, большие крючки на большую рыбу, накопали червей, залезли в чащу кустарника, нанизали червяков на гачок и ждём, когда жадная курица заглатнёт нашу наживку. В первый раз мы поймали, аж три курицы. Устроили праздник живота. И так нам это понравилось, что стали мы туда ездить через день. Но сколько верёвочке не виться, а кончик всегда будет. Сидим мы значит в засаде, а курка дура, видно плохо заглатила крючок и разоралась, раскудахталась, как базарная баба. Её, наверное, на весь район было слышно. Вот тут нас тёпленьких и взяли, и под белы рученьки в воронок посадили, и в районную милицию привезли. Умница наш директор училища. Ночью вылез из тёплой постельки и притащился в ментовку, договорился с начальством, что берёт нас на поруки и, что с его студентами такого больше не будет. Привёз всех на своей машине в училище, посадил в рядочек в кабинете и стал вежливо распрашивать, как мы докатились до такой жизни. А когда узнал, что мы кур таскали из-за голодухи, попросил у нас даже прощения, за свое бесчувственное отношение к нам. Пообещал, что всё исправит. И правда, вскоре мы зажили и весело, и сыто. Директор из студентов, которые не получали финансовой поддержки, организовал агитбригаду. Взял в аренду автобус, заказал афиши, а инструменты у училища были. И поехали мы по сёлам, по посёлкам с концертами. Я была и конферансье, и певица. В сёлах, где мы выступали, все пацаны в меня влюблялись и бежали за автобусом, аж до околицы села, со свистом и улюлюканьем. Приятно вспомнить. После концерта каждый участник получал по 4 рубля, а я за конферанс на 2 рубля больше. Это были деньги! Но жадность фраера губит. Так и я попалась, как кур во щи. Возвращались мы с концерта и пошёл разговор, кто и сколько сможет сожрать шоколадного мороженого. Я возьми и ляпни, что запросто слопаю 25 штук. Сашка Вернигора остановил автобус и купил 25 эскимо на палочке. Я их с дуру и сожрала. Ума нет – считай калека. Через день попала в больницу с гнойными гландами. Принеприятнейшая операция, доложу я вам. Накрылась моя карьера медным тазом. Учёба тоже. Ткнула с горя пальцем в карту Советского Союза с закрытыми глазами, а открыв свои прекрасные очи, обнаружила, что мой пальчик упирается в город Мурманск. Благо билеты тогда на поезд были совсем дешовые и очень даже доступные для бывших студентов. От юга до крайнего севера, аж до столицы советского заполярья, билет стоил 19 рублей, 40 копеек.

Алиса перевернулась на другой бок и посмотрела на иллюминатор. Боже мой! Уже рассвет. День рождения тю, тю. Можно сказать прошёл в воспоминаниях. И ни одна сволочь так и не вспомнила, что я родилась. Не пожелали мне ни счастья, ни здоровья, ни долгих лет жизни. Так тебе и надо! Сказала она сама себе.

– Ну, ладушки. Пора брать в ручки орудие труда и драить, драить. Когда это кончится? И зачем ты, идиотка, столько лет грызла науки в институте? Чтобы опять вернуться к швабре? Пути Господни неисповедимы. Думаешь одно, а жизнь тебе диктует другое. И получается, как в том анекдоте, – имеешь желание купить дом, но имеешь возможность купить козу. Алиса отдёрнула штору, высунула голову, вдохнула морского, прохладного воздуха и ахнула от удивления и восторга. Оказывается мы пришли в Лисабон и стоим на внешнем рейде. Хорошо виден берег, освещённый множеством ярких огней. Сыро. Небольшой дождь. Очень ветренно. Невдалеке стоит сухогруз. Чей, разобрать трудно. Ещё темновато.

