Читать книгу Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем - Страница 14

Владислав шел по узким варшавским улицам домой. Он только что отсидел три лекции в подпольном театральном институте, куда поступил сам, правда, не с первого раза. Когда юноша пришел сдавать вступительный экзамен, он не справился, и профессор сказал, что экзамен провален. Боясь насмешек отца и помня и уговор – если в случае неудачи Влад потом будет во всем подчиняться родителям. Страх перед грозным отцом овладел всем им, едва сдерживая слезы, молодой человек просил комиссию дать ему еще один шанс – последний. Профессор с улыбкой поглядел на него из-под очков, поинтересовался о причине так фанатично настроенного на поступление юноши. Влад не стал скрывать ничего от него – доверие превыше всего, и выдал как на духу сделку с родителями и угрозы отца. Преподаватель, опытный в сим вопросе, ответил:

– Вы понимаете, молодой человек, что ваш папа оказался прав.

– Я… я осознаю это, но прошу вас, дайте мне еще шанс. Быть актером – мечта всей моей жизни. Я уверен, чувствую, что стане счастливым. Пожалуйста, прошу вас! – по его щекам текли слезы, в волнении и бессилии он сжимал, теребил в ладонях край своего пиджака.

– Ладно, юноша. Я пойду вам на уступку, но только один раз.

– Спасибо. Большое человеческое спасибо! – Владислав хотел было упасть перед профессором на колени, но сдержался, пообещав как следует подготовиться.

О своем провале Влад сообщил только матери. Бронислава горячо поддержала сына, ничего не сказав Станиславу. На следующей недели состоялось повторное прослушиванием, где Владислав показал себя с лучшей стороны, и комиссия единогласно поставила ему отлично, выдав документ студента вуза. Молодой человек гордился собой, был благодарен матери за поддержку: именно она – добрая, ласковая, нежная, была на его стороне, любя младшего сына больше всех на свете. Отец и брат немного растерялись, узнав об успехе Владислава, но потом Станислав признал строптивого сына победителем в споре и, наконец, предоставил ему свободу.

В один из сентябрьских дней Влад пришел домой с учебы. Бронислава готовила обед, Станислав сидел за столом, читал газету. Вдруг в дверь кто-то постучал. Влад пошел открывать незваному гостю. Он надеялся увидеть на пороге тетю Софию или ее подругу-еврейку Галину Дохоцкую, с которой семья Шейбалов состояли в дружеских отношениях, но, отворив входную дверь, юноша увидел смотрителя их дома – невысокого тучного поляка с небритым лицом, лысеющего. Смотритель водил красноватыми белками глаз, он был изрядно пьян. Ввалившись без приглашения в квартиру и даже не разувшись – как был в грязных сапогах, он протопал в столовую, с тяжким вздохом уселся на стул, заплетающимся языком проговорил:

– Ты, Станислав, делаешь ошибку, что позволяешь своей жене и ее сестре общаться с Дохоцкой – этой жидовкой. Скоро немцы будут газить всех евреев и пусть – земля чище станет.

Бронислава глянула из-за плеча на смотрителя, затем на мужа. Тот оставил газету, строго ответил:

– Пан должен знать несколько вещей. Первое, – он загнул один палец, – больше не напиваться и не приходить в наш дом в таком виде. Второе, – он загнул еще палец, – не угрожать нашим друзьям или нам, так как вы понимаете, что это опасно для вас… если наша подпольная армия узнает о ваших словах.

Не успел смотритель возразить, как Станислав вместе с Владом подхватили его с обеих сторон и, вытолкнув из квартиры, спустили по лестнице. Вдогонку ему молодой человек с задорным хохотом крикнул: «И больше не являйся к нам. Забудь сюда дорогу!» И дверь захлопнулась.

Через несколько дней после этого случая в квартиру Шейбалов заглянул брат Галины, Иосиф Дохоцкий. Он выразил благодарность за поддержку сестры и сообщил приглушенным голосом, что тот смотритель найден на пустыре неподалеку мертвым, а на его теле был лист бумаги, на котором написано: так будет с каждым, кто осудит еврейский народ. Когда Иосиф ушел, Бронислава посмотрела в лицо супруга, в ее взгляде читался упрек.

– Зачем ты сказал… сообщил армии о его словах? По твоей вине убит человек.

– А что мне оставалось делать? Никто здесь не знает, что мы армяне. Все думают, будто мы евреи. Если начнут убивать еврейский народ, нас в живых не оставят.

Ночью того же дня начался обстрел Варшавы. Немецкая артиллерия скидывала одни бомбы за другими. Со всех сторон раздавались рвущиеся шумы, похожие на мычание тысячи коров, потом следовали разрушения зданий. Улицы были завалены осколками стекол, кирпичей, досок. Утром на какое-то время бомбардировка прекратилась, стало тихо и страшно, будто весь мир исчез. Владислав вышел на балкон поглядеть, что происходит. Внизу, посреди улицы, его соседка именем Осчения – девушка из движения сопротивления, что-то кричала в сторону, указывая куда-то то вправо, то влево. Подняв голову, Осчения заметила Влада, сделала ему знак спуститься. Юноша направился к ней, спросил:

– Что происходит?

– Иди за мной, сам увидишь, – она уверенно схватила его за руку, потащила за собой.

Вместе они добрались через груды развалин в парк, где в мирное время любили отдыхать дети – там были карусели. Зато теперь немецкие солдаты с редкой жестокостью отнимали детей у матерей, под страхом смерти заставляя их кататься на каруселях без перерыва, а в это время потехи ради включали детские песни на немецком языке. Отчаяние охватило женщин; они плакали, молили немцев прекратить издевательства, но те смеялись в лица несчастных матерей, обещали в случае непокорности открыть огонь по детям.

Владислав глядел из-за укрытия на эту ужасающую картину, словно уже разверзлись врата ада и поглотили землю. Сдерживая дрожь во всем теле, он тихо спросил:

– Что нам делать? Они же убьют детей.

– Нам следует объединиться, защищаться от врагов, – умозаключительно ответила Осчения.

– Но как? У нас недостаточно оружия, запасы еды кончаются. Нам не устоять.

– Если боишься, так и скажи.

– Я не боюсь.

– Тогда вперед.

Владислав вступил в отряд Сопротивления, следуя за остальными молодыми людьми. В течении 63 дней Варшава бомбилась немцами с воздуха. 63 дня беспрерывных боев, отчаяния, смятения и страха: настоящий ад, устроенный людьми – обычными людьми из плоти и крови. Почти весь город лежал в руинах, дома были разрушены, сожжены. Горожане: поляки, евреи, армяне, татары – все держали баррикаду, отбивали наступления немцев, но не хватало оружия и свежих сил, а гестаповцы наступали и наступали – на танках, самолетах. Владислав взял с собой отца и мать, тетю Софию и сестру Янку, приказал им немедленно следовать за ним, спрятаться от артиллерии в каналах и сточных ямах Варшавы – в этом длинном, сплетающимся лабиринте под землей. Замерзшие, по колено в воде, люди не сдавались, шли к своей цели – просто выжить.

Чутье и провидение вновь помогли Владиславу. Когда ему становилось особенно тяжко, когда непонятное томление комом сдавливало горло, он говорил родным уходить в другое место, ибо здесь оставаться опасно. И как только они оставляли свой спасительный закуток, через несколько минут туда падала бомба. Бронислава крестилась, обнимала сына, а Станислав клал ладонь ему на плечо, говорил: «Спасибо». В такие страшные моменты они верили ему.