Читать книгу Ключ в двери. Бесстыжий мужской роман о сарказме и сексе - Лев Борисович Усыскин - Страница 11
PRELUDIO E FUGA (SOLO)
10
ОглавлениеВсяк волен в неприязни. Вот просто ненавижу выражение «бог троицу любит». Какая-то неизводимая пошлость стоит за ним, претензия на объяснение сущего вне попыток в этом сущем хоть чуток разобраться. Моргнешь ресницами – и встают перед глазами, словно живые, эти несчетные и несчастные безликие мужчины и женщины, исправно наступающие в третий раз на очередные грабли судьбы и сплевывающие указанную фразу там, где нужно бы тихо сказать «аминь!». Или же и вовсе промолчать да пошевелить мозгами.
В общем – бог троицу любит, и неделю спустя после Барбареско им. святого Аденоида я вздумал повторить свой каминг-аут, избрав на этот раз Кота конфидентом.
Со Славой мы, считай, и не виделись со времени той памятной вечеринки. Раза три разговаривали по телефону, еще столько же раз Маша, одна, без вечно занятого мужа, составляла нам с Кариной компанию в борьбе с досугом. В общем, я считал, что отношения с Котельниковыми в полной мере восстановлены и форсировать коммуникацию нет нужды – в конце концов, добрые приятели тем и хороши, что о них не нужно думать постоянно. Если, конечно, не происходит ничего печального.
Короче, повод возник. Не повод, а так: по Аденоидовому проекту проступили какие-то юридические вопросы, и я, следуя студенческой перфекционистской привычке, почти угасшей, но все-таки дававшей время от времени рецидивы, решил разобраться досконально (работа этого отнюдь не требовала) и позвонил Коту. Кот завел объяснение от яиц Леды, я запутался, в итоге постановили встретиться очно и разжевать все до консистенции пастеризованного младенческого питания.
Надо сказать, что последняя, рабочая, суббота апреля выдалась сравнительно теплой – каденция нескольких дней довела термометр градусов до шестнадцати, что не могло не поднять настроения, породив мечты о дальнейшем прогрессе в подобном же духе. Сразу скажу, что мечты эти ничуть не оправдались: коли не путаю, уже в воскресенье начало холодать и вплоть до первых чисел мая все болталось и болталось на уровне прежних унылых плюс семи – десяти, максимум – но мы с Котом об этом, само собой, знать не могли и просто щурились как дети забытому за зиму солнышку.
Да, я забыл пояснить, что встречались мы прямо на свежем воздухе, в парке Лесотехнической академии, куда Кот подрулил, устаканив свои рутинные дела в Выборгском районном суде. Ну а мне, понятно, и пешком было два шага…
Скажу в свое оправдание, что инициатива в выборе места была не моя – Кот сам же и предложил, сам и встретил меня, причем, именно там, где мне было всего удобнее: на Новороссийской у калитки против улицы Орбели, а не, скажем, на углу с Сампсониевским или рядом с каким-нибудь еще входом в этот огромный парк. Вряд ли это было жестом любезности – скорее, случайным стечением обстоятельств, своего рода добрым предзнаменованием.
В общем, к моему приходу Кот уже стоял возле известной лишь местным жителям прорехи в вытянувшейся во всю свою километровую длину чугунной изгороди. Точнее, прохаживался там взад-вперед по дорожке, заложив руки в карманы и зажав под мышкой тоненькую кожаную папочку, содержимое которой он, как видно, не решился доверить багажнику припаркованного автомобиля. Меня он заметил лишь в ответ на мой оклик – оторвался от разглядывания собственных туфель, поднял глаза и как-то устало улыбнулся.
– Привет…
Я приобнял его за плечи.
– Привет, привет… давно уже здесь?
Он молча помотал головой.
– Ну значит я не опоздал!.. Знаешь, вот прошелся сейчас от дома… такое странное ощущение… все равно как в прошлое нырнул головой вниз…
Кот понимающе кивнул:
– Ну да. Я помню. Ты же вырос в этих краях…
Мы двинулись по аллейке вглубь парка, затем свернули налево и пошли в сторону Институтского переулка.
– Ну тут считай родное все, да… Отец в детстве водил сюда гулять… а до него – дед, но этого я уже и сам не помню…
– Сюда, в этот парк?
– Ага… да тут всё, я ж говорю… вон, кардиоцентр на Орбели, вон там, за деревьями, ты отсюда не видишь… так вот, в нем отец и помер… три раза отлеживался там после инфаркта, потом выписывали… а на четвертый – помер… А с этой стороны тогда был интернат для дефективных детей… ну или так считалось, что для дефективных, не знаю… но что был интернат, это точно… И вот я, когда в детстве мимо проходил… всегда в глубине души, боялся… боялся с этими детьми столкнуться вдруг лицом к лицу… старался поскорее проскочить… даже когда не один шел…
– Ну и как, столкнулся все-таки?
