Читать книгу В поисках утраченного величия. Иран, ядерное оружие и Ближний Восток - Леонид Млечин - Страница 5

Иран – второй по значению экспортер нефти и живет только за счет продажи черного золота. Летом 2008 года, через сто лет после начала добычи иранской нефти, страна получила рекордно высокие доходы от ее продажи. Иран также владеет вторыми по значению (после России) запасами природного газа. Ирану завидуют многие развивающиеся страны, которым не хватает денег для экономического развития и покупки энергоносителей. И в этой богатой ресурсами стране пятая часть населения – бедствует.

Последние годы были временем фантастического роста цен на черное золото. Но чем больше зарабатывал Иран на нефти, тем беднее становился! По данным Всемирного банка, в 2005 году Иран по уровню экономического развития занимал сто тринадцатое место, в 2006 – сто девятнадцатое, в 2007 – сто тридцать первое, в 2008 – сто тридцать пятое. Иначе говоря, задолго до нынешнего кризиса и ввода санкций против иранского режима экономическое положение фантастически богатой энергоносителями страны ухудшалось с каждым годом. Иран, зарабатывая огромные деньги на экспорте нефти, страдает от безработицы, инфляции, стагнации и не развивается.

Тегеранский базар (огромные прилавки с наклейками и торговыми марками любых образцов) – это центр экономики страны. Базар – не просто место, отведенное для торговли. Хозяева базара – это влиятельная социальная группа, объединяющая торговцев и квалифицированных ремесленников, мелких производителей. Крытый базар огромен. По извилистым улочкам пробиваются тяжело груженые автомобили, мотоциклы, фуры. Снуют люди с тележками, наготове носильщики с матерчатыми прокладками на спине. Торгуют только мужчины. Не спешат, не гоняются за покупателями, сидят на коврах, поджав ноги, ждут, пьют чай, разговаривают. В принципе, базар всегда был тесно связан с духовенством. На средства торговцев на каждом базаре построена мечеть. Но от власти базар всегда держал дистанцию. Иранцы – индивидуалисты, они не сторонники дисциплины.

Церковный аппарат ведет дела в экономике так, что страна не может выйти из депрессии. Южная часть Тегерана, которую нам старались не показывать, – это скопище бедняков. Причина экономических проблем Ирана – огромная бюрократия, прекрасно сохранившаяся и в исламском государстве, несмотря на обещания аятоллы Хомейни избавить правоверных от ненужного аппарата и множества учреждений, которые охраняют власть и привилегии мулл, занявшихся политикой. Смешно было, оказавшись в Тегеране, услышать, что очередная неделя объявлена «неделей высокой производительности».

Аятолла Хомейни желал видеть многодетные семьи, потому что ему нужны были солдаты для войны с Ираком. В результате каждый год появляется миллион лишних рабочих рук, для которых нет работы. Нынче молодых иранских женщин просят не рожать. Усилия по снижению рождаемости – при поддержке исламского духовенства! – привели к тому, что если прежде женщина в среднем имела шестерых детей, то теперь – двоих.

Сегодня детям иранской революции за тридцать, но им придется подождать, пока они смогут полноценно участвовать в социальной и экономической жизни страны. Они не в состоянии получить работу, и у них нет денег, чтобы завести семью. Вот ситуация с мужчинами в возрасте до тридцати лет: только трое из пяти нашли работу, только двое из пяти женаты, только двое имеют собственное жилье…

Жизнь после Исламской революции не стала лучше. Аятоллу Хомейни это не беспокоило. Он высокомерно говорил: «Мы не для того совершали революцию, чтобы снизить цены на дыни». Наследники Хомейни не чувствуют себя столь же уверенно. Власть больше всего боится массового возмущения и городских мятежей. Пытаясь снять напряжение, делится с народом нефтедолларами. Распорядиться огромными деньгами так, чтобы экономика развивалась, в Тегеране не умеют. Но нефтедоллары позволяют держать низкие цены на многие товары – от сахара, хлеба и чая до лекарств, электричества и бензина. На это уходит примерно сто миллиардов долларов в год.

