Читать книгу Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография - Лео Шульман - Страница 5

Агентом по недвижимости оказалась веселая общительная женщина средних лет. Посмотрев квартиру, она объявила хорошую цену и, веселясь и заигрывая, предложила Хорошокину проехать в их риэлтерскую фирму «Наш дом», чтобы подписать необходимые бумаги.

И начались показы квартиры, и заигрывание и веселье сразу закончились, потому что работа по продаже квартиры оказалась делом серьезным. Хорошокин этого не знал и при каждом новом показе совершал одни и те же ошибки, потому что говорил все как есть. Наконец агент запретила ему заговаривать с клиентами, и только если клиент заговаривал с Виленом, Вилен имел право ответить.

Слава богу, покупатель нашелся быстро, им оказалась семья, живущая в одном дворе с Хорошокиными.

Но осталось преодолеть одно маленькое препятствие – уговорить многодетную дочь Ленину подскочить на пару недель из Америки в великий город и сняться с регистрации в продаваемой квартире.

И тут оказалось, что препятствие совсем даже немаленькое и, даже наоборот, практически непреодолимое, потому что многодетная дочь Ленина решила стать еще многодетнее и родить Хорошокиным четвертого внука. И в таком, как говорится, положении летать на самолете туда и обратно отказалась.

Тогда агент познакомила Хорошокина со своим знакомым адвокатом, и адвокат сказала, что за такое поведение дочери Хорошокины должны подать на нее в суд, и суд за неправильное ее поведение вышвырнет ее из квартиры прямо в Америку, в которой она и так живет долго, хорошо и счастливо.

– Конечно, для вас это все понарошку, но суд должен думать, что дочка сбежала в Америку, потому что вы ее обидели, и специально не выписалась, – объяснила адвокат.

– Ведь вы ее не обижали? – уточнила она.

«Надеюсь, что нет, хотя кто их, детей, знает», – подумал Хорошокин. Прежде чем обидеть дочь, ее нужно было родить, а для этого Хорошокину нужно было жениться и самому прописаться в большом и красивом городе.

* * *

Когда после второго курса настало время жениться, курс Вилена переехал из дворца, похожего на пропеллер, в центр – на улицу Огарева, в здание бывшего офицерского корпуса Конногвардейского полка, а самого Вилю на день рождения пригласила Нина Полозова. Там он познакомился с ее подругой, девушкой Тоней, тоже окончившей деревенскую школу (правда, ее деревня была поблизости от большого красивого города) и тоже поступившей в хороший технический вуз.

Девушка Тоня жила с отцом в городской квартире близких родственников, а Вилен скитался по съемным квартирам. Когда отец Тони уезжал в командировку или в их загородную квартиру, Вилен приезжал к Тоне.

После очередного приезда Вилена близкий Тонин родственник застал их в постели. После чего родственниками Тони было принято решение их женить. Родители Вили почему-то не возражали, Вилен тоже, и они с Тоней, пройдя через веселую студенческую свадьбу, оказались мужем и женой.

В свои 20 лет они не очень понимали, что значит быть мужем и женой, поэтому этим процессом продолжали руководить родители, в основном родители Тони.

И чтобы процесс углубить, отец Тони предложил Вилену прописаться в их городском доме.

– У вас есть городской дом? – удивился Вилен.

– Ну не у нас, а у бабушки Дуни. Ты ее видел, она, с тех пор как ей отрезали ногу, живет у нас в деревне за шкафом, – сказал тесть и прикурил правой негнущейся рукой очередную беломорину.

Рука у тестя перестала гнуться после того, как под Смоленском в 20-летнего командира роты воткнулись осколки авиабомбы. Руку спасти не удалось, а жизнь тестю авиабомба спасла. Через несколько дней Смоленск был окружен, из окружения выбрались немногие, а тесть уже катил на Урал в санитарном поезде.

Ногу бабе Дуне пришлось отрезать после того, как она ее слегка подморозила и сунула в печь для быстрой разморозки. Нога разморозилась, но почему-то началась гангрена.

– Мы все там прописаны, и не только мы, – продолжил тесть. – Теперь и ты имеешь право как муж моей Тони.

Прописаться в большом красивом городе мечтал любой гражданин СССР. Прописывали в нем в исключительных случаях, например, мужей прописывали к женам.

Домик бабушки Дуни Виле увидеть было не суждено, как и прописаться в нем. В домике никто не жил, так как жить в нем было невозможно, но в нем числилась уйма народу, в том числе и жена Тоня.

