Читать книгу Антипедагогические этюды - Лариса Ратич - Страница 9

Часть первая
Чёрный снег

Оглавление

Больше всего на свете Надежда Павловна любила «образы», а шестиклассник Лёнька их ненавидел. Он не понимал, как про книжки – самое интересное на свете! – можно так говорить: «писателю свойственны тенденции…», «интерпретация авторского замысла…», «художественные построения значимых выводов…»

Он всегда, слушая монотонный голос учительницы, вспоминал почему-то о бормашине.

Недавно Лёнька прочитал такую книжку! А вот сегодня Надежда Павловна рассказывала о ней – и Лёньке хотелось умереть от тоски. Какая скукотища! Если б раньше не прочитал – никогда и близко к такому не подошёл бы. В изложении Надежды Павловны повесть потеряла свою прелесть, стала плоской, полной ненавистных «образов», тоскливой, неинтересной. Лёнька слушал и узнавал, что, оказывается, писатель «имел неординарное мышление и обладал ярко выраженным индивидуализмом, однако его личностные характеристики приобрели…»

В общем, что-то там приобрели. «Переученная», – так про себя прозвал Лёнька Надежду Павловну, у которой, однако, в классе была иная кличка – «Гипербола».

К тому же ещё Гипербола вела раз в неделю литературный кружок. Лёнька ходил туда, но не потому, что тянуло, а потому, что Надежда Павловна грозно пообещала:

– Кто не будет ходить – пусть на «четыре» даже не рассчитывает! Программа программой, а литературный вкус надо развивать и вне учебных занятий.

Сначала, когда Лёнька первый раз услышал про кружок, он невероятно обрадовался. Наверное, там будет такое, про что на уроках – не принято, не положено. Может, эти все «образы» – такой ритуал, без них – права не имеют, а? А кружок – ведь это же, как сказала Надежда Павловна, свободное творчество. Она пообещала: «Почитаем и ваши стихи, если кто пишет, обсудим! Приносите, не стесняйтесь!»

У Лёньки даже дух захватило. Стихи!!! Это же, это же… Мальчик много писал, подражая то одному, то другому. И мечтал когда-нибудь, потом… А тут – приходите, приносите, обсудим!

На первое заседание кружка Лёнька мчался, как на праздник. Накануне он долго отбирал стихи, переписывал, вымарывал, снова переписывал… Наконец, оставил для показа только два: одно – про любимую собаку Ласку, у которой «…пуговицы-глазки, пуговичка-носик, сделанный из ласки подметалка-хвостик».

И второе, самое дорогое сердцу мальчика – «Чёрный снег»:

Белое-белое небо

Чистой слепой высоты,

Мечутся заверти снега,

Словно кометы – хвосты…

Как я обманут глазами! —

По мановенью руки

Вдруг превращаются сами

В чёрного снега комки.


Эти строчки сложились внезапно, сами: Лёньке показалось, что кто-то, незримый и могучий, властный и добрый, водил его рукой по бумаге. Но Лёнька и правда однажды понял: если долго-долго смотреть вверх, как сыплется снег, то в какой-то момент светлые комки вдруг становятся похожи на рваные хлопья сажи, и это – такое чудо!

Мальчик полюбил эти стихи про снег и часто вслух, для себя, читал, меняя интонации, и виделся себе то задумчивым Пастернаком, то загадочным Северяниным, то богоподобным Блоком…

Когда Надежда Павловна прочла Лёнькины стихи, она насмешливо хмыкнула, потом презрительно пожала плечами, и, наконец, обратила свой взор на трепетно ожидавшего мальчика:

– Слушай, Коваленко, ты не обижайся, но я всегда говорю правду. Чтоб никаких иллюзий, а то потом – больнее. Не надо тебе писать.

– Почему?.. – подбородок Лёньки задрожал. Это было так стыдно, стыдно! Бог с ними, со стихами! – заплакать стыдно! Весь кружок смотрит!

– Ну, почему, – Гипербола красиво наклонила голову, – нелепо всё это. Чёрный снег какой-то… Где ты это видел? Ну, никакого воображения!

– Видел, – погибал Лёнька, – знаете, как сажа…

– Сажа?! – занервничала Надежда Павловна. – Мальчик мой, запомни, снег – искристый, серебристый, голубой! Слепящий, наконец! Но чёрный? – глупо. Да и про собаку, кстати, – чистый бред и непоэтично.

– А вот Пастернак… – Лёнька не мог вот так, совсем без боя, распроститься со своей любовью.

– Так то ж Пастернак! А ты – кто? – скривилась Надежда Павловна.

Больше Лёнька стихов не приносил.

– Правильно бросил, – одобрила Гипербола.

Нет, не бросил Лёнька. Хотел, но не смог. Тот, большой и сильный, сидящий в нём, не давал покоя, и мальчик записывал, записывал… И прятал. Подальше.

Правильно, мальчик, прячь. А мы будем верить, что встретится ещё тебе в жизни умный, талантливый учитель, который обрадуется твоему чёрному снегу. И поможет тебе.

Антипедагогические этюды

Подняться наверх