Читать книгу Комикс про то, чего не было… Часть первая - Леонид Владимирович Кузнецов - Страница 10

Неизвестно, сколько времени прошло с момента, когда Иосиф открыл глаза, ощущая себя если не вполне сносно, то во всяком случае уже не умирающим.

– А ведь обычно я дня три после такого в себя прихожу… —

удивился он про себя и успел о многом подумать, прежде чем его внимание привлекла та странность, что, когда голосом, принадлежавшим, должно быть, кому-то из клоунов его безумного зверинца, он негромко, но вполне отчетливо произнес имя градоначальника, его улыбчивый посетитель начал ему что-то говорить и уже не переставал этого делать. Шевелиться не хотелось, потому как было еще немного боязно: – а вдруг эта тварь никуда не ушла, спряталась, подлая, за колонной или в волосах на затылке, и выжидает?… – Однако, Тень, похоже, изменила свои планы. И потому продолжать изображать из себя человека, который слышит, а главное, понимает смысл обращенных к нему слов, на деле здесь не присутствуя, становилось просто неприлично. Надо было что-то предпринять. Но что? Проблема, впрочем, разрешилась сама собой. И даже на удивление легко. Вглядевшись в шевелящиеся под римским носом тонкие губы и попробовав вслед за ними воспроизвести хотя бы часть того, что они пытались сказать, Иосиф интуитивно нажал какую-то правильную кнопку. И переключился. Горячая вода из ушей вытекла

– … Так вот, нам лучше отправиться в Ершалаим завтра же утром, – услышал он окончание фразы, — потому как в среду Каифа встречается с Иродом и будет ругаться с ним до пятницы, то есть ему будет не до нас, притом что дорога отсюда до Ершалаима занимает два дня. Так что времени пообщаться вам останется совсем немного. Ты меня понял?

Гость замолчал, отошел в сторонку и принялся разглядывать ничем не примечательные стены убогой синагоги, давая раввину возможность переварить сказанное (из чего Иосиф понял, что он зачем-то понадобился Каифе, но, правда, совершенно не понял – зачем), а потом, не оборачиваясь, вдруг спросил

– Ты вообще слышал, что я тебе сейчас говорил? Помнишь хоть, как меня зовут?

– Нет, – честно признался раввин, – но я сейчас встану.

– Нет уж, знаешь, ты лучше посиди, — поспешил избавить себя от ненужных хлопот посланец первосвященника. — Встанет он… С виду вроде не тяжелый…, — бормоча себе под нос и осторожно, так, чтобы Иосиф не заметил, стал рыться в складках своей бездонной тоги. — В следующий раз я тебя точно не поймаю.

Пряча что-то за спиной, гость начал осторожно приближаться.

– Грохнешься на пол и будешь лежать тут с разбитой головой. Слушай, а здорово тебя накрыло, – не умолкал он, прикидывая, как сподручнее исполнить задуманное. — Ты бы на воздух почаще выходил. У него здорово получалось заговаривать зубы. – А то сидишь весь день в духоте…

Вот уже и за спину зашел, прицелился

– Тут ведь и здоровый загнется. Не понимаю, чего ты так испугался? На-ка вот, хлебни…, —

и, не оставляя своему пациенту маневра для сопротивления, он одной рукой крепко обхватил его голову, а другой быстро поднес к его рту флакон. И опрокинул.

– Ох и горькая же… дрянь!, — Иосифа чуть не вывернуло, но, странное дело, тут же и полегчало. А главное, замолчали эти поганые голоса. — Чем это ты меня напоил?… Спасибо. Дай еще…

– Хорошего помаленьку, — отрезал врачеватель, пряча флакон обратно и все еще с недоверием вглядываясь в лицо подопытного, цвет которого начал набирать краски. — Этой штуковиной я разрешаю себе пользоваться в исключительных случаях, когда совсем плохо, вот как тебе сейчас. Только у нас с тобой разные болезни. Ты, я смотрю, смерти очень боишься… – и, очевидно, вдогонку прежнему разговору, из которого Иосиф мало что вынес, прибавил: – Неужели у тебя и в самом деле нет друзей? Веселее же будет ехать. А хочешь, и детей с собой прихватим? Город посмотрят, пока мы…

