Читать книгу Волны памяти. Книга первая - Леонид Алексеевич Исаенко - Страница 16

Работаем мы следующим образом: я измеряю и взвешиваю рыб, Костя их вскрывает, предварительно соскоблив скальпелем на левом боку над боковой линией несколько чешуек, прикрытых грудным плавником (здесь они лучше всего сохраняют временные отметки – годовые кольца). Тамара, записав порядковый номер рыбы, анализа, дату, длину и вес рыбы, принимает чешуйки от Кости и складывает их в согнутые конвертиком листики блокнота (это так называемая чешуйная книжка). У некоторых рыб: например, ставриды, сомы, сауриды берётся не чешуя (потому, что она мелкая), а отолиты, часть органа равновесия. Небольшие, разной степени прозрачности, размеров и формы парные камешки, кальциевые образования, расположенные в специальной полости в голове по-за глазами рыб и несколько выше. У больших рыб они покрупнее и покрепче, у мелких иногда столь хрупки, что не только взять их, но и сохранить – проблема. Такие собирают в плексигласовые пеналы с ячейками для каждой пары.

Сначала я сообщаю Тамаре длину и массу, затем Костя – пол, стадию зрелости гонад, наполнение желудка, кишечника, степень внутреннего ожирения.

Мы вполне можем заменить друг друга, но лучше, когда каждый делает что-то одно: в этом случае приобретается навык взятия всех показателей, легче отмечаются небольшие отличия, как говорится, набивается глаз, то есть приобретается опыт. Конечно, весовые и линейные характеристики у разных наблюдателей будут одинаковы, а вот те, что определяются визуально, могут разниться, как было с цветом.

Количество рыбы в ведре уменьшается, пухнет чешуйная книжка, мы иногда обмениваемся не относящимися к делу репликами или переспрашиваем что-либо непонятное, но обычно работаем молча. Постукивают гири на весах, клацает ножницами Костя, шуршит бумагами Тамара.

Анализы, анализы, анализы… Самых разнообразных рыб. Их много ещё будет впереди в разное время суток, в разных местах и в разных океанах: Индийском со всеми его морями, Антарктике, Атлантике – от зябких вод банки Агульяс, расположенной южнее одноименного мыса, крайней точки юга Африки до запылённых ветрами Сахары – богатых рыбой вод Марокко. И всё для того, чтобы после, при осмыслении, постепенно, как на листе фотобумаги в медленно действующем проявителе проясниться отдельным чертам биологии, интимной стороне жизни рыб. Но вместе с получением ответа на одни вопросы тут же возникают новые. Теперь я знаю, что конца этому нет и, вероятно, не может быть.

После многих лет работы у меня зародилась и оформилась такая мысль: чем больше мы узнаём о жизни в океане, тем больше возникает вопросов о ней, просто эти вопросы более глубокие, на ином уровне знаний. Обычно, если мне доводилось выступать перед школьниками или в иной аудитории, помня собственный юношеский нигилизм, когда казалось, что всё уже открыто и познано и нашему поколению ничего интересного и нового не узнать, я приводил такое сравнение.

– Представьте себе круг, – и я рисовал на классной доске круг небольшого диаметра. – Всё, что внутри круга – это наши знания о мире, а внешний периметр его соприкасается с пока непознанным. Человечество развивается, накапливает знания, диаметр круга увеличивается, и периметр его соприкасается с всё большим и большим объёмом неизвестного. – Для сравнения я рисовал большой круг. – Так что не волнуйтесь, – утешал я слушателей, – вам и вашим потомкам работы хватит, лишь бы был интерес к познанию.

– Чёрт-те что! – Костя, приняв от меня очередного японского карася, чертыхается, вертя рыбу в руках, растерянно пощёлкивает ножницами над брюшной частью, не решаясь вскрыть её.

– Чего там? – наклоняюсь я к нему.

– Отверстия-то воняльного нет! – так Костя называет анальное отверстие.

– Как это нет? – восклицаем мы с Тамарой в один голос и подвигаемся ближе.

Самый тщательный осмотр рыбёшки размером с ладонь, сравнение её с другими нисколько не прояснили наше недоумение. Анального отверстия не было.

– Может быть, она, м-м-м, через рот приспособилась отрыгивать? – высказываю я предположение.

По внешнему виду рыбка совершенно нормальная, упитанная. Значит, она ела, а если ела, то и избавлялась от остатков переваренной пищи. Выделительная система разной степени совершенства есть почти у каждого живого существа. Но где оно? Изучаем рот, жаберную полость, но и там нет намёков на злополучное отверстие. В самом деле, чёрт-те что. Этого не может быть, потому что не может быть никогда, и всё-таки оно есть! Вот дилемма!

Остаётся последний путь. Вскрываем рыбу, хотя и очень жаль портить такой уникальный экземпляр, и принимаемся искать анальное отверстие, начиная от нижней части рта через брюхо до самого анального плавника, утратившего в данной ситуации смысл своего наименования. Раскрываем брюшную полость и, следуя к хвосту, осторожно перебираем внутренние органы. Рот, глотка, пищевод, желудок, кишечник (он изгибается почти на сто восемьдесят градусов в том месте, где в норме должен быть выход), кишочка тянется в обратном направлении к голове и заканчивается – поди, догадайся! – под мышкой, в подплавниковой впадине, в бесчешуйной кожной складке левого грудного плавника. И оно становится видным и открытым только тогда, когда плавник оттопыривается под прямым углом к телу. Вот как бывает!

У рыб, как и у прочих животных, не редкость появление различных уродств. Как-то в Каркинитском заливе Чёрного моря мы поймали осетра, изогнутого, как коленвал, в двух плоскостях. В заливе Сонмиани мне встретился сом-альбинос, различные отклонения бывают у ставрид, в особенности много их у ставрид рода декаптерус из вод архипелага Чагос, что невольно наводит на мысль – а не в этих ли краях зарождаются новые виды этих рыб? Бывают и вот такие феномены.