Читать книгу Магнетизерка - Леонид Девятых - Страница 3

– Госпожа, ротмистр Нелидов просит принять.

– Я не принимаю.

«Негу от нее вбирать… Нет, не годится. Нега слишком… такое… интимное словечко. Лучше жребий. Да, жребий… свой… благословлять! Ну-ка, что получается?

Еще одна строфа, и стих готов. О, когда бы в сем веденьи, нет, лучше в сем спокойстве посещенье грела Муз, всех душевных наслаждений… Наслаждений? Да что с тобой? Лучше все-таки удовольствий…»

– Он не уходит.

– Кто?

– Ротмистр Нелидов.

– Скажи ему, что меня нет.

– Я уже сказала ему, что вы есть, барыня, и велели мне сказать, чтобы я сказала ему, что вас нет и вы не принимаете.

– Ты сама-то поняла, что сейчас наговорила? – строго посмотрела Анна Александровна на горничную.

– Поняла.

– И что он ответил?

– Что ему «крайне важно вас видеть».

– Хм. Ладно, ступай к нему и передай, пусть ждет.

«…удовольствий, удовольствий… Заключила б я союз!»

– Итак… – произнесла она вслух и дописала к первым двум строфам третью:

«Славно! Ну, что теперь скажет мадам Хвостова? Неужели Александрин отважится назвать эти стихи слабыми и лишенными жизни? Правда, саркастический князь Белосельский непременно обругает их «бабьими»… Но я и не мужчина вовсе! Мне положено писать «бабьи» стихи. – Тут госпожа Турчанинова на миг задумалась. – С другой стороны, какая я баба – в своем затянувшемся девичестве?..»

Раздался бой часов. И вовремя, иначе Анна Александровна вконец бы запуталась и тем наверняка испортила бы себе настроение.

Часы на камине показывали без четверти одиннадцать утра. Почему этот настырный ротмистр не мог дождаться хотя бы одиннадцати и прийти в нормальное для визитов время? И что это за дело, если ему «крайне важно» ее видеть?

Анна дернула сонетку.

– Этот… Нелидов ушел? – с надеждой спросила она пришедшую на зов горничную.

– Нет, дожидают.

– Надо говорить не «дожидают», а «ожидают» или «дожидаются», – поправила ее Анна. – Повтори.

– Ожидают или дожидаются, – механически повторила горничная.

– Что ж, – вздохнула Турчанинова. – Проси.

Такие молодые люди, как вошедший в гостиную гвардейский ротмистр, никогда не обращали внимания на Анну. На нее вообще никто не заглядывался, хотя, присмотревшись к ней внимательней, можно было бы заметить, что у нее очень выразительные черные глаза и точеная фигурка с прекрасно очерченной грудью. Правда, одежда темного цвета, более похожая на монашеское одеяние, нежели на женское платье, начисто скрывала оба последних достоинства, и еще никто из мужчин не мог похвастать, что видел тонкую щиколотку Анны Александровны. Иначе же человеку опытному сей щиколотки было бы довольно для того, чтобы сделать вывод, что и ножка мадемуазель Турчаниновой неплоха, а попка аппетитна, как у большинства дам, имеющих тонкую щиколотку. К тому же портили впечатление копна черных волос, не всегда хорошо уложенных, и дурацкий берэт пунцового или малинового цвета, коий ей нисколько не шел, но она всякий раз надевала его на выход. Словом, Анна Александровна Турчанинова была, конечно, не брильянтом, но неким драгоценным камнем уж точно. Правда, без огранки и должного ухода. Малый же росточек и вовсе делал ее в своем одеянии почти незаметной, до коей многим, ежели не всем, не было никакого дела.

А ротмистр был настоящий красавец! Росту, верно, без пяди три аршина, косая сажень в плечах, голубые глаза. Настоящий русак! Таких красавцев, как он, только и встретишь, как в императорском дворце или на плац-параде. Впрочем, чтобы встретить подобного рода молодых людей, надобно бывать в свете, а Анна Александровна этого до крайности не любила. Ежели она и бывала в обществе, так только в литературном салоне своей короткой приятельницы Александрин Хвостовой, которая жила на набережной Фонтанки и именно там устраивала свои литературные вечера.

– Прошу прощения за ранний визит, сударыня. Мы не представлены друг другу, однако крайне важные обстоятельства, приведшие меня к вам, вынуждают несколько нарушить приличия, принятые в обществе, и вы, узнав о сих обстоятельствах, смею надеяться, поймете и простите мне мою невольную навязчивость.