– Вот оно!!…

Стоило незнакомцу заикнуться о детях и раввина снова прошиб пот. Он вдруг понял, почему запаниковал. Ночью ему приснился нехороший сон, который по обыкновению забылся, как только он открыл глаза. Однако, весь день он не находил себе места. Его не покидало чувство тревоги. И вчерашнее вино здесь было ни при чем. С самого утра в нем только крепла уверенность, что Марии угрожает какая-то серьезная опасность и что он должен спасти ее от людей в черных храмовых облачениях. А может быть и не в черных… – Неважно в каких! Вот почему, когда улыбчивый молодой человек, отрекомендовавшийся другом и посланцем Каифы, вошел в синагогу, Иосиф не особенно удивился такому визиту. Испугался? – Да и очень сильно. А сейчас, когда вспомнил, при каких обстоятельствах видел прежде этого балагура с чистыми ногтями и аптекой в складках тоги, не удивился тому, что бежать отсюда ему захотелось раньше, чем опасный гость открыл дверь. – Предчувствие…

– Ты – не израильтянин! — ни с того, ни с сего выдал он. Получилось сердито, а главное, непонятно, зачем вообще это было сказано. — Ну и что из того, что он не израильтянин? Еще обидится, – испугался Иосиф. – Надо бы с этим типом быть поосторожнее. С таким только сумасшедший станет шутить. Как же – посланец… Да он сам кого угодно послать может! Того же Каифу, например. Я еще в своем уме…

– Ну слава Богам, оклемался! — обрадовался липовый посол, обидеть которого, похоже, было непросто. — Ты бы видел себя, — весело потирая руки и тепло улыбаясь, сказал он, усаживаясь напротив, так, чтобы одновременно видеть глаза Иосифа и окна, выходящие на улицу. — Ты же весь зеленый был! Допьешься когда-нибудь.

– Да я и не пью совсем, – зачем-то соврал раввин.

– Ну да, конечно, — усмехнулся мнимый гонец, обмануть которого, судя по всему, было еще сложнее, чем обидеть. —

– А как ты понял, что я не израильтянин?

задал он вопрос как бы между прочим и не пряча глаз, предоставив Иосифу возможность читать в них все, что тому заблагорассудится. А там было, что почитать! Чего там, однако, не было, так это опасения, что кто-нибудь может его переиграть. Что он может оказаться в чем-то неуспешен. Что бы он ни задумал!

– Я вспомнил тебя. Это ты тогда приехал к Каифе.

Иосиф заговорил вдруг с каким-то идиотским подвывом, словно со сцены греческого театра решил заклеймить в страшных преступлениях ненавидимого публикой отрицательного героя.

– Откуда?, — подыграв раввину, «грозно» переспросил «злодей» и сдвинул брови, умудрившись при этом не рассмеяться.

– Из дворца Ирода. — ответил ему раввин уже в высокой трагической манере – в данной ситуации несколько проигрышной, поскольку изображать из себя обличителя, когда у тебя так позорно дрожат колени, вообще-то говоря, смешно. Хорошо еще, что он сидел.

– Когда именно?, — по складам, словно читая неразборчиво написанный текст сценария и при этом театрально хмурясь, переспросил «убийца». — Я ведь и с Иродом, и с Каифой регулярно встречаюсь. Так что…

– Когда они поссорились!

Иосиф избрал новую тактику: он где-то слышал, что, если грубо наступать на реплики партнера, не давая ему говорить, то натиск помогает справиться с волнением. Выходило не очень: голос по-прежнему принадлежал кому-то другому, но не молчать же в самом деле!

– Когда они поссорились… — задумчиво повторил гость последнюю фразу и… потерял темп. Наступила пауза, во время которой обрадовавшийся своему успеху Иосиф успел не только выдохнуть, чего уже давно не делал, но и получше разглядеть своего вельможного гостя: в общем, не такой уж и страшный. – Да я их раз в неделю мирю. — проснулся, вернувшись в пьесу, растерявший пафос актер. При этом он исключительно натурально зевнул и громко, по-собачьи клацнул челюстями. И уж совсем просто, как говорят только с близкими друзьями, добавил: – Знаешь, они что-то теперь слишком часто стали ссориться. У вас не царь, а барышня кисейная. Всего на свете боится.

