Читать книгу Необычайные похождения с белым котом - Лев Усыскин - Страница 21

КНИГА ПЕРВАЯ
Мастер Альбрехт
Глава четвертая, в которой Тимофей имеет успех, вмешиваясь не в свое дело, а мы, наконец, узнаем, зачем Гурагон пожаловал в город
20

Оглавление

А между тем в доме Мастера Альбрехта все шло обычным своим чередом. Пришла настоящая весна, и немногочисленные городские деревья покрылись трогательным кружевом молодой листвы. Впрочем, сам хозяин дома возможно и не заметил, что время года сменилось, – большую часть дня он, как и прежде, проводил в своем лабораториуме, выходя оттуда на свет божий лишь к позднему обеду. Судя по всему, дело у него продвигалось, – заходя время от времени в лабораториум, Гретхен всякий раз находила его в хорошем настроении и преисполненным энергией. Ей даже подумалось, что пробуждающее действие весны тоже внесло здесь свою тихую лепту.

К началу мая, однако, это его лучезарное настроение все же несколько подпортилось:

«Неблагоприятная расстановка звезд повергает мои труды во власть Сириуса… препятствуя поискам и затрудняя путь…» – временами жаловался он девочке, продолжая, несмотря на это, свои опыты с прежним, если даже не с удвоенным рвением. Выросшая в деревне, среди тяжелого крестьянского труда, Гретхен, тем не менее, и вообразить не могла прежде, что бывают такие невозмутимые и упорные люди!


В один подобный день, не предвещавший, казалось, никаких неожиданностей, Мастер Альбрехт вышел утром к завтраку, съел, не проронив ни слова, то, что подала на стол Гретхен, затем поднялся и, пребывая по-прежнему в молчаливой задумчивости, ушел к своим тиглям и пеликанам. Когда час или два спустя Гретхен заглянула в лабораториум, старик был полностью погружен в работу. Длинными щипцами достал он из внутренностей атанора какой-то сосуд с кипящей тяжелой жидкостью, затем перелил ее в другой, на дне которого покоилась пригоршня синих прозрачных кристаллов. Встретившись, обе субстанции отчаянно возмутились друг дружкой – старик едва успел отдернуть голову, дабы уберечь глаза от полетевших во все стороны раскаленных брызг.

«Не надо ли чем помочь, Мастер Альбрехт?» – поинтересовалась Гретхен, как обычно, однако тот лишь в ответ, не глядя, мотнул головой из стороны в сторону. Видно было, что говорить ему теперь некогда.

Зная, что хозяин ее не прогонит, девочка присела в углу на маленькую скамеечку – ей хотелось посмотреть, что будет дальше. Однако просидела она так совсем недолго – уже четверть часа спустя Гретхен послышалось вдруг, что кто-то стучит внизу у входа. Вспомнив, что в это как раз время должен был прийти трубочист, она рванула туда впопыхах – забыв, вопреки всегдашним просьбам Мастера Альбрехта, тщательно прикрыть за собой дверь в лабораториум. Эта во всех отношениях случайная оплошность, похоже, и привела к тому, что… но, впрочем, обо всем по порядку!


…Разговор с трубочистом затянулся дольше, чем Гретхен предполагала: сперва никак не могли выбрать день, в который он явится со своими помощниками и инструментами освидетельствовать давно не чищеный дымоход, затем довольно долго рядились о цене этой работы. В общем, когда за трубочистом, наконец, захлопнулась дверь, девочка вздохнула с явным облегчением: теперь можно было вернуться в лабораториум, продолжить наблюдения за таинствами Мастера Альбрехта…

