Читать книгу Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский - Страница 34

Ранним утром, еще до завтрака, в который уже раз облетела наше расположение «рама». И вскоре после ухода этого предвестника беды услышали рев входивших в пике вражеских бомбардировщиков. Посыпались бомбы. Многих опрокинула взрывная волна, обсыпало комьями земли, щебенкой, вырвало с корнем дерево, сорвало часть крыши в одной из кошар. Затем дошел затихающий прерывистый гул и увидели уходившие вражеские бомбардировщики. Я находился возле мастерских. Тряхануло взрывной волной и меня. Запоздало прильнул к земле, как и другие товарищи. Как-то стало очень тихо вокруг. Вражеские самолеты не возвращались, но мы оторваться от земли не могли.

Опомнился первым кто-то из наряда. Раздалась недоуменная, запоздалая команда:

– Всем в траншеи! Работу прекратить, всем в траншеи!

Вдруг услышали крики:

– Доктора сюда, доктора!

Сквозь шум в голове стало доходить, что зовут меня, что появилась работа. С трудом приподнялся, стряхнул комья земли – в тебе нуждаются, надо действовать!

Я побежал к автомашине, где находилось мое санитарное имущество. Навстречу мчался повар Харитонов.

– Товарищ военфельдшер! Там побиты люди. В домик как ахнуло, в мазанку, где бочки с соляркой. Меня шугануло от кухни – кувырком летел! А мазанку завалило. Может, и там кто есть, а хлопцев так и скосило. Наповал, – причитал он, следуя за мной.

– Успокойтесь. Бегите за мной.

Пострадавших сносили в одно место. За полуразвалившейся мазанкой уже лежало два человека и один сидел, спиной упираясь в дерево. Правой рукой прикрыл он окровавленное левое плечо.

Он кричал:

– Доктор, перевяжи, кровь вся вытекет, смотри! – И показывал окровавленную руку.

– Там еще один лежит, изорванный весь, – указывали мне в сторону кошары.

– Берите носилки и несите сюда, – распорядился я и пошел к лежавшим на траве. Сильно завыл сидящий у дерева раненный в плечо, увидев, что я пошел к другим:

– Меня чего обошел? Погибну же, доктор. Перевяжи мне руку. Прошу тебя, доктор, миленький!

– Спокойно подождите, все сделаю, – и пошел к лежачим раненым. Они не кричали. Один тихо стонал, другой молчал, но дыхание было со свистом, покашливал, изо рта шла кровянистая пена. Присел к нему, разрезал садовым ножом гимнастерку вместе с нательной рубашкой. Справа под мышкой зияла глубокая рана, в которую засасывался при каждом вдохе наружный воздух с хлюпающим звуком. У раненого проникающее осколочное ранение грудной клетки. Тело залито кровью и загрязнено землей.

Обтер куском развернутого бинта грязь вокруг раны, смазал ее края и поверхность вокруг йодной настойкой. Разорвал перевязочный пакет, смазал вазелином прорезиненную обертку и закрыл ею рану, поверх наложил подушечки пакета, вату и укрепил все это бинтами. Пошел ко второму. Опять закричал и заплакал сидящий, просил его перевязать. Но раненный в грудную клетку нуждался в более срочной помощи, чем другие, по жизненным показаниям. Чтобы прекратились эти крики, я пошел к сидячему раненому, разрезал ножом ему рукав, отвернул лоскуты и увидел сквозное осколочное ранение мягких тканей плеча, по-видимому, без повреждения кости. Сочилась из раны кровь. Наложил ему выше раны жгут, он несколько успокоился. Вернулся к лежачему, который тихо стонал. Быстро окинул его взглядом. Гимнастерка и брюки на левой ноге во многих местах пропитались кровью – множественные ранения грудной клетки и левой голени. Пока возился с ними, принесли четвертого раненого на носилках от кошар, где также разорвалась бомба. Он был ранен осколками в бедро, ягодицу и низ живота – по-видимому, проникающие ранения в малый таз. Смазал ранки настойкой йода, наложил повязки.

Уже стояла бортовая машина для эвакуации раненых. Распорядился об этом командир. Куда их везти? Где наш медсанвзвод, я не знал, да и везти их к передовой было бессмысленно. Решил, что лучше в Тундутово или в Красноармейск, где днями оставил Цветкова, Солода, а еще раньше Круглякова. Погрузили в кузов машины, поехали. Дорога была окутана клубами пыли. Вдруг заметили, что впереди идущие машины спешно сворачивали в сторону от дороги, над нами промелькнул низко летящий самолет, и машину прошила очередь. Водитель притормозил, вывалился из кабины. Я выбросился в противоположную сторону, немного отполз от дороги и прижался к земле. Понял, что нас обстреляли из вражеского самолета. Ждали очередного налета, но вокруг было тихо. Поднимались воины рядом с других машин. Через стоявшую пыль в небе ничего но было видно. Забрался в кузов к раненым. Увидел безжизненное откинувшееся тело красноармейца, раненного в плечо – наиболее легко раненного. Он был мертв. Гимнастерка была продырявлена в области грудной клетки и живота и пропитывалась участками кровью.