Уже из четвертого ряда римлянина не было бы слышно. Ну решительно не хотел играть в злодея этот добродушный «убийца»! Да и не походил он совсем на него…

– А чего больше, смерти или власть боится потерять? – купился на доверительную интонацию коварно обманутый раввин. Причем подвело его даже не любопытство, а то, что он забыл, когда вот так, запросто разговаривал с людьми, делающими погоду во дворцах. Он элементарно соскучился по той «интересной» жизни, когда они вместе с Каифой и тогда еще молодым Иродом… На мгновение он даже отвлекся от мысли, что визит высокого гостя может иметь целью навредить Марии. Однако отвлекся лишь на мгновение и уже в следующее недобрыми словами обругал себя за легкомыслие.

– Как тебе сказать…, — продолжал тем временем плести паутину незнакомец. — В каком-то смысле это ведь для него одно и то же. Вот представь себе…

– Десять лет назад! — снова грубо оборвал его раввин, которому вдруг стало безразлично, чего боится Ирод и жив ли он вообще. Иосиф кожей почувствовал, что этот улыбчивый врачеватель имеет полное право называть себя чьим угодно посланником, но приехал он сюда исключительно потому, что так было нужно ему самому. Иосиф вспомнил, как двенадцать лет назад в Кесарии Стратоновой первосвященник и царь иудейский приветствовали этого молодчика стоя, а он при этом продолжал преспокойно сидеть и, вот как с ним сейчас, болтал о чем-то с Августом. Оба они впервые тогда приехали в Израиль. Сегодняшний гость Иосифа лишь приветливо махнул Ироду рукой. Не вставая!!… Так что послать его в эту глухомань за чем-либо мог разве что римский император. Да и то вряд ли…

– Не понял?

– Ты приехал десять лет назад в Ершалаим, — сбавив тон, повторил раввин. Ему уже почти удалось говорить спокойно.

– Не помню, давно было…

– А ты вспомни!, – нажал Иосиф. – Собрание малого синедриона в доме Каифы. Осень. Дождь еще тогда шел не переставая.

– А-а… — протянул римлянин, очевидно, что-то припомнив и сообразив, что именно Иосиф имеет в виду. Раввину показалось, что внутри глаз его собеседника выключился свет. Во всяком случае читать по глазам, о чем он сейчас думал, стало невозможно. —

– А ты, собственно, откуда знаешь про то собрание? Оно вроде как в большой тайне проводилось. Последние два дня так и вовсе по ночам собирались…

– Я на нем присутствовал, – тихо ответил Иосиф.

– Ты?… — исключительно правдоподобно изумился гость. – Интересно… Это в каком же качестве?

– А в каком позволено присутствовать на закрытых собраниях синедриона? Сам-то как думаешь?

Раввин, заслуживший в Ершалаиме славу первоклассного переговорщика, способного уболтать кого угодно и главным коньком которого была, как выразился ядовитый Каифа, «на редкость натуральная искренность и эмоциональность, растапливающая лед», чуточку пережал с «сердитостью». Но вроде бы сошло, во всяком гость давал понять, что стиль не слишком вежливого разговора в данном случае даже приветствуется.

– Старайся только не сорваться, — мысленно напутствовал себя Иосиф, с одной стороны помня, в каком состоянии был только что застигнут улыбчивым гостем, а с другой понимая, что не за тем этот вельможа проделал столь долгий путь, чтобы говорить с ним о мелочах. — Интересно, а что на самом деле он обо мне знает?

– Погоди, не понял. А что в таком случае ты делаешь…, – римлянин на мгновение замялся, – в этой дыре?

Обезоружил подлец! Под дых ударил. Щенок поганый, взял и обыграл мастера! Да так легко. Так спокойно и честно глядя в глаза!

– Можно подумать, этот хитрый лис не знал о том, что ты был членом синедриона!, – тут же заверещала в голове раввина пушистая сволочь с когтями.

– Великий артист, — поддакнула ему жаба, с восхищением глядя на римлянина, и, обращаясь к раввину, добавила: – Все, ты продул! Он смотрел на тебя, а у тебя на морде написано, что ты стыдишься своего жалкого положения.

– Живу я здесь… теперь…, — мотнув головой в надежде вытряхнуть из нее жабу убитым голосом ответил гостю Иосиф. И вдруг взорвался: – По твоей милости!