Она поднялась на второй этаж и уже потянулась было к дверной ручке (укорив себя попутно за оставленную щель), как вдруг эта дверь распахнулась сама собой и на пороге лабораториума появилась фигура его хозяина. Не ожидавшая этого Гретхен поневоле отшатнулась – и в следующий момент застыла в изумлении: руки Мастера Альбрехта крепко держали… кота Тимофея, перехваченного поперек туловища самым немилосердным образом. Но даже не это поразило девочку сильнее прочего – ее внимание мгновенно приковала к себе задняя часть котовьего тела: примерно от середины спины и дальше, захватывая не менее трети длины хвоста, шерсть животного светилась холодным голубым светом красивейшего, ни с чем не сравнимого оттенка! Гретхен показалось, что она спит, – она зажмурила глаза, затем вновь их открыла, однако все оставалось по-прежнему: наполовину выкрашенный Тимофей величественно светился в полумраке лестничного проема.

Наконец Мастер Альбрехт опустил животное на пол – Тимофей поднялся на несколько ступеней вверх по лестнице, сел, подобрав хвост, и тотчас принялся вылизывать свою шерстку:

«Фу-ты, гадость какая… беда просто с вашими затеями, ой, беда – стоит раз зазеваться, и обязательно вымажешься тут же какой-нибудь дрянью… еще, небось, ядовитой, как водится!..»

Мастер Альбрехт, однако, пропустил это ворчание мимо ушей, – спрятав руки за спину и прислонившись к стене, он молча смотрел теперь девочке прямо в глаза, и на его лице при этом запечатлелось не виденное до того никогда ею сочетание усталости и счастья.

«Понимаешь ли ты, – он, наконец, прервал молчание, – Понимаешь ли ты, бесхитростное дитя, что этот волшебный цвет… эта голубая жемчужина – и есть то самое, сокровенное и великое, что завещано мне было найти мудрым братом Педро из Сарагосы! Цветок лет труда моего, утро бессонных ночей и последний порог дороги моей!»

Глаза старика сверкали юношеским каким-то огнем:

«Две тяжкие недели Господь испытывал меня, посылая неудачу за неудачей, – ибо не дóлжно прийти к концу пути с чувством гордости и упоения, а только лишь исполненным веры и упования…»

Он вытер со лба пот:

«Но были услышаны молитвы мои! И руки мои направил Господь в щедрости даров своих – и, дабы запомнил я, чьим именем обретаю другими утерянное, послал вот это бессмысленное животное, одним неловким движением сделавшее то, на что мне, того и гляди, пришлось бы потратить битый месяц!»

Он засмеялся коротким сухим смешком. Оказавшись в плену возбуждения, наводимого его словами, Гретхен засмеялась тоже:

«О, как я рада, Мастер Альбрехт! Это и вправду – чудеснейший цвет на свете, я никогда не видела такого прежде! – она и в самом деле обрадовалась за старика, – Значит вы завтра же сможете пойти к графу и…»

«О! Нет! – перебил ее Мастер Альбрехт, – Теперь-то как раз, – он ухмыльнулся довольно, – Теперь, когда истина уже коснулась моих ладоней, – нет вовсе никакого смысла спешить! Что пользы в спешке? Она лишь увеличивает число ошибок, награждая взамен ненужным утомлением. Ты просто плохо знаешь жизнь, наивное дитя деревни, плохо знаешь жизнь!»

Он замолчал и, опустив голову, уставился в деревянную половицу.

«Спешить мы и не станем, само собой. Сперва ведь следует убедиться, что результат сегодняшнего случая в любой момент достоин быть повторенным, – лично я, конечно же, нисколько в этом не сомневаюсь, однако правила философских занятий требуют этого с непреклонностью… Лишь после этого только буду я спокоен в полной мере!»

Старик опять сделал паузу, затем продолжил:

«И вот тогда уже – ты слышишь меня, девочка? – тогда настанет для нас время несколько иной работы. Ибо, ей-богу, не лишне совсем накопить хотя бы несколько фунтов чудесной краски Готфрида Бульонского! Накопить, прежде чем рассказывать о ней людям. Ведь люди склонны верить большому и пропускать мимо глаз малое…»

Сказав это, Мастер Альбрехт встряхнулся, поднял голову и, вновь взглянув в глаза девочке, добавил самым обычным своим голосом:

«Итак, сейчас я удалюсь записать на полях книги великого Педро то, что довелось мне увидеть… Иной работы на сегодня не будет уже, однако и этого достаточно, – обед будет поздним… Ну, а к обеду… к обеду достань-ка из погреба хороший кувшин вина – и да восславим мы Господа за его милость к нам, грешным!»