Добрались до станции Тундутово. Завернули к знакомому медсанбату. Там царила паника. Шла срочная погрузка машин. Получили приказ на эвакуацию в Красноармейск. Говорили, что немцы прорвали оборону и идут на Тундутово. Посадили в машину еще четырех легкораненых, дали на них карточки передового района и велели везти всех в Красноармейск, куда я и направился. Мертвого красноармейца с документами оставил у них. Очень отяжелели раненные в грудную клетку и живот. Особенно последний, все просил пить, но ему нельзя было. Легкораненые не могли смотреть на эти муки и упрашивали дать ему попить. Я разрешил им смачивать слизистые губ мокрым квачем из марли. Раненному в грудь давали небольшими глотками воду. Через очень долгое время, как нам казалось, добрались до Красноармейска.

Подъехали к госпиталю, где оставил несколько дней назад своих сослуживцев. В приемном отделении встретил все ту же Васильевну – очень энергичную, распорядительную.

– Приехал, как и обещал, Васильевна! Примите раненых взамен моих, которых хочу забрать. Как мои?

– Как огурчики. Здесь они. А командира отправили за Волгу. Очень тяжел он был. Почки отказали. Антифризом отравились.

– И мы так предполагали. Где остальные?

– Найдем. Пошли искать дежурного врача, – и повела она меня за собой, – ждем транспорт. К вечеру и за ночь должны всех эвакуировать на Бекетовку или за Волгу. Еще сами не знаем. Говорят, враг прорвал нашу оборону и тьма его идет на Сталинград. Что там слышно на передовой? И где она?

– Пока прет проклятый. Сами не знаем, что дальше будет.

В поисках дежурного врача мы обошли часть помещений. Располагался госпиталь в одном переулке в домах, пристройках, палатках. Раненые и больные лежали на полу на соломе, на нарах, на топчанах. Возле них возились медицинские работники, санитары из выздоравливающих. Спешно готовились к эвакуации.

Нашел Сашу Цветкова. Он был в обмундировании, помогал в обслуживании раненых отделения, где лежал. Несказанно обрадовался мне, сказал, что уже собирался попутными машинами добираться в Зеты. Повел нас к Круглякову. Тот лежал на нарах. Вскочил, увидев нас, очень обрадовался, просил забрать его в часть. Был в белье, халате и тапках.

Нашли дежурного врача. Он категорически отказался брать раненых, сказал, что сами с часу на час должны эвакуироваться, ждут транспорт, что некогда возиться с тяжелыми, что это госпиталь для легкораненых. Велел везти в другой, в Бекетовку. Объяснял ему, что наши отступают, что спешу застать свою часть, что заберу двух моих человек, но он был неумолим.

Тогда свела меня Васильевна с одним медицинским начальником, и он распорядился принять раненых и выписать в часть кого просил. С Цветковым было просто, но с Кругляковым дело осложнилось. Документы выдали, но одежда его была закрыта. Кладовщик куда-то ушел за имуществом или транспортом. И опять выручила Васильевна. Принесла какое-то обмундирование, правда маловатого размера. Сапоги не достала, разрешила взять шлепанцы.

Васильевна отвела нас на кухню, и мы еще подкрепились на дорогу. Золотые встречаются люди в жизни!

Ехать в Зеты решили севернее Тундутово, на Ивановку, Нариман, чтобы не попасть к немцам. Обстановку мы не знали, а в Тундутово знали, готовились к эвакуации.

Когда выехали на один из очередных холмов, увидели, что впереди идущие машины останавливались и люди, собравшись в кучу, что-то горячо обсуждали и показывали руками в юго-западном направлении. И мы увидели над горизонтом черную стаю самолетов, идущих в нашу сторону. По характерному прерывистому гулу поняли, что это немецкие двухмоторные бомбардировщики «юнкерсы» и «хейнкели». Вдруг, будто по команде, люди разбежались по своим машинам и стали рассредоточиваться по разным сторонам от дороги. Вражеские самолеты армадой прошли над нами в сторону Сталинграда. Вокруг бомбардировщиков со всех сторон шныряли, как осы, «мессершмитты». Каждый из нас машинально считал, задрав головы, вражеские машины, но сбивались со счета. Прошло их десятков пять-шесть. Четко видны были свастики на крыльях. Через минуту увидели, как один за другим стали разворачиваться самолеты на левое крыло, заходить в пике и в момент выхода от самолетов отделялись черные сигары по несколько штук, которые сначала боком, а затем острием своим шли к земле. Входили в пике и выходили из него строго последовательно, один самолет за другим. Через короткое время увидели на краю горизонта огненные вспышки, затем услыхали звуки глухих взрывов. Самолеты, сбросив смертоносный груз, собрались и в сопровождении истребителей ушли в западном направлении. Не было заметно, чтобы что-то расстроило их ряды. За горизонтом вырастали вверх и вширь клубы черного и белого дыма. Мы все стояли, потрясенные увиденным.

Долго не могли выйти из оцепенения.