– Что значит – «по моей милости»?, – сделал круглые глаза римлянин. – Я что ли тебя сюда спровадил?

– А кто?!, – заорал Иосиф уже во всю глотку.

– Да я тебя впервые вижу, — с тревогой глядя на внезапно покрасневшего раввина, отмахнулся от него гость.

– Ну разумеется!, — Иосифа уже откровенно несло и он это чувствовал, только вот поделать с собой нечего не мог. — Ты ж только с царями общаешься! Где тебе мелочь вроде меня замечать!

– Ну почему только с царями?, — переключившись на «непринужденно доверительный» тон, попытался утихомирить бурю гость. — Случается, что и с нормальными людьми. Но чаще, конечно, с дерьмом собачьим, – все-таки огрызнулся и добавил, странно ухмыльнувшись: – Сейчас вот, к примеру, с тобой разговариваю.

– Это ты тогда все изгадил, — не унимался теряющий над собой контроль раввин, в мозгу которого по меньшей мере четыре зверя, громко меж собой споря, принялись выяснять, за кого именно держит римлянин Иосифа, за нормального человека или за дерьмо собачье.

– Эх ничего себе!, — гость сделал вид, будто опешил. — А по-другому сказать никак нельзя было?

– Именно ты!, — продолжал бросать ветки в огонь Иосиф, в уши которого опять стала наливаться горячая вода.

– Интересный у нас разговор пошел. «Все изгадил»… Ты бы подбирал выражения! Не на базаре все-таки… Кстати, меня тогда в Ершалаиме не было. Ну, в тот день, когда вы там всю эту ерунду замутили. Если помнишь, я приехал только во второй день.

– Вот именно! Во второй день. Тогда-то вся эта мерзость и случилась!

– Господи, да что там у вас стряслось? – Явился весь такой вежливый… Духами еще от него пахло!

– Вот только хамить не надо. Это нам совершенно ни к чему. Да и не идет тебе. Еще Михаэль услышит, – у римлянина неплохо получалось заговаривать зубы и менять темы. – Я тут успел с ним познакомиться. Хороший у тебя мальчишка. Шустрый такой. И, главное, смышленый: сразу меня в оборот взял. За шекель мою тележку напрокат взял! Поди уж всю свою банду в ней прокатил… Смотри-ка, а ты опять зеленеть стал. Лучше бы посидел спокойно и без крика объяснил, что я тогда вам плохого сделал. Такого, на что вы сами ни за что не решились бы. И к чему мне вас за рога пришлось вести. Вы же все такие хорошие, как посмотришь. Один лучше другого.

– Какую еще тележку?… Это ты тогда все сломал!, – отозвался Иосиф. – Об колено сломал. То, чего не строил и на что тебе наплевать! Вы же, римляне, всех нас презираете… Нет больше синедриона.

– То есть как нет? — Похоже, гость действительно удивился. Впервые за вечер. — Позавчера я их всех у Каифы видел. Живы и здоровы…

– А так! Теперь в Ершалаиме есть только Каифа. И стадо послушных баранов при нем. – Иосиф помрачнел и, с ненавистью взглянув на по-прежнему улыбающегося гостя, процедил сквозь зубы: – Твоя работа. Точно. Поздравляю. Рим теперь может спать спокойно.

– А-а-а, все понятно. Так это ты тогда выступил против.

– Да я!

– Ну и зря. Чего добился? И потом, с чего ты взял, что я презираю твой народ? Любить мне вас, и правда, не за что, но чтобы презирать… Это ты перегнул. Друг мой, у нас подобное называется манией величия.

– Что значит зря?!

У Иосифа проявился странный симптом: в его голове задерживалась только часть из того, что говорил ему римлянин. Остальное он пропускал мимо ушей, то есть попросту не слышал. —

– По-твоему единственным отличительным признаком Мессии является его бессмертие? То, что его нельзя убить? Ты действительно считаешь, что только так его можно узнать?!

– А чего ты на меня орешь? Эту формулу, вообще-то говоря, не я придумал. Ты уж извини, но этот бред – вашего изобретения. Я бы до такого не додумался. Это ведь все одно, что сказать: «ОН НИКОГДА НЕ ПРИДЕТ!». И кого же вы тогда, позволь спросить, так яростно ожидаете? Вокруг чего такой сыр-бор подняли?

