Читать книгу В то далекое лето - Левон Адян - Страница 9

Потом, неожиданно, наступила зима. Все четыре месяца беспрерывно валил снег, дороги закрылись, стали непроходимыми, отрезав наше маленькое горное село от внешнего мира.

Лишь в последние дни марта солнце стало греть землю, вначале холмы, а потом поля и сады. Над селом и дорогами поднимался пар – испарение обильного снега и сырой земли.

Снег быстро таял, как и каждый год весной, традиционно запенилась, забурлила наша речка Барак Джур, неся сверху , со стороны гор, выкорчеванные деревья, мелкие камни. И день и ночь, без устали рычит, бурлит в темном ущелье.

В середине апреля уже не было снега, осталось только воспоминание о его обилии.

Из дальних стран вернулись ласточки, весело закружили над нашим домом. Где-то, в дальнем углу сада, в кустах, запел соловей, ему откликнулась из ущелья мать-кукушка. Не знаю, отчего, вчера целый день у меня не было настроения, а сегодня утром, измерив мне температуру, мама положила на стол какую-то таблетку и наказала мне из дома никуда не выходить, лежать в постели, пить теплое молоко, приняв эту таблетку. Теперь я лежу в постели, а часы прооходят так медленно. Я по одному считаю школьные звонки, ожидая конца уроков. Скоро придет Аргина, и мое сердце наполнится светом и нежностью.

Во дворе шумно открывается калитка железных ворот. "Это Аргина" – радуюсь в уме. Шаги поднимаются по ступенькам, медленно открывается балконная дверь, в дверях показывается Армен с большим букетом сирени. Войдя, он заметно теряется, как видно, он не ожидал в такое время застать меня дома.

– Ты что, Абик, не пошел в школу?

– Нет, – говорю, садясь на край кровати. – У меня ангина.

– Простыл, наверное, – говорит Армен, неуверенно оглядываясь по сторонам.

– Наверное, – говорю, – мамы дома нет, – добавляю я, глядя на букет цветов.

– Да, – произносит Армен растерянно, – а я думал, она дома.

Смешно, когда взрослые теряются. Я, например, никогда бы не растерялся, где бы ни был.

– Нет, ее дома нет, – повторяю я, – сегодня она работает в первую смену.

– Интересно, – произносит Армен, стараясь не смотреть в мою сторону. – Кто мне сказал, что видел, как она шла домой, значит, я неправильно понял…

Я думаю, что, наверное, кто-то из его родственников лечился у мамы, он пришел поблагодарить ее. Но почему не пошел в больницу, а пришел домой?

– Значит, эти цветы ты принес маме? – справшиваю я, но голос мой, по-видимому, звучит иронически, потому что Армен, как-то странно, смотрит на меня. Потом говорит:

– Абик джан, это нужно поcтавить в воду, а то сразу завянут. Найди посуду, сам поставлю. Я быстро нахожу трехлитровую пустую банку, наливаю водой и передаю ему.

После небольшой паузы Армен, заглядывая в соседние комнаты, негромким голосом спрашивает:

– Где Аргина?

– Пока не пришла из школы.

– А когда придет, не знаешь?

– Aргина? Она уже должна была прийти, не знаю, почему задерживается. Наверное, сейчас придет. Хочешь, подожди?

– Нет, нет, – разводя руками, говорит Армен, – в другой раз, сейчас мне срочно надо ехать в райцентр. Если тебе не трудно, Абик джан, как только Аргина придет, передай ей эти цветы. Хорошо?

Он меня принял за маленького ребенка. Не пройдет.

– Постой, а разве ты не маме принес их? – говорю я, а сам от сдерживаемого смеха чуть не лопаюсь.

– Ничего, Абик джан, Аргина сама отдаст маме.

– Хорошо, – говорю и, не моргая, смотрю ему прямо в лицо. – Как придет, отдам ей. Да, она сама увидит.

Армен направляется в сторону балконной двери.

– Когда еще пойдем в Тартарское ущелье? – спрашивает он, оборачиваясь у двери.

