Читать книгу Учитель стал директором (сборник) - Леонид Аронов - Страница 6

После работы в колхозе директор полностью погрузился в срочные школьные дела. Он одновременно готовился к августовскому районному совещанию и к торжественной школьной линейке, посвящённой началу учебного года. Окончательно утвердил учебную нагрузку между преподавателями.

За лето отдел образования так и не смог найти учителей химии и физкультуры.

– Кому поручить химию, не представляю, – сказала завуч Валентина Михайловна. – На физкультуру рекомендую Гену Попова. Парень демобилизовался, физически очень развит. Он умеет играть в волейбол, футбол, теннис, хорошо ходит на лыжах, имеет первый разряд по лёгкой атлетике. Не пьёт. Из простой, очень порядочной семьи. Вежливый, скромный. Ещё один мужчина-учитель – благо для школы, в которой коллектив состоит практически из одних женщин. Гена работает в колхозе, в строительной бригаде. Я уговорю председателя, и он его отпустит к нам.

– Чудесно, – согласился директор. – Желательно, чтобы этот парень пришёл в ближайшие дни и написал заявление о приёме на работу в нашу школу.

Несколько дней Владимир Леонидович изучал личные дела учеников и педагогов, школьную документацию. Пришёл Гена Попов, парень выше среднего роста и приятной внешности. Директор с ним побеседовал, и молодой человек написал необходимое заявление, а затем вернулся в строительную бригаду плотничать до конца лета.

В середине третьей декады августа в Доме культуры райцентра Вишнёвка состоялась традиционная конференция педагогов. Зал был помпезно оформлен плакатами и букетами цветов. На сцене находился, покрытый красной бархатной скатертью, стол для членов президиума. В президиуме восседали: заведующая районным отделом образования, первый секретарь райкома партии и председатель райисполкома, лучшие учителя и директора школ, представитель обкома партии. Конференция началась с представления прибывших в район новых работников образования. Вызывали на сцену выпускников пединститутов, вручали им букеты и высказывали добрые пожелания. Вызвали и Ситникова. Он поднялся на сцену, и заведующая РОНО вручила ему букет, пожелав успехов на новом месте работы и здоровья всем членам его семьи.

Прозвучали доклады заведующей РОНО, директоров школ, учителей, представителя области. Подвёл итоги совещания первый секретарь райкома партии. После этого работники Дома культуры представили для участников совещания концерт, исполнив сольные, хоровые песни, танцы, шуточные сцены. Концерт всем понравился, и присутствовавшие разъехались по домам в хорошем настроении.

На следующий день в Вишнёвской школе № 1 состоялись семинары по предметам. Директоров школ и секретарей партийных организаций хозяйств собрали в зале заседаний райкома партии. В президиуме находился всего один человек – второй секретарь райкома партии Борис Игнатьевич Уксусов, узколицый, с седыми бровями и тёмными волосами, зачёсанными ото лба. Он, чувствуя себя безграничным хозяином, назвал фамилию директора Полянской школы. В середине зала встал сутулый мужчина, в очках с толстыми стёклами. Борис Игнатьевич властно потребовал:

– Доложите результаты минувшего учебного года.

Вставший директор оптимистически рассказывал, сколько в его школе учеников по списку, сколько окончили с медалью, что было сделано за лето по ремонту школы и для отдыха детей.

– Ты воду в ступе не толки, – грубо прервал его второй секретарь райкома партии. – Сообщи проценты общей и качественной успеваемости.

– Общая успеваемость 96,2 %, а на 4 и 5 учатся 28 %.

– Почему низкая общая успеваемость? Почему так мало учеников учится без троек? – громоподобно закричал Уксусов.

– Таков нынешний подбор учащихся, – философски ответил оробевший директор.

– Что?! Вы хотите сказать, что результат работы школы зависит от способностей её учеников, а педагогическая наука бессильна? – грозно допрашивал Уксусов.

– Я этого не говорил, – несмело защищался директор и, стараясь не потерять свой авторитет среди находившихся в зале коллег, попытался популярно объяснить секретарю райкома партии суть проблемы, – однако результат работы школы зависит не только от глубины знания учителями своих предметов и качества проводимых ими уроков. Он зависит от настроения учеников, от их желания учиться, от морального климата в семье и в микрорайоне, в котором они проживают.

– Так создайте такие условия в их семьях, на селе, чтобы дети учились только отлично и не было неуспевающих! Нет плохих учеников – есть плохие учителя. Нет плохих учителей – есть плохие руководители школ. Чёрт возьми, сделайте всё, что нужно! Постановление партии и правительства о всеобщем среднем образовании должно быть выполнено, – напирал Уксусов.

– Отношение к учёбе создаётся не только усилиями педагогов учебных заведений, – продолжал обороняться бедный директор.

– Ладно. Отставим дискуссию в сторону, – прервал его речь секретарь. – Говорите конкретно: на сколько процентов вы увеличите успеваемость учащихся вашей школы в предстоящем учебном году?