Гретхен кивнула радостно – и тут, однако, взгляд ее упал на Тимофея, во все продолжение хозяйской речи молча сидевшего на своей ступеньке и лишь принимавшегося время от времени с ленивой презрительностью вылизывать свою шубку. Он явно не разделял всеобщей радости!

«Но что же будет с моим котом, Мастер Альбрехт? Как мне вернуть ему белоснежность меха? Негоже ведь ему…»

«Негоже! – Мастер Альбрехт прервал ее, расхохотавшись вновь, – Негоже, да… но ведь негоже и входить, куда не звали, отрывать достойных людей от важных занятий, ронять вещи на пол, разбивая их… все это, конечно же, заслуживает извинения, но лишь в том случае, если… если ты выступаешь орудием Провидения… однако при таком ходе дел грешно пенять… на неучтивость Провидения… также и к твоей незадачливой персоне!..»

Он буквально захлебнулся хохотом:

«Не беспокойся за кота, добрая девочка! Весь дом наполнен клочьями его шерсти – сейчас весна, время линьки – не пройдет и месяца, как спина его избавится от последнего голубого пятнышка…» – Старик самодовольно хмыкнул, – «А вот отмыться у него не получится: это уж как пить дать! Не получится, не получится – или я ничего вообще не понимаю в красках!»


Кувшин вина к обеду Мастер Альбрехт принес из погреба сам.

«Это Фалангина – чудесное вино, еще римские императоры имели обычай начинать с него трапезу. Проклятый виноторговец содрал с меня втридорога за единственный и, к тому же, не слишком большой кувшин – но, верно, он и сам его недешево дóбыл, ибо сей божественный напиток привозят к нам из далекой страны Неаполитанского короля… Да и не часто привозят, а так – от случая к случаю…»

Разливая вино, старик словно бы и вовсе забыл об утреннем происшествии, – он весь был теперь поглощен созерцанием золотистой струи, наполнявшей стаканы, закрыв глаза, вдыхал исходивший от вина аромат, и лишь насладившись цветом и запахом, позволил себе пригубить слегка, запрокинув голову и втянув щеки:

«Такое вино, конечно же, более подобает пить знатным господам… Впрочем, даже и у них едва ли найдется для этого повод бесспорнее, чем у нас сегодня, – я верил, что такой день непременно настанет, покупая этот кувшин… И вот он, наконец, настал!..»

Добавив вина в свой стакан, Мастер Альбрехт налил и Гретхен:

«Попробуй и ты этого вина, добрая девочка, запомни его вкус, если сможешь, – кто знает, когда вновь приведется тебе встретить его…»

Подчиняясь, Гретхен отпила из своего стакана – напиток, в первый момент показавшийся чересчур бесцеремонным, уже несколько мгновений спустя успокоил ее гортань нежной своей, и в то же время – властной лапой. Вместе с хозяином девочка отпила еще, чуть после, когда оба слегка насытились едой – стаканы наполнились вновь… Это было похоже на море, погружаясь в воды которого, чувствуешь в самом начале один лишь холод только, – однако холод быстро проходит, сменяясь ощущением силы и радости, готовности к встрече с чудом, которое не сегодня, так завтра, но неминуемо случится в нашем добром мире добрых людей!..

