Читать книгу Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II - Лев Гомолицкий - Страница 54

[Зияет время…

Семижды ложем океанов

был сей равнинный круг осок

пал за хребет левиофанов

здесь первый ноев голубок,

пласт мела прободен могучим

здесь бивнем с повестью рун о

том, как на небо взято тучам

вод мезозойское руно

плывет в земных веков жилища

стадами белых черепах

и катятся уже с кладбища

копытам козьим черепа,

как шла по черепам, по рунам

невысловима и вся страсть,

как я пред видом страсти рухнул,

в пасть страсти осужденный пасть…

Нет, осужденный, но не рухнул

еще: нещадна и слепа

лишь близится по ветхим рунам

по ржавым в прахе черепам.]{8}

На стол, символ гадальной карты,

слетаешь призраком порой,

в игральные вмешавшись карты —

скелетом с поднятой косой.

Тогда как вихрем шевелятся

у суеверия власы:

как травам, жизням колебаться

от приближения косы.

Но не такой ты мне: нещадной,

с косой игрушечной тупой,

марионеткою площадной

над ширмой красной, над толпой.

Не скрежетом уничтоженья,

не ересью о тишине, —

начальной тайною нетленья,

при жизни предлетавшей мне.

Тогда еще телесно отрок

тобой тысячелетен стал,

вместив все видимое от рог —

ов зверя, от копыт и жал

до плави на разбельной тверди,

до цыри брызжущих лучей.

Большая лествица, бессмертье

моих бесчисленных смертей.

Есть средства горькие забвенья,

но трезвым благостно принять

суровой смерти посвященья,

ее бессмертную печать.

Телолюбивы, маловерны,

не видим ночи мы с утра.

Стремимся горстью взмах безмерный —

в пространствах удержать ветра.

Но ждет удар в могиле грома —

земли о гроб, ждет тлен, ждет кость.

Все совлечет с тебя, из дома

родного вынесет твой гость.

Чтоб понял ты коловращенье,

его слепой круговорот,

свою – о смерти небреженья

ошибку смертную… И вот —:

избегнуть срока не старайся,

знай, смерть – ковчег твой, новый ной,

и вечности воспламеняйся

взволнованною тишиной.

Как благодатен тот иаков,

что с ней при жизни спор имел,

на ком следы остались знаков

объятий, огненных для тел.

Богонетленны эти знаки

косноязычья, хромоты —

духопрозрачнящие паки

природы темные черты.

Порой иным, но сродным, слогом

– в нем та же бледность, тот же свист —

она является к порогам

сознаний тех, кто прост и чист:

как воспаленным точкам близко

двух сопрягающихся тел

от сфер сиянья, травам низким

душистым – от духовных дел;

пусть только воспаленья токи,

возникнув, после не найдут

другого тела, в кости, в соки

проникнут огненно, пройдут.

В столь трудной радости высокой

в час новопламенных минут

к сто-ликой, – сердой, – умной, – окой

телесным знанием придут,

и им откроется прозренно

в какой-то серый день – листва

б. м. только вспыхнет тленно —

простая тайна единства.

Под шелест трав у ног, под пенье

в заборе ветра – свист и звон —

о жизне-смерте-становленьи

преобращающий закон.

Мы, кто сомыслить ей не смеем,

– от душ, от трав, до пыли плит —

светильник, сытимый елеем,

в котором общий дух горит.

Пока еще то пламя тлеет,

всепроникая естество,

в светильнике не оскудеет

духовной плоти вещество.

Не тот, кто бренного дыханья

с благоуханием ветров

сорастворил благоуханье, —

в ком умер мир живой – тот мертв.

Невинно веруют живые,

что нет мертвее неживых,

не видя тени гробовые,

дыхания не чуя их.

И если мертвых целованье

почувствуют на лбу своем,

воскликнут только: наказанье

– кто дверь! (– окно!) – со сквозняком!..

Но – сами этого не знают! —

путеводимы волей их,

солюбят с ними, сострадают,

соделатели неживых.

Как часто сам, уже у цели

опасных дел, я постигал:

те помыслы, что мной владели,

мне в разум мертвый перст влагал.

Перенасыщенную землю

я вижу: тленьем персть пьяна.

В ночном молчаньи часто внемлю —

пылает зренье тьмой – она!

Ловлю я тени без предметов,

свечение вкруг них травы;

– слова таинственных советов:

стань вне и утвердишься в.

И просвещается сознанье:

что смерть и где ее предел?

ее ли наименованьем

определил я свой удел!

И тело к тленью приближая,

остря пять помыслов, пять жал,

волненьем сердце утомляя,

не смерть ли жизнью почитал.

Не новой плотью (воскрешенья!)

кость мертвая веками ждет.

В веках мы копим дух – не тленье.

Для смерти этот род живет.

Искусство смерти, план предвечный:

не прекращая плоть ее,

стать в духе жизнью бесконечным;

очищенное бытие.

Когда шепчу жене любимой