Через неделю, захватив паспорт и свидетельство о браке, Вилен поехал прописываться. Но прописаться не смог, прием граждан осуществлялся в определенные часы и в порядке большой очереди. В тот день не было ни очереди, ни определенных часов.

В следующий раз Вилен приехал в часы приема и занял место в большой очереди. Вилен приготовился к долгому стоянию и сидению, но очередь двигалась довольно быстро.

Не более чем через три минуты очередной проситель с криком «Я буду жаловаться» выбегал из кабинета. Были, конечно, и те, кто выходил из кабинета потирая руки, но таких было немного. Виля тоже вышел из кабинета через три минуты, но без всяких криков.

Посмотрев на его заявление, благодушный толстый начальник сказал, что это невозможно, и произнес таинственные слова «пятно застройки».

«Ну невозможно, так невозможно», – решил Вилен и пошел докладывать результат тестю.

– Как это невозможно? – возмутился опытный тесть, – ну-ка поехали вместе.

– На каком основании вы отказываете в прописке моему зятю? – грозно вопросил тесть, входя с Виленом в кабинет начальника.

– На основании «пятна застройки», – устало ответил толстый добряк.

Тесть, улыбаясь, присел к начальственному столу и неожиданно металлическим голосом спросил: «Вы член партии?!»

От такого прямо поставленного вопроса толстяк внезапно похудел, побледнел, вытянулся в струнку и настороженно сказал: «Член, а что?» – «Так почему же вы игнорируете решения партии по жилищному вопросу?» – грозно продолжил тесть.

– Так не могу я, – жалобно сказал начальник. – Ведь «пятно застройки».

– Не можете, так напишите на заявлении, что не можете и по какой причине.

На углу заявления начальник быстро написал: «Прописка невозможна ввиду нахождения дома в “пятне застройки”».

– Поставьте число и подпись, – грозно сказал тесть. – Где у вас регистрируются документы?

– У секретаря, – тихо подсказал начальник.

У секретаря на заявлении был поставлен номер.

– Ну все, теперь можно ехать в райком, – сказал в автобусе тесть.

На следующей неделе Вилен с тестем отправились в райком.

Оказалось, с домом бабы Дуни все было довольно сложно. «Пятном застройки» он был заколдован не один год, а может, и не одну пятилетку. Когда-то давно, при составлении очередного пятилетнего плана, решено было на месте домика бабы Дуни построить завод каких-то изделий.

Время шло, и опять шло, и еще шло, а завод не строился, а дом бабы Дуни все больше приходил в негодность.

План хоть и государственный документ, но его государству можно не выполнять. А вот простые граждане, веря в решения государственного плана и в его сроки, перестают поддерживать жизнестойкость своих жилищ в надежде скорого получения бесплатных квартир. И с момента принятия плана не имеют никакого желания прикасаться к собственному дому в целях его улучшения, а государство прописывать туда кого попало, а особенно близкого родственника. Потому что, когда начнется запланированная стройка завода каких-то изделий, государство должно будет переселить граждан в отдельные городские квартиры. И чем лучше будут дома и чем больше там будет прописано семей, тем больше квартир, хороших и разных, придется выделить государству. Теперь понятно, что, если бы не «пятно застройки», прописавшихся в этих нескольких непригодных для жилья домиках было не меньше проживающих в них тараканов.

* * *

Райком оказался бывшим великокняжеским дворцом, а инструктор райкома очень вежливым и очень добрым молодым парнем.

– Феликс Игоревич, – представился он.

– Потомок что ли? – подумал Вилен. Как раз в прошлое воскресенье Вилен был затащен Тоней в музей русской живописи.

Феликс Игоревич очень был похож на князя Феликса Феликсовича Юсупова с портрета Серова, того самого, пытавшегося тремя выстрелами в Распутина спасти Россию. Только вместо черной блузы и черного банта на нем был серый костюм фабрики Володарского с черным галстуком, а в левой руке вместо бульдога он держал папку с делами.

– Мы обязательно займемся вашим делом, – ласково сказал инструктор Вилену. – Надеюсь, мы вам поможем.

– Неужели начальника жилконторы пристрелит? – испугался Вилен.

– Попадись мне такой на фронте, немедленно пристрелил бы, – вмешался тесть.

– Ну что вы, сейчас другие времена, – сказал Феликс Игоревич. – Мы призовем его и других бюрократов к их партийной совести.