Впрочем, Гретхен тогда еще ни разу не видела моря…


Последние капли Фалангины Мастер Альбрехт выцедил в свой стакан, уже когда Гретхен принялась сметать со стола крошки. Вставать ему явно не хотелось, – забыв про девочку, он сидел на своем месте, вытянув вдоль столешницы руки и, казалось, с великим интересом разглядывал собственные ладони. Закончив прибирать, Гретхен спросила разрешения уйти к себе и, получив в ответ утвердительный кивок головы, удалилась. Ей не терпелось поговорить с котом – выяснить, что же все-таки произошло в то время, когда она торговалась с трубочистом.

…Подыматься по лестнице было трудновато – девочка впервые ощутила на себе, как вино, казавшееся легким и безобидным, давая волю радости, в то же самое время утяжеляет ноги, делая их почти что чужими. Переступая со ступеньки на ступеньку, Гретхен вынуждена была то и дело хвататься руками за перила да стены, чтобы сохранить равновесие и не грохнуться вниз, – ее, однако, это ничуть не обескураживало. Было забавно, и только, – ужасно хотелось рассказать Тимофею про Фалангину и ее волшебное действие.

Добравшись до своей мансарды, девочка поняла вдруг, что этот долгий подъем по лестнице едва ли не начисто лишил ее сил. Она плюхнулась на свой сундук, закрыла глаза, но вскоре открыла их вновь, подняла голову и поискала вокруг себя Тимофея. Можно было предположить, что кот разляжется на своем любимом подоконнике либо спит в углу, свернувшись калачиком. Однако она ошиблась – Тимофей, вопреки обыкновению, сидел прямо посреди каморки, навострив уши и выпростав по полу свой голубой хвост. Девочке он почему-то тоже показался смешным – она слегка хихикнула, затем вытянула в направлении кота ладонь:

«Милый, милый Тимофей!.. как жаль, что ты не можешь оценить сладости вина!.. поверь же мне, оно было… было очень… очень изумительным… и солнечным… да…»

Однако кот в ответ лишь презрительно фыркнул.

«Тебе что-то не нравится, кот?»

Он фыркнул снова, мотнув из стороны в сторону белой своей головой:

«Ну, что ты… что ты… как можно!.. конечно же, мне нравится все на этом свете… абсолютно, все!.. и более всего иного, ясное дело – мой синий хвост!.. Тебе, я думаю, тоже понравилось бы такое, если бы тебя кто выкрасил в синий цвет, да еще заставил бы светиться! – он переступил с лапы на лапу, – Вот, как, по-твоему, отныне я охотиться буду? Скажи мне, пожалуйста, как?»

Голос кота теперь раздавался едва ли не сквозь плач:

«Или ты думаешь, что осторожная ночная крыса, издалека завидев эдакое нескромное сияние, станет дожидаться моего появления из одного только любопытства?.. Ты и вправду так думаешь? Что ж, в этом случае я готов выразить мое почтение безграничной твоей проницательности…»

Веселое настроение сняло как рукой – Гретхен вновь стало стыдно перед котом, как тогда, по пути в город. Она рывком села и, обхватив руками колени, заглянула Тимофею в глаза:

«Прости меня, кот… ты прав, конечно же… я не должна была забывать о тебе…»

Она даже поперхнулась слегка от волнения:

«Я должна была вспомнить о тебе за обедом… когда было весело… вспомнить о тебе и позвать тебя!..»

Слезки предательски обозначились в уголках ее глаз:

«Но только чем я могла бы помочь тебе, кот? Царицу Красок невозможно отмыть. Ведь Мастер Альбрехт сказал же, что…»

Однако Тимофей не дал ей закончить фразу:

«Мастер Альбрехт, Мастер Альбрехт… сказал то, сказал сё… твой Мастер Альбрехт, если уж хочешь знать, так же беспомощен, как и ты… как и вообще почти все ходящие на двух ногах – не важно, с крыльями или без…»

«Беспомощен?..»