– Когда скажешь, – улыбаюсь я. После его ухода, оглядываюсь на цветы. Действительно, красивый букет. Видно, что у него неплохой вкус. Это первые цветы этой весной. Наверное, Армен принес их из Тартарского ущелья, потому что у нас сирень еще не расцвела.

Не знаю, почему, но из всех парней нашего села больше всех мне нравится Армен. Может, потому, что он чересчур культурный и уравновешенный парень, в селе со всеми, от мала до велика, любезен. Не знаю… Он высокого роста, широкоплечий, черноглазый, чернобровый, при разговоре слегка улыбается, при этом на его правой щеке появляется едва заметная ямочка.

После армии он работал в колхозе водителем, а в прошлом году, когда на реке Тартар началось строительство водохранилища, пошел туда. Работал на самосвале. В последнее время водит машину начальника строительства. На той машине часто приезжает в село. Армен даже отцу моему нравится. "Армен золотой парень, – однажды сказал отец в присутствии Аргины. – Куда бы ни поставить его, будет блестеть, как золото. Отец его тоже был хорошим человеком. С войны вернулся с несколькими ранениями, два года помучился, умер. Теперь сын занял место отца, не зря говорят. что из фиалковых корней вырастут фиалки."

Не произнося ни слова, Аргина внимательно слушает отца.

– Я не прав , Арус? – обращаясь к матери, внезапно спрашивает отец.

– Правильно говоришь, – мама таинственно смотрит на Аргину. – Армен хороший парень.

– Я старый человек, а старые люди имеют право учить, советовать.

Говорю же, мой отец не может жить без загадок. Кто бы спросил его, какой же ты старик?

– Это Вы – старик? – улыбаясь глазами, говорит Аргина, искоса глядя на отца.

– Аргина джан, ты меня молодым не видела, – довольный словами Аргины, улыбается отец, – нет, сейчас старый, не подбадривай меня, не обманешь. Когда человек близится к пятидесяти, значит, старый… А ведь эта глупая молодость так быстро проходит… Я скажу тебе, дочка, это пространство, которое разделяет старость от молодых лет, очень короткое, старость наступает неожиданно, как снег. Утром встаешь и видишь, все вокруг белым-бело. Отец Армена, правда, умер, но сын позаботился о семье, о сестрах, не сбежал в город, как другие, на легкую работу, остался в селе, на глазах у матери, а теперь, вон, привез стройматериалы, хочет построить двухэтажный дом.

– И, одновременно, учится заочно в автомобильно-транспортном институте, – добавляет мама.

– Дай Бог ему здоровья. Достойный сын таким и бывает. Человек своими делами ваяет себе памятник, который будет стоять столько, пока солнце не замерзнет, – довольный сказанным, отец победоносно смотрит на всех нас и продолжает: – вон, видите эти звезды? Есть звезды, которые давно погасли, но они продолжают светить нам, освещают нашу дорогу. Настоящий человек похож на такую звезду: его, к сожалению, нет в живых, но дело, оставленное им, живет, другим освещает дорогу. До меня, – продолжает отец, – сельским ветеринарным врачом был Вачаган, из соседнего села Колатак. Расположено это село прямо у реки Хачен, но он давно жил здесь. Царствие небесное ему, какой был честный человек, чистая душа, в наших селах не найдешь человека, кому бы он не сделал добра. Мир держится, вот, на таких людях… В нашем селе был и другой Вачаган… Нет, не Вачаган, Вагаршак, – засмеялся отец, -тихий, спокойный был человек, жил себе, опустив голову. Еесли с ним не заговорить, целыми днями мог молчать. Во время войны попал в плен, три года находился в немецких концентрационных лагерях, лет десять потом здесь, в наших лагерях мучился. Как-то из района приехал человек, инструктором райкома был, спрашивает Вагаршака:" Как ты жизнь свою прожил, дед?" – "Не считая немецких лагерей, ни одного хорошего дня не видел", – говорит Вагаршак. Прямо смех… У Вагаршака была дочь, ее звали Размела, такая красивая, что глядя на нее, останавливалось дыхание: волосы золотокудрые, а глаза, глаза… Вышла замуж в деревню Газанчи, мужа зовут Манташ, – растерянно оглянувшись вокруг, отец сказал. – Да, о чем я говорил?