В восемь часов ветер усилился, Дымка. Берега почти не видно. Дождь. Экипаж пригласили на общесудовое собрание. Инструктаж по заходу проводил старпом. Он очень интересно стал рассказывать о Лисабоне, что в прошлом году находился здесь 38 дней. Конечно, за 38 дней можно что-то увидеть и познакомиться с городом, а что можно узнать за 6 часов? Галопом по Европам. Старпом продолжал говорить о Лисабоне, и все его очень внимательно, и заинтересованно продолжали слушать. Он говорил, что Лисабон очень большой город, в котором можно легко заблудиться, поэтому увольнение будет только группами, чтобы не потеряться, а не из-за недоверия к экипажу. Ориентир следует держать на статую Христа. Она видна со всех точек города. Высота статуи 108 метров. Под статуей Божий Храм. Статуя построена на средства верующих в честь окончания второй мировой войны. Организовать экскурсию, чтобы всё это увидеть, администрация не может из-за недостатка времени.

В 12 часов видимость улучшилась. Дождь пошёл зарядами. К борту судна подошёл лоцманский катер. Алиса увидела, что на борт, вместе с лоцманом, поднялся бывший секретарь парткома Флота, Жиляев. Ребята говорили, что Мурманрыбпром вместе с какой-то португальской фирмой, организовывают совместное предприятие. Жиляев присматривает себе работу. Неплохо пристроился. Коммунисты у нас везде впереди. Без куска с маслом их не оставят. Во, жук! Пол-года назад отстоял в ремонте в Лас-Пальмасе. В рейс естественно, не пошёл. А, зачем? Горбатиться в море есть людишки и помельче. Ага. Смотри! Помполит и дед встречать вышли. Интересно у кого они кирять будут? Кажется пошли к деду.

В 18 часов поставили судно на внутренний рейд. Внутренний рейд в виде бухточки, или скорее, заливчика. Дождь прекратился. Стало тихо и тепло. Низко проплывали облака. Сгущались сумерки. Алиса накинула курточку и вышла на палубу. Темнота обволакивала пароход. И вдруг яркая вспышка света на берегу. Четыре огромных луча, пронзительно яркого света, осветили снизу статую Христа Спасителя. Алиса остолбенела от такого захватывающего зрелища. Христос раскинув руки, как-будто стараясь обнять весь мир, парил в воздухе. Алисе почудилось, что Исус улыбается ей. Именно ей! А не кому-то другому и спешит к ней по небесам на помощь.

– Ты ведь мне поможешь, правда? Я знаю, знаю, ты меня спасёшь. Неправду говорят коммунисты, что тебя нет. Ты здесь. Ты рядом. И я вижу тебя. Вижу какой ты добрый.

Алиса ещё бы, наверное, долго смотрела на статую и вела бы с ней бесседу, но услышала, как к борту подвалил катер лоцмана и два матроса вели под руки, в стельку пьяного, Жиляева. Его пересадили на катер, а заодно погрузили три ящика клыкача. Катер благополучно отчалил от борта судна. Неплохая поддержка для штанов, подумала Алиса. А ведь на собрании капитан дал информацию о том, что имеем на борту 600 тонн клыкача. Без клыкача пришлось бы идти в Таллин для разгрузки рыбопродукции. Имея клыкач, идём в Мурманск. Каждый ящик клыкача стоит 300 рублей. И чтобы не было потерь ценной рыбы, подменную команду заказывать не будем. Выгрузку будем проводить своими силами. Если потребуется привлечём к охране милицию. Каждый киллограмм должен дойти до прилавков к мурманчанам. Задача благородная, но по-моему, плохо выполнимая. Три ящика уже уплыли в Португалии. Сколько уплывёт ещё? Резкий треск, свист судовой трансляции, испугал Алису. Она вздрогнула и услышала из судового динамика объявление, приказывающее ей, срочно пройти в каюту главного механика. Алиса зашла в свою каюту и повесив в шкаф курточку, пошла к главмеху. Главный механик сидел развалившись в кресле, за своим рабочим столом. Мятая, белая, нейлоновая рубашка, была растёгнута до пупа на груди, которую покрывала пышная растительность, грязного с проседью цвета. Во даёт, удивилась Алиса, голова вся плешивая, а брюхо в шерсти, как у арангутанга. Большой, круглый стол посреди каюты, был заставлен грязной посудой, с объедками закусок. На ковре, возле этого стола, красовались извержения чьей-то блевотины и источали тошнотворный, неприятный запах. Главмех, не поднимаясь из-за стола, посмотрел на Алису пьяным, липким взглядом и кривя рот гнусной улыбкой, тыча коротким, толстым пальцем в сторону стола, нагло и надменно, изрёк:

– Я тебе приказываю быстро это убрать! Чтобы через пол-часа в каюте был идеальный порядок.

От подобного беспредела, Алиса обалдела. Она окинула его презрительным взглядом и сказала:

– Я Вам что, рабыня Изаура? И тружусь на ваших плантациях? Сам наблевал, сам и убирай. За свиньями пусть убирают свиньи. А я работаю на государственном предприятии и чью-то блевотину убирать не нанималась.

Она вышла из каюты главмеха и сильно хлопнула дверью. Через несколько минут её вызвали в каюту старпома.

– Как ты себя ведёшь? – заорал старпом.– Это просто возмутительно. Иди немедленно и наведи у деда порядок.

– Нет, – сказала Алиса.– Блевотину и горы грязных тарелок, пусть убирает сам. Или приглашает свою ухажорку. Я этого делать не буду.

– Ну, знаешь, ты уже всех достала.

Старпом, от возмущения наглым отказом Алисы, стал даже заикаться. Такого он ещё не видел за 15 лет на флоте, чтобы какая-то уборщица отказалась выполнять приказ руководства.

– Ну, что ж! – наконец выдавил он из себя.– Завтра ты будешь лишена увольнения в город. Понятно?

– Понятно. Хоть сто порций, но за свиньями убирать дерьмо не буду. Можно идти?

– Иди.

По трансляции вновь прозвучало объявление. Старпом вызывал к себе Шурочку. Вскоре Алиса увидела, как с ведром и шваброй, прошла к деду Шурочка. Главмех ненавидел Алису смертельной ненавистью. Из-за этой надменной куклы, сильно пострадал его брат. Эта вредная козявка, сломала всю карьеру Витька. И дернул же чёрт брательника, позариться на эту выдру.

Пять лет не может подняться выше 4 механика. И вообще, чуть гонн с флота не дали, но оставили всё таки мотористом. А визу закрыли. С тех пор и ползает на лихтере по заливу. А ведь дослужился уже до старшего механика. Соплей до локтей. И всё потерял из-за этой сучки. Встретил эту кралечку на свою голову. Витёк ехал мимо кинотеатра «Мурманск». Шёл проливной дождь, а эта фифочка, в шёлковом платьице, стоит на остановке под дождём. Пожалел дурак, посадил в машину и повёз, конечно, на Ленинградку. А кто же мог предположить, что она тоже работает на нашем флоте? И хитрая же змеюка! Ни возмущаться, ни орать, ни умолять его ни о чём не стала, а хитро так говорит, я мол стесняюсь. Выйди из машины, а я разденусь. Витёк уши развесил и вышел из машины. Стал около кустов и отливает себе неспеша. А ключ зажигания, осёл, оставил в машине. Ну, кто же знал, что эта зараза умеет машину водить. Услышав рёв мотора, Витёк повернулся к дороге и увидел, как его волга удаляется к Мурманску. Он рванул за машиной и совсем забыл, что штаны растёгнуты. Штаны сползли, и подскользнувшись на грязи, он упал и весь вывозился в луже. Через 20 минут его подобрали гаишники и отвезли в ментовку. Пол-года таскали в прокуратуру. Чуть срок не припаяли за попытку изнасилования. А кто её дуру насиловал? Сама ведь сказала, что она не против секса. Дело закрыли, но с должности полетел. И смотри, опять кочевряжится. Главмех с досады крякнул, достал с холодильника бутылку коньяка, налил пол-стакана и выпил одним глотком.