Нефтяные деньги создали особую атмосферу в обществе, которое живет сладкими мечтами. Восемьдесят процентов экономики контролируется государством. Большинство иранцев состоят на государственной службе. Иранцы полагаются на правительство и жаждут только одного: получить свою долю нефтяных денег. Связи, знакомства среди власть имущих важнее желания и умения работать.

В такой коррупционно-инертной среде людям энергичным и даровитым трудно реализоваться. Иран возглавляет список стран, из которых люди бегут. Каждый год страну покидают от ста пятидесяти до ста восьмидесяти тысяч человек. Утечка мозгов губительна, потому что уезжают образованные и энергичные люди.

В Иране двадцать пять официальных выходных (в два раза больше, чем в среднем в мире). Разумеется, в исламском государстве отдыхают вторую половину четверга и пятницу. Так что в году остается всего двести двадцать рабочих дней, а если еще учитывать низкую производительность труда…

Общество верит в то, что государство, владея мешками нефтяных денег, в состоянии решить все проблемы. Ахмадинежада избрали президентом, потому что он обещал «подать нефтяные деньги к столу каждого иранца». Выяснилось, что на нефтяные деньги можно только закупать продовольствие за границей, а это ведет к упадку собственного сельского хозяйства. В результате сидящие за нефтяным столом тоже теряют работу. Иран покупает примерно четверть необходимого продовольствия – не только экзотические фрукты, но и пшеницу, кукурузу, рис, сахар, картофель.

В конце 1990-х тогдашний иранский президент Мохаммад Джавад Хатами и его сторонники подумывали о реформах, необходимых для страны. Но ничего не получилось. Вместо реформ – распределение нефтяных денег и более жесткий контроль священнослужителей над выборами.

Парламент в Иране появился под влиянием соседней России, где царь в результате первой русской революции разрешил Государственную Думу. Ныне иранский меджлис, возможно, влиятельнее Думы.

Парламент наделен правом утверждать министров, проверять работу исполнительной власти, в том числе расходование денежных средств. У депутатов большие права, и горе тому министру, которого они критикуют. Парламент в любой момент может вынести вотум недоверия любому министру. Но никто не вправе распустить парламент.

На выборах труднее всего не завоевать симпатии избирателей, а добиться регистрации кандидатом в депутаты. Сомнительных с точки зрения власти кандидатов отсекает Совет стражей конституции, половину которого составляют богословы (факихи). В результате три четверти депутатов – бывшие сотрудники спецслужб или офицеры Корпуса стражей Исламской революции.

Иногда кажется, что фундаменталисты твердо держат страну в руках. Это не совсем так. На выборах в 2008 году сторонники реформ на четверть увеличили свое представительство – получили сорок восемь мест из двухсот девяноста. Примерно столько же объявили себя независимыми кандидатами и тоже завоевали места в парламенте. Слабое место сторонников реформ – отсутствие привлекательной экономической программы. Они предпочитают говорить о политических свободах.

Нефтеносные поля Ирана истощены, добыча падает почти на десять процентов в год из-за плохого управления. А экономика сама потребляет много бензина и других нефтепродуктов. Цены субсидируются, так что зачем беречь дешевое топливо? Энергоемкость иранской промышленности в пятнадцать раз выше японской, в десять раз выше европейской и в восемь раз выше американской. Устаревшие техника и технология означают огромные потери энергии, тепло просто уходит в воздух.

Каждый год в нефтяную промышленность следует вкладывать примерно два миллиарда долларов только для поддержания добычи. Девять-десять миллиардов нужны для увеличения добычи. Но нет денег для инвестиций. Нефтедоллары растрачиваются впустую. А мировые компании не спешат делать инвестиции – страна проводит слишком рискованную политику. Иранская деловая элита недовольна Ахмадинежадом – считает, что он пустил по ветру национальное богатство страны. Денег не хватает и на ядерную программу.

В последние годы, годы изоляции режима, Тегеран больше полагается на машину подавления, которая живет за счет доходов от нефти. На нефтяные деньги существуют Корпус стражей Исламской революции, многочисленные спецслужбы, от двух до пяти миллионов членов организации «Басидж» (нечто среднее между милицией, бандитами и коричневорубашечниками), а также семьи сотен тысяч жертв восьмилетней войны с Ираком. Привилегированные группы составляют примерно пятую часть населения. Это самая надежная опора режима.

