Читать книгу Подлинная история Любки Фейгельман - Леонид Бежин - Страница 8

Принц пожаловал ко мне сам – без моего приглашения. Причем постарался, чтобы жена ничего об этом не знала: выбрал утренние часы, когда та отправлялась за покупками. Впрочем, покупками это назвать можно с большим трудом, поскольку Альфонсина никогда не расплачивалась наличными и просила все записать ей в долг, после чего сама вырывала страничку из долговой книги – якобы для того, чтобы вырванная страничка служила ей напоминанием о том, сколько она должна.

Сальвадор застал меня за чтением трактата Бонавентуры «Путеводитель души к Богу», созданного им в Италии, на горе Альверно, где молился Франциск Ассизский и где ему были ниспосланы (дарованы) стигматы – кровоточащие раны от гвоздей, пронзивших ладони распятого Христа. Поэтому я храню этот трактат как одно из ценнейших и редкостных изданий в моей библиотеке. Бумага его пожелтела, стала ломкой, крошится, поэтому я пользуюсь им с величайшей осторожностью, бережно переворачиваю страницы и оберегаю их от солнечного света.

Святого Бонавентуру глубоко чтил Георг VIII, дед королевы Ядвиги, отличавшийся особой набожностью и даже подумывавший о том, чтобы к концу жизни уйти в монахи, сменить королевскую мантию на вериги и власяницу. Но наш архиепископ не благословил Георга на духовный подвиг, посчитав, что он ему не по силам. Король был вынужден отказаться от своего благочестивого намерения, хотя власяницу он все же носил, спрятанную под бархатным камзолом и голландской – тончайшего сукна – рубашкой.

Перед смертью король завещал поставить святому Бонавентуре памятник, но оставленные им для этого золотые монеты (дукаты) растратили на костюмированные балы, фейерверки, празднества фонтанов и прочие развлечения. Таким образом, наше королевство было лишено покровительства святого, что, конечно, сказалось на его дальнейшей судьбе.

Не захотели Бонавентуру – получили Альфонсину, чье нашествие стало возмездием для монархии, наказанием за легкомыслие и забвение святых обетов. Я, конечно, не упустил случая намекнуть об этом принцу во время нашего разговора. Впрочем, Сальвадор сам затронул эту тему, но, воспитанный в эпикурейском духе, затронул весьма поверхностно, без должного пиетета.

– Это тот самый Бонавентура, которому все собирались поставить памятник на площади перед ратушей, но так и не поставили? – спросил принц, через мое плечо заглядывая в книгу и осведомляясь о том, что, на его взгляд, было скорее забавным, чем преступным упущением.

– Да, тот самый Бонавентура, – сказал я, не скрывая, что не нахожу в этом ничего забавного. – За то, что не поставили, может последовать наказание. Даже возмездие.

– Ну уж, ну уж… – Сальвадор счел нужным показать, что я слишком уж разошелся, и изобразил добродушное намерение меня укротить. – Я как-то в это не слишком верю. Возмездие! Мне кажется, это смешно. Смешной век – смешные угрозы.

Я пожал плечами, позволяя принцу думать, как ему хочется, но воздерживаясь от того, чтобы с ним согласиться. При этом я не стал указывать ему на Альфонсину, не предполагая, что через минуту принц сам заговорит о ней. Более того, из его слов станет ясно, что Альфонсина и есть то самое возмездие, от которого я его предостерегал.

Я почтительно встал, соблюдая все правила этикета, не позволявшие мне сидеть в присутствии принца.

– Прошу меня извинить…

– Ну что вы, что вы… Без церемоний. Сидите. Ваш почтенный возраст… Да и к тому же мы с вами давние друзья. Я, собственно, зашел посоветоваться.

– Я весь внимание, Ваше Высочество.

– Особого внимания тут не требуется. Просто… – сказал принц с напускной беспечностью, как говорят в том случае, когда на самом деле все не просто, а сложно.

– И все-таки я внимательно слежу за каждым вашим словом.

– За каждым? Ха-ха-ха! Но есть же слова пустые и праздные, не заслуживающие подобного отношения.

– Но не из ваших уст…

– Благодарю. Так вот я о чем… У моей жены, в ее прелестной, маленькой головке возникла идея. Идея отчасти спорная, если не сказать вздорная… Впрочем, не буду вам навязывать свое мнение, а лучше прислушаюсь к вашему.

– Какая же идея?