Козлов и Витёк уже месяц сачковали в медсанчасти. Палата светлая, чистаяя. Жратву им приносила Шурочка, а в промежутках между приёмами пищи, резались или в очко, или в подкидного. Увольнения в Лисабоне их, конечно, лишили, и как больных, и как проштрафившихся. Но положенную валюту, они получили. Валюту доверили Саньку, по кличке центровик. Санёк недавно перешёл из мотористов в донкерманы. Уже третий день ждали, когда же этот пёс, отойдёт от запоя и притащит им их спирт. Дверь распахнулась и через коминс переступил Санька центровик, с двумя пакетами в руках. Рожа расплылась в довольной улыбке.

– Ну, что салаги, скучаете? Заждались небось? Ну, ладно, не обижайтесь. Пиначет сёк. Всё время на хвосте крутится. А сегодня он у деда. Киряют наверное. Значит и нам можно. Во, держите.

Санёк протянул Козлову пакет. Тот достал большую бутылку спирта, колбасу, банку крабов. Постелил на табурет полотенце и всё это поставил сверху. Принёс чистые стаканы и плеснул в них, не жалея, чистого, неразбавленного спирта.

– Ну, что мужики, вздрогнем?

– А вдруг, Степанович Иванович, нагрянет?

– Не, – сказал Витёк, – он вечером к нам не приходит. Что мы тяжёлые больные, что ли? Мы ведём себя тихо. Сидим, как мышки.

Судно встряхнуло и оно задрожало.

– О! – сказал Козлов, – кажется прибавляем ходу.

– Можешь на слух определить сколько дизель даёт оборотов в минуту?

– Нет, – честно ответил Козлов.

– А я могу, – сказал Санёк. – А, знаешь, из чего состоит салярка?

– Не а.

– Ну и дурак. Дизельное топливо состоит из углерода, водорода, кислорода и серы. Топливо отличается по температуре застывания, по кислотности, по коксуемости, по содержанию механических примесей. Дед вторую вахту заставляет фильтры чистить. И правильно. Не дай Бог дизель задымит. Вазюкаются с железяками, а не в железке причина, а в топливе. Топливо большой вязкости.

– Ты, что, лекцию нам пришёл читать по топливу? – спросил Витёк.

– А что, и не мешает вам послушать, – ответил центровик.– Совсем тупые. Ты знаешь, как дизель устроен?

– Нет, – ответил Витёк.

– А, не мешало бы, знать, раз в море ходишь. Это ведь сердце корабля. Откажет и каюк нам всем. Поэтому, беречь его нужно. А устроен он так. Ну, прежде всего, у него массивная станина – основание. Не будь его, дизель мог бы проломить корпус. На станине крепится цилиндр, этакая труба. Её закрывает цилиндровая крышка. Под крышкой ходит поршень. Когда вспыхивает топливо, оно давит на поршень, тот идёт вниз. Через шатун усилие передаётся на коленчатый вал, он вращается и заставляет вращаться валопровод, который крутит гребной винт. Дизель работает месяцами, практически без остановки. Он, как живой организм: пока у него температура нормальная – здоров. Повысилась – болен. Чтобы дизель при работе не перегревался, его охлаждают пресной водой. У наших дизелей замкнутая система охлаждения. Насос подаёт пресную воду из бака с цилиндром. Там тепло от них идёт дальше в коллектор. Чтобы температура дизеля была постоянной, к водной системе подключён терморегулятор. Он автоматически пропускает горячую воду, минуя холодильник, если двигатель холодный, или гонит её на охлаждение, если цилиндры горячие.

