Читать книгу Игра на выбывание. и другие истории - Лазиз Каримов - Страница 4

Андрею Кравцову часто казалось, что его направляет чья-то могучая и добрая рука. Даже в тридцать три года он не утратил этого оптимизма: Андрей не верил в слепую удачу, ему хотелось видеть во всем высший замысел. И он его видел.

В семь лет отец спросил его: «Хочешь учить английский?». «Хочу», – ответил Андрей и стал учеником английской школы, тогда единственной в городе.

Ему повезло (нет, не повезло, это была часть высшего замысла) с учителем английского: Ник считался лучшим специалистом в школе, все мечтали попасть к нему, а у Андрея он еще и был классным руководителем с пятого класса. «Удача», – сказали бы многие. Но Андрей знал, что дело тут не в простом везении. Его жизненный путь был предначертан с детства.

Их было всего тринадцать человек (экспериментальный класс, оптимальное количество для изучения языка) – пять девочек, восемь мальчиков. Ник души в них не чаял – они были его первым классом, к тому же разница в возрасте была всего шестнадцать лет, он годился им в старшие братья – и ребята платили ему взаимностью.

Они проводили вместе уйму времени, ходили в походы весной и летом, катались на лыжах и коньках зимой. Ник иногда приглашал их домой, и девчонки нянчились с маленькой Ингой, пока парни бренчали на гитаре и слушали его байки о студенчестве. А раз в полгода они всем классом ездили куда-нибудь на поезде или автобусе.

Стоит ли говорить, что для большинства ребят их класса английский был любимым предметом, а Ник – лучшим учителем.

Но никто не был так привязан к своему классному руководителю, как Андрей Кравцов. Он старался подражать ему во всем от произношения до походки, в восьмом классе начал слушать Крематорий и Наутилус, читать Шекли, Муркока и Кинга. Даже часы носил на правой руке, совсем как его кумир.

Наверное, и переводчиком Андрей решил стать по той же причине, вопреки желанию отца, видевшего его юристом. Когда на выпускном он сообщил о своем решении Нику, тот широко улыбнулся и крепко обнял юношу. Андрей почувствовал, что стоит на верном пути.

Пять лет в университете были незабываемы.

Андрей с головой погрузился в мир филологии. Добрую половину свободного времени он проводил в библиотеке за чтением зарубежной литературы от Гомера до наших дней. Выбор между литературоведением и лингвистикой был очевиден – ни одной лишней минуты Андрей не хотел потратить на изучение фонем, семем или, прости Господи, гиперсем. Его умом и воображением владели слова, идеи и сюжеты мертвых писателей. И в этом он тоже видел глубинный смысл – ведь с детства он любил чтение сильнее еды.

Уже на первом курсе Андрей открыл в себе склонность к творчеству. Началось все с небольших шуточных стишков, лимериков, на английском. Затем были написаны несколько творческих эссе и курсовых, впечатливших преподавателей своей неординарностью и блестящим слогом.

«Уверена, что еще услышу о Вас», – сказала Андрею на втором курсе завкафедрой русской филологии, забирая себе ксерокопию его курсовой по творчеству Леонида Андреева.

Андрей не задумывался всерьез о карьере писателя, но ему всегда была интересна природа вдохновения. Проходя отработку в подвале университетской библиотеки сразу после зачисления в вуз, он разгребал завалы старых книг и наткнулся в одной из них на иллюстрацию, взбудоражившую его воображение. На пожелтевшей странице был изображен человек в старомодной одежде, в задумчивости сидящий за письменным столом с пером в руке. А над его левым плечом склонился демон, что-то шепчущий ему на ухо.

Этот образ прочно запечатлелся в памяти Андрея, постоянно возвращая его к вопросам: «Что есть творчество? Откуда приходят все эти фантастические и безумные идеи? Как может человек сам творить миры, которые никогда прежде не существовали? Или же здесь, в самом деле, замешаны высшие силы?». Он надеялся понять это за пять лет учебы в универе.

Сейчас, через десять лет после получения диплома, живя в Екатеринбурге и работая в гимназии, Андрей все еще не знал ответа.

Но он не забыл вопрос.

В том, что он стал учителем, Андрей тоже видел некий высший замысел. Почти все его однокурсницы и единственный однокурсник (да, филфак был девичьим царством) мечтали стать переводчиками. В итоге, больше половины его группы сейчас работало преподавателями. В вузах, на языковых курсах или, как он, в школе.

Собственно, в Екатеринбург из Поволжья он перебрался именно в поисках работы своей мечты. Но переводчики в столице Урала большим спросом не пользовались, и Андрей очень скоро оказался в школе.

Был ли он расстроен? Несомненно. Крушение юношеских надежд всегда болезненно. Но именно убежденность, что случайностей не бывает, помогла ему увидеть глубокий смысл происходящего. Работая учителем в школе, он сможет принести реальную пользу. Оставить след в чьей-то жизни. Воздвигнуть себе нерукотворный памятник.