– М-ммм… как бы это выразиться, чтобы вам было понятно. В самой общей и, не скрою, парадоксальной форме эта идея сводится к тому, что отнюдь не Франция и не прочие европейские страны были источником истинной свободы, а… угадайте…

– Ну уж Азия сюда никак не подходит…

– Африка! – поправил меня Сальвадор, подставляя на место ошибочно названного единственно правильный источник истинной свободы. – Африка, Африка, дорогой мой. Во всяком случае, так полагает моя жена. Она ведь по крови… это вам, надеюсь, известно…

Я с молчаливой значительностью склонил голову, тем самым подтверждая свою осведомленность.

– Ну а в конкретной форме?.. – задал я наводящий вопрос.

– Вы об идее моей жены? Ее конкретное намерение – сложить с себя королевские полномочия, отказаться от королевских обязанностей, а заодно и привилегий, покинуть дворец, зажить частной жизнью и тем самым обрести истинную свободу, – после недолгой паузы принц решил, что я, наверное, не совсем его понял, раз смотрю с таким удивлением и растерянностью, и добавил: – Поясню на одном примере. Иногда дома, в интимной обстановке, Альфонсина самозабвенно исполняет для меня африканские танцы, босая, с погремушками. Вот истинная свобода! Но ведь на королевском балу такое себе не позволишь. А без этого она тоскует и хандрит. Поэтому готова плюнуть на все выгоды своего положения и вернуться к частной жизни.

– Ах! – невольно вырвалось у меня, хотя в иное время я умел сдерживаться от подобных восклицаний.

– Что означает этот ваш возглас? – принц кисло улыбнулся, показывая, что не все возгласы он встречает с одинаковым энтузиазмом.

Я с трудом нашелся что ответить.

– Пока он, вероятно, означает… означает лишь то, что для меня это полная неожиданность.

– Для меня самого тоже, признаться. Но вслед за чувством неожиданности в голову приходят некие соображения. Какие, например, соображения у вас?

– Поначалу я хотел бы знать о соображениях вашей жены…

«Если она способна соображать…» – подумал я про себя, но вслух, естественно, этого не высказал.

– Собственно, это уже должно быть ясно. Жена, по ее словам, хочет вырваться из удушающей обстановки дворца, где все поступки, суждения и фразы предписаны ритуалом, и зажить свободной, самостоятельной жизнью.

– А вы?

Сальвадор смутился и покраснел всем своим некрасивым, вытянутым лицом, мало изменившимся с той поры, когда он был ребенком.

– Я должен ради нее. Кроме того, Альфонсина мне внушает, что наш уход будет местью за автомобильную катастрофу.

– Простите, не понял.

– Ну, за смерть моей матери, сброшенной со скалы. Альфонсина называет это автомобильной катастрофой. Меж нами так принято, чтобы прислуга… и вообще… своеобразный тайный язык.

– И вы сами хотите мстить королеве, вашей родной бабке? Да еще таким способом? Вы же сведете ее в могилу. Королева и так слаба. К тому же не она это все подстроила…

– Не она, но с ее ведома. Впрочем, не уверен, что я хочу. Но если я откажусь… Альфонсина мне этого не простит.

– Не позволяйте ей верховодить. Извините, – я опустил глаза, сожалея о своей несдержанности в выражениях.

– Так вы считаете?.. – Сальвадор не придал значения моим извинениям. – Мне не следует слушать жену? Это ваш совет?

Я твердо ответил:

– Да, – и добавил для убедительности: – На том стою и не могу иначе.

– Я вам очень признателен. Очень… очень… – принц с благодарностью пожал мне руку, но, видно, у него еще оставались сомнения, которые он не решался высказать, и поэтому с замешательством поправлял замявшийся кружевной воротничок своего камзола.

– Что вас еще беспокоит?

– Возможно, это детские страхи, но Альфонсина припугнула меня своим колдуном. Еще она пригрозила, что в случае моего отказа уколет меня ядовитым ногтем.

– Так это правда, что у нее ядовитый ноготь и она выписала колдуна из глухой африканской деревни?

Принц торопливо поправился:

– Припугнула и пригрозила в шутку, конечно. А там кто его знает… Не хочу думать о плохом, но после этих танцев… от нее можно ждать всего. Горячая кровь. Африканка!

На этом мы и расстались. Напоследок Сальвадор попросил меня:

– Знаете, чем вы меня очень обяжете… при случае скажите королеве… – он задержался на пороге моей библиотеки, но сказал все-таки не о том, о чем собирался сказать вначале: – Скажите, чтобы в случае моей внезапной смерти памятник святому Бонавентуре перед ратушей все же поставили.

После этого Сальвадор удалился, и я не успел ничего произнести ему в утешение.