– Ну, заморочил ты нам головы. Ты пить будешь? Упали нам твои дизели. Давай лучше о бабах поговорим. Слышь, Санёк, а что это у тебя за коробочка такая вся в бантиках? Что там? И куда это ты её прёшь?

– А это, ребятушки, презент одной благородной даме.

– Ты что, Санёк, перегрелся, как твой двигатель? Это кто же на нашем корыте, благородная дама?

– По моим наблюдениям, – сказал степенно Санёк, – благороднее Шурочки, никого из прекрасного пола, у нас на судне и нет. Дама, можно сказать, шикарная телом, пышногрудая, румянец во всю щеку. Подарки любит. И от секса не отказывается.

– Так она же к начальнику радио бегает, – сказал Витёк.

– У тебя Витёк застарелая информация. Сарафанное радио уже давно сообщило, что то ли он её бросил, то ли она его бортанула, но только в данный момент, сердце прекрасной девы свободно. И я его хочу завоевать. Видите, приготовил дорогой сервиз в коробке, коробочка конфет «Белочка» и бутылочка фундадёра. Ну, всё мужики. Мне хватит. Надо быть в форме. Вахта у меня с четырёх утра. Так что пошёл я делать амор.

Санёк галантно раскланялся, взял второй пакет, согнулся ещё раз в поклоне, как светский денди и удалился из сан. части.

– А ну к, сбегай за ним. Посмотри куда он пойдёт, – приказал Витёк Козлову.

Козлов подскочил с кровати и рванул вслед за центровиком. Через 15 минут прибежал весь запыхавшись.

– Ну и хитрый же хорёк. Представляешь, у Шурки иллюминатор открыт и выходит на палубу. Я под окошко сел и всё слышал, как он её уламывал. Вот сволочь, умеет лапшу этим мамзелям вешать на уши. Он ей там такое ворковал, что я аж поверил, что это не Шурочка с бандэровщины, а поп дива перед ним. В общем они уже сидят в обнимку на диванчике и хлещут фундадёрчик. Голову даю на отсечение, что через пол-часика он уложит её в кроватку.

– Слышь, Козёл, я тоже хочу.

– Да мало ли, что ты хочешь. Я может тоже хочу. Но не отдашь же ты свой кофейный набор Шурке? Правильно? Небось домой охота довезти.

– Слышь, Козёл, а давай мы её трахнем за Санькин сервиз?

– А, как это? – спросил Козлов, оторопело выкатив глаза на Витька.

Шурочка вышла на палубу с центровиком в 3 часа, 30 минут. Он её обнимал за плечи и нежно целовал в кудрявый завиток около уха.

– Ну, всё Шурёнок. Пока. Мне пора на вахту. Я скоро загляну к тебе на огонёчек.

– А ты, справди, придёшь?

– Конечно, моя прелесть. Ты такая клёвая. Супер. Ну, иди. А то тебе тоже скоро вставать на работу.

Санёк чмокнул её ещё раз в щёчку и побежал на корму в свою каюту. Шурочка зашла к себе и ахнула. На диване, развалившись, сидел Витёк, вытянув свою ногу в гипсе, а сзади неё Козлов закрывал дверь на ключ.

– Шо вам трэба хлопци? – спросила недовольно Шурочка.

На самом видном месте, в центре стола, стояла коробочка в красивой упаковке.

– Шура! Ты, как маленькая, – сказал Витёк.– Такой сервиз и одному. Не пойдёт! Мы его вместе покупали. Так что, Шура, решай! Или мы забираем сервиз, или одариваешь нас с Козлом своей любовью. И сервиз твой. Идёт?

Вскоре свет в каюте Шурочки погас.

Центровик шёл с вахты мимо камбуза. Оттуда раздавались крики и визги шефповара. Ещё нестарая женщина, но оплывшая жирком, с немного кривоватыми ногами, раздалбывала своих поварят, выстроившихся перед ней в линеечку.

– Ты чего орёшь? – спросил её центровик.

– Аллюминевую кастрюльку не можем найти, – ответил камбузник.