Ротмистр сочинил этот витиеватый монолог, пока покорно ожидал появления Турчаниновой, и теперь выпалил его, как выученный накрепко урок.

– Позвольте представиться. Ротмистр Нелидов. Андрей Борисович.

– Анна Александровна Турчанинова.

– Очень приятно, – произнес Нелидов вежливую фразу, хотя его полные тревоги глаза говорили о том, что сие знакомство скорее нужно ему, нежели приятно. Впрочем, Анна Александровна не очень этому удивилась.

– Слушаю вас, господин ротмистр, – сказала она и села в кресло. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Нелидов поблагодарил, но остался стоять. Верно, тревога и беспокойство, коими весьма заметно веяло от него, не позволяли ему сесть, чтобы изложить причину своего визита.

– С моим отцом случился удар… Положение его крайне тяжелое… и ему необходима помощь, – заговорил он. – Иначе он умрет… через несколько дней…

– Простите, но я не врач и…

– …у него нашли кровяную опухоль в мозге…

– …у меня нет лицензии от Врачебной управы…

– …она продолжает расти…

– …ее мне просто не дали, а это значит, мне не разрешено заниматься какой бы то ни было врачебной практикой…

– …и доктор Сторль посоветовал обратиться к вам…

– …Доктор Сторль?

– Да.

Собеседники наконец-то услышали друг друга.

– А вы не путаете? Доктор Сторль как раз был одним из тех, кто категорически воспротивился выдать мне разрешение на получение врачебной лицензии.

– Нет, не путаю, – устало произнес Андрей и опустился в кресло.

Анна Александровна впервые пристально посмотрела ему в глаза, беспокойные, мечущиеся, исполненные чувства вины и безысходности. Что ж, если доктор Сторль подал ротмистру надежду, сославшись на нее, так пусть это будет на его совести. Очевидно одно: она обязана хотя бы попытаться помочь.

– Расскажите, что случилось с вашим батюшкой.

– Это случилось утром, – Нелидов опустил голову. – Меня разбудил камердинер отца и сказал, что…

– Нет, – перебила Нелидова Анна. – Расскажите мне о причинах, вызвавших апоплексию.

– Боюсь, мне они неизвестны, – сказал ротмистр. Чувство вины выплеснулось из его глаз и заполнило комнату. Так показалось Анне. А то, что кажется, и то, что есть, – не две ли стороны единой действительности?

– Если я не буду знать причин, вызвавших болезнь, то лечение, скорее всего, будет бесполезным. Если попытаться устранить причины, вызвавшие заболевание, то можно бороться с болезнью более успешно, – заявила Анна.

– Но… я действительно не знаю, – глядя мимо Турчаниновой, промолвил Нелидов. – Отец в последнее время много работал с разными бумагами, и…

– Прощайте, – поднялась с кресла Анна. – И впредь прошу меня более не беспокоить.

– Но…

– Вы мне лжете, – жестко сказала она. – Поверьте, при желании я могу выведать у вас все, о чем вы сами давно забыли. Но это будет мое желание. Вашего я не вижу, хотя за помощью обратились вы.

– Что ж, извольте, – ротмистр опустил голову, и Анна увидела, как заметно пунцовеют его лицо и уши. Невероятно! Красавец гвардейский ротмистр, по виду гуляка и ловелас, умеет краснеть, словно молоденькая пансионерка! Верно, не весь еще мир находится под черной пятой зловещего Тартара, и есть, выходит, пусть крохотная, но надежда, что злу никогда не удастся завладеть всеми человечьими душами.

– Нет, не «извольте»! Не надо делать мне одолжения, – чуть не прикрикнула на него Турчанинова. – Я вовсе не собираюсь зубными клещами вытягивать из вас признания. Это должны сделать вы сами, к тому же охотно.

«Боже, откуда у меня этот менторский тон и желание всех поучать? Вначале горничную, теперь вот этого ротмистра? Неужели старею?» – подумав это, Анна вернулась в кресло.

– Я жду.

– Я выкрал из библиотеки отца очень важную для него книгу, – уставившись в узоры ковра на полу, медленно произнес Нелидов. – И когда он обнаружил пропажу, с ним случился удар.

– Зачем вы украли книгу?

– Я проиграл в карты большую сумму денег и, чтобы рассчитаться, взял ее из библиотеки отца и продал.

– Рассчитались? – не без презрительной нотки в голосе спросила Анна.

