Читать книгу Неоконченное дело - Лео Брюс - Страница 6
Глава 3
ОглавлениеМоросил дождь и уже сгущались сумерки, когда мы сели в машину Питера Феррерса. Поблескивавшие от сырости серые тротуары Лайлак-креснт были сейчас почти пусты, но приближался тот час, когда толпы людей покинут свои конторы и устремятся к ближайшей станции подземки, да и сами обитатели улицы начнут возвращаться по домам парами или поодиночке. Феррерс приподнял серый капот своего большого, но уже сильно изношенного и недорогого автомобиля, припаркованного им прямо перед дверью офиса Бифа, завел двигатель, а затем стремительно отъехал от тротуара.
Биф подался вперед на занятом им переднем сиденье и неприязненно всматривался в транспортный поток.
– На ваше счастье, я уже больше не служу в полиции, – вымолвил он. – Не придется оштрафовать вас за нарушение правил дорожного движения в густозаселенном районе.
Молодой Феррерс промолчал, но продолжал несколько небрежно управлять машиной, держа на руле только одну руку. При этом он с легкостью огибал трамваи и миновал улицы, где проехать мешали создавшиеся пробки.
Скоро автомобилей стало попадаться значительно меньше, поскольку мы выбрались из центра города и наш водитель мог теперь держать равномерную, но достаточно высокую скорость. Биф долго хранил молчание. Затем внезапно повернулся к Феррерсу.
– Как, вы сказали, называется усадьба? – спросил он.
– «Кипарисы».
– Забавно. А мне послышалось «Каперсы». Вот вам пример, как желудок подчас влияет на органы слуха. Чистая психология, не правда ли? – добавил он, уже обращаясь ко мне.
Но в разговор вклинился Феррерс. Мы только что свернули на длинную и широкую улицу, вдоль обеих сторон которой протянулись высокие деревянные заборы, потемневшие от дождя и выглядевшие неприветливо.
– Это нужная нам дорога, – сказал Феррерс. – Дом расположен дальше слева.
Как только машина замедлила ход, я понял, почему это место носило такое странное для Лондона название. С полдюжины высоких деревьев росли прямо за оградой, делая дом почти невидимым с проезжей части. Причем это были мрачные с виду, не внушавшие никаких радостных чувств стволы с почерневшими кронами, совершенно непохожие на те вспышки яркой зелени, какими изображал их на своих полотнах Ван Гог. Они выглядели подобием старого и выцветшего театрального задника, а при свете уличных фонарей сливались с забором в одну неприглядную мрачную стену.
Ворота стояли нараспашку, и Феррерс въехал прямо на территорию усадьбы. Перед нами возник дом, построенный, должно быть, в тот же период, когда отец Элизабет Барретт Браунинг спланировал и возвел в псевдомавританском стиле свой знаменитый дворец, где сам потом никогда не жил. По не совсем ясной причине огромные особняки подобного рода неизменно, как кажется ныне, служили отчасти выражением протеста своих хозяев против нравов той эпохи. Словно единственно возможным способом отвлечься от занятий «большим бизнесом» были тогда прихотливые архитектурные фантазии.
Хотя в «Кипарисах» фантазия отсутствовала почти напрочь. Дом производил впечатление холодного и темного владения, с размахом построенного на просторном участке собственной земли; в его планировке чувствовались изначально колоссальные, но не доведенные до конца амбиции. Уподобляясь библейскому Аврааму, богатые люди времен королевы Виктории, по-видимому, твердо верили, что семя их станет таким же бесчисленным, как песчинки на морском берегу, и строили дома в соответствии с этой верой.
Покрытый легкой изморозью, в тени кипарисов дом все равно представлялся излишне помпезным. Одну из его стен почти сплошь увивал пропитавшийся влагой плющ, который затем взбирался до половины высоты башни – стражи усадьбы, громоздившейся в одном из углов дома. Единственная лампа под портиком крыльца была слишком тусклой и высвечивала лишь полукруг кустов, росших в нескольких ярдах от входа. Ухоженные и тщательно постриженные, они тем не менее представлялись неприглядными из-за изломов и изгибов кривых ветвей. Более молодой и нежный куст бузины притулился к самой стене, куда лучи электрического света почти не попадали.