Когда-то райком уже помогал тестю, и призыв к партийной совести помог, но тогда тесть сам был инструктором сельского райкома партии, и, когда понадобилось прописать всю семью Плохишкиных в домик к бабушке Дуне, сельским райкомом было написано письмо-просьба в обком большого красивого города. И обком помог. Коммунисты своих не бросали.

Потом, когда государственный план заколдовал домик «пятном застройки» и колдовство все не кончалось и не кончалось, а домик все ветшал и ветшал, тесть начал с колдовством бороться. Борьба заключалась в писании писем в разные инстанции, в основном партийные. У тестя была целая папка писем и ответов вплоть до ответа из канцелярии Брежнева. Чем он очень гордился. Письма тестя были об одном и том же. Он угрожал инстанциям, что две больших ни в чем не повинные семьи рано или поздно погибнут под обломками пришедшего в негодность рухнувшего домика.

Ответы тоже были одинаковыми. В них сообщалось, что меры обязательно будут приняты и письмо тестя отправлено в отвечающую за принятие мер нижестоящую инстанцию, то есть туда, где было принято решение заколдовать дом. В эту же папку тесть положил отказное заявление Вилена. «Пригодится», – сказал тесть.

То ли могучая изобразительная сила жалоб, то ли частота их падений на руководящие городские инстанции, а может, и разбуженная райкомом партийная совесть у жилищных начальников растопили руководящие сердца, и примерно через год в один ничем не отличающийся от других выходной день к Плохишкиным за город приехал брат жены тестя и сын бабы Дуни дядя Витя и привез письмо с важными государственными печатями.

И день сразу стал необычным, потому что в письме лежала «смотровая» на четырехкомнатную квартиру для поселения в ней двух семей в составе восьми человек.

– Я надеюсь, мы вместе жить не будем? – сказал дядя Витя.

– Лучше удавиться, – сказал тесть.

– А моя мама Дуня? – спросил дядя Витя.

– Иди спроси, – сказал тесть.

Дядя Витя пошел за шкаф.

Вскоре из-за шкафа на инвалидной коляске выкатилась баба Дуня и сказала, что она остается с Плохишкиными.

– А твою заразу жену видеть не хочу, – добавила она.

Через день тесть достал заветную папку, взял отгул и поехал туда, откуда пришла смотровая. Там его приняли и неожиданно с барского государственного плеча отвалили семье Плохишкиных и учтенному благодаря отказному заявлению Вилену, мужу дочки Тони, четырехкомнатную отдельную квартиру на первом этаже в последнем доме большого красивого города.

За домом росли кусты и пели соловьи, за кустами проходила узкоколейка, а за узкоколейкой начинались совхозные поля соседнего с городом областного района.

Так Виля Хорошокин с помощью женитьбы на Тоне Плохишкиной и опыта ее папы получил свои первые квадратные метры и прописку в большом и очень красивом городе.

С момента получения квартиры в ней началось собирание растущей семьи Плохишкиных и их многочисленной родни.

Баба Дуня, из-за которой тесть взял квартиру на первом этаже, до переезда не дожила.

Жаль, тесть так любил рассказывать, как все семейство Плохишкиных, и Вилен в их числе, будет по очереди, вывозить бабу Дуню на прогулку и как удобно это будет делать с первого этажа. Тесть вообще рассказывал много привлекательного о счастливой дружной жизни большого семейства Плохишкиных и Вилена в их числе.

– Это очень удобно, – говорил тесть.

– Надо тебе новые ботинки, на деньги – иди покупай, нужен мне новый костюм – иди в магазин выбирай. Родится у вас ребенок – тут же мы всей семьей коляску справим. Кстати, насчет ребенка. Скоро распределение. Зашлют Тоньку на севера, что делать будешь?

– Не знаю, – сказал Виля.

– А ты ребеночка заделай, с пузом ее никуда не сошлют, здесь оставят.

– Твой папа сказал, что нам пора делать ребеночка, – сказал вечером Вилен Тоне, – а то у тебя институт такой, запросто на севера сошлют.

– Раз папа сказал, давай делать, – согласилась Тоня.

Аккурат к распределению Тоня ходила с пузом, и ее не выкинули на север, а оставили трудиться в большом красивом городе.

В институте Вилена всех имеющих городскую прописку разбирали предприятия большого красивого города. Вилена тоже взяли на одно из них. Но до распределения нужно было еще не вылететь из института и защитить диплом.