– Да, – тихо ответил ротмистр и поднял глаза. – Поймите, карточный проигрыш – это долг чести, и если бы я его не отдал…

– Вас бы погнали из гвардии, – закончила за него Турчанинова.

– Да, – еле слышно произнес Нелидов.

– Сколько вы проиграли? – поинтересовалась Анна.

– Семьдесят тысяч.

– Семьдесят тысяч? За эту сумму вы продали… взятую из библиотеки отца книгу? – удивилась Анна.

– Да.

– Что же это за книга?

– Она называется «Петица».

Что-то давно забытое пронеслось в ее мыслях и тут же улетучилось. Так иногда случается: приснится вам сон, и, проснувшись, вы тщетно пытаетесь его вспомнить, ибо он кажется чрезвычайно важным, но в сознании не сохранилось ничего, кроме каких-то неясных всполохов. Память отказывается служить вам, и вы, изрядно помучившись, оставляете попытки его вспомнить. Поэтому Анна не стала ломать голову над тем, где она могла слышать название книги и в связи с чем. Поняла, что вспомнить все равно не удастся.

Собралась Турчанинова скоро. Когда она, согласившись помочь, попросила Нелидова «подождать пять минут», ротмистр вздохнул и сел в кресло, невольно бросив взгляд на каминные часы и приготовившись к длительному ожиданию. Ведь известно, сколь «скоро» собираются женщины. Однако ровно через пять минут Турчанинова вышла.

– Я готова, – сообщила она, и Нелидов быстро поднялся, машинально отметив для себя некоторую странность наряда Анны Александровны. На ней было креповое черное платье, весьма свободное для ее щуплой позитуры, застегнутое до самого подбородка. И ежели бы не малинового цвета берэт, ее вполне можно было бы принять за монашку или послушницу, готовящуюся вот-вот принять постриг. Впрочем, одеяние госпожи Турчаниновой менее всего волновало Андрея Борисовича.

* * *

В спальне Бориса Андреевича Нелидова царил полумрак, большие окна закрывали тяжелые шторы – нелишняя мера, чтобы избежать сквозняков, могущих вызвать простуду, смертельную для организма, растерявшего все охранительные жизненные силы. Андрей Борисович, осторожно ступая, вошел в спальню. На опухшем лице отца живыми выглядели только глаза, и смотрели они на Андрея с укором и мольбой.

– Вот, познакомьтесь, Анна Александровна Турчанинова, – произнес Андрей, отходя в сторону и пропуская вперед себя Анну. – Она любезно согласилась врачевать вас, и теперь вам придется слушаться ее во всем.

Он попытался улыбнуться, но из этого ничего не получилось. Взгляд отца жег, не давая говорить.

– Добрый день, господин Нелидов, – сказала Анна и присела на краешек стула возле постели. – Я здесь, чтобы попытаться вам помочь.

Борис Андреевич продолжал неотрывно смотреть на сына.

– Он нас слышит? – прошептал Андрей.

Анна кивнула.

– Оставьте нас вдвоем, пожалуйста.

Нелидов-младший воспротивиться не решился и покорно вышел из спальни.

Если вы думаете, что Анна Турчанинова начала с того, что, оптимистически взглянув в глаза Бориса Андреевича, произнесла эдаким бодрым голосом обычную для врачевателей фразу типа: «Что, сударь, приболели малость?» или «Ну, и что это мы здесь лежим-полеживаем»? – то вы глубоко ошибаетесь. Ничего подобного не случилось и близко. Напротив, Турчанинова, даже и не глядя на больного, стала вдруг часто и быстро сжимать и разжимать свои кулачки, а потом потерла одну ладонь о другую, будто какой негоциант, свершивший выгодную сделку. Затем, ни слова не говоря, она поднялась и, наклонившись над ним, обратила пристальный взор прямо в глаза Нелидова.

Дальнейшие ее действия вызвали бы у возможного наблюдателя недоумение, а может, и нервический смешок. Приблизив ладони к лицу Бориса Андреевича и почти касаясь его, она стала совершать дугообразные движения изнутри наружу, как бы поглаживая лик больного. Затем она проделала те же манипуляции возле его груди, живота и ног.

Когда она произвела свои раппорты трижды, лицо Нелидова порозовело и опухоль с него стала спадать.

– Пошевелите рукой, – приказала ему Анна.

Борис Андреевич повиновался.

– Теперь ногой, – таким же тоном сказала ему Турчанинова.

