Читать книгу Магнетизерка - Леонид Девятых - Страница 2

От разорвавшегося саженях в пяти пушечного ядра Ярый встал на дыбы и повалился набок, подмяв его под себя.

– Живы, поручик? – склонился над ним секунд-майор Татищев, прикомандированный к их полку незадолго до штурма Дербента.

– Вроде жив, – попытался улыбнуться он, безуспешно стараясь высвободиться из-под дергающегося в предсмертных судорогах коня.

– Я помогу, – спешился секунд-майор, и с его помощью ему удалось кое-как выкарабкаться. Мундир был в крови Ярого, который, вряд ли сознавая, что с ним происходит, закатил в предсмертной агонии глаза и конвульсивно дергал ногами, словно все еще скакал вместе с хозяином в атаку.

– Вы ранены? – спросил Татищев, покосившись на кровь.

– Нет, это кровь коня.

Граната плюхнулась совсем недалеко от них, испуская дымок и угрожающе шипя. Сейчас она разорвется и брызнет десятком смертельных осколков в живот, грудь, лицо…

– Ложись! – крикнул Татищев и дернул его за рукав мундира, увлекая на землю. Граната, мячиком покрутившись в траве, рванула огненным пламенем, и гром от ее взрыва заложил уши.

Когда дым рассеялся и Нелидов открыл глаза, то увидел, что над ним склонилась рябая физия Ферапонта, старого камердинера отца. Старик дергал его за руку и дышал на него амбре из лука и квашеной капусты, от коего с похмелья очень даже запросто могло стошнить. Словно заведенный механизм, Ферапонт повторял:

– Поднимайтесь, барин, с вашим батюшкой худо. С барином Борисом Андреевичем худо, вставайте, барин.

– Пошел к дьяволу, – щурясь спросонья, отпихнул его Андрей. – Я нынче болен.

– Поднимайтесь, барин, с вашим батюшкой удар случился, – настаивал тот. – Беда!

Андрей рывком поднялся на постели, и в голове тотчас забили своими молотами безжалостные молотобойцы. Нелидов сжал обеими руками виски, кое-как при помощи Ферапонта накинул архалук и поплелся за камердинером.

Отец лежал на полу в библиотеке, красный, с раздувшимися щекой и шеей, и вращал глазами. Завидев Андрея, он заворочался и промычал нечто нечленораздельное, тщетно силясь что-то сказать. Затем затих, вперив свой горящий взор на сына. Пахло уксусом и альтонскими каплями, кои камердинер считал панацеей от всех хворей и напастей, ибо однажды они помогли ему избавиться от лютого запора урины.

– Когда это случилось? – присел Андрей около отца, не спускающего с него взора.

– С полчаса тому, может, чуть более. Барин прошли в библиотеку, затем громко закричали, а когда я прибег, они уже лежали на полу, – сокрушенно ответил Ферапонт. – Я велел Лизке принести альтонских капель, и мы дали ему их выпить. Сам он не мог, и мы влили их ему в рот.

– За доктором послали?

– Семка побег. Чай, на обратном пути уже.

Андрей поднялся с корточек, и ему в глаза бросился раскрытый тайник в подлокотнике кресла, где хранилась «Петица». Так вот в чем дело! Отец прошел в библиотеку, открыл тайник, не обнаружил в нем «Петицы», и его хватил удар. Что же он наделал?!

Липкий холодный пот пробил его с головы до пят. Какой же он мерзавец! Это он виноват в том, что случилось с отцом!

– Я перенесу его на диван, – хрипло произнес Андрей и, наклонившись, поднял отца с пола, стараясь не встречаться с ним взглядом. Ферапонт устроил в головах подушку, и Андрей бережно, как ребенка, положил на диван отца. Тот по-прежнему неотрывно смотрел на него, и от его взгляда Андрею было так муторно и тяжко, что впору было завыть.

* * *

– Katalepsus, – немедленно констатировал доктор Сторль, открывая свой пузатый саквояж с лекарскими инструментами. – Почти полный паралич и онемение нервов.

– Как это понимать? – посмотрел на доктора Андрей.

– Нервы, сударь, это такие жилы или, для лучшего объяснения скажем, веревочки в теле людей, кои выходят от мозга и суть начало и чувствам, и движениям всякого человека. Они у вашего батюшки онемели, то есть не побуждают никаких телесных движений. Зато он совершенно не чувствует никакой боли.

