Читать книгу В то далекое лето - Левон Адян - Страница 6

Человек не может представить, как быстро проходят дни, как дни переходят в недели, а недели – в месяцы.

И вот, снова осень, и снова наш Хндзахут оделся в желтый наряд. То тут, то там на ореховых деревьях клюют вороны, и с орехом в клюве летят вниз над зеленными осенними пшеничными полями. Снова от ветра колышутся персиковые деревья. И наша речка Барак Джур, по-прежнему принимая последние лучи солнца, блестит, переливается светло-сиреневым цветом, и, извиваясь, проходит через леса, поля и сады, по-прежнему, журчит она в темных бездонных ущельях.

Солнце поднялось и уже дошло до зенита, откуда, вероятно, виден весь мир. Перекинув школьный ранец через плечо, я иду домой. В последнее время, не знаю, почему, стараюсь возвращаться домой один, мне так нравится. У меня под ногами шуршат сухие листья. И под это шуршание в моей голове рождаются разные мысли. Я думаю о том, что вот уже год, как Аргина живет в нашем доме. Нет, удивительно быстро прошел этот год. Целый год…

Отец , по-прежнему, работает в колхозе. Утром, чуть свет, садится на коня, едет на фермы, а возвращается поздно вечером или в полночь. Случается и так, что увозят скот в райцентр, тогда он на день-два остается там. Мама так же, если привозят тяжело больного, остается в больнице. Потому что, правда, наше село маленькое, но больница межрайонная, обслуживает, также, жителей близлежащих маленьких деревень и часто тяжело больных привозят оттуда. Аргина всегда возвращается из школы раньше меня. Когда звенит последний звонок, я стремглав бегу домой, потому что Аргина не любит, когда я где-то задерживаюсь. Поэтому не задерживаюсь. Сам удивляюсь себе: за этот год я полностью переменился, как говорит мама, сразу стал образцовым мальчиком. После уроков прихожу прямо домой, мы сразу садимся обедать. А если мамы дома нет, Аргина одна не обедает, ждет меня. Выходит на балкон, сидит там и ждет. И всегда радуется. когда я иду. Вроде, ничего радостного нет, я же не с неба спускаюсь, но нет, радуется, и все. Когда вижу её, тоже радуюсь, хотя не так уж это показываю. Только улыбаюсь и больше ничего.

Но, иногда, мне так хочется сказать ей, что я все время думаю о ней. Но, непонятно, почему, не осмеливаюсь. Наверное, думаю, что выглядит смешно… или как. И, все-таки, без Аргины мне очень грустно. Летом, когда на каникулы она уехала в Баку, мое сердце чуть не лопнуло от тоски. А последнюю ночь до утра не смог уснуть, до рассвета беспокойно крутился в постели. Интересно, пока не знаешь человека, она живет для себя, ты – для себя, и вот, встретив случайно, она становится тебе родной, даже , может, больше, чем родной, и тебе кажется . что не сможешь больше жить без нее, причем, удивляешься тому, как ты жил без нее до того… Мама говорит. что Аргина навсегда останется в нашем селе. Аргина сама как-то сказала: " Я из этого села никуда не уеду. Навсегда останусь у вас… У меня такое ощущение, что я здесь родилась. Нет, я это не поменяю ни одно место в мире."

Честное слово, я чуть не таю от радости, слыша эти слова.

Странная вещь: с тех пор, как Аргина стала жить у нас, парни нашего села стали относиться ко мне по-другому, не знаю, почему. но это, действительно, так, не раз замечал.

Может, повзрослел на год, от этого? Даже тракторист Максим, который раньше не разрешал садиться на сиденья плуга или сеялки, сейчас, заметив меня, сразу останавливает трактор, уменьшает звук мотора: тик– тик,тик… Высовывая голову в окошко Максим, улыбаясь, смотрит на меня и пальцем подзывает к себе. Я, конечно, подхожу. Он кладет свою огромную руку мне на плечо, (от тяжести его руки у меня чуть колени не прогибаются), и задает свой первый вопрос:

– Ну, как твои дела, Абик?

– Ничего, – отвечаю.

– Конечно, – говорит он следом и одновременно, мечтательно вздыхая, смотрит в сторону скалы Сарнатун, – конечно, почему должно быть иначе?… – Максим улыбается. У него такая улыбка, что кажется, вот-вот, заплачет. От смеха можно обалдеть. Но я, конечно. не смеюсь, иначе, он так двинет, что большим куском от меня останется ухо. Я с наивным видом говорю:

– У тебя очень красивый трактор.

Он внимательно смотрит на меня – шучу или нет? И задает второй вопрос:

– Правда?

– Да. Ни у кого такого трактора нет, – говорю.

Максим с гордостью смотрит на меня.

– Сейчас появились хорошие японские тракторы, – говорит он и смотрит на вспаханную им пашню. – Но они не для наших мест, они для равнинных местностей. Разве здесь могут выдержать японские тракторы, корни ореховых деревьев тянутся на километр.

– Что такое японский трактор по сравнению с твоим? – говорю я в ожидании самого главного вопроса Максима.

– А ваша Аргина знает , что у меня такой трактор есть? – наконец, спрашивает он, краснея до кончиков ушей.

– Конечно, знает, – бессовестно вру я. Лицо Максима сияет от удовольствия. И он, неожиданно произносит:

– Хочешь, научу тебя водить трактор? – и, не ожидая ответа, берет меня за подмышки и поднимает в кабину, устраивая возле себя, командует:

– Держи рычаг, вот так. Ногу поставь вот сюда. Молодец. Нажми педаль и медленно отпускай. Вот так, молодец!