– На 0,2 % – общую успеваемость и на 0,3 % – качественную, – заверил руководитель школы. Возвышаясь над сидевшими людьми, он поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, поглядывая мутными от раздражения глазами.

– Хорошо. Запишем. Проконтролируем в августе следующего года, – Уксусов сделал запись в блокноте.

После этого он одного за другим поднимал и ругал ещё нескольких директоров, мужчин и женщин, требуя от них безоговорочного и качественного выполнения закона о всеобщем среднем образовании. Стоя, они молчали и соглашались, покорно склоняя головы.

На совещании было рассмотрено более десяти вопросов. Выступали партийные работники, глава района, представители райвоенкомата, милиции, профтехучилищ, больницы. Из выступлений всех докладчиков напрашивался вывод о том, что дела в образовании идут крайне плохо. «От всех вас зависит, – рассуждал Ситников, – быстрое решение хозяйственных проблем школ. Что же вы ругаете друг друга? Удивительно, чем выше по должности начальник, тем грубее он обращается с подчинёнными и тем меньше он чувствует свою личную ответственность за решение конкретных вопросов».

Владимир Леонидович никогда раньше не был начальником и не представлял, что можно публично так унижать директоров школ. Ему казалось особенно странным то, что эти директора, цвет местной интеллигенции, безропотно терпели оскорбления от партийных и прочих руководителей.

Разбор полётов продолжался почти пять часов без перерыва. Впереди Ситникова сидела женщина. Она нервно семенила ногами под стулом, и он догадался, что ей требуется срочно посетить уборную. Наконец совещание закончилось, и все присутствовавшие ринулись в туалеты.

Выйдя на улицу, Ситников несколько минут посидел в тени. У него разболелась голова, а на душе было гадко. Ни одного конкретного предложения на совещании он не услышал и считал, что впустую потерял время. Парторги и председатели колхозов остались по просьбе Уксусова.

Превозмогая усталость, Владимир Леонидович прошёл на автостанцию и успел забраться в последний автобус.

Салон оказался до отказа переполнен пассажирами. Директору пришлось стоять, крепко ухватившись за стойку, чтобы сдержать натиск людей и не упасть на сидевшую старуху. На вечернем автобусе возвращались в Никитовку те, кто жил в деревне и работал в райцентре. Они хорошо знали друг друга и коротали время за разговорами. Молодой мужчина спокойно отвечал на вопросы о своём разводе с женой. Сидевшая у прохода женщина в чёрном платке, глотая слёзы, рассказывала о жутких мучениях своей больной старой матери перед смертью. На остановках пассажиры выходили группами, продолжая беседовать. Когда автобус прибыл в Никитовку, в салоне остались всего два человека. Ситников вышел и ощутил свежий, приятный, прохладный воздух. В селе было тихо и безлюдно. Недалеко, за огородами, паслись на лужайке четыре телёнка. Возле ближайшего дома копошились в земле белые, пёстрые и чёрные куры.

Ни одного попутного транспорта в село Оглоблино пока не появлялось. Директор зашёл в магазин, купил пачку печенья и бутылку минеральной воды, затем подошёл к кудрявой толстоствольной лозине, встал в её тени и ел, посматривая на дорогу со стороны райцентра. Асфальтированное серое шоссе, залитое солнцем, было пустынно. Безлюдье. Тоскливо кричали пролетавшие грачи. Весело разговаривая, проехали на велосипедах мальчик и девочка. И опять – звенящая в ушах тишина. Никто не входил в магазин, не шагал по улице.

К директору подошла худенькая небольшая старушонка в запылённом белом платке, чёрной юбке и в мягких тапочках на босу ногу. Две сумки, связанные верёвочкой, висели на её плече, третью она держала в руке. Старушонка поставила сумки на траву и заговорила:

– Здравствуйте, Владимир Леонидович! Не удивляйтесь. Я из Оглоблино. Вы ещё мало с кем знакомы, а вас вся деревня знает: новый директор школы, грамотный, семейный, не пьющий, старательный. Я уже долго жду попутную машину – до сих пор ни одной. Так что не стоит терять время – двинемся пешком. Если догонит нас какая-нибудь машина, то подъедем на ней. А если нет, то и так дойдём. Погода хорошая, благодатная. А вдвоём, тем более с хорошим человеком, и дальняя дорога не такая уж и дальняя.

Директор доел печенье и запил водой и, подумав, решил, что она права: лучше, в самом деле, помаленьку идти, чем томиться в ожидании. Старушонка накинула на плечо две сумки. Ситников взял у неё третью. Попутчица довольно бодро зашагала, доброжелательно посматривая на него. Он решил, что она не такая уж старая, какой кажется на вид.

– Мне семьдесят второй год, – сказала старушонка.

«Ого-о-о! – с удивлением подумал Ситников. – В её возрасте прошагать 12 километров – такое здоровье не каждому дано».