– Это опасно? – с дрожью в голосе спросил Андрей.

– Поднимите его повыше, – вместо ответа произнес Сторль, – надо, чтобы он не лежал, а полусидел. И оголите ему грудь. Так, – добавил доктор, когда Андрей все исполнил, – теперь все выйдите из комнаты.

– Но…

– Я что, плохо изъясняюсь по-русски? А мне казалось, что за тридцать лет пребывания в вашей стране я вполне прилично научился говорить, – желчно произнес Сторль, не удосужившись даже повернуть в сторону Андрея голову. – Да, и пришлите ко мне, пожалуйста, горничную почистоплотней.

Нелидов и камердинер вышли. Прислав доктору горничную Лизку, встали у дверей библиотеки, думая каждый о своем.

Андрей горестно размышлял о том, что не будет ему прощения, если отец умрет. А старый Ферапонт, незаметно кося глаза на молодого барина, сокрушался, что ежели умрет старый барин – что, конечно, шибко жаль, – то молодому господину он станет не нужон, и отошлют его в дальнюю деревню доживать свой век, и ладно еще, ежели не придется христарадничать.

Более часа прождали вот так, подпирая плечьми стены, а когда Сторль вышел, кинулись к нему с вопросами.

– Ну, что? Как он?

– Плохо, – объявил доктор. – Он волновался в последнее время? Переживал за что-либо?

– Он много работал, – неопределенно ответил Андрей.

– Что ж, удары случаются и от этого. – Сторль как-то странно посмотрел на Нелидова и, будто решившись, сказал: – У вашего батюшки произошел разрыв кровяных жил и, возможно, образовалась внутримозговая опухоль. Положение весьма серьезное, посему я намерен собрать у вас вечером консилиум из наших ведущих врачей и хирургических операторов. Часов в пять пополудни вас не стеснит?

– Да боже мой, делайте все, что считаете нужным, только спасите отца! – мало не воскликнул во весь голос Андрей. – Прошу вас, помогите ему!

– Я сделаю все, что смогу, – заверил его доктор. – Покуда я пустил у него кровь из шейных жил и велел вашей горничной прикладывать к голове примочки из холодной воды, уксусу и нашатыря. Чуть позже надлежит сделать ему ножную ванну из теплой воды и затем обмазать его икры горчичным тестом. И постоянно поить его яичною водою с лимонным или клюквенным соком. Вы поняли меня?

– Понял, – почти по-военному ответил Андрей и с несвойственным для него выражением благодарности посмотрел на доктора. – Спаси вас Бог, сударь.

– Благодарить после будете, – нахмурился тот, – ежели мы вашего отца на ноги поставим.

– А это возможно? – с надеждой спросил Андрей.

Но доктор лишь покачал головой.

Ровно в пять пополудни в спальне Бориса Андреевича, куда перенес его Андрей после осмотра доктора Сторля, собрались, кроме доктора, еще четверо столичных светил врачебной науки, при орденах, лентах и прочих отличиях статских генералов. Более двух часов они разглядывали язык Бориса Андреевича, щупали пульс, трогали его шею и затылок и проводили, прости господи, аускультацию сердца и легких, а потом еще с час задумчиво бормотали на латыни заумные речения, то и дело поглядывая в сторону больного. Андрей волновался, как мальчишка, вслушивался в непонятные ему фразы, следил за выражениями лиц докторов и старался поймать их взгляды. Но сделать какие-либо выводы относительно положения отца было невозможно, светила явно темнили, скованные его присутствием, и в ответ на его вопросы только разводили руками. Однако скоро они забыли о нем, благо Андрей пересел в дальний угол и более ничем не обозначал своего присутствия. Положение отца постепенно стало проясняться, что, впрочем, принесло Андрею вовсе не успокоение, но боль и тревогу.

– А я говорю, что надо продолжать пускать больному кровь, ставя пиявиц к его вискам и почечуйным жилам, именно почечуйным, ибо он подвергся геморрагическому удару, – безапелляционно заявлял один из светил. – Это более действенно, нежели пускать кровь из ручных или ножных жил.

