Читать книгу Пьесы для театра - Лена Ичкитидзе - Страница 10

СПАСИБО ГРАФИНЕ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая

Оглавление

Просторная комната в современной квартире: диван, телевизор, обеденный стол и прочие необходимые атрибуты приличной обстановки.

Некоторое время на сцене никого нет. Потом раздаются настойчивые звонки в дверь и после паузы звук открываемого замка. С ключами в руках появляется взволнованная Оксана.

ОКСАНА (озираясь): Сонь, ты дома?! Ушла, что ли?! Нету тебя? (Убедившись, что никого нет, начинает нервно ходить по комнате, потом что-то бормочет, будто продолжая начатый ранее диалог): Ну, козел, блин! Урод! (продолжает возбужденно ходить из стороны в сторону, вертя в пальцах ключи). Нет, он, видите ли, разуверился! Да я сама первая разуверилась в этом оборотне! Будет тут мне еще! А я в прокуратуру напишу! И в этот, как его… В телевиденье! Подумаешь, нашелся тут незаменимый. Я таких козлов кобелиных пачками отшивала! И отшивать буду! Гнать его на хрен, пусть катится к едрене фене!

Появляется Софья в верхней одежде. Она вернулась домой, спокойно встает в дверях, постепенно раздевается и наблюдает за метущейся Оксаной.

ОКСАНА (не замечая Софьи): Возомнил о себе невесть что, а сам-то. Не то что полезное, даже бесполезного не сделает, лентяй безрукий. Толку ноль, а нервы все пощипал, не дай Бог!

СОФЬЯ (понимающе): Поругались. Из-за чего на этот раз?

ОКСАНА: Ох! Пришла, что ли? Я тебя и не видела! Посижу у тебя, пока этот псих не успокоится.

СОФЬЯ (с улыбкой): Да сиди уж, не в первый раз, да и не в последний. Только он все равно знает, что ты у меня.

ОКСАНА: Знает-то знает, но ключа ведь у него нету! Ты, главное, дверь не открывай. А то и тебе достанется.

СОФЬЯ (смеясь): Мне не достанется, не переживай. А вот тебе уже пора разобраться в ваших отношениях. (Достает чашки, потихонечку накрывает стол. В процессе разговора усаживаются пить кофе). Вот мы сейчас посидим спокойно и все обсудим. Расскажешь не спеша за чашечкой кофе, сама и разберешься – что у вас за любовь такая зарождается.

ОКСАНА: Да уж спасибо тебе. Я же по-соседски понимаю как тебе, наверное, наши вопли надоели. А что делать? Эта же скотина по-другому и разговаривать не умеет. Или орет как ишак резаный, или, если довольный, ржет как петух на насесте.

СОФЬЯ (смеется): Как же, интересно, петухи ржут на насесте?

ОКСАНА: Да не придирайся ты к словам. Вот как он ржет, так и петухи ржут, что не слышала никогда?

СОФЬЯ: Ржанья петухов? Нет.

ОКСАНА: Да ну его к лешему! Хоть пять минут с тобой в покое кофе попить дай. И не буду я про него даже говорить ничего, много чести для этого урода. Вот сейчас, например, я ему вчера говорю, когда он начал инструменты перевозить: в шкафу места нет, куда ты свои железки суешь? А он мне: им на улице в гараже храниться нельзя, там что-то такое электрическое намокнет. Ну а мне-то что? Я что должна его электросхемы по своим лифчикам заворачивать, чтоб не отсырели? А сегодня лезу на полку, так там его хлама больше, чем моих бигудей, и все мне на голову сыпется. И как вот с человеком разговаривать после этого? Ну я и швырнула ему в его упрямую башку весь этот мусор. Он еще, гад, так спокойно сначала специально, чтоб меня позлить спрашивает (передразнивает): и что я такого сделал, что ты взбесилась? А я ему: ты видишь, места нет? Не надо впихивать в этот шкаф невпихуемое! Я дверцу открыть не могу, чтоб мне что-нибудь на голову не упало! Так он говорит: выброси свое шмотье, а то ходишь как шалава распутная, стыдно с тобой рядом стоять. Это я-то шалава, Сонь? Представляешь? Он уже забыл, что ли, свою бывшую, вот уж кто шалава, так точно она. И вечно под мухой еще! Это она его спаивала, наверняка, специально. Кто же с ней трезвым-то сойдется, со страху ведь окочуришься!. А потом, главное, добавляет так, по-умному: я уже разуверился, что в этом доме для меня вообще где-нибудь найдется место.

СОФЬЯ: Так ты, значит, из-за места в шкафу на него так набросилась?

ОКСАНА: Да при чем тут место в шкафу?! Он еще ко мне не перебрался, а уже все вверх дном встало! Я когда с Витькой жила, разве тот так себя вел?