«Ну, да, беспомощен… Ты помнишь ведь – он сам же и сказал, что если бы не я… то он… еще многие месяцы, если не годы… провел бы в бесплодных поисках… этой своей гадкой краски, годной лишь на то, чтобы пачкать хвосты…»

От этих слов Гретхен улыбнулась помимо собственной воли:

«Конечно, Тимофей, конечно… ведь ты всегда считаешь себя самым главным, не так ли?.. но расскажи мне, наконец, что же случилось тогда в мое отсутствие – и как ты сам попал в лабораториум? Ведь сколько раз, я помню, говорил ты мне о том, что не выносишь…»

«…этих дурацких запахов? – Кот перебил ее вновь, – О, да! Я в самом деле их ненавижу!»

«Но зачем же тогда… ты… – Гретхен вдруг вспомнила про злополучную дверь, оставленную открытой, – Зачем ты вошел туда, воспользовавшись моею оплошностью? Ведь не станешь же ты… утверждать… что Мастер Альбрехт нарочно позвал тебя… Или что у тебя возникли вдруг дела в лабораториуме?»

«Стану!»

Гретхен от удивления наморщила лоб:

«Ты? – она покачала головой, – Какие же дела могли быть у тебя среди тиглей и реторт? Там, право, не было ничего съедобного – ничего, хоть сколько-нибудь пахнущего кровяной колбасой!..»

Кот лишь презрительно фыркнул по своему обыкновению:

«Вечно ты говоришь невпопад!.. Слушай же, как было дело, – слушай и смекай, а не то опять обидишь меня, как следует не подумав!..»

Он прилег на передние лапы и облизнулся:

«Вот, значит, проснулся я нынче утром, отдохнув превосходно, аппетит належав великолепный… в чудесном, можно сказать, настроении проснулся, да… кто б мог подумать, что потом… случится такое… ну, да, ладно, чего уж!.. Так вот, проснулся я, стало быть, поглядел в окно, как водится, ничегошеньки там, кстати, нового не обнаружил – понюхал воздух и решил вниз спуститься: вдруг, думаю, ты догадалась уже миску мою наполнить!..»

Кот качнул головой, словно бы усмехнувшись:

«Выхожу, значит… только начал по лестнице спускаться – вижу: кто-то от перил сиганул поспешно через ступеньку поперек… сиганул и ну затем вдоль стенки вниз… Я, понятно, следом – ведь не иначе, как крыса, а крыс я в этом доме, почитай, еще и не встречал даже… А тут вижу: и в правду – она. Самая, что ни на есть… серая, гладкая, хвост толстый, бока раздобревшие – откуда только взялась такая! Короче, славный завтрак сам, почитай, в гости ко мне пожаловал!.. Вот… Бросился я, значит, за ней, на второй этаж – ну, думаю, здесь-то я эту крысу и уделаю: деваться-то ей от меня на втором этаже, все равно, некуда!.. Ан, вышло иначе: соскользнула вострохвостая со ступенек – и шмыг в лабораториум этот… Кто ж мог предвидеть, что ты дверь туда за собой закрыть забудешь!

Ну, вот – а я, грешным делом, замешкался чуток: вспомнил, как старик меня водою окатил… думал: остановиться?.. или все-таки продолжить погоню?.. В общем, решил продолжить, была – не была. Все же, как ни крути, дело доброе – крысе в лабораториуме еще более быть не пристало…

Вхожу, короче. И что же я вижу? Чудо удивительное, право, – ей-богу, чудо. Вижу, что охоте моей, по всему, – конец. Потому как ускользнула добыча. Даже не ускользнула, нет, – а просто опередил меня, что называется, другой охотник. Более быстрый и ловкий. Или более везучий, что правдоподобнее. Кто ж это был, догадайся? Правильно, твой Мастер Альбрехт, кто ж еще! Стоит себе посреди комнаты, в руке – щипцы каминные, а в щипцах – крысиный хвост. Сама же серая висит в воздухе и беспомощно лапками розовыми перебирает…