Трактор гудит, выпуская дым, движется вперед, пластами выворачивая черную землю. От счастья у меня захватывает дух, я быстро смотрю по сторонам: жаль, но никто не видит. Завтра расскажу в школе, не поверят…

– Ну, как твои дела? – в оглушающем реве трактора и в лязге плугов еле слышу вопрос Максима. Я помню, что пару минут назад он задавал такой же вопрос, тут же отвечаю:

– Как прежде.

– Конечно, тебе хорошо, – кричит Максим.– Отчего бы тебе быть плохо.?…Говорю,

конечно, хорошо…

– Услышал… Ты мне скажи, как увеличить скорость?

– Нельзя, испортишь, – на мгновенье, внимательно, посмотрев назад, говорит Максим. И вместо того, чтоб увеличить скорость трактора. он останавливает его, снижает обороты мотора, озабоченно глядя на меня из-под густых бровей,с глубоким вздохом выговаривает:

– Мне кажется, Абик, что во всем Карабахе такой девушки, как Аргина, нет.

– Конечно, какой может быть об этом разговор, – по-взрослому отвечаю я. Мне нравится тон моей речи. Как равный с равным, прямо смотрю на Максима, выжидая, что он скажет. Максим снова вздыхает и, будто, выполняя тяжелую работу, говорит со стоном:

– Как раз плохо, что такой, как она, нет.

– Почему? – удивляюсь я.

– Не знаю. Если б не была такой красивой, может, удостоила бы своего внимания.

По-моему, в этом вопросе Максим совершенно не прав. Я-то знаю, что Аргина ко всем относится одинаково внимательно.

– Она со всеми любезна.

– Гмм, со всеми? – Конечно. Со мной не станет говорить. Был бы образованным, хотя б, может, удостоила бы… но сейчас – нет, не станет.

– Как это, не будет говорить? Будет, я же знаю. – Не знаю почему, но я как-то жалею Максима. Про себя, точно, решаю, что придя домой, обязательно поговорю с Аргиной об этом, потому что, в общем, он парень неплохой, хотя в прежние времена близко не подпускал к трактору. Между прочим, Максим в нашем селе самый молодой тракторист, а этим летом, работая на колхозном самоходном комбайне "Нива" , он, почти, не приходил домой ни днем, ни ночью. В основном, его заслуга, что колхоз, первым среди горных селений, закончил зерноуборочную страду.

– А как учишься? Наверное, хорошо? – спрашивает Максим. Будто, ему очень нужна моя учеба. Не о чем говорить, что ли?

– Да, – говорю и вижу, что он слушает меня краем уха, мысли его в другом месте.

– Не хватало, чтоб ты плохо учился, – добродушно улыбаясь, говорит Максим, – наверное, Аргина занимается с тобой.

– Ага, приходи к нам, с тобой тоже будет заниматься.

Максим смеясь, легонько хлопает меня по плечу:

– Хорошо. Абик-джан. Я отстаю от плана. Сейчас бригадир придет и станет надоедать. От меня передай привет…, – говорит он и сразу добавляет растерянно. – нет, не нужно, вдруг обидится.

И не только Максим…все-все изменились по отношению ко мне. Сапожник Меружан, который улыбается раз в двадцать четыре часа, сейчас, когда видит меня, непременно,

подходит ко мне, и его маленькие глазенки начинают бегать:

– Это где ты, Абик-джан, тебя совсем не видно?

– Где я должен быть, дядя Меружан,– говорю, – дальше нашего села, где могу быть? Я всегда здесь.

Меружан ворошит землю кончиком туфли, видимо, мои слова ему кажутся обидными.

– Такого молодоого парня, как я, дядей называешь, Абик?– говорит он.

– А как называть, дядя Меружан?

Меружан на меня смотрит таким взглядом, что, будь это в иное время, дал бы мне подзатыльника и сказал: "Айда!" Но сейчас он говорит строго:

– Больше, чтобы я не слышал, как ты меня называешь дядей, Абик. Этим ты, как будто, берешь острый нож и вонзаешь в мое сердце.

Мне трудно понять, почему такое простое и привычное слово – дядя, Меружану кажется острым ножом. Я хочу поговорить об этом, но Меружан неожиданно спрашивает:

– У Аргины, наверное, нет обуви, да?

– Как нет? – говорю я.– У нее новые туфли, недавно купила.

– Я сказал, может, нет?

– Имеет. И несколько пар.

– Эти туфли не изнашиваются, что ли, принес бы, я бы обновил. И она бы увидела, что у меня золотые руки.

Честно говоря, этот Меружан никогда мне не нравился. Может, поэтому его последние слова бесят меня.

– Нет, говорю, никогда не изнашиваются.

– Значит, не изнашиваются, – не отстает Меружан.

– Да, – почти кричу я, – не изнашиваются, потому что она всегда покупает новые.

– Так не пойдет, Абик. Камнем по сердцу мне не бей…

Я не знаю , о чем он, и жду, что скажет потом. И он говорит:

– Ты был моей надеждой, Абик. Думал, Абик мне, как младший брат, поймет меня.

Вот тебе новость… Удивительный человек – этот Меружан, иногда такое скажет, курам на смех. А он продолжает своим надоедливым голосом:

– Э-э-э, откуда пришла, жили себе спокойно в этих наших ущельях…

"Опять же, живи, кто тебе мешает?" – говорю я про себя и молча шагаю к дому.