– Не-а, ни разу. Во всяком случае, не помню такого. Даже в окнах вроде не видал никого.
– Тем страшнее…
– Вот ты понимаешь!
Смеемся оба.
Какое-то время мы молча перебираем ногами – весенний парк завораживает предвкушением зеленой листвы, клейким запахом лопающихся почек, какой-то теплой дымкой, не то подымающейся от сопревших за зиму листьев, не то излучаемой прогревшимися наконец деревьями и кустами, чьи серые еще недавно как уголь ветки разом обогатились тончайшими дополнительными оттенками – одни зеленым, другие розово-коричневым…
– Скажи, а ты откуда знаешь… ну про эту… про калитку здесь?.. – я с трудом вывел себя из анабиоза, – тоже что ли здесь бывал?
– Гуляли тут, помнится… еще когда я к Машке женихался… – Кот кивнул в ответ как ни в чем не бывало, – вот с тех пор и запомнил…
– Но ведь это же сколько лет прошло!
– Ну да… вот такая у меня память, что сделаешь… беда просто… ничего не стереть, как ни пытаюсь…
Я усмехнулся.
– Эту калитку, если хочешь знать, с тех пор раз пять заваривали… потом открывали опять… то есть не было никакой гарантии… что именно сегодня она…
Кот вдруг резко остановился и, повернувшись ко мне лицом, чеканно произнес, глядя в глаза:
– Ну и что? Значит мне везет. Вот и все. Просто везет.
Я кивнул:
– С тобой хорошо.
– Ага. Давай теперь где-нибудь сядем, и я все-таки объясню тебе эту трахимудию…
Какие-то нотки недоумения проступили в голосе, он то ли стеснялся немного, то ли старался сдерживать легкое подспудное раздражение.
– Ты торопишься?
Кот мотает головой.
– Уже нет. Ладно, давай погуляем, не беда.
Мы выходим к корпусам Лесотехнической академии, берем направо и мимо вросшего за столетие в землю деревянного флигеля, по обсаженной туями аллейке идем вдоль Институтского.
– Видишь – теплицы?
– Да. А что?
– Я вот помню, как их строили. Долго-долго. Выложили кирпичом первый этаж, начали второй и застряли. Сейчас вот кажется, что на несколько лет. Мы с отцом гадали, что же это будет такое и сколько построят всего этажей – и на каждой прогулке убеждались, что дело не движется… а потом вдруг враз застеклили – и вот тебе теплица…
– Экий ты сентиментальный…
– Ну я же мальчиком был тогда… А вот этот белый корпус – я как-то летом, когда никого нет, пролез через ворота во внутренний двор – а там бац, стоит всамделишний бронетранспортер!
– Забрался на него?
– А то! Как Ленин все равно.
Кот хмыкнул.
– Ладно. Так где нам тут присесть?
– Сейчас покажу. Там, за углом, возле входа вроде должна быть скамейка.
Мы обошли белое здание, увитое в высоту первого этажа девичьим виноградом, и действительно обнаружили пару массивных садовых скамеек, установленных вдоль южного фасада, недалеко от парадного входа. Одна из них, по счастью, была пуста и чиста, мы с наслаждением плюхнулись на нее и какое-то время просто сидели, откинувшись на спинку и подставив солнышку лица. В этом месте пространства, рядом с прогревшейся за утро оштукатуренной стеной, лето наступало с опережением: листья и побеги растений вырывались на свет божий неделей раньше, в беспорядочных переплетениях провисших стволов весело щебетали воробьи, распустив перышки и радуясь насекомым, на свою беду досрочно повылезавшим из зимних убежищ. Даже запах вокруг был какой-то летний – хотя, возможно, мне это только казалось.
– Хорошо здесь!
Кот кивает молча.
– Хорошо. Хотя после этого сраного суда, знаешь, везде хорошо… Ладно, давай к делу.
Он положил на колени свою кожаную папку, коротко жжикнул молнией, после чего извлек оттуда расчерченный в клеточку и посаженый на кольца простенький блокнот формата А5. Затем щелкнул авторучкой.
– Смотри же…
Ручка уверенно заскрипела по клеточкам, оставляя после себя неровные прямоугольники, соединенные нарочитыми угловатыми стрелками, а также короткие надписи едва ли не детскими печатными буковками. Надписи эти, никак не желая помещаться внутри отведенных им рамочек, лезли оттуда прочь, мельчая и забирая всякий раз вверх – но все же исправно достигали положенных окончаний, не размениваясь на сокращения: их Кот терпеть не мог.