– Да, совсем не дом моей мечты, – констатировал Биф, когда мы выбрались из машины и ненадолго задержались, стоя на слипшемся гравии подъездной дорожки. – Вы серьезно считаете, что ваш брат живет тут, потому что ему нравится? – спросил он с откровенным недоумением в голосе.
Пожилой мужчина, открывший нам дверь, как показалось, удивился при виде Питера Феррерса, но ничего не сказал ни когда мы входили в длинный, выложенный кафелем холл, ни когда принимал у нас плащи. Я был готов увидеть в интерьере дома любые проявления суровой экстравагантности, но этот холодный вестибюль, отделанный сине-зеленой плиткой, все равно превзошел все мои ожидания. Он напоминал холл здания муниципального совета – безукоризненно чистый, словно только что обработанный химикатами против насекомых. Полы не были покрыты ковровыми дорожками, а голые стены наводили тоску своим болезненным цветом, немного отливая в странную желтизну. Единственным предметом меблировки оказалась массивная вешалка для одежды, напоминавшая одинокое красное дерево со сплющенными плоскими ветвями, прибитыми к стене, каждая из которых рисовалась медленной темной рекой, лениво протекавшей по однообразной равнине. Но Биф, по всей видимости, ни на что пока не обращал внимания.
– Так, – сразу же приступил к делу он. – Покажите нам, где вы обнаружили тело.
Молодой Феррерс едва заметно улыбнулся и повел нас через все пространство вестибюля.
– Библиотека расположена здесь, – сказал он, – но, боюсь, вы не найдете в ней ничего интересного. Полиция все скрупулезно обыскала.
– Мы ничего не можем знать заранее, – возразил Биф. – Порой важной оказывается любая мелочь. – Он сделал паузу, словно подыскивая нужные для следующей фразы слова. – Где именно сидел доктор Бенсон, когда был обнаружен его труп? – спросил он.
Феррерс указал на кресло. Поперек кожаной спинки и внутри одного из подлокотников темнели пятна.
– Кровь, как легко предположить. Вы не будете возражать, – Биф повернулся к Питеру Феррерсу, – если я попрошу вас сесть ненадолго в той же позе, какую имел убитый? Так я смогу лучше представить себе общую картину обстановки в комнате.
Мне было ясно намерение Бифа. Он пытался реконструировать сцену преступления в хорошо всем известной манере; но я, признающий метод полезным (особенно для последующего драматического описания), сейчас совсем не понимал, что это может ему дать. Но он в задумчивости смотрел на севшего в кресло Феррерса и кончиками пальцев поглаживал усы.
– Интересно, – произнес он потом, и это можно было трактовать как угодно.
– Полиция забрала кинжал, – объяснил Феррерс и при первой возможности поднялся с кресла.
– Где именно его нашли? – спросил Биф.
– Горничная сказала, что на столе.
– А вы сами видели его там?
– Нет, полиция прибыла задолго до того, как до дома добрался я, и увезла его, чтобы снять отпечатки пальцев. Они дали нам строгий наказ оставить здесь все на прежних местах.
– В таком случае кто все-таки видел кинжал?
– Как я и сказал, та горничная, которая первая обнаружила тело Бенсона, шофер-садовник Уилсон и Дункан.
– Вас может удивить, – заговорил Биф, снова медленно обходя комнату, – сколь многого не замечают полицейские, когда проводят подобные расследования. Вместо того чтобы основательно оглядеться вокруг, они сразу приступают к поиску конкретных вещей. А потому здесь наверняка присутствуют незначительные детали, которые они упустили из виду.
– Уж кому, как не вам, знать об этом, – саркастически напомнил ему я.