– Про Манташа, – сказала мама. Но мне показалось, что она сказала это иным тоном, потому что отец растерялся еще больше и сказал:

– Нет, не про Манташа… Да, вспомнил, про отца Армена, хороший был человек, очень хороший был человек, Армен весь в него.

Аргина, также, небезразлична к Армену, я это заметил давно. Мы, даже, вместе однажды поехали в Тартарское ущелье посмотреть на строительство водохранилища. Туда поехали на “Виллисе” Армена. Как только мы спустились к реке в ущелье, словно спускаясь с гор, редкий туман расстелился над рекой, и солнечные лучи, проходя через него, отражались в реке, и вода в ней блестела, переливалась в лучах осеннего солнца.

Там и тут, слева и справа от дороги, какие-то парни продавали в ведрах кизил и орехи. Завидев машины, поднимали ведра вверх. Аргина сидела на переднем сиденьи, рядом с Арменом, а я, оставшись на заднем сиденьи один, прилипал то к одному окну, то к другому. Это было незабываемое путешествие в сопровождении зажигательной музыки из магнитофона. Высовывая голову из машины, я с интересом наблюдал горные склоны, утопающие в солнечных лучах, девственные леса и прозрачный Тартар, окрашенный в разноцветье гор.

Увлекшись разговором, Армен и Аргина почти забыли про меня. Они о чем-то непрерывно говорили, смеялись, и, несмотря на сильный встречный ветер, я слышал обрывки их веселого разговора. Армен вел машину на большой скорости, что мне очень нравилось. Дорога стремительно уходила назад из-под колес, а ветер беспрерывно свистел, фу-ш-ш-ш…

– Медленно езжай, Армен, – просит Аргина, легонько касаясь плеча Армена, – не видишь, повсюду ухабы?

– Боишься? – улыбается Армен, на мгновенье поворачиваясь к Аргине.

Его рука ложится на ее руку, и его пальцы нежно сжимают их. Он в этот момент вел машину только левой рукой.

– Смотри на дорогу, ты же можешь нас скинуть в ущелье.

– Моя машина знает, кто здесь сидит, она такое не сделает.

– Все равно, на дорогу смотри. Ты, что, впервые меня видишь?

– Нет, конечно, но каждый раз, когда вижу тебя, мне кажется, что в первый раз, и каждый раз влюбляюсь с первого взгляда. Знаешь, мне достаточно было увидеть тебя одно мгновение, чтобы потом не забыть целую жизнь.

– И когда это было?

– Когда ты еще школьницей впервые приехала к нам. С того времени. Всегда вспоминаю.

– Поэтому тебе хочется меня похитить и увезти на далекую-далекую планету? -смеется Аргина.

– Да. Точно, догадалась. Решил похитить. Шеф мой добрый старик, он обязательно отдаст машину.

– А зачем похищать… когда я согласна?.. – глаза Аргины таинственно сверкают, и улыбка рождается на ее пухлых губах и расходится по всему лицу.– Я согласна, – полуоборачиваясь в сторону Армена, говорит Аргина, – Похищай меня, но не на этой машине. На твоем старом грузовике. Увези меня на далекую-далекую планету.

Армен задумчиво смотрит на Аргину. улыбается.

– Ты знаешь. в последнее время… только не смейся над моими словами, хорошо?

– Говори, смеяться не буду, – отвечает Аргина. – Неужели я когда-нибудь смеялась над твоими словами?

– То, что я чувствую в последнее время, похоже на то, что чувствуют в религиозном экстазе верующие. Смешно, но я свой грузовик , который списан и брошен в одном углу гаража, забыть не могу. Не могу забыть по той причине, что на нем впервые привез тебя в село. Иногда, ловлю себя на мысли о том, что хочу зайти в гараж, втайне от всех, встать перед ним на колени и боготворить, как идола.

