Читать книгу Измена племени - Лариса Розена - Страница 12

Вернулся домой в своё скифское царство царь Октамасад уже победителем. Его встречали с цветами и песнями. И только одна Елена стояла грустная, низко опустив голову. Царь блаженствовал. Он добился, наконец, всего и отомстил своему покойному отцу. Он уже давно не мальчик. Но он ещё поживёт в своё удовольствие! Своё возьмёт. Он прошёл в царскую кибитку, снял с себя военные доспехи и велел позвать к нему вечером Елену.

Октамасад поужинал, отдохнул и стал ждать. Время тянулось медленно. Она всё не появлялась. Ждать надоело. Он уже вскочил было, чтобы самому пойти к ней, вдруг на пороге показалась она, непередаваемо желанная. Сердце у царя застучало сильнее, кровь стала пульсировать по жилам, разжигая огонь во всех членах. Он схватился за сердце. Оно учащённо билось, пришлось сесть.

Она, как всегда, была восхитительна! Белокурые волосы, завитые локонами, обрамляли маленькую головку. Лицо полуовальное, на нём – огромные голубые глаза, как у Афродиты, небольшой греческий носик, полные губы, гордая посадка головы. А фигура- то, фигура! Словно у юной, неопытной девочки, коей она была когда-то, давно, когда, увидев её, он замер на месте и тоже схватился за сердце. Она всё так же желанна и притягательна, словно магнит. От Елены нельзя отвести глаз. Сидел бы, да смотрел на неё, не отрываясь, или всюду за собой таскал, чтоб радоваться, глядя на неё. Теперь ему стало ясно, почему царь Ариапиф не желал расстаться с ней ни на миг! Елена побледнела. Глаза – грустные, умоляющие, взгляд затуманенный, тоскующий.

Она встала у входа, не проходя внутрь.

Молчали оба. Елена стояла, всё так же опустив глаза вниз, не шевелясь. Он впился в её лицо, словно орёл, приготовившийся броситься на свою добычу!

Она продолжала молчать, не поднимая глаз. Он стал злиться: «Гречанка, какая ты гордая! Ну, подожди. Я изгоню из тебя эту царскую спесивую гордость! Но, как же ты распрекрасна! Никогда не лицезрел я более совершенной женщины! С ума сойти, ведь она может стать навсегда моей! Я трепещу от одной только мысли, что это – возможно! Уже не надо прятаться и кого-то бояться, могу во всеуслышание объявить всем – она моя! Никогда не забуду её ласки! Сколько счастья она мне подарила однажды! О, я не смогу жить без неё! Надо вымолить у неё прощение за смерть её сына!». И она вдруг подняла на него глаза. Слезы поползли по щекам, словно маленькие блестящие горошинки.

И у него сразу пропали злоба и все слова, приготовленные заранее. Ему вдруг стало не по себе, очень жалко её. Он поднялся со своего места, подошёл к ней, постоял так немного, не выдержал, руки сами, против его воли, потянулись к любимой. Он зарылся головой в её волосы, рассыпая их, прижимая её к себе всё сильнее, крепче.

Так они и стояли, ничего не произнося. Время шло. А они – молчали. Елена не убрала его рук со своих плеч. Вдруг он потянул за тесёмки и завязки, распустил их, открылась её белоснежная, упругая грудь. Он склонился над ней, стал целовать в каком-то полубезумном состоянии. Затем поднял на руки. Положил на ложе, снял с неё верхнее одеяние, разделся сам и, почти со стоном, продолжал лобзать. Она лежала, закрыв глаза, будто неживая. Потом он опомнился. Заговорил:

– Ну что же ты молчишь?! Ругай меня, бей, казни!

Она распрямилась и тихо прошептала:

– Ты теперь сам себя всю жизнь будешь казнить.

– Что-что? Не понял, объясни!

– Что же тут объяснять, ты убил своего сына! Вот и получилось, что ты, как Кронос, сожрал своего сына. Тот, по предсказанию, боялся, что дети убьют его, и, при рождении их, всех пожирал. А, одного из новорожденных, Зевса, супруга Кроноса спрятала от него. Тот остался жив! Знать бы мне наперёд обо всём, тоже спрятала б своевременно Скила от тебя.