Целое столетие нефть была и главным врагом иранской демократии, и главным союзником. Нефть – это вампир демократии. Она подрывает разумное политическое устройство, потому что делает слишком сильным государственный аппарат и высшее чиновничество. Эпидемия коррупции на всех уровнях создала такую атмосферу, в которой взятки в обмен на политические или экономические привилегии – нормальное дело.

Но одновременно экспорт нефти помог сформироваться среднему классу, который нуждается в демократии. На нефтяные деньги получили образование – в том числе в лучших университетах мира – тысячи иранских технократов, а это троянский конь демократии. Коррупция позволяет богатым противникам режима покупать себе что-то вроде свободы.

Большие деньги меняют даже радикалов. Командиры Корпуса стражей Исламской революции демонстрируют завидный достаток, хотя это противоречит пуританским нравам исламского государства. По мере того как стражи революции богатеют, они все больше заинтересованы в том, чтобы права собственности стали священными.

В Иране сформировался целый класс невероятно преуспевших бывших революционеров. Они занимают видные должности и озабочены собственным благосостоянием. Лидер этой группы – бывший президент Али Акбар Хашеми Рафсанджани. Это коротко стриженый человек с выбивающимся из-под чалмы седоватым чубом. Лицо легко перекраивается в улыбку, обнажающую ряд белоснежных зубов. При шахе он побывал и в ссылке, и в тюрьме. Сразу после революции в него стреляли. Я спросил Рафсанджани, как это произошло. «Лицемер пришел ко мне с письмом и вдруг выстрелил. Пуля задела почку и легкое. Эти лицемеры укрылись в Ираке…», – ответил он. Иранцы не привыкли говорить прямо, они избегают выдавать свои подлинные намерения. Они ведут витиеватый разговор, используя намеки.

Али Акбар Хашеми Рафсанджани возглавлял ту фракцию руководства, которая считала, что национальные интересы важнее мировой исламской революции. Он был избран президентом в 1989 году, выиграв выборы у аятоллы Хусейна-Али Монтазери, которому Хомейни доверил руководство распространением идей Исламской революции.

На публике чиновники среднего уровня демонстрируют свою набожность и лояльность. А в частных разговорах критикуют режим. Когда Ахмадинежад произносит речи против «экономической мафии», это он целится в Рафсанджани и его людей. Верным сторонником Рафсанджани был мэр Тегерана Голям Хосейн Карбасчи, молодой, подтянутый, очень серьезный человек с тихим голосом. Десяток сотрудников мэрии были приговорены к нескольким месяцам тюремного заключения за злоупотребление общественными деньгами. Арестовали и самого мэра.

Борьба с коррупцией используется исключительно для сведения счетов между собой. Так, два генерала Корпуса стражей Исламской революции были арестованы по обвинению в оргиях с проститутками. Сражения разных групп внутри иранского общества ведутся путем обнародования компромата друг на друга, что приоткрывает реальную картину масштабов коррупции и некомпетентности высших эшелонов власти.

Пока росли доходы от нефти, росли и возможности удовлетворять аппетиты различных олигархических групп. С падением цен на нефть уменьшилась и казна. Полная некомпетентность Ахмадинежада в экономике усугубила трудности в стране. Он постоянно повторяет, что страной вправе руководить только двенадцатый имам, тот самый, который исчез шестилетним мальчиком больше тысячи лет назад и возвращения которого ждут все шииты…

А пока президент пытается сам управлять финансами и экономикой. Его распоряжение сократить процентные ставки едва не разрушило банковскую систему. Его заявление о том, что биржа – это азартная игра, запрещенная исламом, привело к тому, что рынок ценных бумаг упал на треть. Его разговоры о преимуществе государственного сектора закончились полным нежеланием частных инвесторов вкладывать деньги в собственную экономику.

Президент Ахмадинежад ловко уходит от ответственности за внутренние социальные и экономические проблемы, сваливая все на Запад, Соединенные Штаты и Израиль. Это находит отклик в стране, где говорят: «Да, в нашей жизни мало что изменилось. Но это не имеет значения! Мы, иранцы, должны держаться вместе и бойкотировать западные товары. Мы не позволим западному миру диктовать Ирану, что нам делать».