Тут старик и меня увидал: «А, – говорит, – Вот и ты, лентяй! Явился, значит, не запылился… Гляди, как мне приходится вместо тебя работать!» И ну меня дразнить крысой этой: опустит чуть-чуть перед моим носом, дескать – на, бери. Я только на задние лапы встану – он тут же ее вверх подымает. Я опускаюсь на пол – и он руку свою следом…

А только не любитель я подобных игрищ! Поглядел по сторонам, улучил момент, рванул – и вот уже крыса у меня в зубах: старик – тот даже и понять ничего не успел! А я всего только – вместо того, чтобы на задних лапках танцевать без толку – вскочил, значит, на стол, где всяческие горшки и сосуды стояли в нагромождении, а уж оттуда за крысой, вытянув лапы и распластавшись, сверху вниз, словно птица – так, на лету прямо, и вырвал добычу из его рук.

Ну, Мастер Альбрехт твой, понятно, рассвирепел – аж жарко стало вокруг! Да и кому понравится, если такая сладкая добыча вдруг из рук уходит! Щипцы куда-то в угол швырнул, ногой топнул да на меня как двинется не в шутку: аж страшно стало! Во, думаю, пропади она пропадом, эта крыса, – лучше лишиться завтрака, чем хвоста…

Выпустил я ее, стало быть, и задом, задом, мимо стола того самого, с которого я прыгал только что… отступаю, значит, в сторону двери – и тут вдруг ба-бах! рядом падает что-то, затем что-то еще, разлетается стаей осколков, брызги летят во все стороны, едва глаза успеваю зажмурить!..

К счастью, в глаза не попало – и на том спасибо, как говорится, а то не знаю уж, что бы и делал сейчас! Однако чувствую – обдало шкуру чем-то теплым и вместе с тем липким. Но разбираться-то уже некогда – делаю ноги немедленно и за дверью только принимаюсь себя осматривать – что-де да как. В это время, само собой, и Мастер Альбрехт появляется – я было собрался бежать дальше, ан вижу – нет в том вроде нужды никакой. Потому как с хозяином и впрямь что-то неладное происходит: стоит, руки трясутся, глаза же – широкие стали, как у коня, все равно! Глядит на меня, как будто я – не я, а чудо какое заморское, впервые в жизни увиденное! Стоит себе и глядит…

Ну, я, понятно, тоже замер – пошевелиться боюсь. Думаю – что это будет, а? Съест он меня, что ли – упущенной крысы взамен?

Короче – думал я, думал, прикидывал – прикидывал, а главного-то, поди, и не заметил! Хозяин – он хоть и в изумлении, а все ж постепенно ко мне подступал шаг за шагом. Медленно-медленно, так, словно бы за птицей крадучись. И как только удалось ему мое внимание заворожить при этом – хоть убей, не пойму!..

В общем, схватил он меня в самый неожиданный момент – схватил, в охапку сгреб, лапу заднюю правую, кстати, прищемил – до сих пор больно… Ну, а потом к себе, в лабораториум вернулся – к столу подошел и ну его разглядывать: то на хвост мой глаза скосит, то на лужицы и черепки, опять на хвост – потом снова на посуду свою разбитую… Видать, оттенки цвета сравнивал, не иначе! Сравнивал и прямо охал от удовольствия – я уж опасаться стал, грешным делом, что он совсем головой повредился на радостях-то. Наконец умаялся все-таки башкой своей крутить и, как видно, прочь направился – вот здесь вы с ним в дверях и столкнулись…»

Закончив свой рассказ, кот поднялся на лапы и внимательно посмотрел на девочку:

«Ты слышишь меня или нет?»

Он подошел к ней поближе, навострив уши, постоял несколько мгновений рядом с ее сундуком, затем беззвучно покачал головой, и, повернувшись кругом, затрусил в свой любимый угол. Добрая Фалангина сделала свое дело – Гретхен сладко спала, не удосужившись даже дослушать рассказанную котом историю до конца.

Необычайные похождения с белым котом

Подняться наверх