– Семьдесят второй год, – повторила бабуля, перебрасывая сумки с одного плеча на другое. – Меня зовут Елена Фатьяновна. Я всю свою жизнь прожила в Оглоблино. Это сейчас народ избаловался: всем машины подавай! Господами стали! А раньше, особенно до войны, когда колхозники работали за трудодни и нам денег не давали, деревенские пешком ходили в Вишнёвку. Соберут полную корзину продуктов: яиц, сливочного масла, творога, сметану – всего понемногу – и айда пёхом. Рано утром, да что там утром – ещё ночью, выйдут с корзиной и через шесть часов будут на базаре. Продадут – вот тебе и немного денег. Отдохнут, пообедают в столовой – и назад. К вечеру уже дома и домашние дела все поделают, а утром – на колхозные поля. И никто не жаловался – все считали, что так и должно быть. Сейчас моя дочь в райцентре живёт с мужем. У них трое детей. Трёхкомнатную квартиру имеют. Вот я им и помогаю: снабжаю продуктами. Мой муж умер три года назад от язвы желудка. Ему сделали операцию – он не выдержал. А я одна управляюсь. Только корову, наверное, последний год держу. Тяжело: пальцы не слушаются. И ещё у меня шесть овец, три поросёнка, куры, гуси. Зять приезжает и помогает с заготовкой сена. Ну, а вы-то как к нам, в такую глухомань, попали?

– Я?.. – Машинально переспросил Владимир Леонидович и объяснил: – Я – по собственному желанию. Дом новый приглянулся, а работа учительская везде одинаковая, что в городе, что в деревне.

– Ничего, не пугайтесь, – старушонка внимательно и ласково посмотрела из-под запылённого платка в лицо директора. – В деревне жить можно. Если глубоко поразмыслить, то вначале, давным-давно, везде были одни деревни да хутора. Города появились позже. Так что все мы – потомки древнего деревенского люда. Горожане считают, что в селе – погибель, а не жизнь. Весь день, мол, в тяжёлой работе. Я неграмотная, и то знаю, что если физически не работать, то быстрее на тот свет уйдёшь…

Ситников неторопливо шагал по мягкой, наезженной в траве дороге и невольно присматривался к попутчице. Её лицо было всё в мелких морщинах, словно покрыто решёткой. Из-под косынки, серой от пыли, на затылке выглядывали седые волосы. А вот брови у бабушки, к его удивлению, были совершенно чёрные, без малейшего намёка на седину. Так вот почему она вначале показалась ему не очень старой!

Елена Фатьяновна шагала по-прежнему бодро, придерживая рукой верёвку, на которой висела поклажа. Её узкое запястье обтянуто загорелой кожей.

Во время прогулки местность показалась директору совсем другой, более красивой и интересной, чем через окно легковой машины, быстро несущейся по дороге. Справа, за густым зелёным кустарником, за деревьями виднелись разрушенные дома.

– Что там раньше было? – спросил Владимир Леонидович.

– Там была деревня. Называлась она в народе Жульевка, а, как бы сказать, по-научному, что ли, Копытово. Почему Жульевка? Потому, что её жители безнаказанно тащили всё из колхоза: фураж, сено, солому, зерно, лес. Сами ходили, как бродяги, в грязных одеждах, но трудились по-боевому в своих дворах, держали много всякой скотины, выращивали и продавали. Они, видимо, накопили много денег, разом выписались, купили в городе квартиры и уехали отсюда. Вот такие дела. Сталин хоть жестоко, но наказывал за воровство, поэтому колхозы удержал. Верно люди говорят: если человек сегодня украл иголку, то он завтра утащит корову.

Попутчица замолчала. Они продолжали путь. Ситников с интересом смотрел по сторонам, и всё ему нравилось.

– Вот здесь граница между нашим колхозом и соседним «Советский труженик», – пояснила старушка. – Значит, мы уже пять с половиной вёрст отшагали. Сейчас спустимся в лощину. Там имеется ключ с очень вкусной и полезной водой. Даже из городов приезжают, чтобы набрать воды в этом источнике, – попутчица свернула на ведущую вниз тропинку, в зелёной бархатной траве.

Недалеко от ручья, чуть выше из склона пробивался чистый, холодный, тоненький поток воды и впадал в вырытый колодец. Рядом с ним на колышке висела, надетая вверх дном, стеклянная банка.

Путники с наслаждением маленькими глотками напились прохладной воды из банки, присев на лавочку передохнуть.

Солнце нависло над холмистым горизонтом. Жара спадала. Пели птицы, квакали лягушки, журчал ручей. Ситникова начали донимать комары. Но всё равно в этой пологой зелёной лощине, украшенной пёстрыми цветами, жителю города было приятно и комфортно.

К вечеру они пришли в Оглоблино. Владимир Леонидович за день изнемог так, что еле волочил ноги. На прощание он пристально всмотрелся в лицо немолодой попутчицы, желая увидеть на нём хоть какие-то следы усталости. Её лицо было спокойно, добродушно, и старушка не казалась утомлённой. Маленькие хитроватые глазки сияли по-прежнему приветливо.

– До свидания! – сказала попутчица. – Пойду кормить своё проголодавшееся стадо.