– Это же Сталинград бомбили, – тихо произнес старшина Кругляков, – такая армада прошла, и никто их не тронул.

– Сила-то какая, – сокрушался водитель. – Даже на пукалки не обращали внимания. Наши даже не сумели рассеять их.

– Горит Сталинград. Где же наши силы, где самолеты?

– Едем к своим, – поторопил я.

И в это время вновь услышали знакомый зловещий прерывистый гул моторов и увидели новую черную стаю вражеских бомбардировщиков, идущих на Сталинград в сопровождении «мессершмиттов». Эта армада была не меньше предыдущей. И вновь шла на город. На этот раз не все вражеские самолеты ушли. Несколько дымовых шлейфов врезались в землю. Расстроен был их строй. Еще больше и шире разрастались клубы дыма и охватывали все большую площадь. Город горел.

Было 17 часов пополудни. Началась бомбежка Сталинграда более получаса назад, где-то в 16.20–16.30, 23 августа 1942 года. Это – время и дата начала варварского разрушения Сталинграда. И до этого были налеты на город, единичные взрывы бомб в разных его районах, разрушались и загорались отдельные дома, горели нефтехранилища у правого берега Волги. Но стоял белокаменный многоэтажный в центре город с дымящими заводскими трубами вперемежку с зелеными участками и более обширными зелеными массивами и одноэтажными домами по периферии, живший трудовыми буднями.

В небе вспыхивали короткими хлопками разрывы зенитных снарядов. Во вражеский строй врывались наши истребители. Единичные неприятельские самолеты выбивались из стаи и назад не возвращались. Но большая часть их уходила, чтобы вновь вернуться. Каждые тридцать-сорок минут заходила новая армада немецких бомбардировщиков, сбрасывая бомбы на город. И вновь уходили на запад. Мы, ошеломленные, продолжали свой путь на юго-запад – в Зеты.

Сделали привал под Ивановкой. Каждый из нас молчал, переживал увиденное. Нас обуял страх. Да, страх перед будущим, за свою судьбу, страх за Родину. Пожалуй, личное не так уж выпячивалось. Не думалось ни о смерти, ни о жизни. О родных думы были, о стране в целом. Что же будет? Откуда у врага такие большие силы? Откуда столько самолетов? Лавина за лавиной. Уничтожает Сталинград, значит, рассчитывает и дойти до него. Ни одной бомбы по пути к городу не сбросил. Но и войска наши так не оставит. Будет их теснить, уничтожать. Пока «планомерно» отходим, но дальше отступать некуда. Предстоит невиданное сражение, свидетелями и участниками которого быть нам, мне. Хватит ли сил выстоять? Должны, может быть и наверняка, ценой жизни каждого из нас, оказавшегося на этом фронте. И мне, пока жив, выпало быть свидетелем большого исторического события. Увижу ли все это?

С такими мыслями мы добрались уже затемно в Зеты. Доложил командиру о раненых, что привез Цветкова и Круглякова, и о лавинах немецких самолетов, бомбящих со второй половины дня Сталинград. Они здесь также видели, как над ними пролетали большие группы вражеских бомбардировщиков на Сталинград.

В Зеты стягивались отступающие подразделения бригады. Пока подходили единичные машины с грузами и людьми. От прибывших стало известно, что к полудню немцы овладели совхозом, разъездом и к исходу дня заняли станцию Тингута. Остатки подразделений нашей бригады отходят с боями вместе с другими частями и соединениями вдоль железной дороги. Наши подразделения должны собраться в Зетах. Отступают с боями под натиском врага все войска 64-й армии. Севернее нас немцы где-то близко уже подошли к Сталинграду. Восточнее враг обошел нас вдоль железной дороги и далеко ушел в направлении Красноармейска, приволжских озер, Волги. Мы в мешке. Нам грозит окружение.

После ужина была очередная молния. Выступал комиссар Титов. Он официально подтверждает то, что считали слухами. Он сообщил, что противник прорвал оборону 138-й стрелковой дивизии и ворвался в расположение разъезда 74-й километр. Его вновь выбили. Наши танкисты с места вели огонь по автоматчикам, артиллерийским и минометным батареям противника. Четыре атаки противника были отражены, но в полдень фашисты овладели разъездом, и наши войска отошли. 1-й танковый батальон потерял там три Т-34 и два Т-70. Осталось всего два Т-34. Это, пожалуй, все, что остались в бригаде. Противник занял также совхоз, и мы отошли. Только сейчас сообщили, что враг занял станцию Тингута, от которой до Сталинграда тридцать километров.

– Положение наших войск очень тяжелое. Возможно, нам разрешат отойти на новые рубежи обороны. От имени командира роты приказываю: погрузить все имущество на машины, все, что нужно и можно взять с собой. Приступить к погрузке немедленно и ждать возвращения командира, который убыл в штаб бригады. Командирам взводов и отделений с наступлением темноты занять круговую оборону расположения роты в соответствии с планом военного инженера Калмыкова.

В эту ночь никто не сомкнул глаз. Грузили машины, ждали возвращения командира.