Слыша мои слова, Биф задержался перед столом, на котором нашли кинжал. На нем все еще стояли графин и два использованных стакана. Сержант взял один из стаканов и, громко вдохнув, принюхался к остаткам содержимого.
Как же это типично для Бифа, подумал я. Он расследует убийство, совершенное с помощью холодного оружия, но приступил к нему, сунув нос в обыкновенный стакан для виски.
– Ну и чем пахнет? – спросил я, уже не скрывая иронии.
– Виски, – не замедлил с ответом Биф. – Причем хорошим. Однако я не придаю этому факту большого значения. Виски вообще не мой любимый напиток. Один глоток, и стакан пуст. Но у каждого свои вкусы.
Феррерс, который с той же смутной улыбкой наблюдал, как Биф «обследует» комнату, теперь счел нужным вмешаться:
– Как я предполагаю, вы захотите допросить прислугу?
– Да, конечно, – откликнулся Биф. – Мне непременно следует это сделать. Окажите любезность, пришлите слуг сюда по одному. Начать лучше будет с девушки, обнаружившей труп.
Как только Феррерс покинул комнату, Биф резко повернулся ко мне.
– У меня в сумке лежит пустая бутылка, – прошептал он в волнении. – Перелейте в нее виски из графина. Действуйте быстро, пока он не вернулся.
– Но Биф, – попытался протестовать я, – нам никто не давал права красть из этого дома спиртные напитки. Вы не можете проникнуть к кому-то и попросту прихватить с собой…
– Сделайте то, о чем вас просят, – оборвал мои возражения Биф. – Не надо придавать особого значения тому, что вам разрешено или запрещено. Я буду сейчас прикрывать вас, а потом, пожалуйста, никому ни слова о нашей маленькой манипуляции. Вы все поймете, когда я поделюсь своими соображениями, выбравшись из этого дома.
Крайне неохотно я принялся исполнять поручение Бифа и начал переливать виски в пустую емкость, принесенную им с собой. Когда почти половина остававшегося в графине напитка оказалась в нашем распоряжении, я хотел вернуть графин на прежнее место, но Биф заметил мое намерение и прошипел:
– Перелейте все виски. Не оставляйте ни капли. И остатки в стаканах тоже.
Мне едва хватило времени, чтобы сунуть бутылку в сумку Бифа, когда в дверь чуть слышно постучали и вошла девушка.
– Вы хотели меня видеть? – спросила она.
– Да, – ответил Феррерс, проследовавший в библиотеку за ней. – Познакомьтесь с сержантом Бифом, который хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу убийства.
Девушка пересекла комнату и встала напротив Бифа. Казалось, она немного нервничала и потому непрерывно оправляла на себе складки платья, дожидаясь, чтобы детектив начал беседу. Хорошенькая, но не красивая, она обладала правильными, хотя несколько мелковатыми чертами лица. У нее были светлые, от природы кудрявые волосы, к которым явно не прикасались электрические щипцы для завивки или бигуди. Вероятно, выходя из дома, она не надевала шляпок, поскольку в ее шевелюре виднелись пряди, выцветшие на солнце, но сейчас она собрала волосы в крупный и несколько старомодный пучок.
Биф извлек огромный блокнот и положил перед собой на стол.
– Вы помните, чем занимались в тот вечер? Я имею в виду, разумеется, вечер, когда убили доктора Бенсона, – задал он первый вопрос.
Девушка нервно теребила пальцами рукава быстрыми и порывистыми движениями. Ответила она не сразу.
– Я тогда рано отправилась спать, – сказала горничная после паузы. – Вскоре после того, как отъехала машина мистера Питера. Думаю, было примерно без четверти десять.
– Откуда вы знали, что это была именно машина мистера Питера? – мгновенно задал следующий вопрос Биф.
На секунду девушка как будто растерялась, но потом ответила:
– Конечно, я ни в чем не могу быть уверена, но тогда перед домом стоял всего один автомобиль. Вот я и посчитала, что уехали на нем.
– Ночью слышались ли вам какие-либо звуки в доме? – встрял с вопросом я.