– А чего её искать? – сказал Санёк. – Твоя кастрюля у Шурочки.

– Что…? – завыла шахиня и уставилась змеиным взглядом на центровика. Его аж передёрнуло, так как один глаз у шехини заплыл бельмом и из-за этого взгляд был жутковатым.

– Что слышала, – ответил Санёк и двинулся к себе в каюту, чтобы отдохнуть после честно выполненной работы на вахте.

Шехиня сбросила с себя поварскую куртку, переобулась и побежала в нос корабля, в каюту Шурочки. Шурочка пришла с объекта и умывалась после трудового дня. Дверь резко распахнулась и в каюту влетела разъярённая шехиня.

– Ну ка стерва, гони мою кастрюлю немедленно!

– Нэма в мэнэ ниякои кастрюли.

– А это что? – спросила шехиня и ткнула пальцем в стоящую на столе коробку.

– Цэ мий подарок. Мэни подарылы.

– Это кто же тебе подарил?

– А тоби якэ дило?

– Ах ты ж, шлюха! – взревела шехиня, схватила коробку и быстро разорвала красивую упаковку, заботливо обернувшую коробку.

Из коробки вывалилась аллюминивая немытая кастрюля. Шехиня этой кастрюлей шарахнула Шурочку по спине, обозвала её всякими непотребными словами и, как вихрь убежала к себе на камбуз.

Шурочка присела на диван и залилась горькими слезами. Как же им не стыдно так обманывать?! Вскоре шехиня разнесла по судну весть, что Шурочка за её кастрюли даёт всем кому не лень. Кто-то смеялся, а кто-то и пожалел Шурочку-дурочку, за её доверчивость и осуждал негодяя, обманувшего так безжалостно беззащитную и доверчивую женщину.

Дошла эта весть и до радиста, который второй день кирял, так как за него вахту стоял нач. радио, задолжавший ему вахты в начале рейса.

Вечером он поднялся в радиорубку и взял громадный магнитофон, на который записывали все поступающие на судно радиограммы. В карман засунул бутылку фундадёра и поволок магнитофон тремя палубами ниже, в каюту Шурочки. Шурочка лежала на диване и горько плакала.

– Шура! Не плачь, родная, – сказал радист. – Сволочи они. Вот смотри я принёс тебе в подарок магнитофон. Знаешь сколько он стоит? 800 рублей. У тебя почти нет полярок. Ну, что ты там получишь за рейс? Копейки. А тут магнитофон! Продашь и поедешь отдыхать в Сочи.

Ночью пошёл приём радиограмм с берега. Нач. радио, сломал голову, не понимая, куда мог деться громмадный, неподъёмный, судовой магнитофон. В радиорубку сбежались все: капитан, старпом, помполит. ЧП. Нет возможности принимать РДО. Всей толпой пошли к радисту, который пьяный храпел в своей каюте. Еле, еле растолкали и от него узнали, что он подарил судовой магнитофон Шурочке. Разбудили Шурочку. Магнитофон стоял под столом, уютно накрытый скатертью. Но она его отдавать не собиралась.

– Ни, вин ёго мэни подарыв.

– Ты, что ненормальная? – «Пиночет», аж позеленел и зашёлся от крика. – Это же судовое имущество! Старпом! Готовьте документы на списание. Первым же попутным судном пойдёшь на берег!

Два матроса, кряхтя от тяжести, с трудом потащили магнитофон в радиорубку. Через два дня Шурочку списали и попутным транспортом отправили в Мурманск. Никто её больше никогда в Мурманске не видел, так как после этой истории, ей дали гон с флота. Радист отделался строгим выговором, да ещё его лишили 50% рейсовой премии. Капитан на другой день заставил радиста поднять магнитофон, но он на трезвую голову, не смог оторвать его от палубы.

– Да, великое чудо любовь! Что она делает с мужиками! Какие силы даёт! – сказал капитан.