Не прошло и двадцати минут, как прежняя вуаль непонимания рассеялась без следа. Все оказалось просто, вернее – все теперь казалось таковым, порождая удивление прежнему моему тугомыслию. Впрочем, я знал, что подобное чувство – столь же обманчиво, сколь и характерно: всякая материя прежде чем будет понята, с неизбежностью возьмет свое. Свое во времени ли, в количестве ли раз повторения – но ровно столько, сколько назначено ей благословенной Метидой.
Закончив объяснение, Кот терпеливо выждал паузу, дав мне время осмыслить обретенное откровение, затем вновь откинулся на спинку скамейки. Блокнот так и остался лежать у него на коленях.
Какое-то время опять сидели молча.
– Скажи… а с этой Машкиной подружкой… Карина или как ее там… короче, у тебя с ней теперь все, насколько я понимаю?
Сказав это, Кот не изменил позы – как и прежде жмурился на солнышко, обхватив руками затылок и выгнув локти так, что они сделались похожи на крылья гигантской бабочки.
– Мне Машка давеча наплела чего-то… но я так ни хера и не понял, говоря по правде… кто-то кого-то не так любил… она – тебя или ты – ее, наоборот…
Я лишь кивнул головой.
– Ну, как-то так…
– И что?
– Не знаю…
– Она от тебя или обратное?..
– Она. – Я невольно вздохнул, – А может, и я… в таких делах сам черт не разберет… в общем, все делается по обоюдному согласию, не правда ли?
Кот усмехнулся.
– Она странная, конечно… я, впрочем, видел-то ее раз пять, наверное… Машка говорит, она сейчас в депрессии, ни с кем не общается, с работы ушла…
– Я тоже.
– Ушел с работы?
– Да нет же. Я тоже в депрессии. А с работой… ну хоть в этом – порядок, и то спасибо богам-олимпийцам…
– А что же не так? – Кот словно бы проснулся, убрал руки из-за головы и, повернувшись ко мне, взглянул исподлобья. Кажется, впервые за это время я почувствовал, что разговор ему и впрямь интересен.
– Да всё, в общем…
– …новой бабы не найти?
– Ну, нет… то есть да… короче, я и не ищу пока… и даже не знаю, кого бы хотел сейчас найти…
Кот чуть слышно присвистнул.
– Экое у тебя… повышение ставок…
– Да чего уж там… просто не нужен никто… как и я теперь – никому…
– Теперь?.. – Кот улыбнулся.
– Ну да… не знаю, может, возраст… или другое что…
Получилось как-то жалобно, и я невольно поморщился.
– Ну вот чувствую себя такой Луной вокруг Земли… понимаешь… летаю… вроде бы и весь на виду и сам все вижу – а по существу, дела никакого нет. Ни Луне до земных дел, ни наоборот… одни только воспоминания какие-то… бесплодные и мучительные…
Теперь Кот смеется в голос:
– Возраст у нас с тобой… еще детский, Игорь… правду говорю!.. детский!.. еще свадьбу играть – самый сок… Тут у тебя действительно другое…
Выпятив нижнюю губу, он два раза кивнул сам себе.
– Тут другое совсем…
Я невольно заражаюсь его глубокомыслием:
– В чем же оно, это другое, поведай мне тогда, о, мудрейший?
– Да почем мне знать… ты лучше вот что… ты скажи: ну а в койку тебе баба нужна ведь?
– Нужна, да…
– И как же ты?..
– А черт его знает. Устрою как-нибудь… но, боже упаси теперь – чтоб кто-то дома у меня шнырял… выставляя напоказ экзистенциальную маяту… хватит, наигрался!..
– Что ж, это ведь прикольно по-своему, разве нет?
– Ужас как прикольно… (я начинаю заводиться) Чувствуешь себя потом раненым на чужой войне…
– Ну, ясно, ясно… – Кот почувствовал, что пора меня успокаивать, – значит, не хочешь ни с кем теперь связываться… так и запишем…
Он взял рукою блокнот – словно бы и вправду решив записать в него что-то.
– Так что тебя все-таки не устраивает, а? Захотел жить один – и живешь один теперь. Бабу надо в постель… ну так для этого проституция изобретена человечеством… Чего еще-то тебе жаждется?
Пожимаю плечами. И вправду – а чего еще?
– Мне кажется… послушай, мне вот кажется… хотя могу и ошибиться…
– …ну-ну… давай-давай…
– Только не смейся, ладно?..
– Не буду, не буду. Валяй. Давай раскрывай мне свои желания, а я, как тот джинн из старинной лампы… Сложу на груди руки и стану талдычить: «слушаю и повинуюсь, мой господин!».
Сказав это, он и в самом деле сложил руки крестом.
– Знаешь, мне, наверно, нужно чего-то нового… какие-то незнакомые ощущения, или как бы сказать… чтоб была такая… позитивная неопределенность.