Я представляю Армена, стоящего на коленях перед старым грузовиком и молящегося, и, честное слово, еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. И кто это говорит – Армен… Нет, я поменял мнение о нем. Я бы, вместо Аргины, не стерпел, прямо потерял бы сознание от смеха. А она… А она и не думает смеяться, смотрит на Армена с интересом и вниманием, будто ждет, что он еще заговорит. Неужели ей, действительно, нравится это безрассудство? Ничего не понимаю. А Армен продолжает свое.

– Смешно, наверное…

– Совершенно, нет.

– Каждый раз, проезжая по большой дороге, ведущей в село, мимо понурого персикового дерева, где ты впервые вышла из грузовика, чуть притормаживая машину, я говорю: "Привет, старик, ты даже представить не можешь, как я рад, встречая тебя на своем пути." Я это говорю вполне серьезно. Ты не веришь мне? Смейся надо мной, но поверь.

– Верю…

Господи, неужели можно поверить в такой бред? Если даже меня станут вешать, все равно , не поверю. А Аргина верит. Удивительно, очень удивительно… Подожди… о каком персиковом дереве речь?! На большой дороге, ведущей в село, понурое персиковое дерево… Значит, Аргина в то время в село приехала на его грузовике. Вот, почему Армен так быстро уехал… Не хотел, чтобы кто– то видел. Как это я не узнал его машину? В то время тоже, помню, грузовик оказался мне знакомым. Но издалека не смог точно определить – Армена машина, или чужая. Да, я многое понял тогда, в Тартарском ущелье. Наблюдал строительство с фундамента плотины, а, заодно, в дороге подтвердились все мои прежние подозрения.

Пышный букет сирени ждет на подоконнике, и я тоже с нетерпением жду Аргину. Я слышу на лестнице ее легкие шаги. Сердце мое, почему-то,, начинает быстро колотиться. Волнуюсь, наверное. Аргина входит со светлой улыбкой на лице, своим приподнятоым настроением заряжая меня.

– Ну, как ты себя чувствуешь, Абик?

– Ничего, неплохо, – говорю я, улыбаясь, и взглядом показываю на подоконник. Аргина тоже смотри в ту сторону.

– Это что за чудесные цветы, кто принес? – последние слова она произносит почти шепотом. Я делаю вид, что ничего не заметил и говорю с невинным видом:

– Меружан.

– Кто? – у Аргины глаза даже округляются.

– Меружан, смеюсь я, сапожник Меружан.

Аргина берет букет и неожиданно достает оттуда свернутую бумажку – записку Армена. Я приблизительно даже предполагаю, что там написано. Вместо того, чтоб писать письмо, нужно было пойти в школу, вызвать Аргину и сказать ей то, что нужно. Тупой! Нет, наверное, не хотел идти в школу.

Я притворяюсь, что даже представления не имею, что там может быть написано. Аргина раскрывает бумажку и тихим шепотом спрашивает:

– Так, значит, говоришь, кто принес? – Оба от души дружно смеемся, и я незаметно для Аргины, заглядывая в записку, читаю: " Прости , срочно уехал в Мартакерт. Вечером жди. Твой Армен." После чего Аргина говорит пониженным шепотом:

– Абик, ты никому не скажешь?

– Не бойся, не скажу. Даже маме не скажу, – обещаю я.

А потом, тем не менее, не выдержав, спросил?

– Армен, действительно, твой?

– Что-о?

– Он там пишет: "Твой Армен".

– Прекрати, Абик. Стыдно тебе. Зачем читаешь чужие письма? – И, Боже мой, как она покраснела. Как маленькая девочка.

– А он разве чужой? – теперь таинственно улыбаюсь я. Аргина смотрит на меня строго, но я вижу, что она совершенно не сердится на меня, ее губы раскрываются, как роза в капельках росы, от теплого прикосновения солнечных лучей, и улыбка расползается по ее очаровательному лицу.