Читать книгу Протухшие сумерки. Сборник мужских рассказов - Лайм О’Некк - Страница 12

Маша Резус – угловатая некрасивая девушка с длинными мужскими руками и большим носом. Свое первое дежурство медсестры отделения кардиореанимации она проводила со мной. Учась в университете, я подрабатывал там медбратом. Секс и алкоголь были постоянными составляющими любого дежурства. Не знаю, с чем точно это было связано. С обилием страданий и смертей, проходивших через наши молодые неокрепшие души, или общей развязностью и распущенностью начала девяностых. Но это было так. Пили все, даже те, кто кололся. Разумеется, дежуря со мной, Маша не могла избежать, по крайней мере, алкоголя. Секс с ней в мои планы не входил.

Взяв в киоске бутылку водки, мы начали пить. Из закуски была только холодная вермишель с ужина. Бутылка быстро кончилась, и мне пришлось сбегать за второй поллитровкой. Мы мило беседовали. Каждый раз, опрокидывая в аккуратный рот с сочными губами рюмку водки, Маша смешно морщила свой пикантный носик. Ее выразительные глаза влажно поблескивали в негромком свете сестринской. Глядя на нее, я понял, что мои планы меняются. Мы легли вместе, и я, со жгучим желанием обладать ей, тут же заснул.

Утром, чувствуя легкую неловкость от произошедшего накануне, я решил сделать ей комплимент:

– А ты сильна пить, мать!

– Видел бы ты меня до того, как я гепатитом переболела, – парировала она.

Пьянство всегда было проблемой на Руси. И, соответственно, источником дохода. В том числе и для врачей. У нас было две темы. Первая – кодировка от алкоголя. Когда товарищу, решившему завязать с пьянством, вводят миорелаксант короткого действия и дают выпить. Миорелаксант парализует дыхательную мускулатуру, и у нашего алкоголика останавливается дыхание. При этом сам он в сознании, но ничего сделать не может. Доктор в это время объясняет ему, что из-за введенного лекарства теперь любое употребление алкоголя будет сопровождаться остановкой дыхания. Это очень страшно, и люди бросают пить. И тут начинает работать вторая тема. Потому что через неделю у нашего товарища появляется непреодолимый повод выпить. Но он боится умереть и снова приходит к нам в реанимацию для «раскодировки». Раскодировка проходит в течение нескольких минут. Создается антураж из работающих аппаратов искусственной вентиляции легких и пикающих огоньками прикроватных мониторов. Клиент получает укол легкого успокаивающего, банку пива и уверения, что все будет «ништяк». Через пять минут блок снят, алкоголик вернулся в свой привычный мир. Причем стоимость «раскодировки» обычно не меньше стоимости «кодировки».

Нас сводило с ума обилие красивых и доступных девушек, медсестер, которые оставались с нами на всю ночь. К часу ночи основная часть работы была сделана, и начинался половой беспредел. Половые связи были настолько разветвлены и запутаны, что им никто уже не придавал серьезного значения. Кроме меня. Проведя ночь с медсестрой Леной Голицыной, я почувствовал некое особое к ней отношение, нечто большее, чем простое удовлетворение от обычного совокупления. Я поделился нахлынувшими на меня чувствами со своим другом.

– Мне кажется, между мной и Голицыной пробежала искра.

– А когда ты это почувствовал? – поинтересовался друг.

– Сегодня ночью. А что?

– Да просто третьего дня между нами две искорки пробежали, а послезавтра я с ней дежурю, снова хотел запустить свою искорку побегать.

Я обиделся, раскричался, но он быстро меня успокоил, пообещав не пускать свои искорки в ту сторону.

Я еще раз встретился с Леной у нее дома, мы провели чудесную ночь, которая сильно укрепила зарождающиеся отношения. К сожалению, это была наша последняя встреча. Через два дня я заболел гонореей, а Лене пришлось выйти замуж за старого ухажера, чтоб покрыть долги отца.

Отношения с другой медсестрой – Мариной Иголкиной, зашли настолько далеко, что однажды она предложила куда-нибудь вместе сходить.

– В театр? – предложил я.

– Только чтоб с Райкиным.

Константин Райкин тогда играл в модном московском театре Сатирикон. Театрал из меня никакой, и я поручил своему другу купить нам билеты в театр. Друг купил два билета в ДК «Меридиан» на спектакль Виктюка «Служанки».