– Позитивная неопределенность? Всего-то? По-русски это называется счастьем, милый мой друг… ничего другого… все как у всех… в общем, ты мне не ответил по существу… толком ничего не сказал…
– Да ну тебя, Слава, тебе не угодишь… какой ты джинн, на хрен…
Я растерянно качаю головой.
– Слушай, ну я, правда… правда, не знаю, как объяснить иначе… ну вот не то, что бы не осталось в мире неизведанного – этого-то хоть отбавляй… на каждом шагу… а вот нет такого неизведанного, чего бы я на самом деле хотел изведать…
– А как, скажи, можно знать заранее, чего бы ты хотел, а чего – нет?.. ведь оно ж в самом деле – неизведанное…
– Ну я не знаю… наверное, никак… видимо, я просто разучился мечтать!..
– Вот! – мой собеседник словно бы даже обрадовался. Лицо его расплылось в улыбке – снисходительной улыбочке Люцифера, протягивающего игрушку смертельно больному ребенку, – вот ты и сформулировал на этот раз как надо: разучился мечтать. А то – не знаю, как сказать, не знаю, как сказать… заладил тоже… как баба… все ты знаешь…
А ведь он прав, черт возьми! Теперь и я улыбаюсь – пожалуй, с искренним облегчением.
– Ну, хорошо, хорошо, пусть так. Разучился мечтать. И что, по-твоему, подобное – лечится?
Кот пожимает плечами.
– Не знаю. Лечится, наверное.
– Как?
– Ну, как. Ты сам сказал – новыми впечатлениями.
– И каких же впечатлений мне теперь искать? – комариный писк надежды, зародившись, тут же глохнет в моем мозгу, – вот расскажи, придумай мне, Слава, будь ласков!..
Кот изображает наигранной удивление.
– Да чё там… Купи себе собаку.
– Собаку? Какую собаку?
– Большую. Лохматую. Пастушеской породы. Или, может, козу.
– Чего-о?
– Того. Купи собаку или козу и занимайся с ней скотоложеством. Вот тебе и новые ощущения с впечатлениями… целая куча… мало не покажется… Законом, конечно, запрещено, но никто ведь не пронюхает!
– Сука ты, Котельников…
– Да ладно, ладно… (снисходительно улыбается) не петушись… смотри… вот тебе дебютная идея, так сказать… а дальше поглядим… включаешь компьютер и лезешь, значит, на сайт…
– …какой еще сайт?..
– Лезешь на сайт… называется «взять на содержание» ком… только в одно слово, английскими… сейчас, погоди, запишу тебе тут…
Он вновь щелкает ручкой и размашисто чертит что-то в своем блокнотике. Затем порывисто выдирает страницу и, сложив ее пополам, протягивает мне. Беру и машинально сую в карман, даже не взглянув.
– Ты что, Слава? Это сайт знакомств? Со всякими идиотскими анкетами и поборами за подъем анкеты в заоблачную высь?
– Ну нет. Хотя можно, конечно, и так сказать. Но все же не совсем, да. Другое. Этот чуток посерьезнее. Бабы, предлагающие взять себя на содержание…
– Это я уже понял, что бабы. Предлагающие себя… Из названия… Пиявушки, одним словом. Ну и нафига мне, скажи, они сдались?..
– А чем плохо? – Кот словно бы искренне удивлен.
– Херня ведь…
– Да ладно… – качает головой, одновременно убирая блокнот в папочку, – Это тысяч сорок, вряд ли больше… сдюжишь вполне… зато все полностью подконтрольно… по твоим правилам… чем не игра?.. и главное, всегда можно остановить…
Он задумался на миг, затем сглотнул и после продекламировал едва ли не торжественно:
– Предвосхищая твой вопрос об отличии этого от проституции… скажу… что разница здесь… вполне качественная… ну примерно… примерно, как между театральным представлением в четырех актах и статуей…
Мне становится смешно.
– Ну и зачем мне статуя в четырех актах?.. Скажи мне, друг мой, Слава?.. ерунда это, вот что… но все равно спасибо тебе, кое-что помог мне понять, это точно… без тебя бы я совсем…
Я обрываюсь на полуслове – и тут на меня снисходит маленькое озарение:
– А, слушай!.. один только вопрос еще… могу я задать, да?.. только если не хочешь, не отвечай – мне просто любопытно, не более того… короче, скажи… а откуда ты сам узнал… про это насодержаниеком?
Кот хмыкнул. Затем улыбнулся с какой-то шоколадной загадочностью:
– Да я, Игорек, много знаю такого, что и не снилось вашим мудрецам… Что ты… Ладно, пойдем отсюда… меня Машка уже заждалась с обедом…