Да, господа присяжные заседатели, наш Андрей был неисправимым идеалистом.

Может, именно эта его черта мешала ему завести семью. Он считал себя неготовым, не вполне зрелым для столь ответственного шага. И хотя еще на филфаке многие девчонки заглядывались, а некоторые откровенно клеились к симпатичному брюнету с немного восточными чертами лица, Андрей всегда держал дистанцию. Эта дистанция оставалась между ним и слабым полом до сих пор, и он не знал как скоро она сократится.

А еще ровно год назад он снова начал писать – впервые после окончания университета. Началось все спонтанно, как и всякое творчество, с тридцатидневного челленджа на английском, который он откопал на просторах интернета. Спонтанно, но не случайно, сказал себе Андрей. И решил не дать вновь разгоревшейся искре угаснуть.

За год Андрей написал семь рассказов на английском языке и пятнадцать на русском. Причем, писал он исключительно под псевдонимом Лазиз Каримов. (Откуда взялось столь экзотическое имя, Андрей сказать затруднялся – кажется, он где-то слышал его во время учебы в универе).

Читать свои рассказы он пока никому не давал – хотел довести их количество до тридцати трех. У него как раз появилась новая идея: молодая семья едет из Саратова в Екатеринбург на машине и сворачивает на проклятую дорогу. Он уже придумал название: «Поворот налево», а главного героя будут звать Андреем.

Перечитывая свои рассказы, Андрей замечал, что у большинства грустная, а порой откровенно мрачная концовка. Поначалу он удивлялся столь явному противоречию между его творчеством и жизненной позицией. Он всегда считал, что произведение не может жить самостоятельной жизнью, вопреки воле творца, хотя некоторые преподаватели на филфаке утверждали обратное. Но с каждым новым рассказом он все больше убеждался в их правоте.

Порой ему казалось, что, когда он пишет, над его левым плечом, в самом деле, склоняется демон и водит его пером.

Кроме того, примерно с сентября его начала одолевать странная депрессия. Вопреки ровному течению жизни, крепкому здоровью и сносной для Урала погоде, его вдруг стали посещать совершенно нелепые мысли о самоубийстве. Он мог замолчать посреди урока, увидев в своем воображении фигуру, болтающуюся под потолком в петле. Или, стоя в пробке, вдруг задуматься о том, как пуста и бесцельна его жизнь, и не лучше ли свести с ней счеты, пока еще молод.

Андрей совсем не употреблял спиртного, но порой на него наваливалась такая тяжесть, что приходилось собирать в кулак всю свою волю, чтобы не зайти в бар или пройти в супермаркете мимо стеллажей с крепким алкоголем.

Он не мог найти никакого рационального объяснения происходящему, поэтому связывал это с творчеством. Входя в мир фантазии, ты открываешь дверь неизведанному, вглядываешься в бездну, которая в ответ вглядывается в тебя. Со всеми вытекающими последствиями. В его случае последствия были более чем нежелательными, но бросать писать он не хотел. А борьба становилась все напряженнее с каждым месяцем, неделей и днем.

Не верь Андрей в направляющую его благую руку, он бы давно сдался и бросил творчество. Но убежденность в окончательной победе добра давала ему силы, и он встречал новый день с новой надеждой.

Сейчас была середина декабря, и он сидел за столом в своем небольшом кабинете на третьем этаже гимназии. Уроки уже закончились, в школе было пусто. Слева над ним угрожающе нависала пизанская башня непроверенных тетрадей с десятками бездумно списанных сочинений и упражнений, а за окном валил густой снег. Зима в этом году пришла на Урал в конце ноября – позже, чем обычно.

Но Андрей смотрел не на тетради и не на заснеженную улицу с ее автомобилями-черепахами, а на монитор компьютера, и в его памяти воскресали образы из уже далекого школьного прошлого. Лица одноклассников и учителей, школьные кабинеты и коридоры, усыпанный бычками задний двор и… Ник.

Почему он не вспоминал о своем классном руководителе все эти годы? Ни разу не позвонил, не написал. Как будто Ника стерли из его памяти. Словно, покинув стены школы, он разорвал невидимую нить, связывавшую их прежде.

Это было так странно…

Но полученное письмо в одночасье заставило его вспомнить все.

Он еще раз перечитал текст на экране:

«Привет, Андрей!

Это Надя Свиридова, твоя одноклассница из 42 школы. Помнишь меня?

Я слышала, что ты живешь на Урале, нашла твой адрес в интернете и решила написать.

Как давно ты общался с кем-нибудь из нашего класса?

Я все это время поддерживала связь с Машкой Стрельниковой, от нее узнавала все новости про остальных.

Происходит что-то очень странное и страшное, и мне очень нужно с тобой поговорить.

Пожалуйста, позвони мне».

Дальше следовал номер сотового.

Андрей потянулся за мобильником, задел стопку тетрадей, и та злорадно съехала на клавиатуру.

Метель за окном усиливалась.