– Нет. Кажется, я почти сразу заснула.
– И уже не просыпались до самого утра?
– Я встала только в семь часов.
Биф почесал голову тупым концом карандаша, будто не был уверен, о чем еще спросить ее.
– А затем обнаружили доктора Бенсона, – произнес он затем с особым нажимом на каждом слове.
Девушка кивнула, по всей видимости предвидев, каким будет следующий вопрос. У нее заранее округлились глаза, когда она наблюдала за Бифом, слюнявившим кончик грифеля и делавшим запись в блокноте. А я, разглядывая ее небольшое округлое личико, вдруг понял, что горничная, безусловно, думала сейчас о теле мертвого врача, каким нашла его в то утро, но ее почти не волновало ни само по себе убийство, ни арест Стюарта Феррерса. Служанка отвечала на вопросы Бифа таким же тоном, каким говорила бы с человеком, спросившим у нее, который час. То есть о том, что могло интересовать кого-то другого, но никак не трогало в данный момент ее саму.
Биф закончил писать длинное предложение, стоившее ему определенных усилий, и снова обратился к ней.
– Должно быть, – заговорил он, – теперь вы можете рассказать нам о позе, в которой находилось тело покойного, и о некоторых других деталях. Вспомните, что случилось после того, как вы спустились вниз и обнаружили в кресле труп.
Прежде чем начать, девушка бросила беглый взгляд на Питера Феррерса, а потом, приободренная, уже смелее обратилась к Бифу.
– Как обычно я спустилась по лестнице примерно в половине восьмого, чтобы немного навести внизу порядок перед завтраком. Прибравшись в холле и столовой, зашла сюда. Кресло стояло спинкой к двери, и я подумала, что доктор Бенсон проспал в библиотеке всю ночь. Мне было ясно, что это он, потому что над спинкой виднелась верхняя часть его головы со знакомой плешью. Я немного растерялась, как поступить. Подумала, если разбудить его, он, чего доброго, на меня рассердится, но, с другой стороны, не сделай я этого, то получила бы нагоняй от мистера Стюарта, что не стала делать уборку в этой комнате. И тогда решила навести чистоту так, чтобы не разбудить его.
– Почему вы опасались, что доктор Бенсон рассердится? – спросил я.
Девушка опять быстро посмотрела на Феррерса и только затем ответила:
– Потому что он всегда сердился.
– Всегда сердился именно на вас?
– На нас всех.
– Значит, вы не любили доктора Бенсона? – вмешался Биф.
– Не то чтобы я его не любила, но он постоянно находил повод злиться на нас, а потому мы старались как можно реже попадаться ему на глаза. Все, кроме Эда… Я имею в виду Уилсона. Он считал, что доктор хороший человек.
– Понятно, – кивнул Биф. – Продолжайте. Когда вы заметили, что он мертв?
– Я попыталась сделать здесь уборку, не поднимая шума. На столе лежали несколько книг, и мне захотелось поставить их на место, как вдруг я заметила рядом с ними нож, покрытый кровью. Это меня встревожило, но я сначала даже не подумала, что могло случиться что-то серьезное. Мне нужно было взять нож со стола. Но я еще не успела к нему прикоснуться, как разглядела доктора Бенсона и, наверное, подняла шум, хотя не припомню, чтобы закричала, вот только шофер как раз в то время проходил под окнами и услышал мой вопль. Он зашел в комнату, увидел кровь и вывел меня наружу.
Внезапно горничная повернулась к Феррерсу, словно ей не удалось высказать Бифу все так, как ей бы того хотелось.
– Это было ужасно, мистер Питер, – пролепетала она. – Много крови повсюду, а его голова свесилась набок. У него в шее виднелась большая дыра, а его пиджак и кресло стали красными. И в комнате стоял странный запах, от которого меня стало тошнить. Сначала я решила, это потому, что окно оставалось закрытым всю ночь, но потом сообразила, какой это запах… Теплый и солоноватый.
