Читать книгу Смерть приходит на свадьбу… - Лариса Васильева - Страница 6

После отпуска вышел на работу Антон. Кинулся к Павлу, словно ни в чем не был виноват:

– Паша, привет! Ну, как семейная жизнь, как супруга? – он говорил громко, будто специально, чтобы все услышали.

– Паша, ты женился?! Что же ты молчишь? – сразу заинтересовались сотрудники.

Пашка отбросил руку Антона и проворчал сквозь зубы:

– Не женился и не собираюсь, это идиотские шуточки Антона, – он справедливо полагал, что все произошло с молчаливого одобрения друга, и не простил ему этого.

Тот все еще попытался со смехом расспросить о Фиске, но Пашка оборвал, он злился нешуточно и так просто сносить дурацкие выходки друга не собирался. Вскоре после этого Антон уехал в Самару. А у Павла все оставалось по-прежнему: работа, подруги, а дома торчала эта Фиска. Вечно что-то готовила, пыталась его накормить, а зачем ему это? Поесть можно где угодно и что угодно, а вот посторонний человек в квартире – это его нешуточно раздражало, хоть ночуй в офисе. В результате Павел, можно сказать, уступил нахальной постоялице свою квартиру, он почти не жил дома, приходил поздно, если вообще приходил, уходил рано. Как-то вечером в подъезде его перехватила соседка:

– Пашенька, ты женился?

– Нет, тетя Аня, с чего вы взяли?

– Так девушка эта твоя, черненькая такая, говорит, что твоя жена.

– Девушкам лишь бы болтать…

Ну, достала… Пашка взлетел на свой этаж:

– Фиска, это что еще за разговоры?! – с порога начал он. – Я тебя спрашиваю, чего молчишь?

Фиска испуганно смотрела на него.

– Какие разговоры?

– Какой я тебе муж? Ты что тут во дворе болтаешь?

– Да я никому не говорила, просто в магазине сказала, что муж любит рыбу, я не видела, что там эта соседка была… Это она меня неправильно поняла…

– Ты идиотка или притворяешься?

Врезать бы ей от души, так ведь потом костей не соберешь, доходяга…

После отъезда Антона Павлу прибавилось дел. Его шеф Чумаков Федор Николаевич своим сотрудникам не давал продыху. У него и раньше было – не покуришь, а в последнее время и вовсе столько работы навалилось. Павел сидел за компьютером, не вставая. Но и при такой запарке он успевал поглядывать на женщин: такие кадры трудились рядом, что просто пальчики оближешь. Вон у шефа появилась новая секретарша, Ирина, потрясающая девушка, мадонна. Она сразу заинтересовала его, но Павел видел, что шеф сам не прочь развлечься с этой девицей, и потому не рискнул ухаживать за ней. Шефа он откровенно побаивался, мужик этот был явно с криминальным прошлым. У него и внешность типичного мафиози: лысый здоровяк, челюсть, как у бульдога, глазки маленькие и фамилия подходящая – Чумаков. К тому же у Федора Николаевича два охранника, всегда рядом, сидят в приемной, как сторожевые псы. Оба внешне похожи на своего хозяина. Эти убьют и глазом не моргнут. И вообще, чем больше он тут работал, тем отчетливее понимал: то, чем здесь занимаются официально, – лишь надводная часть айсберга, а под темной водой скрыто очень многое, и явно противозаконное. Пожалуй, надо согласиться на новое предложение, перейти в российский филиал американской авиационной компании. Пусть он сначала чуть-чуть потеряет в зарплате, но там меньше нарушений закона, и к тому же у него будет больше возможностей для карьерного роста. Перспективы перед ним открывались большие.

И он дал согласие на переход. Чумаков, узнав о его заявлении, недовольно скривился, он не любил, когда люди уходили сами. Впрочем, увольнять сотрудников шеф тоже не любил: зачем давать кому-то повод копить обиды и возможность рассказывать о делах фирмы? Лучший вариант расставания – это смерть. Покойник лишнего не скажет, и опять же никаких там пособий, пенсий, выплат. Венок купил, и все, свободен. Но времена сейчас пришли другие, и потому он не стал удерживать Пашку: «Черт с тобой, иди, другой на твое место найдется, но если рот откроешь – зарою». Пашка все отлично понял: кажется, он уходит отсюда вовремя. Перетрусил, конечно, здорово, только тогда вздохнул с облегчением, когда благополучно приступил к работе на новом месте – вроде пронесло. Все эти проблемы захватили его настолько, что какое-то время было не до Фиски: живет и живет, пусть ее. Но в конце концов не выдержал:

– Если ты не хочешь ехать домой – устраивайся на работу, ищи квартиру, больше ты не можешь жить здесь, у меня своя личная жизнь, ты мне мешаешь. Понятна такая арифметика?

– Понятна… – Фиса все выслушала, не поднимая глаз, не возражая и не споря, но и не признаваясь, что уже работает.

– Что ты можешь делать? Ты где-нибудь училась?

– В школе.

– А чем занималась после школы?

– Немного в магазине работала.

– Продавщицей, что ли? Чего же ты тогда ждешь? Продавцы всегда требуются, на дверях магазинов объявления наклеены. Устроишься на работу – ищи жилье. Это же элементарная арифметика…

Она молчала, потупив черные глаза.

А ночью Павел проснулся. Кто-то тихонько ворочался рядом с ним. Протянул руку – Фиска.

– Ты что это придумала? Марш на диван, соблазнительница…

– Я замерзла… – она прижалась к нему горячим телом, трепеща и вздрагивая.

– Ты заболела? – испугался Павел – даже сквозь ночную рубашку он почувствовал жар ее тела.

Протянул руку проверить и сразу ощутил гладкую горячую кожу – ее рубашка сбилась вверх. Провел рукой по бедру, она еще теснее прижалась к нему. Ну а дальше понятно, что случилось. Павел сам не понял, как это вышло, вроде бы она совершенно не привлекала его, а вот… не удержался… Он блаженно, расслабленно откинулся, а Фиска лихорадочно шептала:

– Ты самый лучший, Павлик, я люблю тебя… Какой ты красивый, я таких не видела еще… И умный… Мой муж – самый лучший мужчина!

После этих ее последних слов всю расслабленность у него как рукой сняло, вскочил, ушел на кухню. Да уж, умный… И как это он не стерпел? Чертова баба… Подловила. Вот сейчас он, пожалуй, выпил бы…

Когда Павел вернулся в комнату, Фиска уже лежала на диване. Павел молча лег на кровать. Утром он торопливо сбежал, боясь даже глянуть на нее. Вечер провел с Ленкой, думал остаться у нее на ночь, но они опять поссорились и пришлось вернуться домой. А ночью, вновь ощутив под рукой горячее тело Фисы, опять набросился на нее с поцелуями, и она отвечала ему с неистовой страстью, неожиданной в таком худеньком, узкокостном, хрупком, почти детском теле. И это стало повторяться с завидной регулярностью. По утрам он со стыдом вспоминал о бурной ночи, думал об этом, как о своем тайном пороке. Да, эта татарочка пробуждала в нем первобытный инстинкт, и все же он не любил ее.