Читать книгу Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем - Страница 27

Утром в палатах больным раздали завтрак: какао с молоком и хлеб с маслом. Ели молча. Когда санитарка забрала у них посуду, к Владиславу подсел один человек, приветливо улыбнулся, спросил:

– Доброе утро. Как твое имя? – большие карие глаза глядели весело и дружелюбно.

– Мое имя Владислав, я родом из Польши, – ответил незнакомцу молодой человек.

– Очень рад нашему знакомству. А меня зовут Парчови, я итальянец. Все мы тут, – он указал рукой в угол, как бы рисуя линию, – бадолисты из антимуссолинского движения. Мы находимся здесь, точнее, нас привезли в эту больницу, потому как у многих из нас обнаружили ревматизм, кто-то уже умирает от туберкулеза в отдельной палате. Но мне все равно здесь нравится больше, хоть это и тюрьма, – Парчови махнул головой в сторону окна, там были решетки, – но, по крайней мере, тут кормят неплохо, дают чистую одежду, всегда работает душевая.

Влад слушал его, не перебивал. Из его слов он понял, что война захватила всех, и даже среди немцев были те, кто выступал против Гитлера, против фашизма. До этого, находясь в плену в Альтварпе, юноша понимал лишь одно: немцы – зло, их союзники – зло. Ныне осознал, увидел собственными глазами, сколько людей в Германии пострадало из-за жестокого режима, сколько итальянцев сгинуло в концлагерях за иное мнение против войны.

Время от времени он выходил из палаты, думал о будущем, иной раз оглядываясь назад. Из того пережитого им грустно становилось от расставания со Стасом. Как он теперь там, в плену? И если он, Владислав, посмеет убежать на волю и если однажды разыщет жену друга, как посмотрит ей в глаза, что скажет? Это Стас должен был выбраться, не он. Стас был готов к любым испытаниям, он знал столько путей выживания, да не смог покинуть Альтварп.

На ужин раздали немного каши и яблоки, было скромно, но необычайно вкусно и приятно для желудка. Ночью, когда все уже спали, к Владиславу подкрался незнакомец, дернул за плечо, прошептал в тишине:

– Проснись. Эй, парень.

Влад слышал, что кто-то зовет его, но сквозь сон не мог сообразить – правда то или нет. Приоткрыв глаза, он увидел над собой склонившийся силуэт незнакомца. В ужасе и испуге юноша хотел было крикнуть, позвать на помощь, но незнакомец приложил палец к губам, сказал:

– Тихо, не кричи.

– Кто вы? – спросил Владислав, натягивая на себя одеяло словно защиту.

– Не бойся, я тебя не трону. Ты из Польши?

– Да, – неуверенно проговорил тот, – но кто вы все таки?

– Я польский офицер. Мы лежим здесь на втором этаже. У меня есть ключи от многих дверей – я выпросил их. Вы единственный разумный человек из тех, что прибыли недавно и потому мы хотим пригласить вас побеседовать с нами. Вас будут ждать горячий кофе, пирожное и шоколад. Не откажите в беседе с нами.

– Как я выйду? Ведь здесь повсюду охрана, за нами следят.

– Ночь темна и укроет нас. Надевайте халат, молодой человек, а обувь не нужно. А теперь следуйте за мной.

Необычный ночной посетитель развернулся и направился к выходу. Владиславу ничего не оставалось, как пойти следом. Они благополучно миновали коридор, спустились по запасной винтовой лестнице и вошли в большую палату, где их поджидали польские офицеры. Они протянули Владу пирожное и кофе в большой кружке, усадили на стул как почетного гостя и стали расспрашивать его обо всем, начиная с варшавского восстания, продолжая концлагерем и заканчивая больницей. До своего решительного обманного шага юноша красочно поведал обо всем, что видел, что пережил. До мельчайших подробностей описал испытанные им чувства, когда он всякий раз проходил мимо стены с колючей проволокой – то препятствие между пленом и свободой. Возможно, и сам он построил свою собственную стену в душе, отчего испытывал противоречивые чувства, если видел что-то новое, непонятное, простое. Влад колебался: рассказать ли офицерам о хитрости в кабинете врача или умолчать? Он понимал, что смолчать о том не смог бы до конца жизни и открыл своим новым знакомым эту тайну. На его удивление офицеры отреагировали довольно спокойно. Тот, что привел его, ответил:

– Ты хотел жить и потому поступил верно, спасая себя. Оставшись в концлагере, ты не дожил бы до весны, большинство там замерзают или падают без чувств от голода, и им никто не помогает, потому как некому.

Сказанные офицером слова несколько успокоили разум, но не душу. В памяти вновь возник образ Стаса: как он там, ел ли сегодня или вчера? А он, Владислав, ныне в больнице, в тепле и сытости, чистый, в новой одежде. И почему не Стасу, а ему пришло в голову отдать врачу чужую слюну?

Так они проболтали почти до рассвета. Когда у кромки леса на горизонте показалась розовая полоска наступающего утра, тот же самый офицер проводил Влада тайными извилистыми коридорами наверх, пообещав вскоре вернуться.

Весь последующий день юноша ходил счастливым. Он приобрел новых друзей, он теперь не одинок. После обеда немецкие санитары велели всем, кто держится на ногах собираться во внутреннем дворике госпиталя на тренировки. Влад и там встретил офицеров, тренирующихся вместе со всеми. Один из них подошел к нему, шепнул на ухо: «Сегодня ночью один из нас вновь придет за тобой. Нам необходимо поведать тебе что-то важное».

Вечером Владислав томился в ожидании, с нетерпением дожидался прихода офицера, ясно надеясь, что те выдадут ему некий план побега. Но все оказалось иначе. Офицеры рассказали, что одному из них недавно сделали операцию по удалению аппендикса, но неудачно: офицер умер через два дня и его нужно похоронить – то приказ немцев. И потому они просят Владислава присутствовать на похоронах, отдать должное, почтить память усопшему. Юноша согласился, чувствуя тяжелый камень в душе. Он не любил похороны, боялся самой траурной церемонии. В памяти всплыли похороны дяди Жозефа; тогда было много, очень много людей, его отталкивали, не подпускали даже на сантиметр и ему не удалось коснуться лба родного человека. После он не присутствовал ни на каких похоронах и дал себе слово ни в жизни не ходить на кладбище. А теперь ему предстоит порушить слово, данное самому себе: возможно, это как раз и перечеркнет ту невидимую линию отчуждения между ним самим и его страхами.

Похороны были ранним утром. Все присутствующие – офицеры и Влад одеты в траурные костюмы. Процессия под конвоем немцев из гестапо двинулась из ворот больницы по направлению к лесу. Листья уже совсем пожелтели и осыпались, ярко светило солнце, но лучи его уже не грели. У укромного места под сосной была вырыта могила. Гроб осторожно опустили в нее и все присутствующие поляки бросили по горстке земли, и Владислав сделал тоже самое, тем самым отдав должное этому человеку.

После похорон офицеров также под конвоем провели в больницу. Пока они шли по мягкой влажной земле, у Владислава на глазах выступили слезы. Он видел кольцо – вооруженное кольцо охраны, он вспоминал решетки на окнах палаты, во всей больнице. Как наивно он мечтал еще недавно в концлагере Альтварпа, что стоит лишь выехать за ворота с колючей проволокой, пересечь черту воли-неволи и ты свободен и можешь бежать куда хочешь, куда глаза глядят. Ах, как он ошибался! Не только концлагерь, но вся Германия была тогда одной большой тюрьмой: для пленников, врагов, своих и чужих.