– А Райкин? – спросил я.

– Будет. Виктюк режиссер его театра.

Я надел костюм, купил цветы. Как заправский театрал приобрел зловещего вида черную программку. Спектакль нам не понравился. Райкина, разумеется, не было. Актеры провоцировали мою гомофобию, двигались вяло, и говорили в основном по-французски. Марина откровенно и громко зевала, я сильно потел, постоянно вытирая пот с лица. Наконец спектакль окончился, и я повез Иголкину домой. По дороге она развеселилась и поглядывала на меня очень игриво.

Проводив ее, я сел в троллейбус. Напротив меня располагалась пара. Она – молодая симпатичная принцесса, он – перекаченный бандит в тренировочном костюме с золотой цепью, толщиной в годовой бюджет Ирландии. Он вяло дремал, она с явным интересом разглядывала меня и прятала улыбку, встречаясь с моим глазом. Моя самооценка никогда не была низкой, но сегодня она взлетела до небес. Такой успех у женщин!

– Ну что ты теперь смотришь? – думал я. – Связалась с бандюком, а нравятся тебе явно другие. А ведь у нас могло что-нибудь получиться, – я продолжал ласкать свое самолюбие.

В таких приятных мыслях я доехал до дома. Сразу пошел в ванную принять душ. Разделся перед зеркалом.

– СУКА!!! Иголкина, какая ты СУКА!!! – крик рвался из моей груди, пытаясь дотянуться до ее ушей.

Из зеркала на меня смотрел чумазый придурок, все лицо которого было исчерчено толстыми жирными черными линиями. Вся краска с программки переместилась на мое лицо. И хоть бы слово эта сука сказала. А я размечтался: МАЧО! ЧМО ты, а не мачо.

Вскоре Иголкину перехватил у меня доктор Блесков. Я особенно не сопротивлялся, она тоже. Хотя Блесков был очень своеобразный человек. Работая реаниматологом, он открыл кооператив «Помоги Себе Сам», где убеждал пациентов не обращаться к врачам, а развивать собственные скрытые резервы организма. Кроме того, открыто употреблял ГОМК7. Как он говорил: «Для улучшения работы нервной системы». Реально он лишь заработал лекарственную гиперсомнию8. Выглядело это очень забавно. Например, он мог заснуть, засунув голову и руку в холодильник, или сидя за столом и расшифровывая электрокардиограмму. Венцом стал утренний обход заведующего отделением. Войдя в реанимационный зал, шеф увидел следующую картину. На кровати лежит толстая женщина с огромным животом, капельницами, трубками. Перед ней на коленях стоит Блесков, голова его лежит у нее на животе, из угла рта капает слюнка. Доктор спит. Женщина гладит его по голове, приговаривая: «Поспи, милок, отдыхай, всю ночь работал, жизни наши спасал». Наши добрые медсестры издевались над ним как могли. Любимым развлечением было раздеть спящего доктора снизу, привязать бинтом пустое ведро к гениталиям и закричать в ухо: «РЕАНИМАЦИЯ!!!». Рефлексы у наших врачей были безусловные, Блесков вскакивал и без трусов, грохоча пустым ведром, привязанным к члену, влетал с непонимающим взглядом в реанимационный зал. Всем было очень весело.

Конечно, за ним тянулась молодежь. Светлый облик наркомана, бабника и алкоголика не мог не привлекать неокрепшие души наших санитаров. Один из них, Миша Солнцев, решил пойти по стопам Блескова. Выпил в обед четыре ампулы амитриптилина9. Пошатавшись тридцать минут, он упал на пол и заснул. Мы оттащили его в клизменную и оставили отдыхать. В шесть вечера он проснулся. Что с ним произошло, он не помнил. Чувство времени у него было потеряно. Ему казалось, что уже утро. Мы не стали его разубеждать и отправили к пациентам делать утренний туалет с подмываниями. Наши больные были в восторге от повторного умывания. Мы, кстати, тоже. Но веселье быстро кончилось, когда Миша, покормив наших бабушек, оделся и засобирался домой. Нам пришлось потратить больше часа времени, чтоб убедить его в том, что сейчас вечер. Поверил он, только увидев заход солнца.

Но как бы мы ни веселились, как бы мы ни развлекались, тысячи спасенных жизней стали искуплением наших непотребств. За эти жизни нам прощали все.