Биф выждал несколько мгновений, прежде чем задать девушке следующий вопрос, причем постарался увести ее от воспоминаний о трупе.
– Давно ли вы работаете у мистера Феррерса?
– Почти год.
– Вам нравится работать у него?
– Мы едва ли вообще видим его, – ответила она осторожно.
Биф кивнул.
– Теперь о ноже, – сказал он. – По вашим словам, он лежал на столе. Вы не заметили в нем ничего необычного?
– Кровь, конечно же, – произнесла девушка с легким удивлением.
– Я имел в виду другое, – перефразировал вопрос Биф. – Было необычным то, как он лежал на столе?
– Нет. Так он лежит там всегда.
– Почему вы уверены в этом?
– Я часто видела, как мистер Стюарт играет с ножом, – пояснила девушка. – Он почти постоянно крутил его в руках, когда сидел здесь. Бывало, вызывал и приказывал что-то сделать, а сам вертел ножом, и от этого даже немного жутковато становилось.
– Она совершенно права, Биф, – вмешался Питер. – Нож все время лежал здесь на столе. Его использовали для любых целей. Мы пускали его в ход, чтобы очинить карандаши и все прочее. Отец при жизни твердил, что нож нуждается в точке, но так и не заточил его.
Биф снова обратился к девушке:
– Вы помните, когда протирали нож в последний раз?
– Помню. В одиннадцать часов утра в тот день, конечно же.
– Конечно же? Почему?
– Я всегда чистила его по утрам. Все металлические предметы нужно было протирать регулярно. Мистер Стюарт тщательно за этим следил, – объяснила девушка.
– Этот нож… – медленно задал очередной вопрос Биф. – Как он выглядел?
Снова счел нужным вмешаться Феррерс.
– Это был обычный старый кинжал, – сказал он. – Папа отыскал его несколько лет назад в каком-то антикварном магазине. Ручка у него действительно поражала красотой орнамента из серебра. Как мне кажется, лезвие имело длину восемь или девять дюймов, толщину примерно дюйм, а острие сходилось к почти иголочной точке. Но, как я предполагаю, полиция покажет вам его, если проявите интерес.
– Особой спешки нет, – заверил Биф. – Мне просто хотелось получить общее представление. А теперь вспомните вот о чем, – он обратился к горничной, – когда вы вышли из библиотеки, что делал Уилсон?
Девушка ненадолго задумалась.
– Ну, сначала он вышел вместе со мной, – ответила она. – А когда убедился, что я уже в полном порядке, то позвал Дункана и снова зашел в библиотеку.
– Дункан появился сразу же?
– Я встретила его на лестнице, когда спускалась в кухню.
– У меня остался один важный вопрос, который я хочу вам задать. – Биф склонился к ней ближе через стол. – Вы имеете представление, чем в тот день занимался мистер Стюарт?
– Вскоре после завтрака он ушел из дома, а вернулся только примерно в половине седьмого и сразу поднялся к себе, чтобы переодеться. После этого он просто сидел и дожидался прихода в гости джентльменов.
– Он сидел в библиотеке?
– Нет, в гостиной.
– Стало быть, в гостиную в тот день он не заходил вообще?
– Заходил, но только утром, когда вызвал туда Уилсона, а потом уже нет.
– Хорошо, – сказал Биф. – На этом у нас с вами пока все.
Но как только девушка повернулась, чтобы уйти, он внезапно задал ей вслед еще вопрос:
– Между прочим, а как вас зовут?
– Роуз, – ответила горничная, но своей фамилии предпочла не называть.
И когда она снова направилась к двери, Биф проворно подался вперед и снял с кушетки подушку.
– А это что такое?
На одной из сторон подушки были ясно различимы две длинные параллельные линии темно-красного цвета. Несомненно, следы крови.
– Не знаю, – пожала плечами Роуз. – Я прежде не заметила этого.
Я взял подушку из рук Бифа и осмотрел ее. Не оставалось сомнений, что ею протирали лезвие ножа.