СОФЬЯ (с улыбкой): Да он еще похлеще был, вспомни!

ОКСАНА: Ничего не похлеще, напьется и спит себе спокойно, только храпел, зараза. Днем храпел, а ночью хотел, больше и не делал ничего, сволочь. Два недостатка и ни одного достоинства! Хотел и храпел, храпел и хотел…

СОФЬЯ: Ужасно! Как можно мириться с такими недостатками? Интересно, а какой из них ты считаешь бОльшим?

ОКСАНА: А какая разница? Что храпит, что хочет, – все равно не выспишься!

Софья хохочет

ОКСАНА: Смешно тебе! Ты сама попробуй, это ж круглые сутки продолжалось, а мне на работу с утра, я ж работала, а не он. Таскала ему только пожрать целыми сумками и готовила. Где уж он выпивку брал, – не знаю. Пойдет с утра работу искать и к обеду уже тепленький приходит, бац, – и храпеть. Не-е, с Витьком тоже несладко было. А жрал как, а? Целую бадью щей сварю, а назавтра нет ничего. Когда успевал только? Алкаши ведь столько не едят вроде. Да, Сонь?

СОФЬЯ: Не знаю я.

ОКСАНА: И, главное, говорит, я ем мало, я пощусь. Ага, постился он! Пятнадцать минут после каждого обеда!

СОФЬЯ: Ну так тебе не угодишь! Один храпит и не работает, другой работает и железочки хранит, а тебе все не нравится.

ОКСАНА: Эх, Сонька! Я ж понимаю все. Так ведь хочется же, чтоб все как у людей, чтоб любовь, нежность там, забота всякая. Ты вот всю жизнь одна живешь, ты этого не знаешь, уже и мечтать перестала. А я ведь и без мужика не могу, и тебе иной раз позавидую. Пришла домой, и сама себе хозяйка. Хочешь телевизор смотри, хочешь, на свиданку иди, никто тебе слова не скажет. Вот одна живешь, а все равно и не грустишь вроде никогда.

Софья задумчиво улыбается, пожимая плечами

ОКСАНА: А если что, – я ж тут рядом, я тебе грустить не дам.

СОФЬЯ: Это я вижу.

ОКСАНА: Мы вот с тобой в парк гулять пойдем. Там, между прочим, одинокие мужики попадаются: кто на пробежке, кто собак выгуливает.

СОФЬЯ: Спасибо за приглашение, только я что-то не очень знакомиться готова. Я уж лучше как-нибудь так, одной привычнее.

ОКСАНА: Дура ты, Сонь! Нельзя такой хозяйке и умнице одной. Все равно когда-то надо личную жизнь начинать.

СОФЬЯ (задумчиво): Нет, Оксаночка! Немолодая я для этого, да и желания нет. Вот сын пишет, что у него работа интересная, дел очень много, тоже не до личной жизни, вот ему бы пару… А там, Бог даст, внуки пойдут, им пригожусь. Не хочу ничего в жизни менять, налюбилась уже.

ОКСАНА: Не знаю, права ли ты или нет. Я, вот говорю тебе, одна не смогла бы жить. Мне без мужика скучно делается. А детей заводить сама боюсь, я ж не дура совсем, понимаю, что ребенка вырастить надо. Ох, да и рожать-то не от кого. От козлов не хочется, а нормальные что-то не торопятся со мной семью заводить, порасхватали их всех уже. (Вздыхает) Так и ждешь принца сказочного, а надежда все уходит и уходит. Мне ведь тридцатник-то уже давно пробил, а опоры так и не обрела.

СОФЬЯ: А ты не надейся ни на какую опору, живи сама. Пока будешь надежную опору искать, ничего не сложится. Захочешь от любимого родить – рожай, вырастить сумеешь, там все один к одному сложится. Я вот никогда не сомневалась, что сына рожу. Любила просто сильно.

ОКСАНА: А что ж замуж-то не вышла? Расскажи-ка мне про отца его, а то ведь так и не узнаю ничего. Никогда не расскажешь ведь. Работала с ним, да?

СОФЬЯ: Не рассказывала, потому что и рассказывать нечего. То, что он женат был, ты знаешь. Приезжал к нам сюда в командировку системы управления автоматизировать. Жил в гостинице каждый месяц по неделе. На работе мы с ним и пересеклись, я тогда ему технические задачи готовила, долго сидели, до ночи. Потом он меня провожал, а потом у меня же и оставаться стал. У него контракт через год закончился. Ему уезжать, а я беременная. Ну, он и уехал, а потом звонил каждый день, скучал очень. Сначала решила – не буду ему про беременность говорить, потом не выдержала, рассказала, так он сорвался, приехал. Не волнуйся, говорит, мы все решим, я к тебе перееду, распишемся, ты только держись…

Софья замолкает, видно, что воспоминания даются ее болезненно. Оксана внимательно слушает, в паузе кладет свою руку на руку Софьи, молча и сочувствующе ожидает продолжения.