– Вряд ли, профессор, это ему поможет, – хмурился другой. – Положение больного таково, что надо в любую минуту ожидать ухудшения его самочувствия и, возможно, судорог и колик.

– Зря вы сомневаетесь. Я вот вам сейчас расскажу один случай…

– Мы должны до последнего бороться за жизнь больных, даже если они безнадежны.

– Верно, профессор. Вы абсолютно правы.

– Да кто ж спорит? Бороться за жизнь больных, даже если это не принесет никаких положительных результатов – наш долг.

– Господа, мне кажется, мы забыли о промывательных. Это просто необходимо.

– Сомневаюсь я в необходимости промывательных и последующего вслед за этим выпоражнивания, мой дорогой профессор. Больной и так на грани жизни и смерти, а тут еще этакие добавочные потрясения. Господину Нелидову нужны полный покой и неотлучная сиделка, дабы наблюдение за ним было неукоснительно постоянным. Опасность для жизни, конечно, существует, но при надлежащем уходе и впускании через известное отверстие в теле лекарств и пищи посредством клистирной дудочки надежда на выздоровление вполне реальна и осуществима.

– Зря вы сомневаетесь. У меня вот был случай…

– Главное, не дать больному простудиться. В его состоянии, как мы знаем, весьма легко схватить простуду, а с ней и пневмонию. Пневмония его убьет, – глубокомысленно произнес один из профессоров.

– Да он и так умрет, безо всякой пневмонии. Следует признать, господа, что врачебная наука покуда не в состоянии справляться с подобного рода заболеваниями.

– Так значит, у меня был случай…

– В Малороссии невладение членами и даже полную каталепсию с отличным успехом лечат муравьями.

– Прошу прощения, профессор, как это – муравьями?

– А так, дорогой коллега. Идут в лес, насыпают живых муравьев вместе с их гнездами в мешки, ежели поражено все тело, либо наволоки, если, к примеру, не двигается рука или нога, и надевают потом эти вместилища вместе с муравьями на пораженные члены или все тело. Завязывают плотно, чтобы муравьи не могли расползтись, и не снимают два или три дня. Муравьи ползают по членам, кусают их, и эфирно-летучее начало, коим изобилуют эти животные, производит столь сильное возбуждение в теле, что больной начинает потеть, как от сильного жару в парной бане, после чего онемевшие члены понемногу начинают двигаться. Так можно повторять по нескольку раз, с перерывами, конечно.

– Вы прелагаете советовать господину Сторлю лечение муравьями?

– Я ничего не предлагаю, я только констатирую, что подобный факт существует.

– Господа, касательно промывательных и принудительного выпоражнивания, у меня был случай…

Врачебный консилиум окончился только часам к девяти. Когда светила, наговорившись и получив внушительные гонорары, ушли, доктор Сторль обратился к Андрею:

– Кажется, вы все слышали?

– Слышал, – отозвался тот уныло. – Этот, длинный и худой, совсем не верит в выздоровление отца.

– Профессор Малышев, хирургический оператор?

– Кажется, да.

– Он самый опытный. Впрочем, – Сторль виновато посмотрел на Андрея, – простите, но я тоже мало верю в благоприятный исход лечения вашего отца. Конечно, все, что будет в моих силах, я сделаю, но вы должны быть готовы к худшему. У вашего батюшки действительно геморрагический удар и кровяная опухоль в мозге. И рост ее мы остановить не в силах. В таком состоянии больные обычно не живут долее двух-трех дней.

Андрея после этих слов качнуло, и он едва не рухнул на пол.

– Неужели ничего нельзя сделать?

Он беспомощно посмотрел на доктора, как смотрят дети, когда не знают, как им надо поступить.

По своему обыкновению, доктор Сторль промолчал. А потом неожиданно произнес фразу, которую Андрей, не будь он в крайне подавленном состоянии, воспринял бы не иначе как издевку или, в лучшем случае, как весьма не умную шутку:

– Попробуйте обратиться к госпоже Турчаниновой.

– А кто это?

– Девица. Зовут ее Анна Александровна. Она иногда занимается врачебной практикой. По собственной методе. Имеются поразительные результаты.

– Она знахарка?!

– Не совсем. Попытайтесь уговорить ее помочь вам. Она живет в вашей же улице.