– Теперь я точно знаю, кто придумал эту проклятую Игру, – глухим голосом произнес раввин. Ему показалось, что Тень, которой он так сильно испугался, никуда не ушла, а по-прежнему прячется у него за спиной. Он опять стал терять сознание и вряд ли расслышал последние слова гостя. На его лице появилось такое выражение, словно он съел хины или наступил на скорпиона.

– Загадками заговорил… Какую еще игру?, — вскинулся римлянин, весьма правдоподобно изображая недоумение.

– Да хватит уже! Не понимает он!, – опять взорвался раввин.

Недавнее чудесное выздоровление и по большей части то обстоятельство, что римлянин до сих пор его не зарезал, придало Иосифу смелости и сил обличать. Правда, от волнения его голос опять начал дрожать. Но уж больно хотелось прогнать этот убивающий его страх. Тень действительно была рядом…

– Эту мерзкую забаву для ваших доблестных солдат! Ну, когда прокуратор клянется своей женой и детьми… Скажи честно, – ты придумал? Или Каифа? А может быть Ирод?

– При чем здесь Ирод?… Ты меня удивляешь, — медленно протянул незнакомец, соображая, как избежать неприятного разговора. — – У Ирода на это мозгов не хватило бы…

– Неужели прокуратор?

– А он-то здесь при чем? Валерий Грат, – секунду помедлив, ответил римлянин, – хороший солдат, но политик из него никакой.

– Значит все-таки Каифа? Вот негодяй!, – Иосиф уже задыхался от гнева.

– Какой ты нервный в самом деле… — с неохотой начал римлянин, понимая, что выкрутиться, отмолчавшись, не удастся. — С тобой, знаешь, трудно разговаривать. Все время дергаешься, психуешь. Каифа лишь деликатно обозначил вашу проблему, – гость слегка присел на слове «вашу». — Ну, ту самую…

– А ты, значит, нашел ее решение, – пригвоздил его раввин.

– Не знаю, поймешь ты меня или нет, — внимательно разглядывая свои ногти, проговорил римлянин, — но мне и одного избиения ваших младенцев хватило. Того, что Ирод устроил четырнадцать лет назад…

Он немного помолчал, как-то странно посмотрел на Иосифа и вдруг залепил:

– В отличии, возможно, от тебя!

Гостю совсем не требовалось подсматривать за онемевшим от чудовищно несправедливого обвинения, брошенного в лицо раввину, чтобы понять, какие эмоции вскипели у того в душе. Принимая во внимание то обстоятельство, что из-за болезненного состояния Иосифа длинного разговора у них могло не получиться, римлянин решил поменять тактику и пошел на обострение. Выдержав паузу, за время которой его собеседник добрал требуемый градус озверения, он тихим голосом, словно говорил с самим собой, к предыдущей гадости добавил еще одну:

– Понимаю, крови тебе хотелось бы побольше…

– Да ты!, — не вскричал, а как-то поперхнулся Иосиф. И перед глазами поплыли отвратительные желтые круги.

– Я сказал «возможно», – быстро откатил назад грамотный психолог.

– Ты!…

– А чего ты так взвился? Я что-то не то сказал?, – дав проглотить наживку и не снимая с крючка, продолжил он игру со своей жертвой.

– Сволочь!

– Ну ладно, не тебе. Доволен? Говорю же, не тебе!, – в довольно странной форме извинился римлянин, ни мало, впрочем, не сожалея о сказанном. — Ты, как мне известно, при виде крови в обморок падаешь. Но ведь есть такие, которые не теряют сознания, а верят они, заметь, в то же самое, во что веришь и ты. И вдобавок еще проповедуют. То есть заставляют во все это верить других. А во что, собственно? Вот ты – рабби. А что это слово значит?

– Учитель…

– И чему же ты учишь свою паству?

– Ну… Много чему.

– А я тебе скажу, чему. Ты ведь не учишь их, как можно вашего Бога увидеть. Что, неправда? То есть ты не рассказываешь им, как можно научиться по-настоящему верить. Что, оказывается, Его еще можно и любить, а не только бояться и ползать перед Ним как…