СОФЬЯ: Не захотела я. Там ребенок, девочке пять лет, хорошенькая такая, Верочкой зовут. Очень красивая девочка, на отца похожа, он мне фотографии показывал. Жена с больным сердцем. Испугалась я.

ОКСАНА: Чего испугалась-то? Жены?

СОФЬЯ: Нет, конечно! Гнева Божьего или, как это сказать, судьбу чужую порушить…

ОКСАНА: Ох, и глупая же ты, Сонь, ну, чесс-слово! Гнева она испугалась! Бог он такие вещи допускает, а ты от своего счастья отказалась!

СОФЬЯ: Не отказалась, Оксан! Я вот Владика родила. А про Бога нельзя так. Я хоть и не очень понимаю, но сердцем чувствую, не Господь допускает, а люди. Бог все дает, что не попросишь. А вот брать или не брать – это человек для себя сам решает. Я уверена, что все правильно пошло. Не зря говорят, на чужом несчастье своего счастья не выстроишь.

ОКСАНА: Ну а он-то что? Он-то ведь хотел с тобой остаться?

СОФЬЯ: Хотел. Очень хотел. Переживал страшно. Даже с женой объяснился. Сказал, что уходит. Она у него умница, молодец. Скандалов устраивать не стала. Всплакнула так, говорит, если там тебе лучше, то иди туда. Если будет хуже, то возвращайся, мы тебя любим.

ОКСАНА: Во дурра!

СОФЬЯ: Нет, Оксаночка! Не дура она. Я по этим словам поняла, что он им нужен. А я не имею права. Нельзя тому, кто в очереди последний стоит, всех локтями распихивать. Она была первая, у нее и права все. (Задумчиво): Prior in tempore, patrior in yure.

ОКСАНА: Это ты что сейчас сказала?

СОФЬЯ: Это принцип римского права такой: первый по времени имеет преимущественные права.

ОКСАНА: Глупости это все! Все это ваше римское право! Не в Риме живем, слава Богу! Да и не древнее время на дворе, третье тысячелетие, как – никак. Идет к тебе в руки, так бери, а будешь хлюпать, так ни с чем и останешься. Это уж я точно знаю! Это наше, тутошнее право, и оно так работает.

СОФЬЯ: Нет, не получается так. Все в мире взаимосвязано. Да я и не грущу, что так вышло. У меня сын от него, я считаю, что правильно поступила. И мы все счастливы.

ОКСАНА: А он-то что? Как же он-то согласился?

СОФЬЯ: А я ему сказала, что ребеночка не будет, чтоб не переживал, а возвращался в семью.

ОКСАНА: Обманула, значит?

СОФЬЯ: Ну, да.

ОКСАНА: Ага, только не там где надо! Все нормальные бабы врут, что беременные, чтобы мужика отхватить, а ты прямо блаженная какая-то, взяла и все наоборот сделала!

СОФЬЯ (улыбается): Где ж это ты таких нормальных врущих баб наблюдала?

ОКСАНА: Да везде! А что ты думала, все будут правду говорить? Да не бывает такого, мужики иначе вообще не женятся! А ты чокнутая точно, ну просто по всей голове! Жили бы сейчас себе припеваючи с мужем и сыном, и плевать хотели на всё.

СОФЬЯ: Не говори так, Оксан, ты здесь многого не уловила. Во-первых, неизвестно, как бы и кто жил. А, во-вторых, хитростью и обманом никогда ничего путного не построишь.

ОКСАНА: Нет, родная моя! Я тут буду спорить до посинения! Именно с хитростью и построишь: и на работу устроишься, и мужика словишь, и деньгу сшибешь. Тогда только счастье заработаешь.

СОФЬЯ: Заработаешь, только вряд ли счастье, так, видимость одну. А покой в душе, радость и удовлетворение только через светлый путь достигаются. Нельзя всю жизнь в боевой стойке стоять, мышцы не выдержат. Только это еще не все. Есть и высшие силы, которые нам показывают: взял чужое, так убедись, что тебе от этого только хуже. Многие из твоих «нормальных баб» довольны семейной жизнью?

ОКСАНА: Тьфу, да что ты такое говоришь?! Сейчас мужики такие, что от них никакой пользы в хозяйстве, только вред один. Все они, блин, а-а-а… даже говорить не хочу.

СОФЬЯ: Ну, вот тебе и ответ. Не мужики такие, а выбираем так. Хватаем чужое, а потом еще и недовольны. Терпения нет у женщин. И любви тоже. Когда любишь, плохого не пожелаешь. И прощать надо уметь, и поступиться чем-нибудь иногда.