Нелидов согнул и разогнул под одеялом ногу.

– А теперь скажите что-нибудь.

– Позовите сына, – вполне внятно произнес он.

– А вы сами разве не можете этого сделать? – не очень вежливо ответила Анна, не спуская с него глаз.

Борис Андреевич приподнялся и дернул сонетку. Тотчас двери спальни приоткрылись и в их проеме показалась голова горничной.

– Андрея Борисовича… попросите ко мне.

Мало не вскрикнув от радости, горничная пропала, и из-за двери послышалось:

– Барин разговаривают. Сами!

Через мгновение двери спальни распахнулись и вошел Нелидов-младший. Увидев отца порозовевшим и могущим двигать членами, он просиял и с благодарностью посмотрел на Турчанинову.

– Подойди ближе, – вполне внятно произнес Борис Андреевич.

Андрей приблизился.

– Ты взял книгу? – спросил Нелидов, глядя на сына и нимало не смущаясь присутствием Анны. – А вернее, похитил?

Нелидов-младший опустил голову. Он теперь был похож на напроказившего мальчишку, только проказы его стоили отцу здоровья, а может, и самой жизни.

– Как ты посмел?!

– Отец…

– Молчи.

Борис Андреевич подтянулся и присел на постеле.

– Верни ее, – жестко произнес он. – Заклинаю тебя. И если я умру…

– Отец…

– И если я умру, – повысил голос Нелидов-старший, – то это моя последняя воля. Ты понял?

Андрей молчал.

– Я тебя спрашиваю, ты понял?

– Понял, – еле слышно ответил Андрей.

– То-то.

Борис Андреевич устало откинулся на подушки.

– Благодарю вас, – обратился он к Турчаниновой, и его взгляд потеплел, – что вы предоставили мне возможность говорить. Думаю, это ненадолго, не так ли?

– Верно, – не стала лукавить Анна. – Это улучшение временное, и лечение ваше еще, по сути, и не началось. А сейчас вам будет больно, и я прошу вас немного потерпеть.

Тотчас после этих слов лицо больного исказила гримаса. Тело его вытянулось, и по нему прошли судороги. Продолжалось это недолго, и скоро члены Нелидова вновь омертвели, как и прежде. Живыми остались только глаза, но теперь они смотрели на Андрея требовательно и жестко.

– Пойдемте, ротмистр, – сказала Турчанинова. – Ваш отец сию минуту заснет. Да и хватит на сегодня. Прощайте, – кивнула она Борису Андреевичу.

Он в ответ лишь прикрыл глаза.

* * *

– Спаси вас Бог, добрая барыня, спаси вас Бог, – кинулся к Анне с поклоном дежуривший у дверей Ферапонт. – Каженный день теперь за вас буду Богу молиться, каженный день…

– За барина своего молитесь, – ответила старому камердинеру Турчанинова и долгим взглядом посмотрела на Андрея. – Где мы сможем поговорить?

– В гостиной, в моем кабинете, где пожелаете, – с готовностью произнес тот.

– И за барина буду молиться, и за вас, – продолжал бормотать Ферапонт, кланяясь.

– Пройдемте к вам, – кивнув камердинеру, сказала Анна.

Когда вошли в кабинет, Анна, отмахнувшись от предложения Андрея «располагаться», не стала присаживаться и сразу сказала:

– Положение вашего отца очень и очень скверное. Может статься, его лечение займет весьма длительное время, и еще не факт, что мне удастся поставить его на ноги.

– Но ведь вам удалось сделать так, что он стал двигаться и говорить! – с надеждой воскликнул Андрей.

– Это было несложно, потому что я обладаю определенными и весьма действенными практиками и у меня есть свой метод, – туманно ответила Турчанинова. – К тому же это было не лечение, а простой осмотр. А лечение вашего батюшки сможет иметь положительные результаты лишь в том случае, если будет устранена причина его заболевания.

После недолгой паузы она добавила:

– Вы говорили, что карточный долг есть долг чести?

– Именно так.

– Теперь у вас другой долг чести. Вы должны вернуть книгу. Только тогда причина болезни вашего батюшки будет устранена. Тогда проще будет справиться с ее последствиями. Вы поняли меня? – спросила она почти так же требовательно, как до того спросил Нелидова его отец.

– Понял, – ответил Андрей.

– Хорошо, – смягчилась Анна Александровна. – Я приду завтра. В это же время. Не провожайте меня, я помню, где выход.