ОКСАНА: Что это я буду поступаться? Я что, этому козлу все прощать должна? Нет, ты скажи, Сонь, я что – не права?

СОФЬЯ: А какая разница, Оксан? С любимыми людьми не всегда стоит быть правыми. Разве это важно?

ОКСАНА: Как это – «неважно»? Ничего себе заявочки! Ему, значит, все можно, и орать, и кулаками махать. Он, между прочим, в моей квартире живет, пусть знает свое место.

СОФЬЯ: Да какое место? Он же человек, мужчина! А ты ему как собачке место указываешь!

ОКСАНА: Собачке, это точно! Только не собачка он, а кобель вонючий!

Раздается звонок в дверь.

ОКСАНА: Вот! Точно – кобель! Пронюхал уже, где я. За мной, небось, пришел.

Софья идет открывать дверь. За сценой голос Бориса.

БОРИС: Привет, графиня! Как жизнь твоя молодая, беззаботная? Чучундра моя, небось, у тебя прячется?

Софья возвращается вместе с Борисом, мужчиной слегка помятым и небритым. Оксана демонстративно отворачивается в сторону.

СОФЬЯ: Попьешь кофе с нами?

БОРИС: Что ты мне кофе предлагаешь? От него ни уму, ни сердцу радости. (Оксане, стараясь быть нежным): Пошли домой, коза! Хватит графиню напрягать, я с тобой поговорить хочу, по-мужски, дома!

ОКСАНА: Знаю я как ты разговариваешь… У меня еще тот синяк не сошел…

БОРИС: Пошли, сказал!

ОКСАНА: Сам иди!

БОРИС: Ладно, пошли, не трону, если орать не будешь.

ОКСАНА: А я и не ору, только вещи свои не разбрасывай, не в хлеву живешь! Я, Сонь, об его тапки, которые возле дивана живут, палец на ноге сломала. Вот третий день уже болит. И как только так можно все…

БОРИС (строго): Опять завелась?!

ОКСАНА: Да ничего я не завелась! (хнычет): Мне ж тоже покоя хочется, чтоб нормально, чтоб как у людей, муж любимый, в доме порядок.

БОРИС: Ты мозги свои сначала в порядок приведи, дура. (Неожиданно резко повышает голос так, что и Оксана, и Софья вздрагивают): А ну, пошла домой, говорю!!!

Оксана вздыхает, медленно встает и, демонстрируя всем своим видом неудовольствие от вынужденного подчинения, очень медленно удаляется в сторону входной двери.

БОРИС: Ты, графинь, не ругайся на нас. Эта ж не соображает, что соседям покой нужен, ей бы лишь представление устроить. А ты наша зрительша, вот она и бегает к тебе всю дорогу. Забрала бы ты у ней ключи свои, что ли.

СОФЬЯ: Зачем? Пусть будут, и ей спокойнее, да и тебе, может, тоже. Иногда прибежит, выплачется.

БОРИС: Выплачется! Чего ей плакать-то? Что я ей плохого делаю?

СОФЬЯ: Борь, ну ты б хоть руку не поднимал на нее, а?

БОРИС: Я?! Я что, руку поднимал? Я ей один раз всего кулак показал, когда она меня в гараж к мужикам не пускала. В стойку боевую встала перед дверью и начала руками махать. Ну и пару раз она сама приложилась, руками-то когда машут и прыгают, можно и мебель повредить, не только синяк поставить. Так я ее скручу, а она ведь вырывается, дрянь. Я ж ее пальцем ни разу не тронул! А она меня как дубасит, ты видела? Вот, смотри здесь (хочет закатать рукав.)

СОФЬЯ: Ладно уж, идите, миритесь. Не ссорились бы уже…. Взрослые люди, вроде бы…

БОРИС: Ты мне, графиня, почитать дай что-нибудь. А то я этого твоего рифмоплета….уже заканчиваю. Там пара листов осталась. Вечером дочитаю, новую начну.

СОФЬЯ: И как, понравилось?

БОРИС: Да чему там нравиться – стихами всю дорогу говорят. Там, где нормально говорят, там нравится. Вот про женщин там смешно написано, типа, я же не могу молчать, раз я женщина. Коль одна мысль бабе в голову забрела, так она ее и говорит обязательно. Это точно, я тоже заметил, это вы все такие.

СОФЬЯ: Да, у Шекспира много таких выражений, он поэтому и не устаревает! А что бы ты теперь почитать хотел?

БОРИС: Ну только не в стихах! Нормальное дай, где разговаривают. Вон, что у тебя за книжка там, на диване валяется?

СОФЬЯ: Тебе наверняка понравится (дает ему книгу) Читал такую?

БОРИС (глубокомысленно): Ну, слышал, конечно, ладно, возьму пока. Не скучай, графиня! (Уходит).

Пьесы для театра

Подняться наверх